Месть

Валерий Панов

Месть

Андрей бредёт ночью по лесу. Одет в лёгкую чёрную куртку, шапку, перчатки, чёрные штаны и чёрные кроссовки. У него за спиной чёрный рюкзак. Ему плевать на холод, он его не замечает. Андрея морозной ночью греет злость. Он беспощаден и жесток, холоден как полярный лёд на глубине трёх километров.

Он подготовлен, у него на глазах прибор ночного видения, в руках инфракрасный фонарь и тепловизор, активные наушники на голове. Андрей заранее продумал план, всё просчитал и взвесил. Он знает, как отключить сигнализацию так, чтобы это не заметили ни домочадцы, ни охрана. Не зря последние три года работает в охранном предприятии. Собакам во дворе он приготовил угощенье. От него те уснут и больше не проснутся. Слепые зоны камер и тёмные участки во дворе давно изучены. Глушилка сотовых подключена. С отмычкой Андрей управляется не хуже опытного медвежатника. Когда проникнет в дом, никто и не услышит.

Семья Любимовых ещё не знает, что их ждёт. Они собралась в гостиной дома всем составом. Дети и мать развешивают ёлочные украшения, отец и бабушка накрывают на стол, дед в кресле у камина с бокалом коньяка в руке, в тапках из меха соболя и в свитере с оленями следит за всеми, улыбается. Счастье и радость наполняют сердце. Да он буквально светится. Аж щурится, и на его морщинистом лице это особенно заметно. Всё так, как он мечтал. Огромный дом в пригороде, свежий воздух, белки по деревьям скачут, дети и внуки приехали в гости, костёр, потрескивая, греет жаром, в гараже автопарк на семь автомобилей – одних только Бентли три штуки, – в руке хрусталь и дорогой коньяк.

О чём ещё мечтать, когда годы неумолимо приближают старость? Богатства – есть. Любовь семьи – имеется. Сын при делах, устроен, обеспечен и женат. Внуки на загляденье. Семён Михайлович – именно так зовут главу семейства – довольный человек.

Андрей меж тем уже вскрыл дверь. Это ещё не главный дом, лишь пост охраны. С ними не церемонится, он здесь не ради них. Оба охранника у мониторов, откинулись на спинки стульев. Рядом на столе кружка кофе. Болтают, шутят и смеются. У них за плечами служба в армии и силовых структурах, они суровые ребята, но перед хорошо подготовленным противником бессильны. Андрей ворвался и нашпиговал их пулями с близкого расстояния. Пистолет с глушителем, так что Любимовы не слышали, как пала их охрана.

Теперь путь в главный дом свободен и Андрею никто не помешает. Разве что пёс по кличке Шерман. Но это не кавказская овчарка, не сторожевой уличный пёс, а кокер-спаниель, милый домашний питомец, что мирно спит на полу у костра подле Семён Михайловича. Он не окажет серьёзное сопротивление.

Андрей проник в дом через заднюю дверь и посвистел в свисток. Люди его не слышать, только собаки. Шерман сорвался с места и побежал на зов. Это немного удивило Семён Михайловича. Кряхтя, он выбрался из кресла, побрёл следом за псом, проверить, что же его потревожило.

Он шёл не торопясь, держа в руке бокал и клича Шермана. Когда нашёл, не сразу понял, что с ним. Казалось, пёс просто прилёг. Лишь подойдя намного ближе, Семён Михайлович увидел кровь. Но удивиться или опечалиться потере друга не успел, ровно в тот же миг он получил удар телескопической дубинкой по затылку. Тут же упал. Хрусталь, однако, крепкий, не разбился.

Его жена, Инга Николаевна, что-то услышала, но ничего не заподозрила. Попросила сына сходить, посмотреть. Но Игорь не успел даже выйти в коридор. В тот самый миг в гостиную вошёл Андрей. Он уже снял глушитель и сделал три громоподобных выстрела в потолок. Спокойствие и умиротворение, царившие здесь ещё несколько секунд назад, нарушены. Испуг объял сердца Любимовых.

Андрей пытался ошарашить, и это ему удалось. Дети заплакали, их масть истошно завизжала, Игорь застыл как вкопанный, схватившись рукой за столешницу, ноги его непроизвольно подогнулись. Инга Николаевна выронила из рук блюдо с салатом. То разлетелось вдребезги, салат, над которым она горбатилась последние двадцать минут, лежит теперь на полу в виде неприглядной кучи. Её это немного опечалило, но ненадолго, страх всё же взял верх над негодованием.

