Пёстрые эскизы. Сборник рассказов

– Есть, паштет шпротный с хлебушком чёрным. Мировая закусь! Что-то закралось у меня подозрение, будто расслабился ты малость у любови своей, разнежился. Петрович, может, у тебя замечания есть какие, по столу, например: как накрыт, что стоит, не так лежит?

– Ну что вы, пацаны, всё нормально, это я так, просто спросил.

– Так выпьем же за тех, кто в море, за моряков и их жён и подруг! – сказал он, не морщась, опрокидывая стакан водки в рот. – Кстати, Петрович, пока тебя тут не было, – аппетитно хрустнув огурчиком, продолжал Винт, – у нас Лёха влип в историю одну. Пошёл наш друг в гости к подружке на первый этаж, к новенькой с параллельного потока, и назюкался он там от души.

– Лёха, может, ты расскажешь?

– Да рассказывай, чего там, – сказал он с лукавой ухмылкой на лице.

– А что пили, Лёша?

– Разное там было, отец у неё моряк, ну и привёз из загранки, – нехотя начал вспоминать Лёха. – Виски, ром, джин голубой…

– Принесла она это добро в общагу, – продолжил Винт. – Попили, полюбились и заснули в объятиях друг у друга. Будит она его в два часа ночи и говорит: иди-ка ты, Лёша, спать к себе, а то проверят ещё, будут у нас с тобой неприятности. Стал он подыматься по лестнице и этаж спросонья перепутал, вместо нашего поднялся этажом выше, так было?

– Так, так, – утвердительно закивал головой Лёха.

– Вот заходит он в комнату и, свет не включая, чтобы нас не будить, начинает раздеваться, потом ныряет в постель, а там кто-то есть, ну и подумал на меня, говорит: «Винт, вставай, ты что тут делаешь?» А там девчонка лежит и как заорёт: «Спасите, насилуют!» Лёша не поймёт, в чем дело, из постели, как ошпаренный, выпрыгивает, свет включается – и стоит Ромео в трусах в бабской комнатке, окружённый разъярёнными женщинами, которые кидают в него что попало: и чашки, и ложки, и подушки. Лёх, так же было, а?

– Так оно и было, одна из них  мне прямо в пах туфлей попала, лахудра злая, знала, куда кидать.

– Здесь, братцы, понял он, в чём дело, бросился бежать наш братан со всех ног к нам, хмель да сонливость как рукой сняло, вбегает в трусах, орёт, как ошпаренный

: «Спаси, Винт! Ни за что пропадаю! Помоги!» Пошёл я к девчонкам и говорю: так вот да этак, ошибся человек дверью, с кем не бывает, простите грешного. А они отвечают: мол, была попытка изнасилования, есть свидетели и вообще – мы девочки с юрфака, а сами смеются. Я представился им как будущий дипломат, сразу предложил взятку. И началось борьба как бы между Черчиллем и адвокатом Плевако, сначала они требовали банку чёрной икры с шампанским, но я спустил до киевского тортика с вином, на пиво с воблой они никак не соглашались. В общем, одежду отдали, но колёса ни в какую, оставили под залог. Теперь он третий день ходит в тапочках на занятия, из принципа, – закончил он под всеобщий хохот.

– Кто тут ответственный за бутылку? Наливай! За что пьём, парни? Давай, Славик, теперь твой черёд тост толкать.

– Давайте за пятерых лосей!

– А это как? – спросили с недоумением.

– Ну вы даёте, хлопцы! Чтобы училось, спалось, е….сь, пилось и любилось!

– Вот филфак жарит, нам, дипломатам, далёко до них! Петрович, так что там у тебя случилось-то?

– Да так, заженить меня хотела, ну я и дёру дал.

– Жениться нашему брату студенту никак нельзя, – задумчиво произнёс Славик. – В институте хвосты сразу появятся, жене внимание уделять надо.

– Петрович, брось лапшу друзьям на уши вешать, мы ж тебя не первый год знаем, это которая у тебя по счёту, а?

