Честная книга

Прогулки идеально подходили для раздумий. Я намеренно выбирал маршруты, где встречалось поменьше прохожих. Шел, наслаждаясь тишиной и покоем. Тренировал команды с собакой. Думал. Постепенно заметил, что лучшие мысли рождаются с третьего по десятый километры. После них наступала эйфория, и любая, самая идиотская затея, уже казалась гениальной. Смирившись с этим, за полтора-два часа я успевал разобраться с таким количеством вопросов, на которое раньше уходили месяцы. Однажды, уже на подходе к дому, внезапно задумался – зачем мне офис? В последние годы, за исключением нескольких крупных проектов, бизнес приносил сплошные убытки. Из-за этого я очень злился. Пробовал массу решений. Результата, разумеется, не получал. Было очевидно, что время ушло. Рынок изменился, рентабельность упала. Следовало переходить в эконом-сегмент. Еще лучше – менять сферу деятельности. Но таких изменений я не хотел. Не видя альтернатив, любой ценой старался сохранить компанию. Теперь, наконец-то, сделал первый шаг. По странному стечению обстоятельств за полгода до всеобщего карантина перевел людей на удаленку. Через месяц отказался от офиса. Сам того не заметив, вступил в эпоху перемен.

На несколько недель меня поглотила зачистка. С наслаждением ребенка, топчущего в песочнице крепость, которую сам до этого полдня строил, я продавал, дарил и выбрасывал всё, чем окружал себя в последние годы. Лодка, мотор, компьютеры, фотоаппараты, мебель из офиса и тысяча других мелочей, раньше казавшихся важными, покидали мою жизнь. Расчистив склад, где хранились игрушки для отдыха, я отказался и от него. Вывез из гаража три фургона хлама. Еще раз перетряхнул шкафы и балкон дома. Присел отдохнуть. Понял, что и этого недостаточно. Подумал о машине. После семи лет, двухсот тысяч километров, пары сотен городов и несчетного количества приключений расставание походило на предательство. Через неделю она уехала во Владимир. Я просто знал, что так нужно. И тут же стал избавляться от людей. Легко и стремительно забывал тех, с кем пытался поддерживать отношения. Кого-то удалял из записной книжки. С кем-то демонстративно ссорился. Не понимая, зачем, чувствовал, что поступаю правильно. Ещё через месяц  с удивлением обнаружил, что попрощался с последними сотрудниками. Бизнеса больше не было. Вещей, удерживавших меня в прошлом, – тоже. Я, как никогда, был готов шагнуть в будущее. Но, вместо этого, застрял в настоящем.

Казалось, я сделал достаточно, чтобы однажды проснуться в новой жизни. Не понимая, что именно в ней должно быть, ждал волшебных перемен. Дописал первую часть книги, закончил последние дела и с чистой совестью отправился отдыхать. Вернувшись из новогоднего путешествия, заметил, что совершенно не представляю, чем заняться дальше. Пару месяцев пытался вдохнуть жизнь в несколько старых проектов. Всё было безрезультатно. Пришлось подумать о бизнесе.

Все последние годы я судорожно искал деньги. Зарплаты, аренда, кассовые разрывы и последовавшие за ними кредиты требовали всё больше и больше. Один из заказчиков не смог оплатить работу, на которую ушел почти год. Заняв у банков, я сохранил почти всю команду. Но потерял гораздо больше. Задержки зарплат, звонки о просроченных платежах – мне не нравилось так работать. Рынок схлопывался на глазах. Крупные проекты с хорошей прибылью приходилось вынашивать годами. Делать другие стало совершенно невыгодно. Обычные мелкие задачи, осложненные закупками через электронные площадки, непрерывными изменениями технических заданий и обязательными откатами менеджерам, заведомо превращались в убыточные. Тем не менее, чтобы не потерять выручку, приходилось соглашаться и на них. Через пару лет оказалось, что я построил пирамиду. В ожидании платежей по старым проектам в ней тратились предоплаты по новым. Лишь благодаря крупным клиентам, раз в полгода приносившим прибыль, шаткий карточный домик продолжал стоять. Закрыв бизнес, я, наконец-то, вздохнул с облегчением.

Не видя смысла повторять историю, пару месяцев искал что-то новое. Перепробовав несколько вариантов, ничего для себя не выбрал. Мелкая розница с продажей через соцсети не обещала ничего, кроме скрежета в зубах. Офис, аренда, сотрудники, зарплата – этим я был сыт по горло. Нужно было что-то другое. Стартапы подходили идеально. Но одна неожиданная встреча снова всё изменила. Через время я узнал, что собеседница испугалась. Ей было страшно иметь со мной дело, потому что я не жил в реальном мире. Это было очень обидно. И сильно походило на правду. Не понимая, что такое реальный мир, я совсем расстроился. Встретился с Андреем. Он спросил, не пробовал ли я искать работу. Мысль показалась неожиданной. На какое-то время она меня увлекла.

Сделав несколько вариантов резюме, я сосредоточился на поисках. Решил, что найду что-нибудь простое. Похожу в офис. Буду получать небольшую зарплату. Постепенно пойму, как быть дальше. Разумеется, это не сработало. Держатели простых вакансий боялись меня как огня и совсем не хотели разговаривать. Пришлось сменить подход. Прикинув, что хорошо умею делать, я переписал резюме и стал искать другие позиции. Они все были в крупных компаниях. Размер зарплат удивлял и вдохновлял. Казалось, что таких не бывает. Дело продвигалось. Сразу в нескольких местах мне обещали окончательные предложения. Не срослось. Озвученные причины были похожи на правду. По крайней мере, из многолетнего опыта мне было хорошо известно, что в больших компаниях всё именно так и бывает. Нужен был другой метод. Решив поискать работу мечты, я надолго задумался. Вспомнил первые годы бизнеса. Денег не было и тогда, но глаза горели, руки делали, а ноги сами бежали в офис. Каждая встреча с потенциальным клиентом заряжала невероятной энергией. Это было интересно. Новое резюме директора по развитию стало пользоваться популярностью. Опять начались собеседования. Но общение с управляющими и собственниками оставляло странный осадок. Чувствуя, что нравился им, я всегда получал отказы. Меня устраивала крошечная зарплата с разумным процентом от прибыли. Не смущала работа с утра до ночи 7 дней в неделю. В каждой компании было понятно, как быстро и почти без затрат в несколько раз увеличить прибыль. Но, по каким-то неведомым причинам, собеседников это не устраивало. Один грустно признался, что не верит в рост собственного бизнеса. Другой, улыбаясь честными кавказскими глазами, предложил не указывать в договоре проценты. Третий нашел мою книгу, прочитал и так сильно испугался, что совсем перестал брать трубку. Как-то раз Андрей сказал, что я очень медленно думаю. Конечно, он оказался прав. Поиски работы длились уже шесть месяцев. Пора было подводить итоги.

Долгие годы я жил с уверенностью, что алкоголь был единственной причиной всех моих проблем и неудач. Распрощавшись с ним, ждал заслуженного чуда. Не дождавшись, решил поискать сам. 10 лет назад, чтобы доказать всем вокруг, что могу иметь собственный бизнес, сделал большую ошибку. Через 3 года, наслаждаясь бурным ростом, снова свернул не туда. Вместо того, чтобы продать компанию на взлете, долго не замечал падения. Соврав себе в самом начале, много лет продолжал твердить, что хочу заработать деньги. Избавившись от бизнеса, снова делал то же самое. Подбирая новое занятие, опять думал о деньгах. Результат оказался предсказуемым.

Подтолкнув себя к масштабным изменениям, я споткнулся в самом начале. Расчистив завалы снаружи, не навел порядок внутри. Проткнув деревянным носом холст с нарисованным будущим, обнаружил закрытую дверь. Забыв о маленьком потемневшем ключике, давным-давно спрятанном от родителей, замер перед ней в замешательстве.

III. Истоки

Стоял светлый сентябрьский день. Дождь, обещанный синоптиками к вечеру, грозил растянуться на неделю. Мы с собакой шли обычным маршрутом. Сквозь поредевшие кроны деревьев сверкало высокое, чистое и почти прозрачное небо. Пахло осенью – сыростью, опавшей листвой, мхом и влажной, остывающей землей. Нахлынули детские  воспоминания.

В старших классах, целыми днями прогуливая уроки, я часто оказывался в парке. Окутанный такими же запахами, с утра и до вечера сидел на лавочке, проглатывая книгу за книгой. Ближе к зиме, когда начинало холодать, просто одевался теплее. Иногда брал с собой алкоголь. Однажды, выпив довольно много, почувствовал себя двухлетним. Тогда, опасаясь астматического компонента, родители отдали меня в санаторий. Из нескольких месяцев, проведенных в нём, я запомнил тоску, обиду, вкус кислородных коктейлей и этот осенний запах. Пару раз папа с мамой приходили меня проведать. Несколько коротких часов мы снова были вместе. Семеня по дорожкам парка, я держал папу за руку и с любопытством разглядывал его огромные, стоптанные наружу туфли. Мама грустно улыбалась. Родители казались большими, сильными и добрыми. Я очень их любил. За несколько следующих лет всё радикально изменилось.

