В поисках смысла

Я задумался о деталях. Клапан для выпуска воздуха. Пусть воздух подается помпой под давлением и свободно выходит в одну сторону. Нужен золотниковый клапан. Если паровые машины есть, значит, и это тоже должно быть. Запасной для травления воздуха тоже предусмотрим. Трубку из чего делать? Нужно метров пятьдесят. Из той же прорезиненной ткани, армированной проволокой, чтоб не перегибалась.

Воздух качать будем помпой. Они ручные, надо двух человек и две смены, а то устанут быстро. А если без помпы? Глупость. Дыхательные тренажеры основаны на сопротивлении воздуха при вдохе, чем больше длина, тем тяжелее вдох. Три метра уже много. А тут водолаз и три минуты не продышит.

Ладно, погрузили мы его. А вытаскивать как? Всякие кессоновы болезни. Мало помню про них. Надо постепенно доставать, с остановками каждые пять метров, а потом каждый метр или два? От глубины зависит. Если более двенадцати метров рабочая глубина, то нужна декомпрессия. Сам я точно не полезу, а людей угроблю. Потом совесть замучает. Поэтому пока метров десять освоим, а там посмотрим.

Теперь где это делать? Я позвал Веретенникова-младшего. Он с удивлением смотрел на рубаху и штаны в виде комбинезона.

— Прорезиненную ткань делаете, так сможете сшить? Снизу тонкое. Шелк пропитанный, например. Сверху холст крепкий льняной. Лучше в три слоя, надежней будет. И где здесь можно шлем заказать?

— Ткань пропитаем, одежку пошить найдем кого. А вот с этим в кузню надо и в слесарню.

Выяснилось, что в Питере довольно много заводов и мастерских. Но кто решится изготовить опытный образец неизвестно чего? К тому же я думал для секретности отдельные части заказать в разных местах. А для этого надо иметь чертежи каждой детали. И клапанов тоже. А я не помню, какие они.

Весь следующий день я провел за чертежами. Хорошо бы махнуть рукой, как та царевна, мол, пошейте мне костюм водолазный, какой я у мово батюшки в тереме видала. И все всё понимают. К вечеру готовый приносят.

«А ты думал, все так просто? — Говорю я себе, — ну, имеешь ты представление, как это должно выглядеть и зачем. Так и Леонардо имел, и многие другие, только по другому. Ты видел это раньше, они пророчески видели образы будущего. Детали решают все. Разве Зибе не понимает, что в его скафандре наклоняться опасно? Понимает прекрасно. Но не знает, как исправить. А ты знаешь. Но никто за тебя этого делать не будет. Хорошо, Рослин попался бескорыстный, преданный и увлеченный. Но тот романтический период, когда на тебя смотрели, как на пророка, подходит к концу. Надо самому ручки приложить».

Так, за кофием и самоуговорами родились довольно приличные чертежи шлема, манишки и клапанов, самых простых. Сдвигаешь кнопку, пропускают. Не трогаешь, держат напор. В нашей школе черчение преподавали, в отличии от современных. Я не отличник, но что-то помню. Нарисовал набело штаны-комбинезон, рубаху, перчатки и галоши с утяжелителями.

Ближе к назначенному времени я порвал все черновики. Михаил послал приказчика в трактир Палкина проследить за доставкой. «Анисим Палкин мереславский, считай, наш», — обосновал он свой выбор. Посетителей в конторе не было уже, но я попросил накрыть стол в одной из тайных комнат. Биточки, семга, пирожки разные, закуски. И графин водки в тазике со льдом.

Шильдер появился с немецкой пунктуальностью.

— Вы имели предложение подводного костюма?

— Да, мне нужен водолазный скафандр. И я его сделаю.

— Как вы сказали? Скафандр? Необычное слово. Но подходит. От греческих лодка и человек. Лодкочеловек, — улыбнулся Карл Андреевич.

— Ну, да к, — хмыкнул я и налил в рюмки.

Через пол часа Шильдер впился глазами в чертежи. Я не понимал немецкого бормотания, но интонации удивленные.

— Это непременно нужно сделать! — Заключил он, — немедленно.

— Так зима еще.

— Ничего, в проруби испытаем, — выпили мы за русскую зиму.

— Я не хочу, чтобы это стало достоянием чужих глаз, поэтому прошу у Вас помощи в свершении задуманного.

— Но ведь это целое дело! Зибе со своим костюмом далеко позади. Если запатентовать и предложить, всем окажется нужно. И пионерным частям в первую очередь. Наведение мостов, понтонов, расчистка дна. В каждую роту, на каждый корабль. Уму не постижимо. Срочно делать!