– Да бес попутал, парни, не виноват я.

– Я так и знал, блин, неисправимый ты человек, Петрович! Колись, как было дело?

– Сидел я дома тихо, никого не трогал, занимался, как раз экзамен должен быть у Горыныча. Ну, думаю, прочту конспекты чуток – может, пронесёт, а то он с женой развёлся, лютует теперь, говорят. Машка на работу свалила, я один, тишина, никто не мешает, сижу себе, грызу гранит науки, мечтаю – может, стипендию подымут. Звонок, открываю: соседка стоит с полотенцем, с третьего этажа, симпатичная девчонка такая, пару раз у Маринки была на дне рождения – так на посиделках пару раз общались. И говорит, что воду отключили у них, авария, сосед залил водой соседа. «Можно я у вас душ приму, а то на работу идти скоро?» «Проходите, – говорю, – купайтесь себе на здоровье». А сам пошёл заниматься в комнату к себе. Не прошло и трёх минут, слышу – кричит: «

Сенечка, ты мне спинку не потрёшь?» Зашёл я в ванную комнату, она сидит, волосы распустила и говорит: «

Ты глазки закрой и не подглядывай, потри спинку и выходи сразу же». Ну, я закрыл глаза и пошёл в её сторону, на ведро налетел, чуть не упал, а она смеётся. Стал я ей спинку натирать.

«Вот тут потри, Сенечка, вот тут пониже». Потом говорит: «Ты глаза-то открой, или что, вообще дурак? И чему вас там в институтах только учат?» Как стала одежду с меня срывать! И плюхнулся я вместе с ней в ванну, минут через пять Машка, как бешеная, влетает, что было дальше – оставляю на ваше воображение, господа гусары, un peu d’imagination.– Я представляю, – сквозь неудержимый хохот проговорил он. – Тут и воображения не надо, одна реальность. Ну, Петрович, развеселил ты нас, теперь твоя очередь тост гнать.

– Робцы, давайте выпьем за то, чтобы, как ни шли бы мы к знаниям, какая бы ни была бы лекция интересная, а всё равно нас к девчонкам тянуло!

– Молодец, Петрович! Вот это в тему! За прекрасный пол! За женщин!

– А что, у тебя серьёзно экзамен у Горыныча?

– Да, блин, слышал, что лютует он сейчас.

– Лютует не то слово – бесчинствует, Клавка с третьего курса зашла на экзамен к нему, сама вся расфуфырилась, накрасилась, охмурить решила Змея, выходит так минут через пять, вся в слезах, девки сразу к ней: «Ну как?» «Никак, срезал, г….н несчастный!» Дверь следом открывается, и Горыныч выходит: «Предмет учить надо, а не преподавателя презервативом обзывать!» Клавка как бросилась бежать с рёвом по коридору!

– Ни фига себе, она что – не знала про его слух? Да он шелест шпаргалок за десять рядов слышит.

За стеной снова послышался стук, напоминающий морзянку, вслед за этим дверь в комнату отворилась, и осторожно зашла однокурсница Катя.

– С какой доброй вестью пожаловали к нам, mademoiselle Catherine?

– Ребята, здрасте, что отмечаете? Я предупредить зашла, будьте осторожны – комендант решила сделать проверку в общаге на наличие нелегалов, сейчас она на втором этаже шмон наводит.

– Петрович, а как ты зашёл в общагу, да ещё с чемоданом? – с удивлением спросил Лёха.

– Катя впустила, – кивая головой на однокурсницу, ответил он. – Тёть Маша в продуктовый решила сгонять, и она, как всегда, её подменяла. Ma cher mademoiselle, с меня причитается! Проси всё, что хочешь, царица, всё будет исполнено.

– Парни, в коридоре полы надо помыть, сегодня ваша очередь.

– Ну вот! Как всегда, такое попросит! А попроще? Борща сварить, конспект переписать, а то сразу полы мыть!

