Истории психотерапии

Для соблюдения протокола он попросил Марфу поведать о раннем развитии и отрочестве, привычках и увлечениях, образовании и личной жизни, не углубляясь в подробности. Марфа отчеканила краткий пересказ анамнеза. Борис довольствовался малым, собираясь найти недостающие сведения в архивных картах, и пригласил ее явиться в следующий четверг, а если возникнет острая необходимость, можно записаться пораньше, не сокращая посещения психиатра.

– Вы полагаете, есть смысл ездить к вам? – спросила Марфа с подвохом. – Полтора часа туда и обратно – дорогое удовольствие.

– Я полагаю, что нет смысла относиться к лечению формально. Результат наших занятий зависит и от ваших усилий тоже. В течение недели старайтесь получать больше позитивных впечатлений. Учитесь замечать вокруг радостные моменты. И записывайте в тетрадь, когда вы были встревожены, когда портилось настроение, и когда приходили интересные или просто хорошие мысли. Предлагаю вам завести дневник и фиксировать любые переживания – поможет собрать в папку разрозненные идеи и снизить беспокойство. Не пробовали?

Марфа скептически улыбнулась.

– Не доводилось. Хорошо, возьму на заметку. А что с лекарствами?

– Принимайте по прежнему назначению. Мы не будем их касаться. За этим следит Вадим Петрович.

– А вы типа психолог?

– Я тоже врач, врач-психотерапевт, – степенно объяснил Борис. – И помните, что все наши беседы останутся между нами. Я не пишу подробных записей. У нас полная конфиденциальность. В целом вы сейчас чем занимаетесь?

– В салоне свояченицы подрабатываю нелегально, помогая с товаром. Я чуть-чуть дизайнер, оцениваю одежду на предмет качества, подмечаю, что и как лучше выставить. С хозяйкой не сближаюсь, боюсь испортить общение. Получаю пять копеек, зато не сижу у телевизора под мычание сериалов.

– Прекрасно, когда есть творческая занятость.

– Когда как! Бывают настолько адские дни, что пропади все пропадом. А как страдают писатели, композиторы, когда их покидает вдохновение? Как рождаются великие произведения? Через тяжесть и самоистязание, не иначе.

– Во многом так и есть, – согласился Борис. – Только не надрывайтесь. Усталость ухудшает общее самочувствие. И обязательно высыпайтесь.

Окунувшись в бушующий мир Марфы, Борис отвлекся от переутомления, показав высокую вовлеченность. Слабость и заплетающийся язык сигналили, что пора выпить кофе с сахаром. Только напиток богов и спасал, чтобы не уснуть за столом, прилипнув к засаленным карточкам.

Неприлично широко зевнув, Борис занялся бумажной волокитой. Следующий прием отменился, а остальные заранее перезаписаны на другие дни. До обеда он просидел на совещании с закатанными глазами, выслушивая, как правильно заполнять статистические талоны, и сколько осталось схимичить приписок для выполнения плана. Администрация угрожала репрессиями и призывала сохранять тонус и понимание. Рядовые будни. Врачи ко всему привыкли.

…Воспитываясь в семье инженера и преподавателя истории, Борис вдруг увлекся биологией, получил призовое место на ботаническом конкурсе и без протекций поступил в медицинский. Вовсе не планируя заниматься душеведением, до третьего курса он собирался стать анатомом и самозабвенно препарировал трупы, пока не понял, что эта деликатная сфера не для него. В группе отличался шабутным нравом, был заводилой и лихо решал чужие проблемы. С его мнением считались, но он не стал общественным активистом, хотя умел поддержать в нужный момент и проанализировать житейскую переделку.

От природы коренастый и атлетичный, с квадратным лицом, раздвоенным подбородком, оттопыренными ушами и стрижкой под «ежика», всегда уравновешенный и неторопливый Борис усиленно занимался в тренажерном зале, наращивая мышечную массу и участвуя в межрайонных соревнованиях. Впоследствии выбрав учебу, он приостановил спортивную карьеру, поднимая гири и штанги лишь ради удовольствия. После анатомических опытов увлекся неврологией и чертил рефлекторные дуги, выступив с докладом на областной конференции на тему значения проводящих путей и кортикальных связей в терапии мигрени.