Не знаю, что было хуже – боль, стыд или обида. С каждым новым ударом ремень обжигал сильнее. Стараясь увернуться, я прыжками перемещался по квартире. В конечном счете забивался в угол. Не обращая внимания на багровые кровоподтеки, закрывал руками лицо и голову. Продолжая терпеть удары, сыпавшиеся на шею и плечи, давился слезами и соплями. Умолял прекратить. Звал на помощь. Всё было бесполезно. Папа не знал других способов воспитания. В детстве его мама поступала с ним так. Теперь, подавляя чувство вины, он делал то же самое со мной.

Моя мама не признавала побоев. Иногда, пытаясь защитить ребенка, попадала под горячую руку. Казалось, папа тоже был не рад. Наверное, он испытывал стыд. Не находя другого решения, после каждого подобного инцидента родители быстро вытесняли воспоминания. Всего через час вели себя так, как будто ничего не случилось. Переживая сильную и глубокую обиду, я отдалился от мамы. Перестал доверять и стал бояться папы. Не понимая, как избежать наказаний, пытался их хотя бы отсрочить. Для этого приучился врать.

В начале второго класса начались уроки английского. Вставляя дома в магнитофон выданные учителем кассеты, я слушал странное кривляние диктора. Через несколько минут с негодованием жал «стоп». Мама была в длинной командировке. Просить помощи у папы было совершенно немыслимо. Не представляя, как учить чужой язык, я прятал дневник с двойками. Тщательно подражая родителям, делал вид, что ничего не происходит.

В школе, молча стоя у доски, я испытывал жуткий стыд. В поисках поддержки подружился с другим двоечником. Его звали Юра. За оценки его тоже били. После уроков мы бродили вместе. Собирали черемуху. Подкладывали под колеса трамваев монетки. Носили еду собакам, жившим возле железной дороги. Придумывали любые развлечения, лишь бы подольше не идти домой. Как-то раз, войдя в квартиру, я увидел папу. Вернувшись из бани под утро, днем он не пошел на работу. Разглядев мои испачканные брюки, очень разозлился. В первый раз с начала учебного года потребовал дневник. Изучив содержимое, совсем рассвирепел. За несколько минут покрыл мне спину длинными разноцветными полосами. Из правого плеча засочилась кровь. Проверка оценок стала ежедневной. Грустный и растерянный, почти каждый день я говорил учителям, что забыл дневник дома. Когда это не срабатывало, просто вырывал страницы. Папа догадался. Синяки и ссадины перестали заживать. Случайно я увидел по телевизору, как мужчину наказывали плетью. Решив, что буду вести себя так же, прекратил убегать и уворачиваться. Стиснув зубы, просто стоял и, не меняя выражения лица, молча сносил удары. Однажды, сам того не заметив, перестал чувствовать боль. Обида сменилась гневом. Затем – ненавистью. Каждый раз, когда папа упражнялся с ремнем, я строил подробные планы мести. От этого становилось легче.

Вернувшись домой, мама несколько недель занималась со мной английским. Быстро наверстав упущенное, я заполнил новый дневник пятерками. Восстановив иллюзию благополучия, долго терзался вопросами. Чем я заслужил такие пытки? Что сделал не так? Где ошибся? Как и у кого мне следовало просить помощи? Что нужно было сделать по-другому? Ответов не было. Напуганный, обозленный, разочарованный и удрученный, я оставил всё без изменений.

Так и не научившись просить помощи, все последующие годы я сам справлялся с неприятностями. Использовал проверенный способ, старательно скопированный у родителей. Встречаясь с новой проблемой, тут же вытеснял её из сознания. Себе и окружающим врал, что всё в порядке. Постепенно, когда последствия становились явными, неохотно признавал затруднение. Всегда надеялся на чудо. Как правило, это срабатывало. Значительная часть проблем исчезала сама собой. Другая, как и в случае с английским, решалась с неожиданной помощью. С оставшимися, которых было не так уж много, приходилось на время мириться. Постепенно находилось решение и для них.

Метод был невероятно эффективным. До седьмого класса я почти не замечал проблем. Скрывшись за стеной вранья, совсем отдалился от родителей. Утратив интерес к учебе, превратился в обычного троечника. Посвящая домашним заданиям не больше получаса в день, всё свободное время проводил за книгами. Учителя страшно злились. Жаловались родителям, что я, такой умный и талантливый, совсем не хотел учиться. Возвращаясь с собраний, папа брался за ремень. Мне было всё равно. Я терпел, молчал и ждал. В 9 классе, освоив двухпудовую гирю, наконец-то, дал сдачи. Папа весил в 2 раза больше. Меня это не смущало. От гнева и бессилия он стал срываться на маме. Я начал защищать и её. Наши драки продолжались до тех пор, пока я не съехал от родителей. Сломанный в двух местах нос до сих пор напоминает об этом.

Вытеснив чувство боли, я утратил и другие ощущения. Безмолвно, с невозмутимым выражением лица перенося жестокие удары, разучился проявлять эмоции. С тех пор, встречаясь с кем-то взглядом, испытывал подсознательный ужас. Страшно боясь выдать свои настоящие чувства и эмоции, избегал зрительного контакта. Из-за этого собеседники ощущали дискомфорт. В подавляющем большинстве случаев они просто меня не понимали. Чувствуя, что общение не клеится, я свел его к необходимому минимуму. Боясь истинных причин, придумал подходящее оправдание. Решил, что не люблю людей. Постепенно погрузился в изоляцию.

С детства много читая, я обзавелся объемным, ярким и очень богатым воображением. В средних классах стал придумывать длинные и очень подробные истории. Смотрел их, как фильмы. Прокручивая раз за разом, дополнял всё новыми деталями. Иногда в центр событий помещал себя. Иногда – какого-то другого человека. Взяв фрагмент реальности, достраивал вокруг него свою собственную вселенную. В паре кварталов от нашей пятиэтажки стоял красивый двухэтажный дом. Почему-то он был пустым. Я поселил туда себя. Наполнил различными деталями. Каждый день жил в нём, как в отдельной параллельной действительности. Всё более и более неохотно возвращался оттуда обратно.

С появлением компьютеров я начал додумывать игры. Просто гонять на машине было совсем не интересно. В моей голове рождались миллионы историй, объяснявших происходившие события. Почему я оказался там. Куда попаду следом. В какую сторону и для чего нужно свернуть на перекрестке. Мне нравились такие сюжеты. В последних классах школы и на первом курсе института половину свободного времени я проводил в них. Другую половину по-прежнему отдавал книгам. С годами грань между настоящей и вымышленной действительностью стала почти неразличимой.

В фантазиях всё давалось легко. Любые желания исполнялись моментально. Стоило чего-то-захотеть – воображение тут же предлагало результат. Картинка была настолько реальной, что казалась почти осязаемой. Однажды этого стало достаточно. Необходимость физических действий исчезла практически полностью. Каждая новая цель великолепно достигалась в уме. Увиденная, прожитая и прочувствованная, навсегда теряла привлекательность.

Мир раскололся на части. В одной – воображаемой – я жил так, как хотел. Получал то, чего искренне желал. Добивался всего, что было по-настоящему интересно. В другой – реальной – поступал так, как хотели и требовали окружающие. Стремился к тому, что видел у других. Врал, изворачивался, делал вид и просто плыл по течению. Где-то там, в череде бесконечных иллюзий, надолго потерял себя.

Конечно, я чувствовал, что что-то идет не так. Поэтому изо всех сил старался казаться нормальным. В детстве все вокруг говорили, что нужно много и усердно трудиться. Я именно так и поступал. Готовился к экзаменам, сдавал сессии, сутками пропадал в офисе. Главные достижения тех лет – медаль, поступление в институт, быстрая карьера в продажах, диплом, первый стартап – случились помимо моей воли. Я не хотел ничего из этого. Просто делал то, что и тысячи людей вокруг. Вполне предсказуемо получал такие же, как и у них, результаты.

Постепенно все совершаемые действия утратили привычный смысл. Превратились в символ того, что я был таким же, как все. Результаты не имели значения. Важна была видимость успеха. Последняя легко достигалась покупкой дорогих вещей. Некоторые люди, сталкиваясь со мной, инстинктивно чувствовали подвох. Но я этого не замечал. Просто убеждал себя, что снаружи всё выглядит неплохо. С тем же, что происходило внутри, дела обстояли всё хуже.

