– Он не настоящий, – сказал Тирр, перехватив мой взгляд. – Сделан из гипса. Мы используем его на занятиях по анатомии.
– Выглядит очень натурально, – ответил я.
У окна на деревянной триноге стоял телескоп. А рядом на стене висел атлас звездного неба в золоченой раме. Из дальнего конца класса на меня взирали с постаментов мраморные изваяния каких-то важных людей. Должно быть, это были известные ученые или исследователи. Все было так не похоже на школу, куда я ходил в деревне. Классная комната в моей деревенской школе была меньше, а людей в ней больше. Нас было семнадцать или двадцать учеников. Точно не помню. Было очень тесно. Мы сидели по три человека за узкими партами и вечно мешали друг другу локтями. Стены там были голыми и обшарпанными. И телескопа у нас не было. Занятия в деревенской школе начинались с раннего утра. Зимой светало поздно, и во время первого урока мы писали при свете свечей. От этого тетради у нас вечно были перепачканы воском. Было холодно. Руки стыли. Приходилось согревать их своим дыханием. Когда писать было не нужно, сидели в варежках. Помню нашего учителя. Помню его очки с толстенными линзами и то, как он щурился, когда снимал их, чтобы протереть. С детства мы привыкли писать мелким почерком, потому что бумага стоила дорого. Раз один мальчишка из нашего класса почти месяц писал на листочках, которые мы поочередно вырывали из своих тетрадей и давали ему, пока у его родителей не появились деньги. Потом школу закрыли.
Я бросил взгляд в тетрадь Тирра, где он крупными ровными буквами написал сегодняшнее число и месяц. Тем временем, Ирис намочила тряпку и начисто протерла черную поверхность доски от разводов мела.
– Я планировала устроить контрольную работу по пройденному материалу, – сказала она, поворачиваясь к нам. – Но поскольку сегодня с нами Уалий, мы начнем новую тему, чтобы всем было интересно. Поговорим о системе государственного устройства.
Вдруг она задумчиво поглядела на меня. Словно хотела спросить, имею ли я хоть малейшее представление о том, что это такое. Но в последний момент передумала. Возможно, боясь обидеть.
– Да, об этом и поговорим, – сказала она, улыбнувшись.
– Скажите, Ирис, – обратился к ней Тирр. – Это правда, что мы одни во вселенной? Не считая небесных теней.
– Это сложно утверждать наверное. Но говорят, что это именно так.
– Кто говорит? – уточнил Тирр.
– Академия наук. И жрецы, разумеется.
– Откуда же им знать? У них есть доказательства?
– На то они и жрецы, – ответила Ирис. – Они обладают особыми источниками знания о мире. Такими источниками, которые лежат за гранью науки, а потому не нуждаются в подтверждениях и доказательствах.
Тирр задумался на мгновенье, но сдаваться не собирался.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Со жрецами все ясно. А ученые из Академии наук … отчего они уверены, что за облаками нет жизни?
– Они не уверены, – ласково улыбнулась Ирис. – Но дважды люди пытались заглянуть в неизведанное. И оба раза были неудачны.
– Расскажите, – попросил Тирр.
Ирис присела на край стола и плавными движениями расправила складки платья.
– Хорошо, – сказала она. – Первого человека, который решился заглянуть за облака, звали Сурих Рябой. Он был обычным сапожником, но раз вбил себе в голову, что за облаками найдет чудесную страну, и уже не мог отделаться от этой мысли. Вместе с горсткой чудаков он отправился на край земли. Там он сел в деревянную бочку и на длинном канате его спустили вниз, за самые облака, сколько хватило каната. Когда его вытащили обратно, Сурих рассказывал, что уже и не надеялся вернуться живым. Он рассказывал, что за облаками нет чудесной страны, а есть лишь безмолвие, холод и туман, от которого кровь стынет в жилых.
Мы с Тирром переглянулись.
– А кто был второй? – спросил Тирр.
