Погружение

За кустами открылась лужайка. Речка петлей охватывает ее. Получился полуостров размером со школьный спортзал. Противоположный берег темный и высокий, весь порос ольхой, смородиной и крапивой. А у нас светло. Трава на лужке утоптана. Видно, что здесь часто бывают.

Мы сидим с Любой на краю берега. Я смотрю на солнечные блики, песок и водоросли.

— В твоем случае надо работать с образами, — доносятся тихие Любины слова.

— Научишь? — шепчу я и краем глаза замечаю кивок.

Мы встали на середину полянки.

— Образ создать не трудно, — начинает она, глядя мне в глаза, — сложно накачать его энергией. Еще сложнее ввести его в другую физическую форму. Особенно, если это твой собственный образ.

— А мой зачем? — я смотрю, как ветер теребит ее черную челку с несколькими седыми волосами.

— Маша! — сзади мне на плечо ложится рука.

Резко поворачиваюсь и вижу Любу. Спереди никого нет. Она не улыбается. Только глаза хитрые.

— Ты же передо мной была, — шепчу я.

— А это, чтобы тебе не думалось. Не люблю теории всякие и болтовню. А так все наглядно.

— Я думала, на меня не подействует.

— А это как делать. Но давай все по порядку. Что такое образ, в твоем понимании?

— Это то, что я представляю, когда мне надо полечить на расстоянии. Обычно вижу человека и бякость в нем. Болячку убираю. Только сразу надолго не получается.

— Образ это твое мысленное принятие кого-то или чего-то? Твой светлый образ предо мною! — вдруг напевно протянула Люба, — она, может, дрянь меркантильная. А образ светлый.

— Наверное, так.

— Нет, голубушка. Образ — это непредвзятая картина. Совершенно без окраски. И какое слово тут лишнее? Правильно — картина. Ты не рисуешь у себя в голове свое представление. Ты видишь энергетический слепок, отображенный органами чувств, со всеми деталями. Посмотри на лист, — она сорвала подорожник, — тебе легче понять, ты художник. Каждая прожилка, каждая дырочка, царапина, все это паспорт листка. Закрой глаза и воспроизведи.

Для меня не сложно. Когда рисуешь предмет или портрет, то именно так предмет интереса изучаешь. Лист перед глазами. Люба бросила его в речку.

— Все. Нет его. А образ остался. Видишь?

— Вижу.

— Только это остаточный образ. В нем нет энергии. И он будет таять. Ты можешь его наполнять своей. Так делают на Тибете тульпу. Создают образ и ежедневно накачивают, пока оно самостоятельность не приобретет. Идиоты, — вдруг ругнулась она.

— Почему? И кто такая тульпа?

— Потому что, как обезьяна с гранатой. Технику раскопали где-то. А зачем оно надо, кому, и что потом делать с результатом, никто не объясняет. Да и не знает никто. А тульпа — воображаемый друг или помощник. И даже половой партнер.

— И кому и зачем надо?

— Дуракам, чтоб их меньше было. А продвинутым для черной магии. Черная вера Бон. Не слыхала? А зря. Даже делай-ламы изначально исповедуют бон, а потом уже буддизм.

— Мне не надо?

— Каждое действие делается для определенного результата. Если не знаешь, зачем, так лучше и не суйся. Идем дальше. Можно и не своей силой накачать. Можно взять ее обрядом. Еще можно запереть в образе другое эфирное создание или влить силу живого существа. Жертвоприношение для таких дел бывает. Но для тебя важно научиться такой образ помещать на предмет, другого человека.

— Это как?

— А вот так, — ответила Люба и отошла в сторону. За ее спиной из речки лез крокодил. Серо-зеленый, он замер, глядя на меня. Только хвост шевелился в воде. Я понимала, что никаких крокодилов тут быть не может. Но этот чуть двинулся, и яшагнула назад. Люба дунула мне в лицо.

— Иди, посмотри.

Крокодила не было. Из воды торчал старый ствол без коры. Вокруг ветки течение давало белые буруны.

— Я поместила образ рептилии на ствол. С предметами легче. Котлеты из шишек сделать, или конфеты из лосиных орешков — каждому по заслугам. А тебе еще надо уметь собственный образ отделять и отдельно ставить. И обязательно научиться заменять его на другие.

— Ветошью прикинуться?

— Да хоть ветошью. Только народ у нас такой, на ветошь трактористы позарятся.

Мы занимаемся каждый день. Уходим на речку или бор. На закате сидим и смотрим за прозрачными существами. Они похожи на головастиков, летают с огромной скоростью. Едва уловимы для глаз.

— Не задерживай ни на ком внимание, просто наблюдай. На ком твое внимание, тому ты отдаешь свою энергию. Это любого процесса касается. Но здесь можно получить по голове за излишнее любопытство.

— А домовых можно видеть?

— Конечно. И не только их. Но не нужно. Наши каналы восприятия, даже тренированные, имеют определенную пропускную способность. Если информации слишком много, то неготовое сознание может погибнуть.

— Интересно же!