Мы перебрали все мастерские, куда можно обратиться. Выбор пал на завод Амстронга и завод Берда.

— Удобнее к Берду. Карл Николаевич мне лично знаком. Делал для нас опытные образцы понтонов. Я беру на себя визит к нему.

— Он немец?

— Шотландец. Чарльз Берд. В мастерских его завода делают все. Если слыхали про первый пароход «Елизавета», то тоже их рук. Я представлю это, как светильник необычной формы. Тем более, крюк для подвеса предусмотрен.

— Стекла в часовой мастерской я думал поискать.

— Это там же сделают. Как иллюминаторы. Толщина какая?

— Три четверти дюйма.

Карл Андреевич не пьянел. А вот меня начало развозить. Провести фокус, как с Петровым не получается. Зато полковник проникся ко мне трогательным доверием. Рассказал, как были сложности со здоровьем супруги, и он даже вышел в отставку подполковником. Но чуть более года назад Великий Князь Николай Павлович лично попросил его вернуться. В чине полковника определили командовать вторым пионерным батальоном возле Динабургской крепости. С обещаниями перевода в Петербург.

Выпили на брудершафт.

С хитрой улыбкой полковник спросил бумагу и карандаш. Через пять минут я стал узнавать силуэт одной из первых подводных лодок. Не удачной, насколько помню.

— Это моя мечта, — заявил Шильдер, — когда-нибудь я построю ее. Это будет прорыв в тактике морских сражений, переворот.

— Не будет, — налил я водки и забрал у него лист, — не обижайся, смотри.

Все мы родом из детства. Не взирая на нелюбовь к воде, я грезил в десять лет подводными лодками и подводным миром. Читал и перечитывал Беляева. Если честно, мало что понимал в тонкостях устройства, но кое-что запомнил. Наверное, любой бывший мальчик вспомнит тоже самое, если постарается.

— Чего велосипед изобретать? Гусиные лапки какие-то, — ткнул я карандашом в движетель. В его модели матросы руками ворочали вал, и плавники двигались поочередно взад-вперед.

— Велосипед? Вы имеете в виду машину Дрезе для бега?

— Да блин.

Я нарисовал велосипед. Потом подробней звездочки с передачей через цепь.

— Как водный велосипед. Здесь лопасти вместо лапок. У тебя как усилие передается? Ручками? Да морячки сдохнут через двадцать минут такой работы.

Я объяснил, почему его проект обречен на неудачу. На обратной стороне нарисовал примерную схему подлодки времен второй мировой. Во весь лист. Перископ рядом нарисовал с треугольными призмами, как его из «Юного техника» запомнил.

— А это что? — чуть дрогнувший палец указал на торпеду, устремившуюся к цели и оставившую за собой бурун.

— Дистанция восемь кабельтовых, — махнул я рюмку, — упреждение один корпус. Первый второй торпедные аппараты — залп. Торпеды вышли. Ждем. Бабах. Андреич, сожги все это, на хрен. Я тебе потом все расскажу.

Но Карл Андреевич так и не отвис. Я взял лист и поднес к свечке. У него хватило мужества не вырвать рисунок, но я уверен, что память его не подведет. Игнат проводил нас по комнатам.

Утром меня терзали две мысли. Первая, что Алена меня убьет. Обещал неделю туда, неделю здесь и неделю обратно. А сам пробуду еще неизвестно сколько. Вторая, что я также плохо управляю собой пьяный, как и раньше. И это меня подводит очень сильно. «Вот, не можешь себя в руках держать, так не пей, — внутренний голос в десятый раз елозил по больному месту, — треплешься, а потом проблемы на ровном месте получаешь». И выпили по пол-литра всего, да под хорошую закуску, да за разговором с умным человеком. И похмелья нет, молодая печень все обезвредила. А осадок есть.

Заглянул Игнат: «Завтрак накрыт. Гость ожидает». По военному вскочил, оделся, причесался. Усы и раньше плохо росли, но уже пробиваются. Надо бриться. Не охота, буду стиль свой создавать.

Карл Андреевич листал газету и курил трубку. Сладковатый дым довольно приятно пах.

— Доброе утро, — уселся я за стол, — прошу прощения за вчерашние сумбурные речи. Какой только бред не придет в пьяную голову. Если был дерзок, так то не со зла, а от излишней восторженности.