Андрей направил пистолет в сторону ёлки. Там, на полу, сидит Оксана – мать детей, жена Игоря. Визжать она, слава Богу, перестала, схватила обоих чад, прижала к себе.

– Несите сюда стулья, – Андрей обратился к Игорю и Инге Николаевне. Те замешкались и он напомнил им про пистолет, выпустив ещё одну пулю в потолок с лепниной.

Это подействовало, вскоре в гостиной появилось пять стульев. Андрей кинул Оксане пачку хомутов и велел привязать всех к стульям, в том числе детей. После сам затянул хомуты на её запястьях и ногах. Проверил путы остальных членов семьи. Затем вышел, но спустя две минуты возвратился, волоча по полу Семёна Михайловича. Его Андрей разместил в кресле, где тот и сидел совсем недавно, не забыв при этом сковать по рукам и ногам.

После подошёл к обеденному столу, сложил на него рюкзак, достал жестяной контейнер. Внутри шприц и несколько ампул. Андрей наполнил шприц и подошёл к детям. Под вопли матери и брань отца с бабкой ввёл содержимое шприца одному и второму.

– Это всего лишь снотворное, чтоб не орали, – объяснил Андрей. – Пусть поспят, всем так будет лучше.

– Ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни, – сказала Инга Николаевна. К ней самообладание вернулось раньше остальных. Теперь на её лице гримаса ненависти и презрения.

– Серьёзно? – удивился Андрей.

– Бери, что хочешь, и проваливай, – поддержал мать Игорь. Впрочем, он-то ещё не отошёл от шока, из-за чего голос дрожит.

– Разрешаешь, да?

– Порадоваться всё равно не успеешь.

– Забавно. Мне было показалось, что ты изменился.

– Значит, ты знаешь, кто я. Наверное, знаешь, и кто мой отец?

– Конечно.

– А ты смельчак.

– Ты меня не помнишь?

– А должен? Дайка-ка подумаю, какой-нибудь обиженный придурок? Знаешь, сколько вас, неудачников, я уже видел? Вечно всё ноете и жалуетесь. Но у тех хоть хватало мозгов не лезть в наш дом и портить семейный ужин.

– О, простите, что докучаю. Я вас не слишком обременяю? Может, мне уйти?

– Сделай милость.

– Проваливай, пока не поздно, недоумок! – не выдержав, закричала со злостью в голосе Инга Николаевна. – Иначе пожалеешь, что на свет родился.

– Напоминаю, что у недоумка пистолет. – Андрей поднял оружие, чтоб все увидели. – Злить меня неразумно. Но знаешь, вот число из любопытства – и что потом? Если просто уйду, мне ничего не будет? Вы освободитесь и станете дальше ёлку наряжать, забыв обо мне? А после мирно ляжете спать, да? Что ж, хорошо. Тогда я пошёл. Мне дверь за собой закрыть?

– Остряк хренов. Посмотрим, как ты запоёшь потом.

– Когда?

– Да ты не переживай, скоро узнаешь, – заявила надменным тоном Инга Николаевна.

– Это что, угроза? Ты тут связанная сидишь, полностью в моей власти, но всё равно угрожаешь мне расправой? Ты ведь понимаешь, что это глупо – выводить меня из себя?

– Подожди-подожди.

– Уж не охрану ли? Расслабься, их не будет. И на сигнализацию особо не надейтесь. Последние три года я настраиваю компы в вашем охранном агентстве. Сегодня сигнал тревоги от вас не придёт.

Андрей ненадолго покинул Любимовых. Скрылся за спинами, подошёл к холодильнику, окинул взглядом содержимое полок, достал молоко и налил себе стакан. Вернулся в центр комнаты на всеобщее обозрение. Тот шок, что они испытали при его появлении, почти прошёл. Во взглядах Игоря и Инги Николаевны лишь злость и недовольство. Только Оксана всё ещё дрожит от страха.

– Что тебе нужно?

Андрей оставил вопрос без ответа. Отпил молока, пристально глядя на Игоря.

– Наверно, я для вас как один из тех назойливых просителей. Пристаю тут со своими пустяками, отвлекают от дел насущных. Вам бы сейчас ёлку наряжать да на стол накрывать.

– Послушай ты, знаешь, что я с тобой сделаю?

– Ты?! – удивился Андрей, аж молоко выплюнул. – Что ты сделаешь, папку натравишь? Твой главный козырь – вон он, связанный сидит.

– Слушай, говнюк, – взяла слово Инга Николаевна, почувствовав слабину сына, – я пустыми угрозами разбрасываться не привыкла.