— Если задача просто увидеть, что мир нематериален, то это допустимо. Но у большинства людей вибрации выше. Занижать их — себе в ущерб. И тебе точно не надо.

И я учусь наблюдать не удивляясь и не отдавая внимание.

С образами плохо получается. Вызываю их прекрасно. А вот наполнение не очень.

— Попробуй мысленно вдунуть силу в образ, чтоб засветился, — советует Люба в ответ на мои жалобы.

Я пытаюсь. У меня получилось. Образ яйца наполнился светом.

— Только потом обратно вытяни, — велит она.

— Почему?

— Потому что твоя энергия интересна всем, у кого ее нет. Вокруг нас рой невидимых голодных духов. А тут ты, вся такая добрая.

— Я их не вижу.

— И Слава Богу! Можно настроиться и на них. Но, поверь, не надо. Это все равно, что видеть грязь во всем. А надо на свет смотреть. И самой светлеть.

— То есть, если энергию концентрировать на объекте, но не видеть, куда она идет, вместо тульпы можно кормить какую-нибудь другую сущность?

— Поняла уже. И всегда — вместо тульпы. Эта сущность будет маскироваться и давать ожидаемое до определенного момента. А когда в силу войдет, получится очень неприятный сюрприз. И все заканчивается плачевно.

Я копаю картошку. Точнее, вытаскиваю ее из-под соломы. Тут так сажают: засыпают сеном или соломой. Говорят, что соломой намного лучше. Меньше сорняков. И лет через пять такой посадки образуется приличный плодородный слой. Клубни под соломой чистые, средние. Я набираю в ведро и высыпаю на помост обсушить. Это последняя. Все уже убрано. Дядя Витя предпочитает репу. Пареная в печке репа — объедение. Никакой картошки не надо. Репу для зимнего хранения сажали в середине лета. Ее тоже скоро убирать.

По вечерам, в сумерках, зажигают свечи. Все становится волшебным, каждый предмет сказочный. И в сказочных сумерках разговариваем. Обычно кто-то задает тему и сам рассказывает, а остальные добавляют, спорят. Про политику нельзя. Это только дядя Витя с Сергеем выясняют, куда Россия катится.

Сегодня Света рассказывает о растениях. Разговор постепенно сошел к нелекарственному применению трав. Сергея интересует, что можно курить или есть для кайфа.

— Много чего можно, — улыбается Света, — только смысл?

— Многие удовольствие получают — Сергей не сдается, — на юге конопля. А у нас что?

— Ты не понял. В каждом воздействии свой смысл. Тебя какой интересует? Удовольствие, это просто приятное дополнение. Антураж к процессу. Причем, если есть такой стимул, значит, без него не очень полезно. Представь занятие любовью без удовольствия. Совсем без. Для обеих сторон.

— Скажешь тоже. Бессмысленные движения, которые нужны только для продолжения рода. В остальном глупость, трата сил. Но мало сознательных найдется. Только если ожидать потом радость материнства.

— Вот. Только это естественный процесс. А курение разных трав — искусственный. Так какой смысл тебе нужен?

— Просто расслабуха.

— Это не смысл. Это стимул. Награда за что-то, которую все принимают за основную цель.

— И какая настоящая цель?

— Ты же на физике учишься?

— Радиофизика.

— Историю мало проходили. Но если почитаешь, то увидишь, что в древности никакие культы не обходились без специальных грибов, трав и воскурения. И культы эти никуда не делись. Скрыто, но действуют. Только это сейчас удел «просвещенной» элиты. Не для всех.

— Но курят почти все. Ничего не случается.

— Случается, только стыдно признавать. Здоровье падает, потенция. Впрочем, это следствие. Вещества разные бывают. Употребляя что-то серьезное, ты, прежде всего, открываешь дверь в другой мир. И дверь эта в обе стороны. Сам ты не готов использовать то, что открылось. Да и не знаешь ничего про это. Интересен только кайф. Но вот по другую сторону желающих полно. И тебя будут заставлять открывать дверь снова и снова. Пока не вытряхнут все силы. И выбросят.

— С табаком также? — подключился дядя Витя.

— Не совсем.

— А воскурения это что?

— Я их выделила отдельно. Это не потребление дыма внутрь. Дым, это субстрат для проявления духов в физическом мире. То, что они могут воспринять, как питание. Для кого-то запах от свежей крови, для других дым от сожжения жертвы, для третьих от сожжения смол. И от сигарет, конечно. Это для нижних форм.

— То есть, не важно, что курить? Для нижних любой дым подойдет? — уточнил дядя Витя.

— Не любой. Но если ты про обычное курение, то здесь важно внедрение привычки. А специальные присадки можно и потом добавить. С курением ситуация загадочная. Индейцы курили для здоровья. Но вопрос, это ли они курили? Или еще что-то. В современном табаке нет ничего полезного. Мало того, предпринимались весьма удачные попытки заменить табак. В Швеции проводились еще в восемнадцатом веке исследования. И нашли, что опавший лист липы ничуть не уступает лучшим сортам табака. Но курят все равно то, что продают.