Внешне Борис производил впечатление человека с железными нервами, но прислушиваясь к себе, отчетливо замечал, что когда сильно волновался, обязательно простужался, и голова будто наливалась свинцом, а когда пребывал в приподнятом расположении духа, то болячки рассасывались, самопроизвольно исчезая. Неврология не давала прямых ответов о причинах происходящего. Порывшись в стеллажах читального зала, Борис наткнулся на пособие по психосоматике, изучив его вдоль и поперек. А когда пришел черед цикла психиатрии, по уши влюбился в предмет, попав под очарование мифов таинственных знаний.

Познавая психопатологию, Борис находил у себя вычитанные симптомы, улавливая неоднозначность границ между нормой и патологией, и проводил опасные эксперименты с психотропными препаратами, проверяя их действие на собственной персоне. Чего он только не перепробовал, докладывая изумленным врачам, как на него влияют транквилизаторы, антидепрессанты и нейролептики, выделяя клинические эффекты и побочные проявления.

Преподаватели называли его недалеким «качком» и рандомным попутчиком, а Борис отчаянно доказывал законное право быть своим в научной среде. По общему конкурсу он не прошел в ординатуру и убедил родителей взять кредит, чтобы оплатить обучение. Летом без проволоки устроился охранником в супермаркет и за два года выплатил заем с процентами.

Стажируясь в дневном стационаре, Борис попал под влияние известного психотерапевта Мухина, безвозмездно обучавшего ординаторов и интернов основам психотерапевтического мышления. Доктор три раза отказывал Борису в протекции, но благодаря не иссекаемому рвению все-таки добавил наглеца в кружок посвященных.

Борис включился в освоение психотерапии, запустив перерождение, когда как гнойники вскрылись личные комплексы и неразрешенные противоречия. Знакомая ординатор второго года предложила записаться на личный анализ. Борис согласился и узнал о себе много нового, ощутив себя бездарностью и никчемным зазнайкой, даже хотел забрать документы и распрощаться с медициной, переквалифицироваться в фитнес-тренера или вышибалу, но разум победил смуту. Борис кое-как сдал итоговый экзамен на «удовлетворительно», зная, как много предстоит пройти в будущем проверок на прочность.

– Без психотерапии тебе ничего не светит, – убежденно повторял Святослав Петрович Мухин. – Слово лечит, ты в этом убедишься. Читай книги и совершенствуйся! Ты создал сосуд, а чем его наполнишь? Искореняй невежество самообразованием!

Бориса задевала любая критика и намеки про уровень интеллекта. Чтобы прокачать мозг, он поселился в библиотеке и перечитывал тома классиков, поражая кафедральных ассистентов знанием терминологии. После трех лет психиатрической каторги Борис поставил на кон судьбу и подал документы на переподготовку по психотерапии, не ставя наперед грандиозных целей, а чтобы на всякий случай получить лишний сертификат, запомнив пророчество, что без психотерапии ему «ничего не светит».

В предпочтениях нозологии Бориса бросало в крайности: психозы, психопатии, органические заболевания и неврозы. Маэстро Мухин объяснил недоучке, что тот сам пока запущенный невротик, а чтобы вылечиться, придется многое понять, о чем он пока не догадывается. Борис не возражал перед постановкой вопроса, хотя иногда закрадывались сомнения, на каком основании он невротик? Вроде бы ни на что не жалуется, психически адекватен, отдает отчет своим действиям, ни на кого не обижен, кое-как понимает себя, нарциссизмом и истерией не страдает, лбом о стены не бьется, и даже никогда не собирался свести счеты с жизнью. Впрочем, профессуре виднее.

Но почему он до сих пор пыжится? Почему не сходит с дистанции, ведь не получается досконально разобраться в себе, и предмет тяжело дается? Он плохо различает симптомы, путается в назначениях, и не всегда находит контакт с больными. Лишь значительно позже Борис заметил, что пациенты прислушиваются к нему и даже вылечиваются, кто-то дарит конфеты, а кто-то горький шоколад. Значит, он не самый пропащий врач и когда-нибудь добьется признания.

Расставив приоритеты, Борис отлынивал от научной деятельности, недоумевая, как пронырливые ассистенты совмещают науку и практику. Он смущался выступать на публике, отказываясь заменять преподавателей. Когда по просьбе заведующего зачитывал истории болезни на клиническом разборе, краснел и заикался, чувствуя себя скованно под рассеянным взором курсантов. Видимо, он создан для размеренной практики без лишней суеты. Вот бы найти подходящее место с дружным коллективом, справедливым начальством и приличным окладом?

