Перед грозой так пахнут розы

После КМБ в Инкермане я был направлен на захолустную точку в Крымских горах, где процветало ещё большее разгильдяйство, чем в остальной армии самостийной, так что там я почти забыл, как ходить строем.

Мне даже не пришлось особо менять род занятий. И на заводе тянул электрический кабель, и в армии то же самое.

Есть такой армейский стишок про меня: «Мы славные связисты, мы тянем кабеля – работаем мы много, а толку ни фига». А ещё тюремный стишок: «Я от Родины приму: ссылку, каторгу, тюрьму. Но желательно в июле, и желательно в Крыму».

Да уж. В гробу я видал такое удовольствие, в белых тапочках – заниматься физическим трудом, когда 35 градусов в тени при почти стопроцентной влажности из-за моря.

Зато, забравшись на один из высоких горных уступов, можно было разглядеть в любезно одолженный офицерами бинокль, как резвятся на пляже дамочки в купальниках. Вечно полупьяный капитан третьего ранга снисходительно ухмылялся, протягивая нам оптический прибор:

– Что, опять на сиськи пялиться?

А я не решался ответить то, что думаю:

– А что делать, когда тебе чуть за 20 и западаешь на всё, что шевелится?

Впрочем, от попыток закадрить местных жительниц уберёг Господь.

Один сослуживец не удержался – потом лечил в госпитале триппер.

Это я написал не для того, чтобы шокировать благовоспитанных читательниц, а для того, чтобы показать, что украинская армия уже тогда перестала быть армией.

Тогда военные будни казались мне бесконечными. Особенно, в последние дни перед дембелем. А сейчас я понимаю, что они пролетели, как один день. И тот самый дембель таки наступил.

Я не заморачивался с парадной формой, в отличие от некоторых – кончилась служба, ну и славно. Спихнул эту нудную обязанность и забыл. Разве только, выпивая с коллегами, иногда травил армейские байки.

С коллегами всё по тому же заводу. Будальянц сдержал обещание устроить меня в отдел информационных технологий, и почти сразу в моей трудовой книжке появилась гордая запись «Инженер-программист».

Сами мы программы не писали, занимаясь фактически системным администрированием. Был начальник отдела, но его отличало от нас только побольше опыта и формальная материальная ответственность за так называемый «Склад инженерных работ» с материалами и оборудованием. А так, никакого снобизма – все работы трое членов IT-отдела выполняли на равных.

Зарплаты вполне хватало, чтобы не просить у родителей на собственное содержание, а по части жилья отдельная комната в одной квартире с родителями меня устраивала.

Пару-тройку раз я порывался увеличить количество жильцов нашей квартиры за счёт подруг, но ни с одной не срослось. Почему – неважно. Да я это уже почти и не вспоминаю. Дела давно минувших дней – всё бурьяном поросло.

Так могло бы продолжаться до самой войны.

Но в начале девятого года умер Будальянц.

Новое начальство начало править по-новому, в результате чего завод стремительно покатился в тартарары.

И что характерно, вину за это возложили на подчинённых, тут же начав массовое сокращение штата. В первую очередь репрессии, конечно, обрушились на любимчиков прежнего руководства.

Меня не уволили, но понизили в должности. И зарплату в два раза сократили, одновременно увеличив количество обязанностей в те же два раза.

Несколько месяцев я терпел, ибо человеку свойственно надеяться на чудо.

А 15 ноября капнула последняя капля.

Это было воскресенье, когда я пошёл в церковь и там, естественно, отключил телефон.

По выходе же из храма, мою радость от причастия омрачил звонок замдиректора.

Тот крыл меня, на чём свет стоит, перемежая суржик отборными матюгами.

Я был вынужден сломя голову нестись на завод, чтобы выполнить его пустяковое поручение в выходной день.

На следующий день, когда вышел на работу отдел кадров, я тут же подал заявление по собственному желанию.

И прогадал.

Я думал, что сисадмина с пятилетним стажем тут же с руками оторвут, но не тут то было.

В девятом году экономику всех стран СНГ лихорадило, и Украина не стала исключением.

В Лутугино, кроме как на заводе, работы не было от слова совсем. А в Луганске своих безработных хватало, и бедолаги из области были никому не нужны.

Пять месяцев я перебивался частичной занятостью и случайными заработками.