– Имя второго смельчака я забыла, – призналась Ирис. – История его закончилась печально. Он решил превзойти Суриха Рябого. Он тщательно подготовился. Вместо бочки смастерил прочную и легкую корзину. Взял с собой теплую одежду. Погрузил на телеги огромную тяжелую катушку и несколько канатов, каждый из которых был длинней и крепче каната Суриха. Вместе с ним на край земли отправились с десяток помощников. Там, на краю пропасти, они закрепили катушку, соединили и обматали вокруг нее канаты. В назначенный день смельчак начал спуск и вскоре скрылся в тумане облаков. Когда же через несколько часов корзину вытащили обратно, она была пуста.
У меня муражки побежали от этого рассказа. Нужно быть совершенно безумным, чтобы решиться на такой поступок, подумал я. И ради чего? Ирис даже не помнила имени смельчака. А мы с Тирром и вовсе слышали эту историю впервые.
– Но мы совсем отклонились от темы, – вновь заговорила Ирис, поднимаясь.
И взяв кусочек мела, она красивыми буквами вывела на доске: "Система государственного устройства".
* * *
После занятий настало время обеда. Мы отправились с Тирром в столовую комнату на первом этаже. Тирр уселся за один конец стола, а мне предложил занять другой. Это было очень забавно, потому что стол был очень длинный. Такой длинный, что не влез бы ни в одну из комнат в доме моей семьи. Откуда ни возьмись, появился дворецкий с подносом в руках. Он был в черном пиджаке, белой рубашке и белых перчатках, и при бабочке. Через одну руку у него было перекинуто белоснежное полотенце. Поздоровавшись, он чинно направился к Тирру.
– Сначала гостю, – сухо сказал Тирр.
– О, простите, – ответил дворецкий, смутившись.
Развернувшись, он направился ко мне. Подойдя, он поставил передо мной поднос с приборами и собирался уже сервировать, как Тирр снова остановил его:
– Сколько можно повторять, что сервируют с правой стороны, – недовольным голосом произнес Тирр.
– О, прошу прощения, – еще больше смутился дворецкий.
Он снова взял поднос в руки. За моей спиной была стена, и приблизиться ко мне справа можно было только обойдя вокруг всего стола. Чувствуя себя виноватым, бедняга дворецкий так заторопился, что на полпути запнулся о ковер и едва не рухнул на пол. Приборы и тарелки со звоном подпрыгнули на подносе. Лишь чудом все не разлетелось по полу. Тирр лишь покачал головой. Я заметил, как дрожали руки дворецкого, когда он расстилал передо мной салфетку и раскладывал на ней столовые принадлежности. Он нервничал. И от этого движения его были смешны и неловки. Тирр не спускал с него глаз. А дворецкий чувствовал на себя взгляд господина и не поднимал головы. В комнате царило тягостное молчание.
Покончив с сервировкой, дворецкий исчез. Вскоре он снова появился, толкая перед собой столик на колесиках, уставленный блюдами с солеными овощами, сырами и хлебом. А в глиняных горшочках оказалось жаркое. Едва дворецкий поднял крышку, как воздух наполнился ароматом мяса и трав, так что в животе у меня само собой заурчало. Внезапно я осознал, что страшно голоден. Мне хотелось накинуться на все это и проглотить. Огромных усилий мне стоило взять себя в руки. Я взглянул на Тирра, решив все повторять за ним, чтобы не выглядеть невоспитанным чурбаном. А Тирр неторопливо заткнул за воротник салфетку и вонзил кончик вилки в кусочек мяса, проверяя, хорошо ли тот приготовлен. Вдруг лицо его выразило недовольство. Поддев кусочек, Тирр ловко перенес его на пустую тарелку и попробовал разрезать. Получилось не сразу. Мясо было жестковато.
– Позови сюда повара, – приказал Тирр дворецкому, откладывая в сторону приборы.
– Слушаюсь, – ответил дворецкий, исчезая в дверях.
А у меня снова заурчало в животе. Лично мне было наплевать, что мясо получилось недостаточно мягким. Я просто хотел есть. К тому же, не знаю как на вкус, а пахло жаркое нестерпимо хорошо. И все же вслед за Тирром я положил вилку на стол.