Любые попытки перенести желания из придуманного в реальный мир заканчивались фатальными неудачами. Стремясь избавиться от гнева – на себя и окружающую действительность, – я придумывал миллион причин. Сначала – чтобы объяснить провалы. Потом – чтобы оправдать бездействие. Подавлять и вытеснять желания оказалось гораздо проще, чем терпеть бесконечные поражения. Со временем я совсем перестал понимать, когда и чего хочу. Напряжение, возникавшее в результате, привычно снимал алкоголем. Отказ от спиртного, вопреки ожиданиям, лишь усугубил проблему.

IV. Реальность

В октябре 1943 года военно-морские силы США провели филадельфийский эксперимент. По замыслу, обычный боевой корабль, под воздействием электрических полей, должен был стать невидимым для радаров. Вместо этого эсминец «Элдридж» исчез с базы в Филадельфии. Но тут же материализовался в Норфолке, на расстоянии около двухсот миль. Мне всегда нравилась эта полностью выдуманная история. Таинственные ученые, совершая неведомые действия, получали странный и почти невероятный результат. В точности, как в моем эксперименте. Именно поэтому я назвал его калифорнийским. Что касается незапланированных результатов – они, конечно, не заставили себя ждать.

В начале третьей недели стали возвращаться воспоминания. Память о событиях, случавшихся во время переключений, хлынула бурным и немного устрашающим потоком. В мутных волнах промелькнул день рождения одноклассника. В тот год в начале мая стояла практически летняя жара. Мы отмечали на даче. Привезли мясо, овощи, огромное количество алкоголя и немного травы. Пока я жарил шашлык, дамы разбирали покупки. Началось застолье. Последовали переключения. На них никто не обращал внимания. Влюбленные парочки по очереди бегали на второй этаж в объятия скрипучего дивана и потрепанной звериной шкуры. Остальные пили, дурачились и гоняли соседских котов старой пневматической винтовкой. Ближе к вечеру, чтобы попасть на дискотеку, все вернулись в город. Подошли поздороваться с девчонками из параллельного класса. Я переключился в Макса. В следующие полчаса с одной из них мы танцевали, целовались и почти занялись сексом. Долго тискались на лавочке. Внезапно всё закончилось. Помню её удивленный взгляд. Запах волос и влажную от пота, разгоряченную кожу за несколько секунд до этого. Но тогда, став обычным собой, я совершенно не понимал, что случилось. Промычав что-то невразумительное, развернулся и поплелся домой. На следующее утро по школе поползли слухи.

Ещё год мы проучились вместе. И даже ни разу не поздоровались. Не знаю, что она думала. Наверное, это уже не важно. К сожалению, в тот момент в моей памяти не осталось ни следа от того удивительного вечера. Лишь спустя 20 лет воспоминания вернулись на место. Однажды Тургенев написал, что нет ничего хуже осознания только что сделанной глупости. Наверное, он не знал, что такое досада из-за давно упущенной возможности.

Долгие годы за пределами срывов я избегал безрассудных поступков. Стараясь казаться нормальным, разрешал себе только то, что было хорошо и правильно. Импульсивные действия, продиктованные эмоциями, азартом и интуицией, были мне совершенно неведомы. В самом начале эксперимента, под натиском нахлынувших воспоминаний, я сделал простое предположение. Для того чтобы вытесненные фрагменты и созданные для их хранения личности переехали на исходные места, нужно было разрешить им действовать. Просто совершать поступки, не дожидаясь моментов переключений. Какими бы плохими, нелепыми и странными эти поступки ни казались. Идея оказалась верной. Спустя еще год, взяв в руки машинку, я подстригся почти наголо. Много лет мне хотелось этого. Но мешал страх. Казаться некрасивым. Кому-то, возможно, не понравиться. Отмахнуться от насмешек и вздохов родни. Просто быть не таким, как все. В тот день все эти глупости перестали иметь значение. Глядя, как остатки волос рассыпаются по раковине и сильно осунувшимся плечам, я испытывал непривычную радость. Чистота, свежесть и прохлада остались со мной надолго. Честность победила страх. Увы, это случилось не сразу. А тогда, в самом начале эксперимента, до страхов было очень далеко. Тайные детские мечты. Забытые подростковые фантазии. Взрослые железобетонные табу. В ту осень я разбирался с ними. Почти месяц резвился, как ребенок. Несколько недель ждал неотвратимого возмездия. Оно не пришло до сих пор. Прочные стены запретов, возведенные вокруг самого себя, рассыпались, как песчаная крепость. Оказалось, за ними скрывались эмоции.

Десятилетиями я подавлял и вытеснял всё, что было связано с чувствами. Радость, удивление, грусть, отвращение, гнев. Ненужные и опасные игрушки, скучавшие и пылившиеся на складе. Медленно и осторожно я пробовал их достать и использовать. Выходило плохо. Хуже всего – с гневом. В детстве мне часто приходилось наблюдать совершенно безобразные сцены. Папа стремительно выходил из себя. Кричал, бил и крушил всё, что встречалось на пути. С легкостью поднимал руку на меня, сестру и маму. Пытаясь понять, что именно испытывал тогда, я старательно прислушивался к себе. Где-то глубоко внутри чувствовал обиду, негодование и злость. Но было и что-то еще. Ощущение чего-то неправильного. Чужеродного и почти противоестественного. Отчаянное отторжение. Животный, почти инстинктивный ужас. Было не ясно, перед чем. Разгадка пришла неожиданно.

Как-то вечером мама пожаловалась, что папе опять стало хуже. Весь последний год подобные разговоры повторялись с завидной регулярностью. Примерно раз в месяц, внезапно и без причин, он оглушительно взрывался. Орал и швырял вещи. Что-нибудь разбивал и ломал. Потом, хлопнув дверью, уходил в свою комнату. Там, успокоившись, засыпал. Несколько дней болел и практически ни с кем не разговаривал. Затем как ни в чем не бывало возвращался к обычному поведению. Всё это, за вычетом алкоголя, как две капли воды походило на мои срывы. Понаблюдав за следующим инцидентом, мама подтвердила догадку. Папа ничего не помнил. Ни одной секунды из этих пронзительных вспышек не сохранялось в его памяти. Это был не он. Просто кто-то другой. Чужой и необузданный незнакомец, так сильно пугавший меня в детстве. Тот самый, благодаря которому я вытеснил проявления гнева. Теперь, чтобы их вернуть, понадобился всего месяц.

Оказалось, эмоции работали. Гнев приходил неожиданно. Грудь сдавливалась гигантскими тисками. Дыхание перехватывало. Тело напрягалось, как пружина. Кривились и дрожали губы. Иногда даже дергался глаз. Борясь с отчаянным сопротивлением, я упорно старался подавить все эти неприятные проявления. Внутри вспыхивал бунт. Голова склонялась вперед. Шея вжималась в плечи. Спина напряженно сгибалась, стремясь принять защитное положение. Казалось, во мне просыпался зверь, готовившийся к безжалостной схватке. Попытки его усмирить приводили к болезненным последствиям. Скованные резкие движения завершались синяками и ссадинами. Стремительно повышавшееся давление стучало в висках острой, пульсирующей болью. Всё начинало раздражать. Уже через несколько дней состояние становилось невыносимым.

Почти неделю я заставлял себя кричать и ругаться, когда что-то шло не так. Давать сдачи мебели, больно пинавшейся в бока. Громко материть предметы, зачем-то падавшие на пол. Сначала – через силу. Потом – с легкостью и удовольствием. Внезапно действия, казавшиеся неправильными, принесли ощутимое облегчение. Вдохновленный, я сделал следующий шаг. Специально разбил тарелку. Намеренно хлопнул дверью. Двинул кулаком в стену. Высказал всё, что думал, заслужившему это человеку. Тяжелое гнетущее чувство, приходившее с подавлением гнева, уступило место легкой, едва заметной неловкости. Как будто мне было стыдно за простые и искренние эмоции. К счастью, всего через несколько дней и эти переживания исчезли. Убедившись, что мое поведение ничуть не смущает окружающих, я испытал неожиданную радость. Еще один важный фрагмент прочно встал на место. Пришла пора приступить к более существенным действиям.

Увы. Сломав часть запретов и позволив себе некоторые эмоции, тогда я совершенно не представлял, что именно делать дальше. Раздумывая, чем себя занять, вспомнил об отложенных проектах. Несколько недель искал способы снова начать их делать. Пересмотрел заметки и планы. Внес необходимые изменения. Пообщался с людьми, когда-то в них вовлеченными. Почему-то это не сработало. Как будто то, что казалось мне важным, больше никого не привлекало. В каждом конкретном случае находилась масса причин, делавших реализацию невозможной. Попытки придумать новый бизнес ждала похожая участь.

В идеях не было недостатка. Очень быстро они наполнялись подробностями. Складывались бизнес-модели, считались бизнес-планы. Рисовались схемы и диаграммы того, как всё должно работать. Нужно было начинать действовать. Встречаться с инвесторами, искать партнеров и финансирование. Именно в этот момент что-то всегда ломалось. Любые советы и предложения, менявшие мои концепции, казались совершенно неприемлемыми. Средства и способы достижения могли быть абсолютно любыми. Но общая картина и, в особенности, конечный результат должны были оставаться неизменными. Идеи, рождавшиеся в воображении, были важнее реализации. Неудивительно, что в конечном счете они побеждали действия.