– Что за шум, а драки нет? – в проёме двери показалась грузная фигура вахтёрши общежития тёти Маши. – Ребятки, ну-ка пересчитайтесь, сколько вас тут, а водочку кто пронёс в общежитие?!

– Ведь день рождения сегодня, Мария Семённа! – хлопая глазами, заговорили студенты.

– Чей ещё день рождения тут? У меня всё расписано, это вы вашему ректору лапшу на уши вешайте, а не Марии Семёновне.

– Ну, Винт, это ты у нас в дипломаты метишь – так давай, показывай чудеса словесности, – не без ехидства заметил Славик. – А то без выпивки останемся.

Только Винт открыл рот, чтобы возразить вахтёрше, как раздался взрыв с нижнего этажа. Вахтёрша изменилась в лице и раздражённо воскликнула:

– Вот обормоты, опять эти химики эксперименты делать затеяли, ну я вам покажу, что такое разъярённая русская женщина неопределённого возраста!

– Вот именно, займитесь ими, это они, наверное, перегоняют царскую водку в столичную! Либо треску жарят на купоросном масле, – посоветовал вахтёрше Винт.

– Как-то было раз, они меня пригласили на суп, – вклинился Лёха. – Я его попробовал, а он дизелем отдаёт, спрашиваю, чё за туфта, керосином прёт ваш суп-то, а они мне – значит, гороховый, а если скипидаром – значит, картофельный.

– Слушай, Гвоздь, ты мне голову не морочь, через пять минут я возвращусь – чтобы ни водки, ни нелегалов, а то придётся мне меры принимать!

– Мария Семённа, так это же Винт, а не Гвоздь! – не без сарказма воскликнул Славик.

– Я женщина нежная, а не мужик – у меня всё гвозди, даже шурупы с болтами, и полы мойте в коридоре регулярно. Всё!

– Вот насчёт женщины не очень-то и убедительно, – пробубнил Винт вслед уходящей вахтёрше.

Студенческое общежитие, построенное ещё во времена Хрущева, имело довольно-таки унылый вид, если посмотреть на него с внешней стороны: обшарпанная облицовка, облезшая краска на окнах, большие стеклянные двери, успевшие потускнеть от времени, маленький дворик со скамейкой, словно по какой-то дивной причуде сверху жизнь замерла вокруг него в ожидании лучших перемен. Но то, что происходило внутри этого здания, было полную противоположностью его экстерьеру. Стены общежития были ровно отштукатурены и покрашены в весёлый цвет детского поноса. Кое-где на стенах висели студенческие объявления: «Имейте совесть, возвратите сковородку», «Животных проносить в общежитие запрещено, даже крокодилов!», в уборной – «Экономьте туалетную бумагу», над унитазом – «Смывайте после себя вне зависимости от достигнутых результатов».

Общежитие – это место, где совместно проживающие студенты делят временно не только место под крышей, но и трудности и радости студенческой жизни, здесь можно поесть, не имея гроша за душой, попросить у соседа конспект, вызвать врача – студента-медика. Здесь можно быстро влюбиться и так же быстро разойтись, не делая из этого трагедию, всё здесь временно, и все это прекрасно осознают, живя неписаными законами временного бытия. Часто, окончив учебу, даже ведя самостоятельную жизнь, настолько привыкаешь ко всему, что даже по прошествии многих лет начинаешь скучать по общежитию, вспоминая шум, друзей, однокурсников, веселье и, конечно, злого коменданта.

Через некоторое время, выйдя из туалета, что был в конце коридора, Славик наткнулся на красавицу Эмилию с пакетом в руке, которая шла в почти том же направлении. У неё были довольно-таки пышные формы тела и густые вьющиеся волосы каштанового цвета, лежавшие на смуглых плечах.

– Хорошо, что тебя встретила, – ошарашила она его. – Сегодня вечером ждём вас к нам, у Лены день рождения.