Год учебной терапии сгладил выпирающие личностные углы. Он уже научился перенимать опыт и анализировать промахи, развивать положительные стороны и корректировать недостатки. Теперь Борис смотрел на себя более объективно, зная, что Мухин так и не смог вдоволь покопаться в его мозгах. На сеансах Борис изящно манипулировал, либо откровенно лгал, реже изображал искренность, но все равно стал более адаптивным в обществе.

Он никогда не боялся неопределенности, блистая отменной физической подготовкой, а замечая восторженные женские взгляды, не пытался выглядеть ловеласом, встречаясь на постоянной основе с ровесницей с педиатрического факультета. Собирался сделать ей предложение, а после выпускного вечера осознал, насколько они разные, ведь их объединяет только вуз и диплом. Избранница оказалась словно с другой планеты. Даже не обсудив расставание, летним дождливым днем пара просто перестала общаться. Осталось лишь разгадать, почему так долго они продержались вместе? Вроде не получилось любви, а только взаимовыгодное сотрудничество. Когда их тропинки разошлись, то симпатия испарилась. Борис уже не нуждался в ее поддержке, а Юля наслаждалась свободой, выкладывая на всеобщее обозрение откровенные фото, словно специально хотела его задеть, а Борис ни капли не ревновал, когда ненароком натыкался на нее в компании ухажеров. И сейчас он прекрасно переносил холостяцкий быт, не пускался в неразборчивые связи, хотел влюбиться, но почему-то не влюблялся, а отношения без чувств называл неправильными, не допуская флирта на территории клиники.

Закатав рукава, Борис принимался за самые каверзные случаи без сомнений, усвоив неписаное правило, что по мере накопления опыта врач выбирает для себя определенную область знаний, те диагнозы, которые на его субъективный взгляд проще поддаются лечению, более понятны и необременительны. Одни предпочитают большие психозы с развернутой клинической картиной, других привлекает «органика» или зависимости, а третьи занимаются строго невротическими расстройствами. В пациентах Борис, прежде всего, видел многогранные личности, а не набор симптомов и синдромов.

Раздражая учителей, Борис до второго пришествия не усваивал суть психотерапии. Что это? Осознание, инсайт, навык, прямое или косвенное внушение, научение, отреагирование или катарсис? Перед сертификационным экзаменом он все-таки уяснил, что механизм психотерапии переплетен множеством поведенческих, эмоциональных, когнитивных и бессознательных факторов.

К подсознанию Борис относился двояко: не отрицал наличие этого феномена, но и не преувеличивал его значение. Он мыслил более конкретно, желая рассмотреть и пощупать явление, проверить на себе техники, получить и зафиксировать реальные перемены в самый короткий срок. Позже жизнь научила, что мгновенные осознания в будущем оборачиваются рецидивом проблемы, а стойкое излечение возможно лишь в долгосрочной перспективе.

Наблюдая диаметрально противоположенные мнения, когда одни корифеи убеждали, что всем пациентам показано длительное лечение, а другие авторитеты доказывали, что достаточно короткого курса для избавления от невроза, Борис блуждал в потемках, пытался разобраться в первоисточниках и докопаться до истины, но так и не нашел исчерпывающих ответов. Есть только вечная аксиома: необходимо прикладывать усилия, вдохновлять, исцелять, внушать веру, и тогда что-то полезное обязательно случится. Стоять на своем и не оглядываться назад – великолепное правило наряду с трансляцией позитивного мышления.

К личным болевым точкам Борис относил депрессии, когда приходилось долго устанавливать продуктивный контакт, преодолевая пассивность и пессимизм. Мрачное настроение пациентов передавалось ему по цепочке, вызывая негодование из-за проявленного малодушия. Психотики упирались в противоречие: клиническая определенность и длительная реабилитация при очевидной непредсказуемости прогноза. Правильно организованный лечебный процесс способен упорядочить психику и продлить ремиссию, а некоторые пациенты неожиданно оживали и выглядели лучше врачей, словно нарушая законы природы, отказываясь от препаратов и наблюдения.

Невероятно томительно Борис привыкал к специфике неврозов, пытаясь понять сущность личностных конфликтов, когда пациенты не отзывались на проводимые интервенции и бунтовали. Что есть «невроз» в полном смысле, он так и не разгадал, считая его следствием мозговой дисфункции, неадекватным способом адаптации к изменяющимся условиям, капитуляцией перед внешними напастями и бессознательным выбором.

