Странник в Закулисье

Как бы то ни было на самом деле, но один из них, мордастый, с неподвижным взглядом, был похож на палача, которому всё равно, какую голову рубить, лишь бы обошлось без дополнительных хлопот вроде необходимости придерживать клиента, чтобы не брыкался. Второй – угрюмый, с каким-то безразличным выражением лица, словно бы ещё не проснулся после длительного сна, а мечтает лишь о том, чтобы снова завалиться на кровать и заткнув уши отрешиться от всяческих забот и треволнений. Такое лицо может быть у завзятого охотника, который возвращается к жизни буквально на несколько минут, когда видит дичь – да и то лишь для того, чтобы нажать на спусковой крючок.

А вот третий, сидевший посредине, казался Сене неразрешимой загадкой, и, если в ближайшие минуты её не разгадать, можно поставить крест на том, что писатели задумали. Похожие лица Сеня видел у актёров, способных улыбаться даже в самом паршивом настроении. Глядя на такого, очень трудно понять, врёт или лукавит. А уж если говорит, в его голосе столько обаяния, что поневоле подумаешь, что он прав, какие бы мысли сомнительного содержания он ни изрекал. Единственное, что было ясно Сене – этот третий и есть тот самый Афанасий Пожуелов, которого принято считать основателем государства.

Вдруг Пожуелов сделал лёгкое движение рукой, как бы приглашая начать приветственную речь. Сеня подтолкнул растерявшегося Хэма в спину, и тот, сделав шаг вперёд, сначала прокашлялся, а потом заговорил:

– Ваши высокопревосходительства!..

Но мордастый, то ли Приблудов, то ли Полисадов, его прервал:

– Вам разве не объяснили, что здесь есть только одно высокопревосходительство, а к остальным нужно обращаться иначе?

Хэм оглянулся на Сеню и, услышав от него произнесённую шёпотом подсказку, начал заново:

– Ваше высокопревосходительство, а также оба ваши превосходительства!..

Мордастый, которому больше подходила фамилия Приблудов, снова перебил:

– Да что ж это такое! Двух слов не может связать, а ещё писатель, – и уже обращаясь к Пожуелову: – Ну и зачем мы их пригласили?

Тот снова взмахнул рукой, как бы успокаивая своего соратника, и после этого предложил:

– А давайте обойдёмся без формальностей. Какая разница, кто и кого тут превосходит. Мы же не на церемонии по случаю вручения верительных грамот. Так что же вы хотели нам сказать?

Пока Хэм, огорчённый своей неудачей, пытался сообразить, с каких слов продолжить заготовленную речь, Сеня вышел вперёд и обратился к Пожуелову:

– Афанасий Ильич! Мы весьма благодарны за то, что вы нас приютили, дали интересную работу, обеспечили питанием, жильём и прочими удобствами. Поэтому господину Хемингуэю пришла в голову мысль презентовать вам нобелевскую медаль. Своим трудом на благо Закулисья вы заслужили более высокую награду, однако наши возможности крайне ограничены. Поэтому примите эту медаль в знак нашего восхищения, ну а жителям Закулисья можно лишь позавидовать в том, что ими руководит такой выдающийся политик.

Лицо Пожуелова расплылось в улыбке, а проснувшийся Полисадов воскликнул:

– Хорошо сказал!

Тут уже в дело вступил Хэм, но вдруг остановился:

– Простите, но у нас медаль при входе отобрали.

Пожуелов снова улыбнулся:

– Не стоит волноваться! Медаль сейчас проверяют, делают спектральный анализ металла, а то мало ли что, ведь враги не дремлют. Так что будем считать, что я её уже получил. Если, конечно, там какой-то дряни не найдут. Но это не важно, была бы честь оказана.

Когда Сеня услышал про недремлющих врагов, он понял, что пришло время реализовать их замысел. Сейчас или никогда! А то выставят их за порог и другого шанса не представится

– Афанасий Ильич, с моей стороны было бы полнейшим безрассудство, более того, предательством интересов Закулисья, ставшего для нас поистине родным домом, если бы я не сообщил вам крайне важные информацию.

Пожуелов, не переставая улыбаться, предложил:

– Что ж, выкладывайте, а мы посмотрим, достойно ли это нашего внимания.

– Дело в том, что Хэм, то есть Хемингуэй, имел возможность побывать не только в Забугорье, но и в Забубенье. Так вот он пришёл к выводу, что наука и технологии развиваются там стремительными темпами, а Закулисье отстаёт на много лет. Так что, если не предпринять срочных мер радикального характера, Закулисье в скором времени можно будет брать голыми руками.