– Хорошая новость, – приходя в себя, сказал Славик. – И тортик будет? Киевский, как в прошлый раз. Приглашение принято, скажу ребятам, чтобы гладили брюки, стирали носки, меняли трусы, готов лично проверить каждого перед выходом!

– Ладненько, давай, я пошла, – со смехом сказала Эмилия. – Ждём вас, не опаздывайте.

Приближаясь к двери с надписью «Ручку не ломать, она уже сломана», она остановилась:

– Ах да, совсем забыла: принесите с собой пару вилок, а то после каждой вечеринки их становится всё меньше и меньше.

После театрального сообщения о благой вести, принесённой Вячеславом со стороны девчонок, в комнате начался переполох.

– Вот это хорошая новость, – загадочно улыбаясь в предвкушении приятного, шептал Винт.

– Я в прошлый раз так надрался у них на дне рождения, – начал рассказывать Лёха. – Встаю утром с бодуна, голова трещит, во рту кошки нагадили, смотрю на себя в зеркало в ванной комнате и не узнаю. Вроде зеркало, там я должен быть, а там другой. Потом понял! Я же очки забыл надеть.

– А знаете ли вы? – Петрович поднял указательный палец и лишь только после установления полнейшей тишины, когда взоры всех были обращены на него, продолжил. – А знаете ли вы, что китайскими ученными достоверно установлено – чем больше дней рождений ты справляешь, тем дольше живёшь.

После череды бальных танцев под медленную музыку, где после поверхностного ознакомления стали образовываться новоиспечённые пары, началось застолье, скромная студенческая снедь была почти полностью уничтожена за считаные минуты, даже тарелка с десертом из майонеза с зелёным горошком стояла пустой, всё это находилось в доброй дюжине молодых желудков и затоплялось различными напитками, которые могут придумать разве что только студенты. Столичная водка из сифона со льдом, коктейли «Поцелуй вампира», «Ванька-Встанька» и, конечно, знаменитая «Кровавая Мэри», не считая крюшона в арбузе. Наконец погас свет, и начались настоящие танцы.

У каждого уже была своя пара, которая всё плотнее и плотнее прижималась к партнёру. Долгие, как капли густого мёда, затяжные поцелуи кружили головы, порождая сладкую влекущую страсть. Потихонечку пары разбредались кто куда по всему общежитию, ища места для уединения. В комнате остались Винт, который целовался, сидя на подоконнике, с какой-то толстушкой с филфака, и Петрович с именинницей, сидя на столе.

– Вставай, слышишь, вставай! Да проснёшься ты, наконец, или нет, у тебя экзамен через час!

– Маша, отстань, я спать хочу.

– Сам ты Маша, я Лена, вставай.

– Ой, прости, Лена, это я так, спросонья. О, как голова болит, у тебя лекарства нет случайно? Цитрамон какой-нибудь или активированный уголь – ты ж на медика учишься.

– Нет, я с филфака, а Машей ещё раз назовёшь – уйдёшь сразу к ней.

– Ни-ни, никогда в жизни, обещаю.

– Да, ещё не забудь – бери билет со стола только левой рукой, поплевать на него с обеих сторон надо, и если чёрная кошка по дороге встретится, знаешь, что делать.

– Сразу возвратиться назад к тебе?

– Вот глупенький, поплюй через левое плечо три раза.

Дорога из общежития до института была недолгой, однако Петрович старался идти медленно, чтобы хоть немного ещё оттянуть неминуемую расплату, которая приближалась с каждым шагом. Болел живот, кружилась голова, подташнивало – налицо были все признаки студенческой медвежьей болезни.

Есть огромная разница, когда заходишь в институт до экзамена, во время и после. До экзамена – шум в коридоре между лекциями, короткие юбки девчонок, хлопанье дверей, знакомые и малознакомые лица, с которыми можно поздороваться и не здороваться, сделать вид, что не заметил, и пройти дальше либо долго трясти руку кому-то, уверяя, что деньги скоро будут, надо подождать всего лишь немножко.