Самые умопомрачительные теории рассыпалась перед житейскими наблюдениями. Опытным путем Борис отказался от глобальных вопросов и миссионерских замашек. Высокая загруженность, хроническое переутомление и нескончаемая писанина отвлекали от рефлексии по поводу качества лечения и самоэффективности.

Борис кокетливо называл себя ремесленником средней руки и добротным учеником, познавшим азы психотерапии. Сравнивая себя с более маститыми коллегами, он испытывал комплекс неполноценности, будто они знают многое, чего он не знает, более интуитивны и адаптивны к стрессу, а он склонен к сомнениям, не способен мгновенно принять правильное решение и сориентироваться в патовой обстановке. Читая биографию «звезд» психотерапии, Борис убедился, что все они без исключения проламывали бетонные стены, оставаясь верными своим принципам, отрекались от ортодоксальных концепций и создавали новейшие направления в согласии с внутренним «Я», проявляя сверхвовлеченность и самоотдачу.

…Среда – день открытой психотерапевтической группы строго с десяти тридцати до двенадцати. Группа – главное детище Сметанина. Уже и не сосчитать, сколько потрачено энергии, чтобы запустить тонкий механизм на голом энтузиазме. До него многие штатные психотерапевты пытались создать нечто похожее, но ни у кого не получилось развить долгосрочный проект. Борис получил прямое признание руководства, и ежегодно докладывал о развитии группового процесса, участвуя в психиатрических конгрессах на секции психосоциальной реабилитации.

Состав участников подбирался разношерстный. Удалось объединить в одном круге пациентов с депрессиями и психозами, невротиков и даже хронических алкоголиков. Больные с легкими и тяжелыми диагнозами посещали занятия однократно, либо неограниченное количество раз, находясь на лечении. Группа регулярно пополнялась новыми лицами, а «старички» возвращались, когда вновь оказывались в больнице. Вне диспансера им не разрешалось участвовать в занятиях, так как желающих накопилось слишком много, и находились упрямцы, отказывающиеся выписываться.

Борис пробовал открыть второй групповой день, но физически не хватило сил. Накопив опыт, он передавал знания заинтересованным врачам и приглашал на мастер-классы клинических психологов и ординаторов, превратившись в незаменимого лидера, хотя сам себе в этом не признавался.

На занятиях можно без опаски поделиться невзгодами, рассказать о своей жизни, обсудить любые события в городе, стране и мире, и отметить ход выздоровления. Борис не предлагал сверхсложных заданий, никогда не ругал за опоздания и вел группу предельно демократично и деликатно.

На заглавный план выставлялась заранее приготовленная тема, затрагивающая интересы большинства. Затем отрабатывались упражнения на развитие социальных навыков, понимания себя и окружающих, озвучивались правила по избеганию конфликтов с родственниками, как важно принимать лекарства и доверять лечащему врачу, как заметить признаки обострения болезни и вовремя обращаться за помощью. Формальный план ведения занятий существовал, но следовать ему вовсе не обязательно. Обсуждение темы переходило в спонтанное общение, сохраняя ощущение реальности в противовес миру фантазий, являясь самым ценным моментом.

В круге участники выражали подлинные эмоции: радость, сопереживание, сочувствие, раздражение, гнев, злость, скорбь, получая заметное облегчение и поддержку с обратной связью, устанавливали дружеские связи, вытаскивали голову из песка, социализировались и вырывались из лап депрессии и пут аутизма. Борис не переставал восхищаться, когда на поникших лицах вдруг появлялась озорная улыбка, а больные с когнитивными нарушениями поражали сообразительностью. У многих заметно повышалась мотивация, чувство собственного достоинства и уверенность в себе, а невротики понимали, что их проблемы сущая ерунда по сравнению с ошеломляющими испытаниями других, что они могут в одночасье вылечиться и впредь беречь психику, что никогда нельзя отчаиваться и видеть вокруг только плохое.

Группа давала набор первостепенных навыков, и Борис также многому учился у пациентов. Раз в квартал он приглашал на занятие врачей диспансера, чтобы они воочию убеждались в эффективности групповой психотерапии, и они действительно уходили с занятия под впечатлением. Кто-то подозревал подвох, ошибки диагностики и наличие подставных актеров, кто-то скромно молчал, ликуя внутри, а кто-то не скрывал зависть и критично высказывался о перспективах реабилитационных мероприятий.