Всё это, как две капли воды, походило на то, что я проделывал с желаниями. Но было и существенное отличие. Не имея понятного способа перенести идею в реальный мир, я все-таки пытался действовать. Постоянно сталкивался с неудачами. Старался понять почему. Единственным разумным объяснением представлялось мое неумение решать возникающие проблемы. К сожалению, это оказалось неправдой.

В относительно взрослом возрасте важным способом убегать от реальности для меня стали путешествия. Как правило, они протекали одинаково. Каждая поездка, имевшая четкий план, должна была ему следовать. Когда что-то шло не так, я страшно сердился и нервничал. Бывало, что тридцатиградусный мороз, внезапно ударивший ночью, заставал меня врасплох с полным баком летней солярки. Или что машина посреди живописной полянки, в сорока километрах от ближайшей деревни, неожиданно садилась на мосты. Все эти досадные недоразумения, мешавшие реализации планов, устранялись легко и непринужденно. В бизнесе всё работало так же. Собрав очень сильную команду, я, играючи, выполнял проекты, ставившие в тупик «Сбертех». Теперь было понятно почему. Стоило наметить цель, составить примерный план действий, начать по нему двигаться – и дальше все случалось само. Не важно, какие неприятности встречались на этом пути. Страдая и нервничая, сутками не выходя из офиса, я всегда находил решение. Детали могли меняться. Планы могли корректироваться. Но главное оставалось неизменным. Я решал поставленную задачу, даже когда это было невозможно.

Разумеется, мне не было равных в устранении последствий срывов. Природа и масштаб неприятностей не имели решающего значения. Потерянные, испорченные или уничтоженные вещи можно было найти и починить. В крайнем случае – просто купить новые. Люди всегда принимали извинения. Те же, кто отказывался, быстро вытеснялись из памяти. Со временем они все равно возвращались. Достаточно было дождаться, когда им что-то понадобится от меня. Единственную серьезную опасность представляло нарушение законов. Почти четверть века мне удавалось легко выпутываться из самых тяжелых ситуаций. Однажды это не сработало. Спустя два года, восстановив события того дня, я понял, что всё сделал специально. Просто создал повод набрать номер человека, тогда казавшегося другом. Конечно, это был крик утопающего. По счастью, он был услышан. Но сейчас меня интересовало не это.

Выходило, что я все-таки умел неплохо решать проблемы. Иногда – вопреки всему. Часто – любой ценой. Но почему тогда этот полезный навык не всегда оказывался доступен? Почему, сделав сотни проектов заказчиков, теперь я не мог запустить ни одного собственного? Почему не мог найти работу? Почему, вот уже год, не мог понять, что делать дальше? Ответов у меня не было. Напряжение становилось невыносимым.

С начала эксперимента прошло одиннадцать месяцев. Все привычные маркеры были давно отмечены. Железобетонная уверенность в успехе таяла, как мороженое на солнце. Жарким августовским вечером, толкая продуктовую тележку мимо длинных полок с алкоголем, я заметил знакомые этикетки. Остановился. Прислушался к ощущениям. Совсем ничего не почувствовал. Вяло перебрал в уме десяток аргументов «против». Нашел пару доводов «за». Оказалось, это ни к чему. Всё и так было предельно понятно. Запах моря, водорослей, соли и влажного тлеющего торфа привычно ударил в нос. За ним пришел вкус – жженой резины, угольной горечи и жесткого, обжигающего спирта. Потом – мёда. И сразу затем – хрустящего ржаного хлеба. Во рту пересохло. Я надолго закашлялся. Спину свели неприятные судороги. Пустая тележка покатилась к следующему отделу. По какой-то необъяснимой причине я больше не мог пить. Чтобы это понять, мне даже не пришлось пробовать. Воспоминаний оказалось достаточно. Эксперимент благополучно закончился. Из этого непростого сражения я все-таки вышел победителем. Однако, как никогда прежде, был далек от завершения войны. Тяжелое, плохо переносимое напряжение сковывало руки и ноги. Сил почти не осталось. Хотелось лечь, закрыть глаза и умереть. Всего на долю секунды перед глазами что-то вспыхнуло. Медленно пришло осознание. Запасного пути больше не было. Отступать было некуда. Старый механизм сброса окончательно перестал существовать.

Конечно, я мог снова попытаться найти ему какую-то замену. Но это была бы борьба со следствием. А я хотел устранить причину. Оставалось довериться напряжению. Прекратить убегать и прятаться. Погрузиться в него до конца. И лишь там, среди тьмы и страха, найти все его источники. Чтобы потом, внимательно изучив каждый, понять, как от них избавиться. Способ казался вполне рабочим. Увы. В тот момент, стоя на пороге отчаяния, я даже близко не мог предположить, к чему он меня в итоге приведет.

V. Иллюзии

Тяжелые опухшие веки раскрылись с большим трудом. В голове, прогоняя спасительную дремоту, раскатисто гудел колокол. Настырно жужжал телефон. Ненавистное устройство притаилось под диваном. После нескольких неудачных попыток его удалось извлечь. Звонил Джафар. Родственник владельца и, по совместительству, один из директоров компании, в которой я тогда работал. Была суббота. Почти два часа дня. В 11 началось дежурство. Встав и кое-как добравшись до холодильника, я нашел бутылку минералки. Долго пытался её открыть. Сделал несколько жадных глотков. Почувствовал, как сухая, жесткая и колючая вода отчаянно просится наружу. Превозмогая стучавшую в висках боль, в несколько прыжков оказался у раковины. Через полчаса, немного придя в себя, перезвонил и сказал, что скоро буду.

В то далекое лето я был коммерческим директором небольшой телекоммуникационной компании. Раз в месяц, в один из выходных, мне приходилось дежурить. Сидеть и принимать платежи от физлиц. Это был именно такой день. Как назло, в предыдущий вечер случился срыв. Всё произошло неожиданно. Пару недель назад я съехал от родителей. Потихоньку обживал съемную квартиру. Засидевшись на работе, около девяти вечера уныло толкался по пробкам. Возле конечной метро увидел двух голосовавших девчонок. Почему-то решил остановиться. Оказалось, нам по пути. Они были чуть старше. Довольно симпатичные и немного выпившие. Мы разговорились. Выяснилось, что у одной вчера был день рождения. Сегодня они отмечали его с коллегами. Теперь не торопились домой. Одна была замужем. Другая, сидевшая впереди, отчаянно кокетничала. Разглядывая короткую юбку и длинные стройные ноги, я предложил заехать за шампанским. Припарковавшись возле ближайшего супермаркета, оставил там машину. Первая бутылка закончилась почти сразу. Мы взяли еще одну. До двух часов следующего дня, когда телефонный звонок поднял меня с дивана, я совершенно ничего не помнил.

Джафар, сидевший один в кабинете, лишь отмахнулся от извинений. Грустно улыбнувшись, сказал, что всё в порядке. Угостил крепким вкусным чаем. Оставил ключи от офиса и быстро уехал домой. В понедельник коллеги объяснили, почему всё прошло так гладко. Этот интеллигентный маленький сириец с огромными грустными глазами, практически живший в офисе и никогда не ходивший в отпуск, каждый корпоратив стремительно напивался. Устраивал невероятные непотребства. Потом, сгорая от стыда, тщательно делал вид, что совсем ничего не помнил. Я не спорил. Но про себя подумал, что, конечно, Джафар не притворялся. Он действительно ничего не помнил. И это было похоже на меня.

Вечером я ворочался на диване. Как обычно, пытался понять, что же случилось ночью. Невыносимо страдал от боли и сумрачной необъяснимой тревоги. В одиннадцатом часу зажужжал мобильник. Номер был незнакомым. Услышав взволнованный женский голос, я не сразу понял, с кем говорю. Это была та, которая мне вчера понравилась. Её подруга поссорилась с мужем. И теперь, по каким-то неведомым причинам, они направлялись ко мне. Заварив кофе, я нашел что-то от головы. Еще через пятнадцать минут мы все сидели на кухне. В отличие от меня, девчонки помнили хоть что-то. С их слов выходило, что вчера, допив вторую бутылку, мы отправились за третьей. И, чтобы каждый раз не бегать, взяли сразу несколько. Зачем-то прихватили виски. Банкет продолжили у меня. Довольно быстро мы вдвоем переместились на диван. Замужняя осталась на кухне. Заскучав, она открыла скотч и вскоре присоединилась к нам. Сама она этого уже не помнила. До утра мы пили и занимались сексом. Около восьми я заявил, что мне срочно нужно на работу. После чего в довольно хамской манере вытолкал дам за дверь.