Быстро пройдя по институтскому длинному коридору, никого не замечая, Петрович нервно открыл дверь и оказался в экзаменационном зале на первом этаже.

Шёл экзамен Змея Горыныча, за что студенты его так прозвали – одному Богу известно, он не был, конечно, красавцем мужчиной, но и мало походил внешне на известного персонажа из русских сказок. Справедливости ради в защиту студентов можно было только заметить, что характером обладал он непредсказуемым – часто в зависимости от настроения.

– Ну что, молодой человек, будем считать, что на первый и второй вопрос в билете вы не ответили, – качая головой, сказал Горыныч. – Остался третий, последний. Что там у нас, покажите?

– Что имел в виду И. Кант, оворя о вещи в себе, – с трудом выдавил из себя Петрович, показывая экзаменационный билет.

– Очень интересный вопрос. Итак, я вас слушаю.

– Одно из центральных понятий гносеологии, а затем и этики Канта. Данное понятие, обозначающее вещи как они существуют вне нас, сами по себе, в отличие от того, какими они являются для нас, существовало в философии и до Канта и было тесным образом связано с тем или иным решением вопроса о способности нашего познания постигать.

– Так, неплохо, неплохо, а вот один вопросик к вам, – с удивлением смотря на него, проговорил Горыныч. – Что с вами, студент? Вам что, плохо? На вас лица нет, вы испугались моих вопросов?

– Нет, профессор, я боюсь моих ответов на ваши вопросы.

– Послушайте, как вас там… Петрович – кажется, так называют вас ваши друзья? Это мне скоро станет плохо от вашего перегара, вы что пьёте? Неужели водку? Подайте зачётку сюда. Как говорил великий Иммануил Кант, в нашей природе заложено тяготение к заведомо пустым желаниям, и вы, видно, не исключение. Скажу вам по секрету – меня тоже друзья называли в институте Петровичем.

– Благодарю вас, профессор.

– Не за что, сынок, – с серьёзным выражением лица сказал Горыныч. – Иди и учись хорошему, а плохое всегда рядом ходит.

Облегчённо вздохнув, выйдя в институтский коридор после экзамена, он заметил, что Лена, у которой он спал прошлой ночью, стоит и ждёт его у окна, за которым солнце безуспешно пытается выглянуть из-за туч, посылая блёклые лучики на подоконник, на ней новое платье, а волосы красиво собраны в пучок.

– Сдал? – спросила она, глядя своими чистыми серыми глазами на него.

– Почти, но сдал, – сказал он и взял её за руки, смотря ей прямо в глаза, поднёс их к своему лицу, ощущая всю теплоту её нежных ладоней, и прикоснулся к ним слегка губами.

Бренность бытия

На кухонном столе на маленьких весах Геннадий Викторович сосредоточенно взвешивал кубики коричневого сахара. Нет, он не собирался варить варенье, боже упаси: он вёл борьбу с ожидаемым диабетом. Его жена Валентина, широколицая добродушная женщина, сидела напротив и абсолютно спокойно внимательным взглядом следила за новой причудой супруга. Хорошо зная его вспыльчивый характер, она с трудом сдерживала себя, чтобы не прокомментировать. Взвесив сахар, Геннадий Викторович кинул беглый взгляд на неё из-под густых бровей и первым нарушил молчание.

– Сорок граммов, ни больше ни меньше, дорогая моя Валечка, в сутки!

Жена пожала плечами и опять ничего не сказала.

– Так, что у нас на ужин сегодня? – продолжил Геннадий Викторович, облизнувшись.

– То же самое, что и вчера, – не удержавшись, съязвила жена.

– Э нет, дорогуша, вчера макароны были, мне нельзя, у меня всё записано – воздержаться при диабете от мучных продуктов, мясных, молочных…

– А что готовить тогда? – воскликнула в сердцах она. – У тебя нет никакого диабета.

– Нет, но будет!