Тут Полисадов вскочил с места и, указав на Хэма, прокричал:

– Он вражеский лазутчик, провокатор! Афоня, надо его немедленно арестовать.

Пожуелов отмахнулся, как от назойливой мухи, и обратился к Хэму:

– Этот так?

– Ваше высокопревосходительство! Всё гораздо хуже, потому что война не за горами. В Забубенье все, кто имеет хоть какое отношении к властям, говорят о скором нападении на вас.

Пожуелов помрачнел, но не поверил:

– Ну и зачем им воевать, если у них всё так замечательно? Ведь любая война – это многочисленные жертвы, причём с той и другой стороны.

– Я тоже поначалу не мог понять, но потом один знакомый врач, я лечился у него от диабета, рассказал, что причина, оказывается, в мегакактусе. Будто бы тамошним правителям не даёт покоя то, как без скандалов, бунтов и потрясений течёт жизнь в вашей стране. А у них, что ни день, то забастовка водителей общественного транспорта или стрельба в школе. Вот они и мечтают заполучить этот ваш мегакактус. Врач сказал, что он успокаивает нервную систему.

Сеня был поражён – ведь ничего этого с Хэмом он не оговаривал. Вот что значит гениальный экспромт! Видимо, вдохновение сошло на Хэма, как только он услышал, какая судьба уготована его медали – чего доброго, разрежут на куски и переплавят.

Тем временем с триумвиратом творилось что-то непонятное. Сначала Приблудов закричал:

– Пора сдаваться!

Но Полисадов показал ему фигу:

– На-ка выкуси! Сегодня же объявлю тревогу, приведём войска в полную боевую готовность, а завтра…

Пожуелов попытался прекратить этот бардак:

– Цыц, я сказал! Не позорьте триумвират перед людьми.

Но куда там – Приблудов и Полисадов полезли в драку… Пора было закрывать занавес, что Пожуелов и сделал: он вызвал охрану и приказал отправить писателей домой. Уже выходя из залы, Сеня слышал крики и стенания. «Неужто началось?» Но пока не ясно, чем закончится.

Глава 7. Опять ГКЧП?

По всем признакам, революционная ситуация созрела, хотя в Закулисье всё устроено иначе, чем в подлунном мире. Там верхи не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить так, как им предписано. Здесь же низы лишены желаний, за исключением тех, что прописаны в законе, ну а верхи иначе, как по-старому, не могут управлять. Ну и причём тут революция? А дело в том, что, если верхи запаникуют, станут совершать ошибки, тогда третья сила может захватить власть.

Но на кого же сделать ставку? Кто станет этой движущей силой, если рабочий класс одурачен вирусом? Семён Васильевич никогда не был коммунистом, ни в каких партиях не состоял, но тут пожалел, что не имеет никакого опыта управления людьми, во всяком случае, в масштабах государства. Надо бы узнать, готовы ли на столь решительный шаг здешние интеллектуалы.

Пришлось срочно вызывать Левинсона. И вот он снова имитирует осмотр – проверяет состояние носоглотки, прослушивает лёгкие, простукивает печень, а между тем идёт еле слышный разговор. Сеня спрашивает:

– Вы готовы воспользоваться ситуацией?

– Что вы имеете в виду?

– К примеру, если в триумвирате раздрай, возникнет паника, армия откажется им подчиняться.

– С чего бы это? Я пока никаких признаков не вижу.

– Но если всё же нечто подобное произойдёт, как будет вести себя оппозиция?

Врач задумчиво повертел в руке стетоскоп, затем, отложив его в сторону, приложил ухо к груди пациента и прошептал:

– Вы предлагаете вывести на улицы народ, взять штурмом резиденцию триумвирата?

– А почему бы нет?

Левинсон тяжело дышал, лицо его покрылось потом, словно он занемог, а не лежащий на кровати Сеня:

– А где гарантия, что нас поддержат?

На этом разговор закончился – не было смысла его продолжать. Всё потому, что Сеня уже слышал подобные слова от того самого заказчика. Теперь и этому гарантии подавай! Похоже, в Закулисье никто не способен на поступок – даже если в голове сомнения, привыкли подчиняться грубой силе. И в чём-то они правы – одно дело власть ругать за рюмкой водки, и совсем другое – взять на себя ответственность за судьбу страны.

После ухода врача Хэм достал бутылку виски и, разливая его по бокалам, сказал:

– Ну вот и у нас нет другого выхода, кроме как надраться.

Пили допоздна, проклиная свою судьбу и немощь здешней оппозиции. Ну а когда в разговоре возникала опасная тема, отправлялись в ванную.