Не ожидая хвалебных од, Борис занимался праведным делом, достигая реалистичных целей по предотвращению изоляции, повышению социальной адаптации и формированию критичного отношения к болезни. Спустя год интенсивных встреч он стал заметно уставать и терять былую сноровку, а в отпуске не успевал полноценно восстановиться. Чтобы беречь ресурсы и для равномерного распределения нагрузки, он пригласил в группу клинического психолога в качестве полноценного ко-терапевта. Начинающий специалист Лидия Юрьевна Ланская внесла коррективы в групповую динамику, развив женское начало. Будучи тонким диагностом и амбассадором душевности она мгновенно обрела популярность. Борис убедился, что группа будет развиваться и без него, ведь теперь есть, кому передать опыт и полномочия. А через полгода психолог вышла замуж и ушла в декретный отпуск, намекнув, что вряд ли вернется в клинику, так как планирует перебраться в более спокойное место. Борис похвалил ее за честность, ответственное отношение и отличные результаты. Место ко-терапевта оставалось вакантным, пока талантливый ординатор Мария Сергеевна Турчак не попросилась на стажировку. После обстоятельного собеседования Борис тут же включил ее в групповой процесс. Мария Сергеевна добавила свой стиль, неотразимый шарм и юношеский задор. Участники ответили коллективным вдохновением. Возникли здравые опасения, что у некоторых больных может ухудшиться состояние из-за эйфории, но Борис принял профилактические меры. Освоившись, Мария Сергеевна смелее брала инициативу и иногда перетягивала одеяло на себя, а затем извинялась, утверждая, что увлеклась. Борис обходился без критических замечаний, собираясь выделить ей отдельный день, зная, что раскол неминуем.

…Завязнув с оформлением историй болезни, Борис опоздал к началу занятия, никогда не успевая вовремя написать протоколы. Папки копились на столе, возвышаясь вавилонской башней, а он вспоминал о них, только когда выслушивал замечания от начмеда в день выписки, когда оставался последний шанс заполнить карты без опоздания.

Поприветствовав собравшихся, Борис сразу принял оптимистичный лад, заявив, что находится в приподнятом настроении, хотя не выспался и малость простужен, но готов к свершениям и победам.

– Доброго дня, друзья! Сегодня мы почти в полном составе. Кого пока нет, тот, наверно, вот-вот подойдет. Давайте обсудим, что хорошего случилось у вас прошедшую неделю? Начну с себя! Я прочитал занимательную книгу по психологии, съездил на шашлыки, тренировался в спортзале и пообщался с отцом, которого не видел полгода. В общем, отлично провел выходные. А как прошла ваша неделя? Есть желающие высказаться?

– Можно я? – глухо произнес апатичный Петр в светлом свитере и с серым шарфом на шее. – Я в основном сидел дома и смотрел на дождь. Зачем выходить на улицу? Холодно, слякоть. Читал детектив, оплатил коммуналку. Хочу записаться в какой-нибудь кружок, но не знаю, что выбрать.

– А какие есть варианты?

– Шахматы, шашки, интеллектуальный клуб знатоков и мастерская по сборке роботов, но я вряд ли там потяну. Я плохо соображаю, очень медлительный, по многу переспрашиваю. Хочется быть более собранным. Иногда получается, а иногда нет.

– Если стараться, то обязательно получится. Ну, и вредно требовать от себя слишком многого. Петр, здорово! Похвальная инициатива.

– Врач сказал, что лучше не спешить с большими нагрузками.

– Спешить нельзя – верно! Но и засиживаться в четырех стенах тоже не вариант, – указал Борис. – Для выхода из депрессии нужно прикладывать усилия. Одними лекарствами сыт не будешь, простите за каламбур.

– Как они надоели! По-моему, я на них не реагирую. Пью уже три месяца.

– Но уже есть положительные сдвиги.

– Вы думаете?

– Разве нет? Вы стали более активным. Ребята подтвердят?! Вспомните себя два месяца назад? Тогда вы не понимали, что происходит вокруг. Приходили сюда с бабушкой, на вопросы отвечали невпопад и жаловались на отсутствие ближайших планов. А сейчас кое-что изменилось. Согласны?

– Вроде того, – вяло кивнул Петр, – значит, я все правильно делаю?

– Давайте спросим у остальных?