— Добавляют чего-то? — Подал голос Сергей, — от привычки трудно избавиться.

— Не знаю, таких исследований я не проводила. А насчет привычки, тут другое. У человека один из самых первых и сильнейших рефлексов — сосательный. Ребенок всегда будет сосать, то, что в рот сунут. Тогда он успокаивается, не орет. А когда вырастает, то постепенно рефлекс утихает. Но его можно пробудить. Что и происходит, когда люди сосут сигарету. Пососал, успокоился. Так что не важно, что сосать. Можно и леденцы. Плюс еще дым, в котором проявляются сущности и заставляют его пускать снова.

— Все, напугали. Я так и думал, что от бесов все курево. А есть полезное?

— Лечебное, имеешь ввиду? Есть. Некоторые виды паразитов по-другому не выгонишь. Гнойные раны в войну окуривали травами. Не хуже антибиотиков получалось.

Мы долго спорим о пользе и вреде различных запрещений. Сергей все сводит к политике, где враги всех мастей не дремлют, хотят русский народ погубить. Света — врач. Ей все равно, что предписано законом. Если требуется для лечения, она, не задумываясь, преступит все запрещения.

— Да если надо, я амфетамины синтезирую хоть из петрушки, — горячится она.

— Света права, — заступается дядя Витя, — если человек желает кайфа, то его можно получить и без веществ. Работы проводятся по электро-магнитной стимуляции особых зон мозга.

— Обруч надел, и вечное блаженство, — недоверчиво хмыкает Сергей.

— Именно так.

— Машенька, пойдем солнышко, на улочку, — улыбается Люба, — самое время.

Полная луна освещает верхушки деревьев и кустов, блестит в речке. Мы остановились. Тишину наполнил комариный писк.

— Эту братию не обманешь, — шепчет Люба, — они гипнозу не поддаются. Давай, деточка. Практическая работа. Сделай так, чтоб комары тебя не кусали.

— Я могу настроиться и изменить запах пота. Но на это уйдет пара недель.

— Нет-нет. Ты поняла, что нужно. Не бойся. Всю не съедят. Отличный тренажер, — она подмигивает. В лунном свете вижу, что на нее кровопийцы не садятся.

А у меня не получается. Мелкие гады втыкают хоботки. Можно настроиться и терпеть, но это не то. Съедят они меня, горемычную.

Вечерами мы вместе купаемся в речке. С ней велено подружится. И я чувствую ее. Есть злые реки, где тонут люди. И не уютно. Эта — добрая. Течение ласкает. Холодная вода, но вылезать не хочется. Смотрю в звездное небо через ивовые ветки с черными острыми языками листьев. Слушаю их шепот. И становлюсь рекой. Мне хочется теперь каждый день чувствовать ее холодные струи. Мы подружились. Речка меня приняла.

Комары не садятся. Мы стоим с Любой напротив друг друга. Мои волосы шевелит ветер. Как траву, как листья, как воздух. Я всегда тут стояла, всегда корни из ступней уходили в землю. Всегда кожа была корой.

— Все это можно сделать обрядом, с использованием разных предметов и заготовок — голос Любы гармоничен с журчанием речки.

— Будет сильнее?

— Будет проще, но для тебя вреднее. Все, что делаешь с помощью приспособлений, атрофирует собственные способности. Думаешь, нет приборов, которые видят энергетические каналы, точки, и даже чакры? Есть. Но кто их использует, не развиваются сами. А значит, катятся назад.

Мы идем домой. Завтра интересный день. Приезжает ученый делиться своим открытием. Не только с нами. Из других домов к нам заходят в гости, точнее, к дяде Вите. У них свои беседы. Какой-то столичный профессор договорился о маленькой лекции для избранных. Все пожелали в избранные. Лектор тоже не один приедет. «Так всегда, мужики напридумывают, а нам готовиться» — смеется Люба.

Глава 4

С утра суетимся. Разместиться решили на лужайке рядом с домом. Там скамейки есть. Обложенное камнями кострище. Сергей тщательно выкосил поросшую траву вокруг дома. Дядя Витя нашел доски и сделал еще две скамьи. Длинный тяжелый стол принесли с летней кухни. Мы своим женским коллективом прикинули спальные места для гостей. На всякий случай, если их много окажется. И составили меню. Лектор — вегетарианец, что сильно облегчит его угощение. Поэтому печеные овощи, картофель, салаты из дикой и огородной зелени должны ему понравиться. Дядя Витя поставил мережки у омута в надежде на уху для желающих. Навели порядок. Столы и скамейки отскребли битыми стеклышками. Для этой цели лучше белое стекло. Оно закаленное, и, значит, твердое. Зеленоватое плохо скребет. Белое нашлось на чердаках. Дядя Витя сказал, что бутылочное еще мягче. Разные фокусники лежат на нем, потому что порезаться сложно. Да еще и кучу делают, чтобы поверхность разровнялась для тела. Попробовали бы они белого оконного стекла набить да на нем полежать.