Dorin Bateman
534
За ограничительным стеклом в два ряда, словно в амфитеатре, сидят люди. Их взгляды обращаются к ней. Некоторые смотрят с сочувствием, другие — с осуждением. Женщину усаживают на единственный в комнате стул, закрепляют ремнями руки и ноги. Спрашивают о последнем слове.
— Я любила их. И люблю, — говорит она, и на мгновение все в комнате замирают. Время замирает. Всё вокруг кажется нереальным.
На голову надевают мешок, и женщина впервые начинает нервничать. Никто из наблюдателей больше не видит её лица — наконец-то можно дать волю чувствам. Шумно сглотнув слюну, женщина сжимает подлокотники так сильно, что костяшки пальцев белеют. Пот стекает по спине холодными струйками, а сердце бешено колотится.
Становится вдруг тихо-тихо. Слышно всё — и скрип стула, и чей-то кашель, и звонкие шаги по бетонному полу. Начальник тюрьмы даёт команду. Рычаг опускается, и миллиард игл пронзают тело изнутри. Опускается темнота.
После суда дни проходят однообразно, тянутся, словно старая безвкусная жвачка. «В камере смертников смертельно скучно», — подмечает она забавный каламбур. Давненько не было так спокойно. Это даже начинает нравиться. Пока не приходит священник и не бубнит молитвы, которые вроде бы должны облегчать душу, а не утяжелять.
— Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми. Аминь.
— Аминь, — шепчет она и понимает, что «вечной славы» ей не видать. Разве что на первых полосах таблоидов и в криминальных сводках.
За столом сидит незнакомая девушка с блокнотом и ручкой. «Журналист», — догадывается женщина.
— Зачем вы пришли? — спрашивает тусклым голосом.
— Хочу рассказать вашу историю всему миру.
— Зачем?
— Чтобы люди знали, что может случиться с женщиной, если ей вовремя не помочь.
— Нечего тут рассказывать, — резко отвечает она. — Я убила мужа и двух наших детей. Какие тут могут быть оправдания?
— Оправдания и не нужны, — следует пауза. Журналистка подбирает слова, и во взгляде её виднеется понимание. — Каждый из нас втайне порой думает о страшных вещах, но редко, кто совершает их. Вот вы — были прекрасной матерью и любящей женой. У вас была отличная семья, дети, дом… Что-то же вынудило вас пойти на преступление и потерять всё это? Так, где же пролегает та грань между мыслью и поступком?
Глубоко вздохнув, заключённая № 534 закрывает глаза. Что ж. Раз публика требует, то почему бы не удовлетворить этот интерес? И начинает рассказывать.
Поступление в университет откладывается на пару-тройку лет. У вас рождается замечательный ребёнок, вы переезжаете в новый дом с красивой лужайкой, и вроде бы всё идёт хорошо. Но счастье имеет неприятное свойство заканчиваться. Вторым рождается ребёнок с тяжёлой формой ДЦП, и это огромный удар для всей семьи. Родственники ненавязчиво спрашивают, курила ли ты во время беременности, или, может, пила? Ты говоришь «нет», но всё равно чувствуешь осуждение, чувствуешь себя плохой матерью. А планы и мечты откладываются на неопределённый период, а потом и вовсе забываются.
Твой любящий когда-то муж приходит домой всё позже и позже, пока однажды не теряется на всю ночь. Из банка приходит уведомление о превышении кредитного лимита. Ты проверяешь счета и видишь там чек за ночь в мотеле. Муж только отмахивается. Говорит, дома в последнее время слишком шумно. А вскоре старая знакомая сообщает, что видела твоего мужа с какой-то девахой. Ты в шоке. Не верится, что он мог так поступить с тобой.
Ужасная усталость. Апатия. Кажется, что больше не выдержишь. Просишь маму присмотреть за детьми, хотя бы на пару дней, но она непреклонна. Ведь ты сама решила пустить свою жизнь под откос, вместо того чтобы сделать аборт и поступить в университет. И ты не можешь с ней не согласиться. Помощи ждать неоткуда.
Сын не разговаривает с тобой. Просишь его присмотреть за младшим, пока готовишь ужин, но он не хочет.
— Зачем ты родила его? — кричит он, и слёзы стоят в его глазах. — Я его ненавижу! И тебя ненавижу!
Тебе становится жаль своего сына. Жаль, что его детство не такое полноценное и беззаботное, как у других детей.
Вы с мужем ругаетесь. Он укоряет за беспорядок в доме, за твой внешний вид и даже намекает на то, что младший ребёнок возможно не от него. Ты закрываешь глаза. Стискиваешь до боли подлокотники стула, чтобы не взорваться, и считаешь до десяти.
Всё как в тумане. Ты не помнишь, как это сделала. Видишь кровь на своих руках и тело мужа, распростёртое на кровати. Снаружи звучит сирена, и красно-синие огни освещают комнату.
Позже, уложив мальчиков спать, ты возвращаешься в спальню. Глядишь на своего мужа и произносишь то, что давно пора было сказать:
— Нам нужно серьёзно поговорить.
(К Римлянам 5:3–4)