История была любопытной. Но слабо походила на правду. Я знал свои возможности. После такого количества алкоголя вторая часть рассказа, с технической точки зрения, казалась совершенно невозможной. Тем не менее беглый осмотр квартиры с изучением окрестностей дивана явил достаточное количество улик, прекрасно всё подтверждавших. В воздухе повисло смущение. Какое-то время мы молча пили кофе. Не понимая, что делать дальше, я заглянул в холодильник. Хотел найти какой-нибудь еды. Вместо этого обнаружил шампанское и почти полбутылки виски. Наступил день сурка. На этот раз, по странной случайности, все воспоминания сохранились.

Два с половиной десятилетия я страшно боялся алкоголя. Лишь в начале эксперимента, восстановив утраченные воспоминания, начал постепенно осознавать, как много он сделал для меня. Разрушительное внутреннее напряжение, копившееся изо дня в день, не могло повышаться бесконечно. Вытесненным фрагментам, пусть и иногда, нужно было давать свободу. Не используй я для этого спиртное – они нашли бы другой выход. Научившись переключаться самостоятельно, лишили бы основную личность контроля. Это была бы следующая, клиническая стадия расстройства. Я оказался бы в лечебнице. По счастью, скопированный у папы механизм помог этого избежать. Общество, умудренное тысячелетним опытом, легко прощало пьяным любые необъяснимые чудачества.

Со временем алкоголь превратился в средство примирения с действительностью. Годами я не решал проблем. Ежедневно сталкивался с последствиями. Невыносимо страдал из-за этого. Не представляя, как хоть что-нибудь исправить, нагружал себя бессмысленной работой. Ежемесячные счета и акты, проектная и конкурсная документация, коммерческие предложения и бесконечная переписка с клиентами. Ненавидя рутинные задачи, я заполнял ими каждую минуту. Всегда что-нибудь не успевая, по воскресеньям торчал в офисе. Для того чтобы не думать о работе, совсем немного выпивал. Бутылка вина в пятницу и еще несколько в субботу казались такой же неизбежностью, как и легкое воскресное похмелье. Возможно, небольшие дозы алкоголя, немного понижавшие напряжение, способствовали сохранению психики. Но тело, измотанное за неделю, не успевало восстановиться за выходные. Однажды, ощутив глубокую усталость, я решил прекратить пить. Месяцы абсолютной трезвости стали чередоваться срывами. Постепенно интервалы сокращались. Последствия становились пугающими. В конечном счете именно они заставили попросить о помощи.

Далеким летним воскресеньем я бесцельно бродил по Арбату. Сдав в пятницу последний экзамен, вяло размышлял о том, чем займусь в ближайшие месяцы. Купил банку пива. Потом еще одну. Стоял и слушал, как двое лохматых парней неплохо играли «Металлику». Сосед попросил сигарету. Оказалось, он пил с утра. Мы сходили в магазин. Спустя пару часов сидели в его машине, слушали «Дорз» и допивали пятилитровый «Хайнекен». Зазвонил телефон. Мой новый знакомый ответил, что скоро будет. Почему-то мы поехали вместе. В районе университета наткнулись на ментов. Сторговались на пятидесяти долларах. Добравшись до пункта назначения, оказались в огромной квартире. Там было много народу. Одна девчонка мне понравилась. До шести утра мы болтали на кухне. Потом несколько раз встречались. К осени она куда-то уехала.

Я долго не мог понять, почему после приема алкоголя постоянно попадал в ситуации, невозможные в обычной жизни. Вероятно, причина была в общении. Трезвым я не мог проявлять обычные человеческие эмоции. Избегал визуального контакта. Казался собеседникам странным. Напуганным и болезненно циничным. Человеком, говорить с которым было совсем не комфортно.

Алкоголь всё менял до неузнаваемости. Ещё до начала переключений я существенно преображался. Говорил громко. Жестикулировал оживленно. Смеялся. Приставал к незнакомым людям. Трезвые от меня шарахались. Пьяные принимали как родного. С этого начинались приключения. Иногда они были приятными. Чаще – совсем наоборот. Судьбоносными или совсем незначительными. Страшными или невероятно смешными. Я был рад любым. Тревога и стыд, приходившие вместе с похмельем, исчезали через несколько дней. Последствия и отрывочные воспоминания сохранялись довольно надолго. Годами поддерживали иллюзию, что я был по-прежнему жив.

Впрочем, было и что-то еще. Что-то, упорно ускользавшее. Каждый раз во время срывов случались непредсказуемые события. Как правило, они приводили к тому, чего я подсознательно желал. Не только вытесненные личности освобождались под воздействием алкоголя. Сотни подавленных желаний, прорываясь в реальный мир, исполнялись с немыслимой скоростью.

Между настойчиво растущим напряжением и этими подавленными желаниями существовала довольно тесная связь. Но тогда я её не видел. Что-то еще, помимо алкоголя, скрывало её от меня. Какая-то мощная, неведомая сила туманила взгляд пеленой. Уводила мысли в сторону. Тщательно маскировала действительность. И даже очень явная подсказка, полученная в разгар эксперимента, не сразу помогла её понять.

VI. Приближение

Мои отношения с едой всегда были очень странными. В школьные годы вместо завтрака я запивал бутерброд какао. В старших классах перешел на растворимый кофе. В школе не ел почти ничего. Еда в столовке была невкусной, а крупные ароматные хачапури стоили аж двадцать копеек. Периодически по утрам папа клал в рюкзак бутерброды. Их нужно было съедать до бассейна. Конечно, я никогда этого не делал. Стеснялся пакетиков с едой. Дома меня ждал суп, заботливо приготовленный мамой. Я не любил первые блюда. Поэтому, как правило, до вечера ходил голодный.

Ближе к семи был ужин. Разогретая на сковороде вареная картошка и ароматные куриные окорочка, заранее обжаренные с чесноком. Простой овощной салат. Летом – из огурцов с помидорами. Зимой – чаще всего из капусты. Завершалось всё чаем – с сушками или каким-нибудь печеньем. Наверное, именно потому, что главный прием пищи случался всего раз в сутки, довольно долго я оставался стройным. Физкультура меня не привлекала. Бегать я терпеть не мог. Подтянуться хотя бы раз представлялось невыполнимой задачей. Но однажды, в конце восьмого класса, я впервые влюбился. Сбрил смешные усы и всерьез увлекся гирями.

Нелепое предположение о том, что физическая сила пригодится в отношениях с девочками, совершенно неожиданно подтвердилось. Спустя полтора года обязательных утренних тренировок я побил многолетние рекорды на школьном спортивном мероприятии. По странному стечению обстоятельств именно в тот момент на меня положила глаз длинноногая русоволосая красавица. Конечно, у нас ничего не вышло. Она была старше. А я очень сильно испугался уже после первых поцелуев. Тем не менее еще несколько лет гири поддерживали форму. В десятом классе, тяжело заболев баскетболом, я совсем забыл о лишнем весе. Зато на первом курсе, напрочь забросив физкультуру, стал стремительно поправляться.

Все последующие годы я так и продолжал питаться. Завтракал чем попало. Всегда пропускал обед. Плотно наедался вечером. Коллеги недоумевали – как я обхожусь днем без пищи. Мне был непонятен вопрос. Чувство голода меня не беспокоило. Ведь оно, вместе с другими ощущениями, вытеснилось в далеком детстве. Хроническое переедание на ночь не причиняло ни малейшего дискомфорта. Первые неудобства проявились, когда весы стали показывать сто десять.

К тому моменту мне всё меньше хотелось двигаться. Сидячее или лежачее положение представлялось наиболее предпочтительным. Физические нагрузки ограничились переходами от машины к лифту и обратно. Секс, которым в начале совместной жизни мы с женой, пусть и изредка, занимались, в те годы практически исчез. Однажды мне попались на глаза фотографии с чужого дня рождения. Зрелище было неприятным. Казалось совсем невероятным, что я мог так сильно растолстеть. Пришлось сесть на диету. Результат получился сомнительным. Сброшенные за месяц килограммы вернулись довольно быстро.

Во второй половине нулевых мы с папой отправились за машиной. Медленно и торжественно, переваливаясь из стороны в сторону, он ковылял между рядами авторынка. В те годы его вес превысил полтора центнера. Продавцы, заметив солидного покупателя, наперегонки бросались навстречу. Легким движением руки папа отодвигал их в сторону. Любой понравившийся автомобиль сначала нужно было померить. К сожалению, все они, за исключением больших минивэнов и внедорожников, оказались ему маловаты. За несколько следующих лет он вырос даже из них.

В 2010 году папу настиг инсульт. Я сильно испугался. Несколько недель не ел. Пробовал разные диеты. Всё было бесполезно. Наконец, купив книгу Дюкана, похудел на 32 килограмма. Вес стал соответствовать росту. Последствия оказались впечатляющими. Люди, давно меня не видевшие, перестали узнавать при встрече. Легкость и свобода движений напоминали юношеские годы. В жизнь вернулся секс. Вместе с ним – бесчисленное количество женщин. Знакомый остеопат, в сотый раз выправляя спину, настойчиво посоветовал бассейн. Вес, подросший до девяноста, замер достаточно надолго. Правда, спустя шесть лет, когда мы начали заниматься с Андреем, снова прыгнул до центнера. Мне это совсем не понравилось.