Появился повар, бородатый верзила, которого я уже хорошо знал. Не дожидаясь, что скажет Тирр, он прямо с порога принялся защищать себя.
– Это все негодяй мясник, наглый мошенник! Ведь я предупреждал, что ему нельзя верить. Подсунул вам скверную вырезку. Сухую и жилистую …
– Причем тут это, – оборвал его Тирр. – Вырезка была хорошей. Я сам ее выбирал …
– То-то и оно, что сами, – буркнул повар.
– Ты куда клонишь? – вспылил Тирр. – Думаешь, я не могу отличить хороший кусок мяса от плохого?
– Каждый должен заниматься своим делом. Вот что я думаю.
– Что?! Да кто ты такой, чтобы мне указывать! Пошел прочь.
Сделавшись мрачнее тучи, бородатый повар с обиженным видом вышел из столовой, сердито сопя. Было слышно, как он громко хлопнул дверью где-то в конце коридора.
– У меня нет слов, – возмутился Тирр. – Приготовил отвратительное жаркое и еще имеет наглость свалить вину на меня. В следующий раз вычту из его жалованья за испорченные продукты, будет знать … Ты видишь, Уалий?! Слуги в этом доме совсем распоясались. Потеряли всякий страх. Одни бездельники, другие – мошенники. Нашего повара невозможно отправить на базар. Сколько монет не дашь, несколько обязательно прилипнут к его рукам. Его послушать, так цены растут каждый день!
Тирр рассказывал все это, быстро расхаживая взад и вперед.
– Надо с этим бороться, – сказал он, останавливаясь и глядя в окно.
Воспользовавшись случаем, я подцепил со стола кусочек сыра и быстро сунул в рот. Сыр показался мне удивительно вкусным.
С улицы послышался топот копыт и чьи-то голоса.
– Дядя приехал, – произнес Тирр и повернулся ко мне – Пойдем, я вас познакомлю.
Поднимаясь со стула, я бросил последний печальный взгляд на сыры, и на свежий хлеб, и на жаркое в горшочке. В животе протяжно заныло. Поесть мне так и не удалось.
Нечаянно я нащупал в кармане полицейский свисток. После всего увиденного в поместье он показался мне жалкой безделушкой. Было просто глупо пытаться удивить им Тирра. И я засунул его поглубже.
* * *
Мое знакомство с дядей Тирра произошло у него в кабинете. Я сильно волновался. Никогда мне до этого не доводилось видеть консула. Он читал, откинувшись в кресле, когда мы вошли. Я по-другому себе его представлял. Мне запомнился его усталый спокойный взгляд. Он поднялся навстречу нам. Ласково потрепав Тирра по голове, он протянул мне руку. Я пожал ее, и волнение мое сразу отступило, словно спокойствие консула передалось и мне. Голова его была гладко выбрита. На виске виднелась татуировка в виде змеи – символ власти. Глаза показались мне немного печальными. И в то же время они выражали тепло. Взгляд был внимательным, но не тяжелым. Его взгляд не заставлял чувствовать неловкость. Даже напротив. Пока он разговаривал с Тирром, я мог как следует его разглядеть. У него был крупный нос и жилистая шея. Ростом ниже моего отца. Я представлял его выше. Брови темные. На лбу глубокие морщины. Лицо его оставалось серьезным, при этом меня не покидало ощущение, что внутри себя консул улыбается. Движения его были неторопливы и расслаблены. И ничто не выдавало его мысли. На всем протяжении разговора выражение лица его не менялось. Он задал мне несколько обычных вопросов, какие люди задают друг другу из вежливости, и неожиданно предложил обучаться наукам вместе с Тирром, сказав, что это пойдет на пользу нам обоим. Тирр безумно обрадовался этой идее. Не сдержавшись, он даже ткнул меня по-дружески в плечо. Напоследок консул сказал, что был рад познакомиться со мной.
