Когда я был посажен за стол в комнате, паспорт хозяина дома был извлечен из антресолей, а супруга Клинова заняла позицию на пороге кухни со скорбным выражением на лице «А я его, паразита, предупреждала», я начал разговор с маленькой лжи.
— Вы, Семен Никифорович, какую обувь обычно носите?
Возбужденно подскакивающий на стуле гражданин Клинов, от такого коварного вопроса подскочил вверх:
— Да что случилось то?!
— Семен Никифорович, да что вы тут скачете? Хотите в чем-то признаться? Я же вам говорю — небольшая формальность. Так какую обувь вы обычно носите?
— Да сапоги кирзовые он на работу носит! — вклинилась в разговор жена: — Я ему говорила…
— А не на работу? В отпуске или по выходным?
— Да вон в коридоре ботинки чехословацкие стоят. Старые то чиненые — перечиненные, я на помойку выкинула — там уже подметка прохудилась. А эти месяц назад купила, крепкие, сносу не будет.
С рук купили? — с надеждой спросил я. Кража из квартиры гражданина Яковлева произошла три месяца назад. Ха это время уголовное дело было приостановлено, сдано в архив и вновь возобновлено, после того, как гражданин Яковлев ворвался к начальнику Следствия с криком «Вы тут сидите, ни хрена не делаете, а я узнал, кто мою квартиру обнес».
— Почему рук — оскорбилась гражданка Клинова: — Вы что, думает, что мы нищеброды какие-то? Семен у меня хорошо зарабатывает, хозяйство, опять же. В «Универсаме» два часа в очереди отстояла, шестьдесят целковых за чеботы отдала.
— А кто может подтвердить, что ботинки вы в магазине покупали?
— А зачем мне у кого-то подтверждать? У меня чек есть из магазина.
Я чуть не взвыл от разочарования. Вчера начальница, напутствуя меня на поездку, наказала — без жулика в Город не возвращаться. План по сдаче дел в суд горел синим пламенем, грозя подпалить крылышки всему руководству следственного отдела. Надо было срочно что-то быстро расследовать, хоть что-то, но добрать недостающие пятерку уголовных дел. Поэтому, кроме всего прочего, мне вручили инструкцию для родни предполагаемого злодея, какие справки и характеристики они должны доставить в Город для приобщения к материалам уголовного дела. В общем все серьезно, а тут такая неприятность.
Между тем, мадам Клинова, подставив табурет, уже тянулась на антресоль, обнажив аппетитные загорелые ноги из-под полы короткого домашнего халатика. Антресоль была заполнена коробками из-под обуви, разного размера.
— Ага, вот она — женщина потянула на себя одну из картонок, табурет зашатался…Так как бывший подозреваемый сидел не шевелясь, как соляной столп, вглядываясь в пустые строки бланка допроса, я бросился в падающей даме и успел подхватить ее …чуть выше талии впереди.
— Спасибо — лукавая улыбка молодой женщины обожгла мое, одинокое в данный момент, сердце.
— Только бы вас и ловил — тихонько бормотнул я, вглядываясь в пустую коробку: — а почему на коробку указан сорок четвертый размер, а у вашего супруга нога явно меньше?
— Вы, товарищ следователь, предлагали мне, после двух часов в очереди уйти не солоно хлебавши потому что остались только сорок четвертый и сорок пятые размеры? Ничего, с тепленьким носочком прекрасно на ноге держится, Семка у меня на улице теперь самый модный, а зимой — так вообще хорошо будет.
Еще одна дощечка моста надежды была сломана — из квартиры гражданина Яковлева была похищена импортная обувь сорок второго размера. Оставался последний шанс из тысячи — квартирные воры, противоправно завладев «цебовскими» ботинками, цинично оставили в квартире потерпевшего стоптанную в хлам пару туфель отечественного производства.
Сейчас, фотографии этих уродцев, произведенных Городской фабрикой обуви «КУРЗ», снятых на фоне черно-белой криминалистической линейки, я и метнул на стол, как последний козырь:
— По имеющейся у нас информации, у вашего мужа ранее были такие туфли.
Где они находятся в настоящий момент?
Естественно, никакой информацией органы внутренних дел о обуви гражданина Клинова не располагали. Но, к моему удивлению, муж и его бойкая жена уставились на пару казенных картонок как кролики на удава.
— Желаете сделать заявление? — я боялся спугнуть момент и ляпнул первое, пришедшее в голову.
— Ой, Степа, что теперь будет?! — женщина обхватила шею мужа и завыла, как на похоронах.