– Тоже мне интеллектуалы! – брезгливо морщился Сеня. – Привыкли жить на всём готовом… Нет, эти не станут своей шкурой рисковать.

– Да уж, интеллектуал пошёл не тот! – в том ему ответил Хэм. – Впрочем, и у нас в Америке не лучше. Есть реальная свобода слова, но дальше болтовни дело не идёт.

– Ты прав! Чуть что, побегут каяться, просить прощения. Странно, что Левинсон меня ещё не выдал.

– Это вряд ли. Кое-какое подобие чести и самоуважения у врачей ещё осталось. Не зря же они давали клятву Гиппократа?

– Ну, разве что.

Пошли выпить ещё по одной, а потом опять вернулись в ванную.

– Сеня, как ты думаешь, что здесь пишут в зарплатных ведомостях вместо имени. Номер паспорта?

– Скорее всего, каждый младенец с рожденья свой номер получает. У нас налоговые органы этим занимаются. Иначе при наличии огромного числа однофамильцев и тёзок можно наломать дров!

– Но ведь даже в Забугорье не запрещено называть людей по именам! А здесь почему-то категорически нельзя.

– Этот запрет не распространяется на членов триумвирата.

– Ну да!

– По-моему, в этом есть какой-то тайный смысл.

Сеня задумался, и вот выложил идею:

– А что, если всё это для того, чтобы унизить людей, указать предназначенное им место. Мол, есть только Пожуелов, Приблудов, Полисадов, а остальные словно винтики – если сломается, заменим на другой, и все дела! Ну и зачем им давать какие-то фамилии?

– А до́ма? Не будет же муж называть жену по номеру. Представь, что скажет: «Номер три миллиона сто шестнадцать тысяч ноль сорок восемь! А не пора ли нам в постель?»

Хэм хохочет. Сене тоже понравилась эта шутка… Но здешним жителям-то каково? Использовать собачьи клички или, к примеру, «пупсик», «кошечка»? Да он бы скорее удавился, чем стал кого-то так называть!

На этом решили закончить обсуждение «животрепещущих» проблем и выпив на посошок разошлись по своим спальням…

Всю ночь Сене снились всякие кошмары – вроде того, что он залез на фабричную трубу и теперь не знает, как с неё спуститься. Он уже намеревался сигануть вниз с этой верхотуры, но тут кто-то схватил его за плечи – неужто ангел прилетел и хочет удержать несчастного от опрометчивых поступков?

Но это оказался Хэм:

– Проснись, соня!

– Да что случилось-то?

Тут за окном послышался гул, так что стёкла задрожали.

– Танки на улицах! – прокричал Хэм.

– Опять ГКЧП?

– Уверен, что это интервенция Забубенья. Иного объяснения не нахожу.

– Но почему тогда не слышно взрывов?

Хэм только развёл руками, а Сеня, едва проснувшись, под влиянием исключительных событий обрёл способность здраво рассуждать:

– Я думаю, что в армии нашлись люди, которые уже не могли это всё терпеть. Помнишь, как Полисадов кричал, настаивая на превентивном ударе по врагу?

Хэм возражал:

– Нет, Сеня, ты не прав! А потому что некому там бунтовать, если все находятся под действием вируса. Да в армии испокон веков всё основано на послушании.

Сене служить не довелось – не по болезни, а потому что физиков не призывали. Но это не значит, что можно, развесив уши, слушать такую ерунду.

– Ну что за чушь! Ты же воевал и лучше меня знаешь, что на войне в критической ситуации надо самому принимать решение. Представь, что ты лицом к лицу столкнулся с вооружённым врагом. И что, будешь ждать приказа командира, раздумывая, стрелять или не стрелять?

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– А к тому, что по крайней мере элитные войска никто не травит мегакактусом, наверняка им дают антидот.

– Нет, не могу поверить, – упирался Хэм. – Неужели подчинение основано только на присяге?

– Есть разные методы добиться послушания. К примеру, вдвое повысить военнослужащим зарплату по сравнению с гражданскими. Или без очереди выделять квартиры, увеличить размер пенсии за выслугу лет, а молодых ребят по окончании контракта принимать в институт сразу, без экзаменов. Всё только для того, чтобы не бунтовали – ведь у них в руках оружие!

Хэм приподнял брови, покрутил головой и скорчил рожу, которая должна была означать, что в словах Сени есть кое-какая доля истины:

– Ну допустим. Однако я всё же не могу понять, что тут происходит.

– Я думаю, что взбунтовались элитные войска, никто не захотел подчиняться приказу Полисадова, который намерен был начать войну.

Только он это сказал, как в комнату вбежала девица из обслуги:

– Вы слышали? У нас госпереворот!