Зима, не тратя времени на весну, ещё до конца апреля сменилась знойным летом.

А мне было всё равно, ибо я медленно тупел от полуголодного существования.

Я уже был готов с горя устроиться кладовщиком-грузчиком в фирму, торгующую стройматериалами в районе Каменного Брода на северной окраине Луганска. Куда добираться к восьми утра двумя автобусами с пересадкой, а зарплата чуть больше минимальной.

И тут аккурат в подарок ко дню рождения мне привалило счастье.

26 апреля мне позвонили из города Шахтёрск, о котором я до этого знал только понаслышке, и пригласили на собеседование через два дня.

Это 86 километров от дома. Каменный Брод с его двумя автобусами нервно курит в коридоре.

Я сел в маршрутку без особых надежд.

Думал отклонить предложение директора той шахты по-быстрому и скорей к друзьям, отмечать 29-летие на последние копейки, оставшиеся с предыдущей халтуры.

Но тот сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться.

Вкратце, дело обстояло так.

Руководство шахт закупило огромную кучу материалов и оборудования, чтобы реализовать амбициозный проект – объединение шахт, разбросанных по Донечине, в единую сеть. В смысле, компьютерную. Плюс защищённая связь с головным офисом угледобывающей компании в самом Донецке.

А фирма, что продала им всю эту красоту, раскрутив их на крупную партию товара, включила заднюю, когда речь зашла о разработке и реализации техзадания.

Тогда директор шахты стал в пожарном порядке просматривать резюме на всех кадровых сайтах Украины и вышел на меня.

Технологии связи выбираю я. Методы интеграции с существующей инфраструктурой выбираю я. Способ конструктивного исполнения на аппаратном и программном уровне выбираю тоже я.

А что? – подумал я, – снабжение у шахтёров, даже при нынешнем разброде и шатании, вполне на уровне. Никаких проблем с материальным обеспечением, как проекта, так и меня лично. Даже помощников дадут из рабочих, там, где надо работать не головой, а руками.

И я согласился стать руководителем этого проекта.

К вечеру я был уже оформлен по всем нормам трудового законодательства, и уже на следующий день в 9 часов утра был на проходной шахты.

Если встать в 6 часов утра, то в принципе, впритык к 9 часам успевал.

Если уехать до 20 часов, то успевал до полуночи поужинать, помыться и лечь спать.

Точнее, последняя маршрутка уходила с автостанции Шахтёрска в 19:45.

На следующий день, 29 апреля, я взялся за дело с таким рвением, что умудрился опоздать и на эту последнюю маршрутку.

Пришлось брать такси и просить мать расплатиться в конце пути, потому что у меня самого такой крупной суммы при себе не было, да и дома тоже оставалось только на автобусный проезд и питание до первой получки.

После чего сотрудники шахты показали мне каптёрку, где можно переночевать, если что. Но я пользовался ей лишь в исключительных случаях. Там было настолько грязно, что уж лучше раскошелиться, но добраться до дома.

Продолжились работы и 30 апреля. Это была пятница, и вечером, когда уходил с работы замдиректора, что принимал меня и запомнил по документам мою дату рождения, он пошутил:

– А шо ти до сiх пор тут робишь? Ти вже должен у барi з друзьямi горiлку пити.

На что я ответил вполне серьёзно:

– Так завтра ж на работу.

Чем вызвал у него снисходительную ухмылку: мол, новичок выслужиться хочет.

А я и вправду хотел и не обманул его.

Продолжились работы и в субботу первого мая.

Интуиция меня не обманула в том, что я хотел сделать как можно больше как можно скорее.

В первых числах июня началась адская жарища. Как в старинной моряцкой песне: «Товарищ, я вахту не в силах стоять – термометр взлетает аж под сорок пять». В июне десятого года в донецких степях было всего на три градуса меньше.

Трястись полтора часа в переполненной маршрутке, а потом при такой погоде заниматься не только настройкой серверов в помещении с кондиционером, но и монтажом. Врагу своему не пожелаешь.

Но, как ни крути, детство на окраине провинциального райцентра всё-таки повлияло на мою целеустремлённость.

В середине июля проект был сдан в эксплуатацию.

Я переселился в серверную с кондиционером и получил комнату в общежитии для штатных сотрудников. Комната, правда, была без кондиционера. Зато своя.