— Излишняя восторженность это у меня всю ночь была, — полковник отложил газету, — некоторые пророки употребляли для большей открытости невидимым силам травы и грибы, а Вас нужно угостить хлебным вином.

— Еще раз прошу прощения, не хотел Вас обидеть, и признаю, что был не прав.

— Да это я был не прав, — хитрая усмешка в усы дала понять, что все он прекрасно помнит и понимает, — как Вы сказали? Хрень на утиных лапках? В сравнении с вашей схемой, таковой и является. И я очень желал бы задать Вам вопросы, но полагаю, что для этого вновь потребуется хороший ужин.

— Мне снова стыдно, — опустил я притворно голову, — давайте лучше вспомним скафандр.

— Давайте. Те клапана, которые Вы предложили, напор не удержат. Течь будет. У меня есть некоторые мысли на сей счет.

— Нарисуете?

— Конечно. И их мы тоже закажем отдельно. Сегодня я располагаю временем, поэтому предлагаю, не мешкая, отправится к Берду.

Владелец завода принял нас в роскошном кабинете конторы управления. После взаимных приветствий мы переданы мастеру, который отвечает за наш заказ. Пока я пил предложенный кофий, Шильдер рассказывал наши пожелания. Мастер покивал головой и забрал бумаги.

— Не передаст третьим лицам? — Кивнул я в его сторону.

— Предупрежден. Но Вы напрасно волнуетесь. Ваша подозрительность в некоторых случаях может быть даже оскорбительной. Неужели жизнь Ваша протекала среди коварных людей?

— Вы правы. Я стараюсь исправиться, поэтому ни в коем случае и никогда не принимайте мою осторожность на свой счет.

Потом я попросил Михаила проводить меня к мастерам его каучуковой фабрики. Прорезиненные шланги они освоили. Обещали сделать. Диаметр меня устроил. А вот костюм совсем нет. Он должен быть герметичный. Отдельно штаны и рубаха очень плохо. Пойдет сейчас, но лучше все как следует делать.

Каучуковая фабрика, в отличие от завода Берда, грязнее. Но нашли мне место в кабинете начальства. Я ломаю голову: вот сошьем мы все вместе, швы вулканизируем и проклеим. А надевать через что?

Через плечо заглядывает Михаил. Ему рассказали его часть работы.

— А если в такое чудо через голову влезть, а сверху завязать, как чулок? А на груди глаза стеклянные проделать?

— С глазами уже было. Не пошло. А вот через голову можно. Только не завязать, а шлемом прижать. К чему, вопрос? К манишке. А ее? А ее ремнем закрепим, который между ног пустим. А как изоляция будет?

— Так саму рубаху и пустить между шлемом и манишкой. Шлемом зажмется, она же резиновая, — преданно смотрит Веретенников-младший.

— Молодец! От лица всего нашего рода объявляю благодарность! — в моей памяти начинает копошиться воспоминаниеролика, как сосед, моряк-подводник, этот костюм одевает. Но я не помню деталей. Помню только, что его встряхивали втроем, чтобы влез. Так и сделаем.

А меня одолевает грусть-печаль. Я не самый умный тут. Не самый хитрый и продуманный. Даже наоборот, во многом не дотягиваю. Придется делать хорошую мину при плохой игре, как тут говорят. С другой стороны, пока никто не видит сейчас во мне врага. Весьма добро относятся. Может, стоит мне понять и принять? К чему эта вечная борьба?

Еще утром я отправил письмо Алене. Мне нужна поддержка. Но долго грустить мне не дали. Посыльный принес свернутое конвертом письмо. «Прошу быть сегодня в четыре недалеко от собора Воскресения Христова. Н.П.»

В четыре ровно прогуливаюсь по дорожке. Наметанный глаз отмечает кавалерийские патрули. Или охрана? Встали поодаль. Подъезжает карета, меня приглашают внутрь. Резво запрыгиваю.

Рядом с Николаем Павловичем сидит темноволосый мужчина средних лет. Черные бакенбарды оттеняют одухотворенное лицо.

— Позвольте представить, — улыбается Великий Князь, — тот самый оригинал, господин Зарайский. Андрей Георгиевич, прошу любить и жаловать, Сергей Семенович Уваров, президент Академии Наук. Он будет Вашей опорой и помощью во многих делах, про которые мы вели речь. Народность тоже с ним обсудите.

— Очень приятно. Как только вернусь из путешествия, обязательно поговорим.