– В отличие от сына, ты имеешь в виду? Уж мне ли не знать.

– Вот-вот. Когда мы до тебя доберёмся – а мы доберёмся, уж поверь, – с тобой такое сделают, что ты сам попросишь, чтобы тебя поскорее пристрелили. А ну-ка живо освободи нас и свали к чертям собачьим из нашего дома!

– Серьёзно? Ты уже сыпала угрозами и требовала, но это не помогло тебе одни раз, другой, но ты не сдаёшься и продолжаешь в надежде на что? Что потом это внезапно сработает? Я знаю, ты сильная властная женщина и привыкла повелевать людьми, но сейчас тебе лучше поскорее осознай, что происходит. Я не на ужин к вам заглянул… Кстати, а что ты там готовила? Умираю с голода.

Андрей, не слушая брань Инги Николаевны, вернулся на кухню, заглянул в духовку. По дому распространился аппетитный запах печёной индейки.

– М-м-м, выглядит вкусно. Аж слюнки потекли.

Андрей достал противень и поставил его на плиту. Оторвал ножку и, смачно чавкая, принялся её поедать. Он не видел лица Инги Николаевны, но это и не требовалось, неудовольствие её столь очевидно, что едва ли не осязаемо.

Кинув обглоданную кость в раковину, Андрей подошёл к обеденному столу. Взял из рюкзака нашатырь и направился к Семёну Михайловичу. По пути не упустил возможности взглянуть на Ингу Николаевну. Та сверлила его злобным взором.

Когда сунули под нос склянку нашатыря, Семён Михайлович задёргался и проснулся. Испуганно уставился на Андрея, задержал ненадолго на нём взгляд, а после окинул взором домочадцев.

– Как вы? – спросил у семьи.

– Нормально, пап, – ответил беспечно Игорь. – К нам тут бомж какой-то забежал, погреться и пожрать на халяву.

– Да, вы на всех смотрите свысока, – Андрей закрутил крышку пузырька и сунул его в карман. – Все для вас мелкие мошки, что копошатся под ногами. Если захочется, можно и растоптать. Оно и ясно, откуда берётся это высокомерие. Огромный участок, роскошный дом – да нет, целый дворец, – шикарные машины в гараже, перелёты частным самолётом, отдых за границей на яхте, одни часы на руке стоят столько, сколько я за жизнь не заработаю. Вот это я понимаю, жизнь с размахом. Я же свои часы за три тысячи рублей купил по акции. Квартирка у меня сорок квадратных метров на окраине города, езжу на Приусе, а отпуск провожу на даче у друга. Я, поди, и впрямь похож на маленького человека, с ваших-то высот. Холоп.

– Кто ж виноват, что ты такой неудачник.

– Неудачник, говоришь? Ты же понимаешь, что тебе просто повезло родиться сыном успешного человека? Сам-то ты ни черта собой не представляешь. Кем бы ты был, если б не твой отец, торчком, спящим в луже блевотины в какой-то грязной подворотне?

– Да пошёл ты, урод!

– Сына, помолчи, – предостерёг Семён Михайлович.

– Да, сына, слушай, что папка говорит. Он-то меня узнал. По глазам вижу, в них испуг. Толи он просто не так туп и понимает, что грабители ведут себя иначе. Кто я, Семён Михайлович?

– Прости, я не помню, как тебя зовут.

– Но ты ведь помнишь, откуда мы знакомы?

– Да, – с трудом произнёс Семён Михайлович. Это смутило всех. Они не привыкли видеть главу семейства таким растерянным и жалким.

– Сам им расскажешь? Нет? Ну что ж… А помнишь ли ты, Игорь, – Андрей развернулся на пятках на сто восемьдесят градусов, переводя взгляд от отца к сыну, – о том, что произошёл с тобой на дороге восемь лет назад? Ага, понял теперь, кто я?

Игорь понял. Понял и ужаснулся. В поисках спасения устремил взор на отца.

– А что ты на него смотришь? Думаешь, он и сейчас тебя отмажет?

– Слушай сюда, сопляк,..

– Нет, это невыносимо. Помолчи уже, карга старая.

– Я не старая! – возмутилась Инги Николаевна и принялась бранить Андрея и обзывать самым мерзким словом. И так разошлась, что угомонить её словами не представлялось возможным. На этот случай у Андрея припасён кляп.

– Ну вот, теперь можем продолжить, – сказал он, заткнув рот Инге Николаевне.

– Чего ты хочешь? – спросил Семён Михайлович.

– А разве не очевидно?

– Просто скажи, я всё сделаю.