Мы с Тирром уже направились к двери из кабинета, когда консул, опускаясь в кресло, вдруг негромко произнес: "Следующая".
Подумав, что обращаются к нам, мы с Тирром обернулись. И я увидел нечто заставившее меня замереть. Металлическая подставка на письменном столе консула, в которой лежала раскрытая книга, вдруг ожила и с тихим механическим жужжаньем перевернула страницу.
– Что ты сказал, дядя? – спросил Тирр.
– Ничего, – ответил Консул.
Тирр кивнул. И мы вышли из кабинета.
– Что это была за штука? – спросил я, стараясь скрыть охватившее меня волнение.
И еще прежде, чем Тирр успел объяснить, я уже знал ответ. То был листопереворачиватель – исчезнувшее из дома изобретение профессора Кварца!
Глава VIII. Сонные пилюли
В тот же вечер я снова принялся расспрашивать Эрудита об исчезновении профессора Кварца.
– Давай же, напряги память! – говорил я ему.
– Но я уже все рассказал. Все что знаю, – отвечал Эрудит.
– Ты хоть помнишь, как выглядел тот человек, похитивший профессора?
Эрудит задумался.
– Кажется, помню …
– Ну …
– Обычный человек, – ответил Эрудит. – Ничего особенного. Разве что …
– Что?
– На левом виске у него была …
– Татуировка!? – выкрикнул я.
– Да, татуировка, – подтвердил Эрудит.
– В виде змеи!?
– Именно так, – ответил Эрудит.
Схватившись за голову, я молча сел на край кровати.
– Не может быть! Неужели вы знаете этого человека? – догадался Эрудит и захлопал глазами, как делал всякий раз, когда был сильно удивлен.
Эта его привычка подражать человеческому поведению меня всегда страшно забавляла. Ведь как бы жестоко это не прозвучало, несмотря на весь своей интеллект, Эрудит был механизмом. Таким же, как часы, которые делал мой отец. Только более сложным механизмом. Честно признаться, с того самого дня, как я нашел Эрудита на чердаке, меня распирало от любопытства узнать, как он устроен был внутри. Однажды я даже предложил Эрудиту провести вскрытие, но он пришел в ужас от этой затеи. Напрасно я убеждал его, что бояться нечего, потому как я отлично управляюсь с отверткой и много раз без помощи отца разбирал и заново собирал самые разные часы. Все было тщетно. Эрудит наотрез отказался участвовать в таком научном эксперименте и даже обиженно заявил, что у него есть чувства и душа.
– Так вы знаете человека, который похитил профессора?
– Кажется, знаю, – ответил я.
– Кто же он?
Вместо ответа я встал и заходил по комнате. Эрудит не спускал с меня глаз. Неужели профессора в самом деле похитил дядя Тирра? Это с трудом укладывалось в голове. Изображение змеи на виске было позволено иметь немногим, и все же консул был не единственным. Змея являлась символом власти. Жрецы и советники наместника тоже были отмечены этим знаком. Просто совпадение? А как объяснить листопереворачиватель? Откуда он был у консула? Внезапно ко мне пришла мысль.
– А ты сможешь опознать этого человека? – спросил я Эрудита.
– Думаю, смогу, – ответил Эрудит. – Можно поинтересоваться, что вы задумали?
– Скоро узнаешь, – ответил я.
Я стремился развеять любые сомнения. И единственным способом сделать это – было устроить Эрудиту и консулу свидание. Причем консул, разумеется, не должен был ничего знать. Идея была отличной. Мысленно я похвалил себя. А как воплотить ее в жизнь? Весь вечер я ломал себе голову, но так ничего и не придумал.
За ужином, набравшись смелости, я рассказал родителям о приглашении консула учиться вместе с Тирром. Воцарилось молчание. Отец даже перестал жевать, а его рука с вилкой так и замерла в воздухе.
Мама первой нарушила тишину.
– Это же просто замечательно, – произнесла она.
Улыбнувшись, она мягко коснулась плеча отца.
– Милый, ты слышал? Наш сын сможет учиться!
– Слышал, – только и ответил отец.