— Очень кстати вспомнили, — подал голос Уваров, — сейчас в Бразилии с весьма пикантными поручениями находится экспедиция Григория Ивановича Лангсдорфа. Имеет схожие задачи. Немного Вы не успели со своими предложениями. Но сейчас там половина команды больна. Необходимо поддержать ее. Есть мнение направить в помощь корабль. Коцебу готовится в кругосветную экспедицию.

— Вынужден отказаться от столь высокой чести, — расставляю я все по своим местам, — я желал бы самостоятельно снарядить судно и использовать его исключительно в своих целях.

— Не забывайте, господин Зарайский, что я теперь ваш компаньон в сем мероприятии, — сказал Николай Павлович.

— Так я во благо и действую.

— И я тоже. Подготовить уже проверенный корабль с бывалой командой много легче, чем набирать новую. От этого существенно зависит успех дела. К тому же кое-кому нужна успешная экспедиция. И не только Вам.

— Могу попросить разъяснения?

Мне рассказали. Я читал о путешествии Беллинсгаузена и Лазарева. Открытие Антарктиды и прочие изыскания. Но ничего не слышал о кругосветной экспедиции Васильева и Шишмарева на шлюпах «Открытие» и «Благонамеренный», которая проводилась одновременно. Только задачи ей были поставлены в Северном полушарии. Искали проход в Атлантику за Аляской. Не нашли. Вернулись прошлым летом. Конечно, открыли несколько островов, сделали съемку побережий, но это все не то, что ожидалось.

— Но корабли износились, — рассуждаю я.

— Есть время для ремонта, — возражает Уваров, — пригоднее шлюп «Открытие». Его командир капитан-лейтенант Васильев сейчас в Крондштате. Но желающих, уверяю, будет много.

— А я? Капитан обязательно нужен, но цели должен определять я. И тактику их достижения тоже.

— И будете. Все указания капитан получит. И лучше иметь офицера с боевым опытом. А Ваши аппетиты такие, что желающие присоединиться к обеду могут найтись. На русское военное судно мало кто осмелится напасть, но все же настоятельно рекомендую не манкировать советами знающих людей.

— Хорошо. Мы идем на помощь нашим людям в Бразилии?

— И для изучения подводных течений с проверкой ваших скафандров. Сразу скажу, Карл Андреевич доложил мне свои соображения. Не буду их разглашать, но впредь употреблять вино в присутствиинепосвященных лиц запрещаю, — Великий Князь улыбнулся.

— Да вышло так. Что пьяные речи слушать?

— Не скромничайте. Знаете же пословицу: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И возьмите, — Николай Павлович бухнул мне на колени мой кошель с золотом, — считайте это моим взносом на постройку водолазного костюма вашей системы. За сим, прощайте.

Я вышел. Так, мою идею взяли и активно продвигают без меня. Да и ладно. Вот чего я сопротивляюсь? Чуйка подсказывает, что опасности нет, даже наоборот, именно этим предложением и нужно воспользоваться.

В конторе я позвал Михаила на разговор.

— Во сколько обойдется работа по устройству того костюма? В золоте?

— Золото нынче на ассигнации поменяют. Прикинуть надо. Как выполнят все, так и будет ясно. Только Вы, Андрей Георгиевич, не извольте беспокоиться.

— Отчего же? Ты хоть знаешь, что я тебе заказал и для чего?

— Очень даже знаю. Понимаем лучшим образом.

— И что понимаете?

— Да так уж, не лаптем щи хлебаем, — улыбнулся Веретенников-младший, — под водой лазать пригодное приспособление. А для кого, и так понятно. Золото привезли для компаньона высокого, долю. А теперь с ним обратно вернулись. Стало быть, вложился он в ваше мероприятие. А раз такие люди Вам верят, что с нас спрашивать? Скажите только, что надо, и выполним.

— А ведь у тебя дальний прицел, Михаил Ильич. Кроме тебя, в случае удачи, никому и не поручишь производство.

— А никому и не надо. Раз Господь свел, так и не людям разводить, — купец размашисто перекрестился.

Глава 3

Каучуковые мастерские Веретенникова справились быстрее всех. Я несколько раз надевал рубаху скафандра под присмотром Игната и Михаила. Даже один раз в прорубь залез по плечи. Ничего не течет.

Ботинки нескольких размеров, самого простого исполнения заказаны шустрому сапожнику. «Это за какие грехи такие вериги?» — ужаснулся он, услыхав про крепление тридцати фунтовых подошв. «За непослушание ходить будут, — усмехнулся я, — делай, не бойся. Во зло не употребим».