— Мне Яковлев, урод, сто пятьдесят рублей должен, еще с того года. Я ему раз сказал, второй, потом третий раз предупредил, мол смотри, Бог все видит. А потом, как был в Городе, на майские, зашел к нему домой. В дверь стучал, стучал, никто не открыл. И тут меня злость взяла, что я тут за свои кровные, бегаю, а эта сука уже год в ус не дует. Пнул дверь пару раз, и пошел вниз. А у подъезда штучка металлическая лежала, ну я и подумал, что если ее в щель вставить, то замки и отжать можно. Решил попробовать, вставил, она как родная, вошла. Решил чуть давануть, а дверь и распахнулась, этот гадь меня в блудняк вогнал — замок на один оборот закрыл. Ну я быстро к квартире осмотрелся, взял магнитофон «Комета» и ботинки у порога. У меня таких хороших ботинок не было никогда. Цвет такой красивый, а подошва — ей Богу, ей сносу не будет. Ну и решил, магнитофон и ботинки взять в компенсацию. Хотел свою обувь с собой забрать, а внизу голоса раздались…Короче я запаниковал и про свои туфли забыл, так и убежал.
— А вы знаете, Семен Никифорович, что наличие долга перед вами на вашу ответственность за кражу никак в вашу пользу не влияет?
Клинов со вздохом опустил голову:
— Теперь знаю. Я в журнал «Человек и закон» вопрос написал, вот они в июльском номере примерно также и ответили. Я сначала то хотел Яковлеву сразу сказать, что отдам вещи в обмен на возврат моего долга, а потом забоялся. А как ответ в журнале почитал, понял, что попал по-крупному. А тут сестра двоюродная пришла к нам вечером и рассказывает, что выстояла в очереди туфли чешские, а они не «маломерки» оказались, в на ноге болтаются, вот я с ней и поменялся. Ну а че, мои туфли почти новые были.
— А магнитофон куда дели?
— Никуда. В сарайке стоит, я на нем иногда музыку слушаю. Что сейчас будет, товарищ следователь?
Я смотрел на потерянного мужика, с огромными, как лопата, ручищами, на его жену, что прижалась зареванным, опухшим лицом к мужнину плечу, на их трехлетнего ребенка, что увлеченно возил маленькой пластмассовой машинкой по старой, сотканной из старых цветных лоскутов, «дорожке» и не знал, что им ответить.
— Семен, ты где работаешь?
— На свинокомплексе трактористом.
— Зарплата большая?
— Сто двадцать чистыми и мясо выдают.
— Сто пятьдесят рублей для тебя — сумма значительная?
От этого вопроса женщина подскочила вверх, как бешенная кошка:
— Вы еще спрашиваете! Конечно значительная. Я в старом пальто хожу, и ребенку, к зиме, что-то надо купить. А я ему говорила — не занимай денег, не занимай, а он одно бубнит — неудобно, я обещал, он обязательно отдаст. И вот мой мужик теперь в тюрьму пойдет, а этом козел Яковлев будет цвести и пахнуть. Так вы запишите, товарищ следователь, если моего Семку посадят, я дитенка маме оставлю, а этого козла вонючего, как свинью зарежу, вот этот нож возьму и зарежу.
Женщина выскочила из комнаты, что-то грохнуло, и через пару секунд она появилась перед нами, воинственно потрясая столовым ножом, с источенным, но все еще длинным лезвием.
Я, старательно делая вид, что ничего не опасаюсь, встал и отошел, чтобы между мной и воительницей был хотя — бы стол:
— Вас барышня как зовут?
— Марина я, Марина Андреевна Клинова.
— Марина Андреевна, я тут пытаюсь придумать, как вашему супругу жизнь, хоть немножко, облегчить, а вы мне мешаете. Сядьте пожалуйста, возле мужа и помолчите, хоть пять минут, а то вы меня с важной мысли сбили.
— Ой, извините — Марина на цыпочках вышла, чтобы через мгновение вернуться обратно, вновь обняв своего мужика, бросив нож где-то по дороге, к моему, немалому, облегчению.
— Так, Семен с Мариной, запоминайте, а я это в протокол запишу. Вы приехали к Яковлеву за долгом. В дверь стучали сильно, думали он спит. От удара дверь открылась, вы вошли в квартиру. Хозяина дома не оказалось. Вы решили, чтобы заставить Яковлева вернуть долг, взять, в качестве залога, магнитофон и туфли. Ботинки свои сняли, чтобы не наследить в доме, а когда услышали голоса в подъезде, испугались и убежали босиком. Понятно? Не забудьте, это важно. То есть, ботинками и магнитофоном вы пользоваться не хотели, хотели просто заставить Яковлева отдать деньги. Понятно?
Парочка, квартирный вор и его сообщница, синхронно кивнули головой, смотря на меня, как на Учителя.
— Дальше, вы написали о своей ситуации в журнал «Человек и закон», а получив ответ, испугались сообщать Яковлеву, что его вещи у вас. Запомнили? Едем дальше. Так как действия Яковлева поставили вашу семью в тяжелое материальное положение, вы поменяли туфли, и стали пользоваться ими, так как себе обувь вы купить не могли.