Я никогда всерьез не задумывался, почему так упорно толстел. Стараясь придерживаться диеты, все равно очень много ел. Любые проблемы и неприятности решал при помощи сладкого. Приятная тяжесть в животе, возникавшая после приема пищи, существенно понижала напряжение. Как правило, я серьезно переедал. Иногда настолько сильно, что почти не мог пошевелиться. Потом приходил алкоголь. Каждый раз, устраняя последствия срывов, я быстро возвращался к диете. Отказываясь от жиров и углеводов, питался в основном белками. Старательно плавал в бассейне. Через месяц всегда заболевал. Силы заканчивались. Настроение портилось. Подступали апатия и тревога. Помогала обильная еда. Круг замыкался. Вес продолжал расти.

В начале эксперимента каждый день я проходил хотя бы десять километров. Медленно, но верно худел. Купил гантели. Начал заниматься. Ощутил давно забытое наслаждение. Радость была недолгой. Пришел новый вирус. В городе ввели карантин. Вместе с ним – массу нелепых ограничений. Парки закрыли. Гулять стало негде. Гнев, отчаяние и бессилие пришлось основательно заедать. Вес снова пополз вверх. Стараясь его остановить, я перешел на 20-килограммовые гантели. Результат последовал незамедлительно. Резкая боль в пояснице, мешавшая ходить и наклоняться, свалила меня в постель. Наступила пора лечиться.

Один знакомый – прекрасный врач и гениальный ученый – выслушав моё нытьё, по счастью, не стал смеяться. Посоветовал выбросить гантели. Выдал четкий план тренировок. Через несколько недель, когда боль в спине утихла, я снова встал на весы. Они показали центнер. Торопиться было некуда. Изучив план и зафиксировав цифру в качестве отправной точки, я потихоньку начал тренироваться. В понедельник делал кардио. В среду – планки. В пятницу с удовольствием занимался с гирями. Чуть позже добавил день растяжек. Еще два дня – с практической стрельбой и базовыми упражнениями из боевых искусств – пришлось на время отложить. Ежедневные прогулки с собакой просто не оставляли для них сил. Организм, отвыкший от нагрузок, адаптировался крайне медленно.

Месяцами меня не покидало желание хоть как-то разобраться с едой. Я отбросил все существующие диеты. Долго и упорно читал, что именно и в каком количестве должен получать организм. Составил список подходящих продуктов. Разделил на дни и приемы пищи. Получил оптимальный рацион. Но каждый раз, начиная есть, не мог вовремя остановиться. Вставая из-за стола, испытывал приятную тяжесть. Тревога отступала. Напряжение, каким бы тяжелым оно ни было, исчезало практически полностью. Окружающие казались добрыми и приятными. Однажды хорошая знакомая, завершая обильный обед, задумчиво и умиротворенно вздохнула. Мечтательно улыбнулась. С нотками грусти произнесла всего несколько очень простых слов. В груди что-то сжалось и упало. В глазах на мгновение потемнело. Спина вздрогнула. По телу пробежали мурашки. Я столкнулся с неожиданной подсказкой.

К сожалению, только спустя полгода эта брошенная невзначай фраза привела меня к очень важному открытию. Но тогда я был совсем не готов. Ароматная грузинская еда приятно клонила ко сну. Думать о чем-то сложном, погружаться в неизбежную тревогу, да и просто прислушиваться к ощущениям не было ни малейшего желания. Мы вышли на улицу. Дул легкий ветерок. Солнце заставляло щуриться. Таяли остатки снега. По тротуарам сновали счастливые люди. Даже взъерошенные суетливые воробьи щебетали особенно жизнерадостно. На какие-то несколько мгновений мир вокруг стал пронзительно красивым. В воздухе отчетливо пахло весной.

Много лет, размышляя о времени, я представлял настенные часы. Стрелки, начиная отсчет в январе, неспешно ползли вниз. В марте существенно ускорялись. В мае почти летели под откос. Влекомые силой инерции, стремительно перепрыгивали июнь. Там на мгновение останавливались. Замирали. Переводили дух. Затем, с небольшими остановками, осторожно карабкались вверх. Июль тянулся бесконечно долго. Август – чуть заметно быстрее. В результате эти два месяца получались самыми длинными в году. К сентябрю, восстанавливая привычный ритм, стрелки быстро взбегали в гору. Из года в год, подобно опытному стайеру, берегли силы в октябре. Поддерживали темп в ноябре. И лишь в самом конце, сделав отчаянный рывок, неслись к декабрьскому финишу. Брали неделю отпуска. Отсыпались. Шли на очередной круг.

Почему-то, среди всего этого многообразия, больше всего я любил лето. Ветреный быстротечный июнь, весь в дождях и сумасбродной погоде, пролетал до обидного быстро. Но оставшиеся два месяца, переполненные теплом и солнцем, каждый раз я отчаянно старался до отказа насытить событиями. Жадно впитывал впечатления. Бережно сохранял мысли и образы. Постепенно они приводили к судьбоносным решениям и действиям. Лето всегда несло перемены. Тот год не стал исключением.

VII. Лето

Удар оказался неожиданным. Спиннинг, резко рванувший в сторону, чуть не вылетел из рук. Полчаса назад, облавливая интересный рельеф, я забрался в воду по плечи. Всем телом сопротивляясь течению, балансировал на рыхлом песке. Теперь, чтобы начать вываживать рыбу, судорожно пытался нащупать хоть какую-то твердую поверхность. Совершая нелепые движения, с большим трудом выбрался на подводную песчаную косу. Попробовал провернуть катушку. Ощутил мощное сопротивление. На другом конце шнура, стремясь уйти на середину реки, отчаянно металась рыба. Продолжая бороться с потоком, я подтянул спиннинг повыше. Легкое удилище выгнулось, почти зазвенев в руках. Резко опуская его вниз и успевая при этом сделать пару оборотов катушкой, ступеньками по десять сантиметров, я начал поднимать добычу. Для судака борьба была слишком упорной. Крупной щуке или ленивому усатому сому в этом месте делать было нечего. Изнывая от любопытства, я тащил рыбу наверх и думал лишь о том, чтобы не сломать снасть. Минут через десять таинственный хищник промелькнул почти у поверхности. Расцветка напоминала щуку. Она казалась небольшой, сантиметров 60 в длину. Но, зацепившись за приманку спиной, шла боком, поперек сильного течения. Попав в очередную струю, сделала мощный рывок. Снова чуть не сломала спиннинг. Пришлось ослабить фрикцион. Шнур, отвоеванный с таким трудом, почти полностью вернулся под воду. Вся процедура повторилась. Еще через четверть часа заметно ослабевшая рыба вплотную приблизилась к берегу. Она была странной. С длинным острым носом, колючими щитками и мощным широким хвостом, напоминавшим по форме бумеранг. Обычная килограммовая стерлядь, пойманная в ста километрах от Москвы.

Разглядывая живое ископаемое, я усомнился в реальности происходящего. В детстве папа часто привозил с рыбалки огромных полутораметровых осетров. Длинные и темные, они выглядели пришельцами из космоса. Только в старших классах, купив модем и освоив интернет, я осознал почему. Появившись на земле больше 70 миллионов лет назад, эти удивительные существа по странному стечению обстоятельств пережили динозавров. Эволюционировав в обширное семейство, дожили до наших дней. В начале прошлого века, уступив натиску жадных прямоходящих приматов, оставили бассейны центральных рек. С учетом всего моего предшествующего рыболовного опыта, поимка столь редкого экземпляра казалась совершенно невероятной.

Два года, вооружившись лодкой, мотором и эхолотом, я практически безрезультатно пытался поймать хищника. Находил скопления рыбы. Выставлял лодку на правильном расстоянии. Пробовал все возможные приманки. Экспериментировал с грузом и проводками. Но успеха достигал крайне редко. Ока, Дон, Селигер, Верхняя и Средняя Волга. Куда бы я ни ехал, рыба почти не клевала. Для того чтобы начать ловить, мне не хватало какого-то важного элемента. Отчаявшись понять, какого именно, я просто наслаждался процессом. Привычно превратил рыбалку в очередное символическое действие.

Река, песок, отсутствие дорог и людей. Десятки подобных мест были разбросаны по карте на расстоянии ночного перегона. Выезжая из дома в полночь, к семи утра я добирался до пляжа. К одиннадцати, когда солнце нещадно припекало, заканчивал ставить лагерь. Собирал палатку и мангал, расставлял мебель, надувал кровать и матрас. Долго и с наслаждением возился с лодкой, мотором и кучей других игрушек. Крошечный отрезок песка на несколько незабываемых дней становился моим домом. Даже собака это прекрасно понимала. Утром и вечером настойчиво просилась на прогулку. Интеллигентно решала свои вопросы на вполне приличном удалении.