– Да, ты вообще красавчик! – поддержал Семен, жилистый парень с орлиным носом, перенесший черепно – мозговую травму на военных сборах. – Так держать! Я бы не поверил, что ты в депрессии! Чисто для развлекухи зашел сюда за компанию.

– Вот и подтверждение! Семен, а у вас как дела? – переключился Борис.

– Терпимо. Сложно что-то выделить. Ничего дурного не произошло. Мне меняют лекарства, уменьшают дозу. Я отгоняю плохие мысли. Вы учили блокировать их и заменять на нейтральные. У меня кое-как выходит. Мама сказала, что когда я поправлюсь, то смогу восстановиться на учебе, а я сомневаюсь. Неохота опять ездить в универ и зубрить конспекты. Не знаю, зачем это все, но тогда надо работать, а я ничего не умею делать. Утешает, что в армию уже не возьмут.

– А что приятного или интересного произошло за неделю?

– Наверно, что-то было, а я не запомнил.

– Хорошо, спасибо. Если вспомните, дайте знать! Кто еще хочет высказаться?

– Разрешите? – приподнялась упитанная женщина в малиновой блузке.

Борис был уверен, что она симулирует болезнь и посещает занятия, чтобы развлечься. Яркий демонстративный радикал и склонность к ипохондрии заставляют ее без остановки ходить по врачам. Психиатры перепробовали на ней внушительный список лекарств, добившись только аллергических проявлений. Теперь Фаина принимает только глицин и чай с мятой. Ее участие в группе создало несомненные плюсы: она заряжает других позитивом, производит впечатление цветущей тетушки и делится красочными монологами, когда остальные предпочитают молчать, в некоторой степени пародируя ко-терапевта. Борис не упоминал об этом, чтобы Фаина не зазналась и не испугалась ответственности, а она всегда ее избегала. Неугомонно беспокойный характер сделал ее вечным посетителем отделения. На группе она научилась контролировать свое состояние, отмечая ухудшение самочувствия по субботам, когда совершенно нечем заняться.

– Я увлекательно провела неделю, – призналась Фаина. – Посетила цветочную оранжерею и купила букет лилий. Цветы стоят в вазе и вкусно пахнут! Сейчас покажу! – она достала из целлофанового пакета телефон и включила экран. – Правда, красиво?

– Бесподобно! – похвалил Борис. – Красота всегда находится рядом с нами. Попробуйте замечать красоту везде, чтобы поднять себе настроение. А если мы застреваем на пасмурной погоде, плохих мыслях, прошлых неудачах, то пропускаем что-то хорошее в настоящем. Берите пример с Фаины!

– Эти выходные стали особенными! – добавила она с театральной выразительностью. – Мне отчетливо легче! Раньше места себе не находила, ныла спина и затылок, и я как будто реагирую на лунные затмения. Сейчас соблюдаю диету: отказалась от мучного и почти не употребляю сладостей. Одеваюсь и замечаю, что прежние размеры великоваты! Скоро стану стройной как Мария Сергеевна!

Сегодня психолог отсутствовала по уважительной причине. До Бориса дошла слухи, якобы между ними завязался роман, либо они давно состоят в длительных отношениях, чуть ли не живут вместе. Догадываясь, откуда ветер дует, Борис не опровергал домыслы, ведь никто прямо не указывал пальцем. Даже льстило, что их сосватали, однако, голову занимали более важные вопросы.

– А когда будет Мария Сергеевна? – не унималась Фаина. – Нам ее не хватает!

– В следующий раз. Я передам ей, как вы скучаете, – пообещал Борис, почесав брови.

Участники довольно переглянулись, словно убедившись в догадках.

– Она заболела? А вы пуленепробиваемый! – заключила Фаина. – Иногда я просыпаюсь среди ночи и думаю, что будет, если наша группа закроется, если вас переведут в другое отделение или повысят? Станете заведующим и перестанете помогать нам? Кто вас заменит? Вы же незаменимый! Вы Марию Сергеевну всему научили, но она пока зеленая. Без вас никак!

– Приятно слышать, спасибо! Будьте спокойны, пока на повышение не собираюсь. А если что-то изменится, то группа останется – обещаю! И Мария Сергеевна не подведет!