– Верни мне жену и не рождённого ребёнка. Ну как, сделаешь? По силам тебе такая задача?

– Никто не сможет вернуть тебе их, но…

– То-то же! Не всё можно купить за деньги, Семён Михайлович. Знаю, для тебя непривычно.

– Послушай, то, что с ними, случилось – большая трагедия.

– Да, я видел трагичность на лицах твоего сына и жены. Да она на говно изошла от ехидства. Какая же мерзкая баба. Как ты вообще её терпишь?

– Глянь-ка, а вот она, похоже, не в курсе, о чём речь, – Андрей указал на Оксану. Та только и делала, что хлопала глазами да переводила взгляд с мужа на свёкра. – У тебя что же, секреты от супруги? Она, поди, и не знает, что муженёк должен в тюрьме сидеть, а не детишек нянчить. Да уж, это явно не та история, которую рассказывают на первом свидании.

– Что молчишь? – Андрей обратился к Игорю, стыдливо отводившему глаза, – не хочешь рассказать, как всё было?

– Да пошёл ты!

– Да пошёл ты, да пошёл ты… У тебя что, словарный запас иссяк? Ладно, не хочешь, сам расскажу.

Андрей взял с кухни ещё один стул и поставил его напротив Оксаны.

– Видишь ли, твой ненаглядный раньше ширялся и бухал по-чёрному. А нажравшись и обколовшись, садился за руль машины, подаренной заботливым папаней. В один из таких дней его ракета на бешенной скорости протаранила автомобиль моей беременной жены. Она не выжила. Думаешь, его посадили? Как бы ни так! Семён Михайлович подсуетился, использовал связи и кошелёк. Игорь даже условный срок не получил. Я сидел на суде с глазами полными непонимания. Мне всё казалось, что это какой-то фарс. Ещё чуть-чуть и все засмеются в голос, а после скажут, что разыграли меня. Вот честно, лучше бы сэкономили время и нервы и просто прямо сказали, что всё куплено, надежды нет. Цирк, а не суд. В кино такого не показывают.

Андрей поднялся и проволок за собой стул, поставил его напротив Семёна Михайловича.

– Ты спрашиваешь, чего я хочу? Я жажду мести.

– Не надо, прошу тебя. Вот серьёзно, кому от этого будет лучше? Ну отомстишь ты, что потом? Сам в тюрьму сядешь до конца жизни? Оно тебе надо? Ты же ещё молод. У тебя всё впереди. У меня есть деньги, много денег. Ты будешь обеспечен до конца жизни.

– Постой-ка, почему ты думаешь, что я сяду в тюрьму? Сын-то твой не сел.

– Слушай, ну, ты ведь не настолько глуп и всё понимаешь.

– Конечно, понимаю. Но мне охота, чтобы ты сам сказал. Знаешь, я так устал от лицемерия. Вы врёте всем. Убеждаете, что это правда. Мне кажется, вы даже сами в какой-то момент начинаете верить в собственную ложь. Поэтому, уж будь добр, скажи прямо, что всё куплено и закон защищает лишь тех, у кого деньги и власть. Молчишь? Ладно. Деньги, значит. Хм… Тогда ты предлагал мне пять миллионов, чтобы не идти в суд. А во сколько оценишь свою жену?

– Пятьдесят.

– О как? Значит, ты считаешь, что жизнь твоей ненаглядной стоит дороже или ты взял в расчёт инфляцию?

– Хочешь, бери меньше, – встрял в разговор Игорь.

– Помолчи, тебе говорю!

– Ну, он не так уж и неправ. Зря ты ругаешься. Но дело не в том, что я меньше хочу. Просто оценка должна быть честной. Твоя жена намного старше моей. Кроме того, моя была беременна. Это, по сути, уже не один… Ну, ладно, не два. Пусть будет, полтора человека. Если их ты оценил в пять миллионов, то за твою жену, которая не беременна и почти в три раза старше, глупо просить больше двух. Но я сегодня в хорошем настроении, так что – два миллиона, согласен?

Семён Михайлович не спешит отвечать, он чувствует подвох.

– Да! Конечно! – ответил за него сын. – Пап, дай ты ему два миллиона и пусть катится.

– У тебя что, под матрасом два миллиона отложено? Из чистого любопытства интересуюсь. Я-то не настолько богат, чтобы держать такие деньги дома.

– В сейфе.

– В сейфе? Круто. Никогда не знаешь, когда пригодится два миллиона наличкой. Вдруг по домам будут ходить, продавать норковые шубы, золото и бриллианты. Ладно, ваше право. Так что, два миллиона, по рукам?