С четырех утра и до полудня, а потом с шести и до одиннадцати вечера я искал и пытался поймать рыбу. Всё остальное время спал, загорал, купался и просто наслаждался летом. Робкими, холодными и туманными рассветами. Тягучими, таинственными и тихими закатами. Жарой, пляжем, изумрудной и, как правило, почти непрозрачной водой. Невероятно чистым, высоким и голубым небом. Выгоревшими волосами, потемневшей кожей и приятной, обволакивающей усталостью, заставлявшей однажды под вечер неспешно сворачивать лагерь.

Начав эксперимент в сентябре, уже к середине декабря, распрощавшись с машиной и игрушками, я немного приуныл. Почти всю зиму привычно просидел дома. Нетерпеливо переждал карантин. Лишь в начале июня, когда стало совсем невмоготу, отправился на Оку с разведкой. Здесь, в ста километрах от Москвы, не было и следа пандемии. Люди жили обычной жизнью. Возились в огородах и воровали огурцы в теплицах. Ходили на работу и подкрашивали облупившиеся за зиму заборы. На совсем не предназначенном для этого маленьком и низком автомобиле, сражаясь с раскисшими грунтовками, с помощью лопаты и такой-то матери, я все-таки добрался до воды.

В предыдущие годы мы много раз приезжали в эти места. Но в последний раз были здесь пару лет назад. И теперь всё вокруг казалось непривычным. Вода стояла высоко. Исчез пляж, с которого я раньше спускал лодку. Скрылись небольшие деревья, росшие поблизости на берегу. Среди их макушек, похожих на обычные кусты, резвился умный и глазастый голавль. Чуть поодаль слышались плавные и размеренные всплески судака. Щуки не было. Но я все равно жалел, что не взял с собой спиннинг. Горячий ароматный воздух почти бурлил от обилия слепней и оводов. Яркая сочная трава и первые полевые цветы пахли так сильно, что, на какое-то мгновение, у меня закружилась голова. Только теперь я почувствовал, как скучал по всему этому. Развернув легкую подстилку, разделся и растянулся на склоне, плавно уходившем в воду. На пару метров ниже находилась дорога, по которой мы летом выезжали на песок. Но сейчас там царила другая стихия. В мутной толще воды не было видно ничего.

Еще прошлым летом белоснежные меловые холмы, разбросанные в излучинах Дона, натолкнули меня на мысль. Десятки миллионов лет они стояли там, молча наблюдая за происходящим. Для них, древних исполинов, мы, люди, были незначительными песчинками. Крошечными однодневными насекомыми, не достойными пристального внимания. Но мы были любопытными. И я был именно таким. Поэтому, задумавшись о событиях, бурливших вокруг на протяжении долгих веков, завел себе новую привычку. Перед тем, как куда-то ехать, тщательно изучал местность. Рассматривал карты. Исследовал письменные источники. Не в силах узнать всего, что видели и помнили скалы, стремился понять хоть что-то. Потом, лежа в полуденном зное, с наслаждением вспоминал прочитанное. Пробовал собрать, восстановить и пережить старые чужие воспоминания. Сам того не осознавая, всё ближе подталкивал себя к новому важному открытию.

Ока не стала исключением. На красивом пригорке чуть выше по течению под метровым слоем земли скрылся город Лопасня. Довольно долго считалось, что поселение, уничтоженное в 1382 году ханом Тохтамышем, в 5 веке было основано вятичами. Но недавно, на глубине полутора метров, археологи обнаружили следы еще более древнего городища. Артефакты, отнесенные к третьему веку, говорили о присутствии в этих местах таинственных и малоизученных балтийских дославянских племен.

Еще дальше, над безымянным ручьем, раскинулась деревня Сенькино. По легенде, за два года до нашествия Тохтамыша, московский и владимирский князь Дмитрий собрал в Коломне несколько тысяч всадников. Сделав большой крюк, 28 августа переправился здесь через Оку и двинулся в сторону Дона. Благодаря неожиданному маневру, уже через 10 дней разгромил войско Золотой Орды. Битву назвали Куликовской. Князя – Донским. В школе я сотни раз читал об этом. Но теперь всерьез задумался.

Был разгар паводка. Мощный зеленоватый  поток, проносившийся мимо, не оставлял даже мыслей о переправе. Питаясь водой, в основном, за счет растаявших снегов, к середине лета Ока сильно мелела. Я очень хорошо помнил, что в конце августа глубина в этом месте падала примерно до метра. Но течение оставалось сильным. Обычный легкий якорь не всегда держал лодку на тягучем песчаном дне. Лошадям князя Дмитрия, тащившим на себе всадников, оружие и доспехи, должно было прийтись несладко.

В таких условиях переправа нескольких тысяч воинов за один световой день представлялась не самым простым мероприятием. История, убедительно звучавшая в учебниках, в реальном мире казалась не очень правдоподобной. В голове промелькнула мысль. Возможно, ухватись я за неё тогда, ответы на многие вопросы нашлись бы гораздо раньше. Но было очень жарко. Солнце припекало лысину. Оводы мерно гудели. Легкий ветерок убаюкивал. Зевнув несколько раз, я провалился в глубокий сон. Проснувшись, понял, что уже пора ехать. Сложный маршрут по раскисшим полям лучше было проделать до темноты.

Буквально через неделю, взяв легкий спиннинг, я вернулся в то же место. Неожиданно для самого себя всего через полчаса вытащил небольшого, но очень бойкого судака. Через день – еще одного. Потом – двух. И так – почти всё лето. За пару месяцев поймал столько рыбы, сколько не ловил за всё время до этого. Что-то неуловимо изменилось. Обычные символические действия начали обретать цель. Не имея под рукой эхолота, простыми дедовскими способами день за днем я исследовал реку. Она удивляла, каждый раз открываясь с какой-нибудь новой стороны. Менялись погода и ветер. Скакало давление. Шли дожди. Уровень воды поднимался и опускался. Каждая мелочь влияла на поведение рыбы. Даже дно преображалось на глазах. Глубокая яма, из которой в один день удавалось достать пару небольших судачков, через неделю бесследно исчезала, занесенная тоннами песка. К осени участок протяженностью в пятнадцать километров был вдоль и поперек изучен. Я понимал, где, какой и когда может находиться хищник. На что и почему он может клевать. Однажды утром разговорился с аборигеном. Он похвастался, что за 30 лет поймал в этих местах целых двух стерлядей. Мой результат был таким же. Правда, всего за два месяца.

Почему-то именно тем летом рыбалка стала важной. Пару раз в неделю, вставая задолго до рассвета, я затемно успевал доехать до воды. Проводил там весь день. Уезжал после захода солнца. Чтобы не портить отдых большим количеством людей, делал это в будни. Настолько короткие выезды по-прежнему казались непривычными. Тем не менее я был практически счастлив. Мне нравилось всё. Отсутствие необходимости тратить время на лагерь. Простой обед из свежих овощей и фруктов. Приятная усталость и даже легкая боль в спине после двенадцати часов, проведенных на ногах. Казалось, ради этих ощущений уже стоит просыпаться. Но бывало и по-другому. Спина неприятно ныла. Плечи и руки болели. Вымотанный и злой, уже в полной темноте, я покидал реку. В эти дни мне не попадалась рыба. Двигаясь в сторону дома, я смотрел прогноз погоды. Прикидывал, когда смогу вернуться. Минута за минутой прокручивал в памяти события. Думал, что можно было сделать по-другому. Искал ошибки. Испытывал острую необходимость срочно всё исправить. Удавалось это далеко не всегда.

Однажды клевать совсем перестало. Казалось, этим летом я понял основной принцип. Нужно было следить за подсказками. Рельеф, температура, уровень воды, ветер, облачность и время суток лишь примерно говорили о том, где и какого искать хищника. Подбирать приманки, проводки и снасти для конкретных условий ловли можно было бесконечно. Удачное сочетание, работавшее утром, могло не дать никакого результата вечером. Хитрый голавль, стоявший на травянистых косах, жадная щука, охотившаяся у берега, ленивый судак, сутками спящий на дне. Все они требовали разного подхода. Как правило, в течение дня решение удавалось подобрать. Но внезапно, на протяжении трех недель сентября, я не получил ни одной поклевки. Месяцами копившееся напряжение стало вдруг практически невыносимым. Похоже, я погрузился в него достаточно глубоко. Источник был где-то совсем рядом. В один из вечеров, уже затемно поднявшись на берег, уставший и злой, я неожиданно столкнулся с зайцем. Ослепленный светом фар, стоя на задних лапах, несколько долгих минут он таращился в мою сторону. Потом, резко взмахнув ушами, скрылся в высокой траве. Меня сковало оцепенение. Перед глазами что-то вспыхнуло. В груди проснулся ледяной ужас. Разбитый внезапной догадкой, напуганный и почти обессилевший, надолго я остался на месте.