Дальше очередь дошла до Евгения из отделения дебютного психотического эпизода. Сейчас никто из обывателей не поверит, что три недели назад он был возбужден, высказывал бредовые идеи, прислушивался к слуховым галлюцинациям и хотел «по-мужски» разобраться с вымышленными врагами. Теперь он невозмутим и рассудителен, послушно принимает поддерживающее лечение и проходит курс индивидуальной психотерапии. Ему повезло с родителями, которые сразу заметили отклонения в поведении, но не могли убедить обратиться к врачам. Пришлось пойти на крайние меры: вызвать «скорую помощь» и госпитализировать по прямым показаниям без его согласия. На фоне интенсивного лечения Евгений вышел из психоза и согласился остаться в стационаре. Бред и галлюцинации прошли, а настроение оставалось подавленным. Борис занимался с ним лично, пытаясь вытащить из паутины постпсихотической депрессии. После выписки по настоятельному совету врачебной комиссии Евгений оформил академический отпуск и посещал группу подпольно.

– Я завел двух котят, – смущенно признался Евгений, жестикулируя дрожащими пальцами. – Люблю животных. Раньше мама не разрешала, и я не настаивал, а тут поставил ее перед фактом. Наверно, у нее не осталось выбора. Домашние питомцы положительно действуют на нас. И не важно, кошки, собаки, птички или кролики.

– То есть, тебя можно поздравить? – спросил Борис. – Ты готов отвечать за них? Ухаживать, кормить, заботиться? Тем более, когда котята вырастут, их потребности возрастут.

– Попробую сделать все, что от меня зависит. Если не буду справляться, мама поможет. Пока делать особо нечего, буду следить за их взрослением и никогда не брошу!

– Верю, что у тебя получится! – воодушевлял Борис. – Как думаете, Евгений правильно поступил?

– Да, – согласилась Фаина. – Но почему два котенка? Не много ли? Если будет невмоготу, я готова взять одного.

– Не отдам, извините.

– Животные делают нас добрее, – неожиданно произнес Гена в засаленном пиджаке и с взъерошенной шевелюрой, почти не высказывающийся публично. Его замечания включали набор малопонятных слов, либо он подводил общий итог как благословение, но его короткие фразы или выводы получались очень терапевтичными. Гена страдал тяжелой формой шизофрении со стойкой симптоматикой, не снимаемой препаратами, но свыкся с ними, не терял критику и ежедневно находился на территории больницы. За ним ухаживала бабушка, приводя утром и забирая после обеда.

– А у тебя есть кто-нибудь? – спросил Евгений, повернувшись к Гене.

– Раньше был попугай.

– Он умел говорить?

– Умел. Кеша – хороший! Кеша – умный! – протараторил Гена.

– Ты научил его?

– Отец, – признался Гена, стыдливо закрыв глаза руками.

Борис поблагодарил обоих, предложив в следующий раз поделиться по кругу о своих любимых питомцах или представить, кого бы хотелось завести при удобной возможности.

– Наши маленькие друзья помогают, когда нам грустно и одиноко. Когда-то у меня был пес по кличке Стаф. Проводя зимние каникулы в деревне, я как последний разгильдяй разгуливал по замерзшему озеру. Тонкий лед треснул, и я провалился в ледяную воду. Стал неуклюже цепляться, а лед трещал, и я захлебывался, крича, что есть мочи. А Пес метался рядом, пытался подать лапу и так громко лаял, что нас услышали прохожие с дороги, подбежали и вытащили меня на берег. Если бы не Стаф, не сидел бы я сейчас перед вами.

Все участники прониклись сочувствием к ведущему.

– И вы больше не ходили по льду? – спросил с наставлением Петр.

– И близко не подходил. Попал под домашний арест, лишился видеоигр и лимонада. Но я сейчас говорю не о наказании, а о том, как нам важны четвероногие, мохнатые, хвостатые верные друзья. И мы тоже должны беречь их, охранять и воспитывать.

– И я испытала что-то похожее, – призналась Илона, молодая мама с обсессивным неврозом, заключающимся в навязчивом страхе причинить вред подрастающим близнецам.

– Поделитесь как-нибудь? – уточнил Борис.

– Не хочу, – робко произнесла Илона. – Боюсь испугаться.

– Тогда не будем настаивать, – успокоил Борис. – Всем спасибо!

Трогательная история поддержала теплую атмосферу. Пусть доктор Сметанин приукрасил подробности, но общая фабула сохранилась. Он никогда специально не выдумывал байки и делился только личным опытом, либо ухитрялся подобрать подходящие к аудитории метафоры.