Убеди Меня Жить

– Кто такой мессер? – перебил его Володя

Вопрос, что так долго мучал молодого человека, невольно вырвался из его глотки. Его соратники, располагающиеся по бокам от него, изобразив немые вопросы, повернулись к нему, а Антон…

Антон, казалось бы, был готов упасть в обморок. Его лицо не побледнело, нет, оно побелело. Даже патологоанатом в этот момент был готов признать его бездыханным трупом только лишь из-за этой мертвенной белизны. Его лицо больше не выражало эмоций, отнюдь, оно превратилось в безжизненную мину, можно подумать, что, можно подумать, просто обвисало, и только вследствии великой воли его носителя не давало упасть целиком с головой. Его взгляд наполнился сначала удивлением, и, секундой позже, горечью. Только через минуту он, дрожащими губами процедил:

– Как… – не менее дрожащим тембром начал он, прерываясь раз в несколько секунд лишь ради того, чтобы сглотнуть накопившуюся в его пересохшем рту слюну, – как ты узнал…

Антон медленно махнул ослабевшей рукой, поднялся, и, хромающей, не менее ослабшей походкой приблизился к стене, и начал было вглядываться в нее, как будто в ней было окно.

Допрашивающие одновременно вопросительно подняли брови.

Антон, наконец, будто бы пришел к какому-то чрезвычайно важному умозаключению, и, медленно повернувшись к своим знакомым, предстал перед ними в совершенно ином, вдохновленном свете, полностью подтверждая знаменитое изречение, – пока дышу, я надеюсь.

– Впрочем, – вновь махнув рукой, но уже более уверенно и твердо, начал Антон, – это уже не имеет значения. Забудьте все это как страшный сон.

Затем, с мгновение опрокинув взглядом своих компаньонов, он, вновь вернув прежние краски жизни на свое лицо, устремился к выходу из актового зала.

Владимир, слегка ошарашенный подобной дерзостью, и, ожидавший раскрытия великих тайн и государственных секретов, уже хотел было подняться и приостановить уходящего хранителя знаний, и, уже поднявшись на ноги, не смог сделать и шагу.

Кирилл, располагавшийся подле него, своевременно, схватил его за руку, и, предвещая вопросительные взгляды Володи, прижал палец к собственным губам, знаком указывая ему хранить молчание, и, в комплектации, – спокойствие.

– Что ты сделал? – с отчаянием ревел Владимир, – почему? Зачем? Ах!..

Он, освободившись от биологических оков своего компаньона резким рывком, врезался в противоположный ряд стульев, и, раскачав, но не приземлившись прямо на них, с грохотом упал на пол, прихватив с собою пару стульев.

– Зачем? – выкрикнул он, с трудом поднимаясь на лопатки, – зачем ты отпустил его?

Кирилл, с необычным для него спокойствием и загадочной улыбкой на лице встал со своего оприходованного места, и, протянув руку своему товарищу, которую тот, несмотря на отвергающие его помощь знаки, настойчиво держал, пока Владимир, не сдавшись под натиском такой любезности, не принял ее, и не встал вровень с Кириллом.

– Ты правда думаешь, что он нам бы что-нибудь рассказал? – не снимая свою улыбку, но принизив ее в уголках губ, создавая ее более ироничной, чем загадочной, начал он, – а если бы и рассказал, то уж точно не по доброй воли, и, – уж точно! – неправду.

– Ну, – слегка опешивший от таких заявлений, которые опровергнуть наш герой не мог, пробормотал под нос Владимир.

– Поэтому, – продолжал Кирилл, – как вы все знаете, правду никогда не говорят. Правду показывают. Пусть идет куда хочет, но он, сам того не зная, раскроет нам свой секрет. Мы последуем прямо по его пятам. По горячим следам.

Владимир, не ожидавший такого предложения, и, не успевший отпрянуть от собственных убеждений насчет этой ситуации, потребовал пару мгновений для размышления. Придя к согласию утверждения своего однокурсника, на его лице появился стыдливый румянец, а глаза его упали на пол. Почесывая затылок, на который он так удачно упал, и, который, ощутив спад норадреналина в организме, решил проявить себя яркими уколами боли, он бормотал под себя слова сожаления.

– Нет! – обиженно поднялся пухляк. – Так не правильно!

– Что не так? – раскрыв руки, раздосадовано спросил Кирилл – Что опять не так?

– Будто бы ты не знаешь. – положив руку на руку, и упираясь глазами во взор своего брата, надулся Семен

– Не знаю!

– А вот зря!

Кирилл, отвернув голову, тяжело вздохнул.

– Ну и что?

– Ну, а то!

– Может ты перестанешь томить меня глупыми вопросами?

– Может!

– Мы тут не одни.

Услышав эти слова, Семен покраснел и взглянул на Владимира. Казалось бы, только когда он вспомнил о наличии наблюдателя, ему стало стыдно за развязку семейных разборок.

– Так нельзя!

– Как?!

– Так!

– Benedictus Dieu! – вскричал Кирилл, поднимая руки к небу – не заставляй тебя колотить!

– Нельзя просто так вмешиваться в чужую жизнь! – сквозь зубы, наконец, процедил Семен, – если он не хочет что-то рассказывать, так не наше дело о этом дознаваться!