VIII. Разочарование

Большая розовая лужа медленно растекалась по асфальту. Из пробитого радиатора «Шевроле» капала охлаждающая жидкость. Стояла такая жара, что пара совсем не было. Что-то пошло не так. Как будто сначала я подумал «нет, только не опять». Потом – «нет, так не бывает». И лишь после этого ощутил толчок, сопровождавшийся звуком удара сзади. Сохраняя надежду, что ничего страшного не случилось, я медленно вылез из машины. Незадачливый виновник торжества явно нуждался в эвакуаторе. Мне же ничего не мешало придерживаться изначального плана. А именно – доехать до гаража, взять палатку и вечером отправиться на речку. Царапины на бампере и колпаке запаски, действительно, этому не препятствовали. Стоя и прикидывая, как быстро появится ГАИ, я размышлял, сколько времени займут бумажки. Удивился собственному отрывистому дыханию. Потом – легкой дрожи в руках. Сел за руль. Попробовал успокоиться. Ядовитый коктейль из чувств – злости, тоски и необъяснимой тревоги – упорно мешал это сделать. По спине пробежали мурашки. Напряжение резко подскочило.

Меня не очень волновала машина. Хотя тратить время на возню со страховой компанией представлялось не слишком интересным. Растущие на глазах пробки тоже уже не беспокоили. Где-то глубоко внутри возникло и крепло ощущение, что поездка сегодня не состоится. И дело было не в том, что планы внезапно разрушились. Просто я, отмахиваясь от действительности, в очередной раз пытался себе соврать. Всё это – и жара, и авария, и злость – со мной уже было. Приблизительно год назад. Примерно на том же месте. В то же время и при похожих обстоятельствах. Глаза закрылись. Отчаянно колотившееся сердце резко оборвалось и затихло. По телу прокатилась глубокая, обволакивающая слабость. Нахлынули апатия и безразличие.

Вспомнился тот день. Он не заладился с самого утра. За пару месяцев до начала эксперимента, проспав и встав с трудом, я долго отвечал на почту. Возился с домашними делами. В результате начал понимать, что опаздываю. В заметках был список мелочей, которые следовало закончить. Вечером я уезжал на Дон. Наскоро побросав в машину вещи, помчался в гараж за дополнительной канистрой. На полпути, на съезде с третьего кольца, на скорости около восьмидесяти услышал громкий хлопок. Кузов накренился. В зеркале заднего вида отразилось облако густого пара. Нога, инстинктивно упершись в педаль, тут же провалилась вниз. Тормозов не было. Прокатившись по инерции метров триста, я все-таки остановился, чудом никого не задев. Вышел посмотреть, что случилось. Канализационный люк с большим отколотым куском подпрыгнул после проезда переднего колеса. На какие-то доли секунды доступ в колодец открылся. Заднее колесо рухнуло туда. Диск разлетелся. Амортизатор был оторван. Из-под перекошенного заднего моста по асфальту струилась темно-коричневая тормозная жидкость. Конечно, в тот день я никуда не уехал. Но вскоре, в самом начале октября, снова собрался на Дон. Приготовив с утра вещи и заскочив в офис, чтобы разделаться с какими-то срочными делами, быстро отправился домой. Хотел вздремнуть пару часов перед длинным ночным перегоном. Незадачливая дама, решившая повернуть из среднего ряда налево, легким движением руки разрушила все планы. Провозившись с ГАИ до глубокой ночи, я отказался от поездки. Через месяц предпринял еще одну попытку. Около трех утра где-то за Тулой вышел, чтобы купить на заправке кофе. И больше не смог открыть машину. Она просто не снималась с сигнализации. Ни с брелока, ни через GSM-модуль. Поразмышляв пару недель о причинах таких странных совпадений, машину я решил продать. Но теперь, год спустя, автомобиль был другим. А проблема осталась прежней. Потому что снова, впервые за восемь месяцев, я планировал уехать на Дон.

Мне всегда представлялись выдумкой истории о Боге или другом высшем разуме, управляющем всем происходящим. Для этого в мире существовало слишком много несправедливости. Но в тот раз, рассматривая в телефоне фотки, я очень крепко задумался. Кадры двух аварий были сделаны с разницей в год. Дата была одинаковой. Время отличалось на две минуты. В одном случае я вышел из машины в 14:52. Во втором – в 14:54. Расстояние между точками на карте составляло пятьсот метров. Для совпадения это было слишком странным. Изо всех сил стараясь понять, что конкретно случилось, я почувствовал невероятную усталость. Весь вечер провел как в тумане. Рано лег спать. Проснувшись на следующее утро, ощутил себя полностью разбитым.

Пару дней мне было плохо. Странная слабость не позволяла ничего делать. Мутный вязкий туман, доверху наполнивший голову, совершенно не давал думать. Я превратился в овощ. Лежал, дремал и пересматривал старые фильмы. Сил не было даже на то, чтобы пойти гулять с собакой. На третий день стало легче. Постепенно вспомнились подробности последних печальных событий. Ситуации были схожими. Каждый раз, начиная с утра, я дергался, нервничал и что-нибудь обязательно не успевал. Меня донимали сомнения – стоит ли вообще ехать. Самые незначительные мелочи, сильно действуя на нервы, причиняли физический дискомфорт. Погода. Неожиданный телефонный звонок. Едва различимый скрип замка багажника. Казалось, всё вокруг сопротивлялось желанию уехать. Упорно придерживаясь плана, я все-таки терпел неудачи. На этом совпадения заканчивались. Вопросов становилось больше.

Почему я не мог доехать до речки? Почему страдала техника? Что я делал не так? Или, если на секунду предположить, что за всем этим стоял некий разум, то что конкретно таким образом он хотел мне сообщить? Внятных ответов не было. Я снова что-то упускал. Неожиданно в памяти вспыхнула деталь. За несколько дней до аварии случилась серьезная неприятность. Почти год мы с партнерами старались запустить проект. Но очередной потенциальный инвестор, на которого мы очень надеялись, наотрез отказался участвовать. Руки опустились. Стало понятно, что что-то идет не так. Я решил побыть в одиночестве и как следует всё обдумать. Поэтому собрался на Дон. Возможно, именно в тот момент совершил роковую ошибку.

Эта мысль многое объясняла. И напряжение, и сопротивление, и даже мучительные сомнения. Казалось, я что-то нащупал. Полистав дневники, нашел похожие события, случавшиеся перед каждой поездкой. В те дни я всегда испытывал почти одинаковые чувства. Гнев, тоску, разочарование и страх. Мир вокруг неотвратимо рушился. Неудачи представлялись фатальными. Было совершенно не ясно, как после них жить дальше. Меня преследовала почти физическая потребность отмотать события назад. Любой ценой вернуться к плану. Исправив несколько незначительных деталей, все-таки получить задуманное. К сожалению, это было невозможно. Изнывая от собственного бессилия и глубокой, всепоглощающей безысходности, я боролся с растущим напряжением. Не желая использовать алкоголь, просто спасался бегством.

Бог, высший разум, рок. Таинственные мистические совпадения. Всё это было ни при чем. Только я и мои собственные действия служили настоящей причиной. Год, прошедший после первого инцидента, не привел к заметным переменам. Время было потрачено впустую. Медленно, бессмысленно и бесцельно я прополз очередной круг. Это было унизительно. И, тем не менее, было правдой.

Мне хотелось бежать и кричать. Еще лучше – что-нибудь крушить и взрывать. Все мои нелепые попытки хоть как-то изменить жизнь закончились позорным провалом. Да, алкоголь остался в прошлом. Но это ни на что не повлияло. Напряжение все так же росло. Счастье по-прежнему не наступало. Никогда прежде я не чувствовал себя настолько никчемным и бесполезным. Долгие годы я старательно избегал детей. Боялся стать таким папой, каким был мой для меня. Оказалось, могло быть и хуже. Ведь эти новые люди могли вырасти такими же, как я.

Во всем мире одна-единственная вещь удерживала меня на плаву. Казалось, глубоко внутри происходило что-то крайне важное. Как будто там кто-то собирал огромный и очень сложный конструктор. Пристально я следил за происходившим. Ждал. Прислушивался к ощущениям. Иногда они требовали действий. С восторгом я бросался их исполнять.

IX. Осень

Длинные серые уши скрылись в высокой траве. Притихший, сраженный внезапной догадкой, я всё еще сидел в машине. Какой-то охотник, наверняка, долго и безуспешно гонялся за этим зайцем. Но он был здесь. И вывод напрашивался один. Моя рыба, упорно отказывавшаяся клевать, ждала меня в другом месте. Именно в тот момент, несмотря на отчаянное желание соврать, я отчетливо понял, где именно.