— Вот вы правильно очень сказали, товарищ следователь, поставил в тяжелое материальное положение всю семью — не выдержала молчания темпераментная молодуха.
— Я старался — я подмигнул жуликов и начал заполнять протокол.
Пока Марина бегала за двоюродной сестрой, пока, в присутствии соседей, вытянувших шеи, как гуси и боявшихся пропустить хоть слово, изымали обе пары туфель, пришло время идти за магнитофоном.
В утепленном сарае, где у Семена стоял верстак с тисками, самодельный токарный станочек и висела куча инструментов, магнитофон стоял на самом почетном месте, в окружении десятка пластмассовых катушек с блестящей, коричневой пленкой. Я перевернул, довольно-таки свежую, «Комету-212» задней крышкой к себе, чтобы списать заводские номера с таблички, и повернулся к хозяину:
— Это ты, здесь намалевал?
— Нет, ничего я ни делал, только слушал иногда. А что?
На черном пластике задней стенки алел масляной краской четырехзначный инвентарный номер.
Глава 4
Маркитанты и завхозы
Дор вечерней электрички в город оставалась пара часов. По предвечерним улицам старинного сибирского городка (по уверениям местных краеведов первое упоминание данного населенного пункта в ревизских сказках воеводства датировано одна тысяча семьсот семьдесят третьим годом) шла странная процессия. Впереди шагал молодой человек, весело помахивая драной с краев папкой из немаркого пластика, а сзади плелся грустный здоровяк, который обливаясь потом, тащил немаленький катушечный магнитофон, с паспортным весом в двенадцать с половиной килограмм и болтающимся электрическим шнуром. На предплечье мужчины висела молодая женщина, часто целующая своего кавалера, лишь иногда, делая короткие перерывы на горькие всхлипывания. Дама несла два целлофановых пакета, судя по форме, с обувью, чья горловина была прошита суровой ниткой с бумажками, на которых синели печати. Многочисленные знакомые супругов Клиновых, обрадованно шли навстречу, чтоб поздороваться, но столкнувшись с казенным взглядом молодого человека, возглавлявшего шествие, мгновенно меняли направления, чтобы образовать маленькие группки, откуда доносились взволнованные «Клиновых контора замела, обоих. Видно Семка записи „Чингисхана“ записывал и продавал.»
Возле вокзала Топков уже много лет функционировал небольшой рыночек, смешанного ассортимента. Сейчас, когда солнце начало уверенно клонится с западу, продавцов за незатейливыми прилавками оставалась совсем мало, поэтому я и обратил внимание на фигуру, показавшуюся мне знакомой. Если мои глаза не врут мне, то за металлическим прилавком тряс коричневой кожаной курткой, представляя товар лицом перед двумя тетками, деловито щупающими кожу, мой знакомый по кличке Рыжий, а зовут его …Игорь, если я не ошибаюсь. За прошедшие полгода активный член банды молодых грабителей вымахал вверх на голову. За его спиной на деревянных плечиках висел вполне солидный товар — черный пиджак тонкой кожи на двух пуговицах и джинсы, выглядящие вполне солидно. Увиденная картина заставила меня сменить траекторию движения возглавляемой мной колонны.
— Так, ребята, вы сейчас отдохнете здесь, на скамеечке, а я отойду на десять минут.
— Да мы не устали — начал отнекиваться, немного туговатый, глава семейства, но ласковая «половинка» энергичным толчком крепкого крестьянского локотка под ребро, прервала ненужную дискуссию.
— Идите, идите, товарищ следователь, мы здесь, сколько надо подождем.
Что преступная семейка убежит вместе с вещественными доказательствами, я боялся самую малость — после составления протокола изъятия похищенного, я умудрился передать магнитофон и две пары импортной обуви гражданину Клинову Семену Никифоровичу на ответственное хранение. Да и куда они могли бежать, тем более, что я подарил им надежду, подкрепленную вероятностью, что «Комету-212» гражданин Яковлев сам где-то незаконно «тиснул». Во всяком случае, двигаясь в сторону железнодорожной станции, я мечтал, что магнитофон проходит по уголовному делу, и «хозяйка» следственного отдела будет довольна.
Отходя от лавочки, где разместились супруги, я начал широкими галсами, как опасная акула, приближаться к знакомому коробейнику. Рыжий, а это был он, разливался соловьем, нахваливая потребительские качества импортных шмоток, бывших в употреблении, но еще вполне годных. Цена, озвученная купцом, была равна двум третям цены новой вещи на знаменитой городской «барахолке».