В конце третьего десятка я наконец-то познал, каково жить одному. Совсем. Где-то раз в месяц я наведывался в Лутугино с родителями повидаться, а остальное время жил в Шахтёрске.

Нет, конечно, в армии я тоже был оторван от родительского дома. Но там хотя бы бесплатно выдавали еду и одежду. А тут пришлось учиться считать деньги самостоятельно. Что мне, в общем-то, удалось неплохо.

Поголодать пришлось лишь однажды, и то не по своей вине. Когда меня поймали местные гопники и надавали по мордасам, попутно облегчив карманы от наличности. Пин-код от кредитки, я, правда, так и не сказал, так что голодать пришлось недолго – до тех пор, пока на неё не поступила очередная зарплата. Только пришлось довольно долго ходить в тёмных очках, прикрывающих фингалы, потому что донецкие гопники оказались злее луганских.

Но на этом, как догадался бы капитан Очевидность, превратности моей судьбы не заканчиваются.

Эта работа мне подвернулась ко дню рождения – следующая оказалась новогодним подарком.

Айтишная тусовка досаточно закрытая и малочисленная. Посему, для нашего брата-сисадмина вся Украина – большая деревня. Даже в трёхмиллионном Киеве и полуторамиллионном Харькове все коллеги друг друга знают, как жители моего провинциального Лутугино или не менее провинциального Шахтёрска.

И 29 декабря 10 года я получил e-mail с предложением по трудоустройству.

Оно и впрямь было заманчиво.

HR крупной всеукраинской IT-компании, который видимо уже на корпоративе что-то принял, написал с юмором: «Хватит пылиться на терриконах – айда к нам на море», предлагая провернуть проект, аналогичный выполненному мной. Объединение в единую сеть крымских санаториев под началом этого самого всеукраинского интегратора.

И, устроив в новогоднюю ночь отвальную для сотрудников, что скоро станут бывшими, я снова стал готовиться к переезду.

Глава 3. Путешествие к мечте.

Из-за новогодних праздников оформление несколько затянулось, и в Севастополь я прибыл 13 января 11 года.

Первое, что я увидел, отъехав от вокзала в низине к вершинам гор – это «Воронье гнездо», откуда подглядывал в бинокль на пляж, когда служил в армии.

Вот ведь не думал – не гадал, что я сюда ещё вернусь, и в каком качестве.

Такое дежа вю меня преследовало далеко не единожды – что до, что после.

Например, пробегая по диагонали городские кварталы в Лутугино, чтобы не опоздать в школу, я по непонятным причинам останавливался на минуту и смотрел на окна строго определённого дома. А спустя много лет, уже после армии, оказывалось, что там живёт девушка, с которой у меня году в шестом (или в седьмом?) будет роман.

Да уж. В жизни сюжеты иной раз покруче любого кино. Оно и понятно. Кто режиссёр кино? Человек. А кто режиссёр мировой истории? Сын Человеческий. Вот только иногда не хватает хэппи-эндов, как в кино. Или возможности сохраниться и отыграть назад, как в играх. Хотя, сохранения в мультиплеере технически невозможны.

Впрочем, я забегаю вперёд.

Ну а пока я в Крыму, не знаю, куда деть тяжеловесное зимнее пальто.

На Донбассе 10 градусов, и в Севастополе 10 градусов – только в одном месте с минусом, а в другом с плюсом.

В офис только завтра, так что можно чуть-чуть расслабиться.

Скинув шмотки в гостиничном номере, я пошёл в расположенный рядом ресторанчик итальянской кухни на склоне горы, заказал себе закуску и вино и подумал:

– Ну чем здесь не Италия? А если нет разницы, зачем платить больше?

Крым – чудесное место. Предгорья Севастополя и Ялты напоминают Апеннины, а в глубине полуострова есть виды в нескольких километрах друг от друга, напоминающие Грецию и Кавказ. Всё это ещё сыграет в моей жизни свою роль, о чём я пока пребываю в счастливом неведении. Но не будем гнать лошадей.

Впрочем, задерживаться в начале одиннадцатого года тоже особо не будем.

Полюбовавшись весной в январе, я приступил к делу, которое пошло споро – благо, сказался большой опыт.

Проект я сдал 9 апреля, но отмечать не стал, потому что соблюдал пост.

Только сменил место жительства по этому поводу.