Кирилл огорченно вздохнул. Расслабив собственное тело, и, уронив голову на грудь, он нервно рассмеялся, и, затем, вновь очертив свое лицо столь бесстрастной и загадочной улыбкой, направился к выходу, знаком приглашая Владимира последовать за ним. Тот, пожав плечами на немой упрек Семена, последовал прямо за ним.

Оказавшись в холле, в двух шагах от заветного выхода из образовательного учреждения, Кирилл поднял руку, знаком останавливая своего напарника.

– Слышишь? – обернувшись, и, вслушиваясь, спросил он, – этот шум.

И вправду, на улице, казалось бы, стоял всеобщий гомон, топот, иногда даже проскакивали восторженные крики.

– Если бы меня спросили, как звучала Ходынская площадь, – тревожно продолжал Кирилл, указывая пальцем по направлению к шуму, – я бы ответил, что именно так.

Владимир всматривался в его беспокойный взор. Он был безумным, по-настоящему бешеным. Казалось бы, что этот человек готов был с места рвануться, лишь бы убежать, спрятаться подальше. Но от чего? Совсем скоро его напарник переменился в лице, вновь вернув привычную ему улыбку, которую Владимир был уже готов называть маской.

Володя пожал плечами, и, никак не отреагировав на столь необычное проявление эмоциональности своего компаньона, первым продолжил путь к выходу.

Хотя на улице и вправду стоял неимоверный шум и гомон, никто из героев нашего произведения никогда не смог бы догадаться о истинном его катализаторе. Прежняя толпа, что так яростно обороняла кортеж предыдущего гостя, расступилась, как и, впрочем, сам конвой. Единственные следы бывшего действия остались лишь на подступи к университету: красный ковер с заграждениями остались. Но, как и любые вещи в этой жизни, долго без дела лежать они не остались. Одни черные машины заменились другими, одних охранников заменили другие, и сейчас, Антон, неторопливо, и, казалось бы, задумчиво покидая стены своего родного университета, был пойман уже совершенно другим кортежем. Моментально, как он выбрался из здания, его обступили, закрывая со всех сторон, и, казалось бы, направляя прямо к новому конвою. В это время холеричные журналисты, что не так быстро подоспели к месту действия, обступили со всех четырех сторон света в свою очередь уже вынужденный эскорт Антона. Хотя и журналисты, в своем роде люди торопливые и спешные, опоздали по времени, но определенно они были в выигрыше в числе. Безусловно, нельзя их сравнивать с прежней толпой, что окружала университет во время встречи арабского шейха, но по шкале громогласности они определенно занимали первое место среди всех аудиторий мира. Некоторые старались пробиться сквозь охрану с вопросами к Антону, но другие, коих было львиное большинство, отступили перед бесполезным трудом, и, выбрав фон получше, вели статичный репортаж перед знакомой им камерой телевидения. Когда Владимир и Кирилл выходили из здания, Антон уже находился внутри кортежа. Никто из журналистов не встретил их даже мимолетным взглядом.

Кирилл, осознавший, что цель его планов находится так близко и так далеко одновременно, зарычал. Он рванулся, будто бы с фальшстарта, быстрыми прыжками приблизился к толпе журналистов, что осаждали машину кортежа, и, внедряясь в толпу, старательно раскидывая всех подряд, попытался достучаться до окон автомобиля.

У него почти получилось. Но только журналисты, для которых подобные действия были в норме их профессионального дня, привыкшие к толкучке, быстро вытеснили новичка со своей арены.

Кирилл, ревущий, побледневший, возвращался обратно к Владимиру.

Но выйти было изрядно сложнее, чем войти. Теперь уже его давили, и, под огромной массой человеческих тел, он, казалось бы, был в настоящей ловушке.

Но, по какому-то чуду, выбраться он все-же смог.

Морально истерзанный, с потускневшим взглядом и изрядно потрепанной рубашкой, он вернулся к Володе.

– Как же нам теперь, – покаянно бормотал он, – как же.

– Не волнуйся, – с дружеской улыбкой, нежным взором отвечал ему его компаньон, указывая куда-то вдаль рукой, – видишь автомобильные номера? АМР. Это администрация президента.

Глава восьмая, или предфинальное действие, в котором показывается, что иногда простой путь – не самый правильный.

Город был в буйстве.

Люди сонмами и массивными кипами собирались на площадях, медленно, но верно собираясь вместе и скандируя лозунги близь администрации. Люди, что недавно находились в ней, сами ее покинули, и, присоединившись к выступающей толпе, скандировали различные лозунги.

Можно было сказать, что именно сегодня и сейчас город был живее, чем когда-либо.

Те, кто был по умнее, или как раз таки те, кто действительно хотел добиться каких-то результатов, а не просто поучавствовать в массовом столпотворении, выставить себя как лидера сообщества, собирались у автовокзала, что, по совместности, подразделялся и на вокзал железной дороги, и, покупая первый попавшийся билет в Москву, ждали свои рейсы.

Администраторы вокзалов смотрели на такую бурю с горящими глазами, казалось бы, предвещая свое скорое и резкое повышение по службе.