Тетки, пожамкав кожу крепкими, привыкшими к лопате, руками, признали товар годный, договорились о скидке и клятвенно пообещали продавцу быть минут через тридцать, уже с деньгами. Категорически отвернув предложение Рыжего о задатке, в целях укрепления возникшей между сторонами сделки дружбы, женщины скрылись за ближайшим перекрестком, а парень стал аккуратно развешивать курточку.
— Как торговля?
— Не жалуюсь — Рыжий благосклонно повернулся ко мне и вдруг начал бледнеть: — З-д-равствуйте, дядя Паша. А вы здесь откуда?
— За тобой приехал. Давай, собирайся.
— Дядя Паша, не надо, пожалуйста. Я вас очень прошу…
— Да ты охренел вконец, Игореша! В городе воруешь, а здесь продаешь. Молодец, всегда умным тебя считал, от тюрьмы отмазывал. А ты меня чем отблагодарил? Ты хоть раз ко мне подошел? Давай собирайся, поехали в Город.
— Дядя Паша, пожалуйста, я не ворую…
— Ага — я перегнулся через металлический прилавок и увидел пакет, в котором покоилась огромная ушанка из лисы-чернобурки: — О, да у тебя тут ассортимент. Наверное, мамино продаешь? Что молчишь?
Я огляделся. Моих подопечных на скамейки окружило несколько человек, недобро поглядывающих на меня, наверное, близкие и родственники.
В сторонке, напряженно поглядывая на нас, переминалась молодая девушка, прижимая к груди маленькую сумочку.
— Рыжий, вон девушка ни к тебе пришла?
Парень судорожно кивнул:
— Ко мне, деньги за шапку принесла.
— Короче, Игорек, у тебя две минуты на принятие решения. Или мы с тобой дружим, и я исчезаю отсюда и не ломаю тебе бизнес, или мы с тобой поступаем по закону. Я сейчас на должности следователя, поэтому задержать тебя на трое суток займет времени ровно три минуты — я блефовал, с задержанием были нюансы, но кто бы сказал об этом судорожно ищущему выход из критической ситуации парню: — Три минуты я буду выписывать постановление по статье сто двадцать два уголовно-процессуального кодекса о задержании тебя в качестве подозреваемого в совершении преступления. А за трое суток я найду, откуда вещи были похищены. Найду же, правда, Игорь?
Рыжий утвердительно мотнул головой.
А после этого, ты, Игорь, поедешь в СИЗО до суда. А там к твоей условный срок… сколько ты кстати получил?
— Три с отсрочкой на два…
— Ну вот, и к твоим трем годикам прибавиться еще пара лет за соучастие в виде реализации похищенного. И я буду доволен.
— Время вышло, Игорь.
— Дядя Паша, давайте дружить.
— Давай. Сейчас ты напишешь бумажку, и я уйду…
— Что надо писать?
— Пиши: «Начальнику областного управления…»
Когда Рыжий, как приговоренный к повешению, протянул мне бумагу о добровольном сотрудничестве, я протянул ему второй лист:
— А теперь коротко, кто тебе сдает вещи. Только дату нигде не ставь.
Убрав первые плоды нашего с Рыжим, а теперь агентом «Бывалым», плодотворного сотрудничества, я двинулся в сторону заскучавшего на скамейке семейства Клиновых, но вынужден был вернуться.
— Игорь, а ты данные покупателей записываешь, или хотя бы телефоны?
Молодой негоциант ворованным барахлом выпучил на меня глаза:
— Вы что такое говорите? Зачем?
— Записывай Игорь. Очень надо. Что купили, как зовут и телефон.
— Да кто мне телефоны даст?
— Игорь, ты скажи, что можешь попробовать по заказам что-то достать, как вещь нужная появится, так ты человеку позвонишь. Покупатели любят внимание к ним. Давай, не болей.
Мы с зацелованным на прощание женой Семеном ехали в Город во втором вагоне электрички. Появившийся перед самым отправлением состава на перроне Рыжий, держащий в руках заметно похудевшую сумку, увидев меня, обошел перрон по большой дуге и сел в последний вагон. Начал соблюдать минимальную конспирацию, наверное. Через два часа зеленая колбаса поезда загремела тормозами и сцепками перед зданием Главного вокзала, построенного романтиками социализма в виде паровоза, несущегося на Восток, и мыс Семеном, осторожно, чтобы не уронить магнитофон, спустились на пахнущий мазутом и окурками, привокзальный перрон. Семен был устроен в тесной камере дежурной части Дорожного РОВД, чтобы забыться тревожным и зыбким сном в ожидании утра, когда должна разрешиться его запутанная история, а я, сгрузив документы и вещественные доказательства в свой кабинет, очень довольный собой, двинулся в сторону входа на станцию еще работающего, всепогодного метро.
— Что ты мне привез?
Потолстевшее за прошедшие сутки уголовное дело по факту кражи личного имущества из квартиры гражданина Яковлева с глухим хлопком плюхнулось на стол начальницы.