Дорога которой не будет конца

Казалось, настала тишина казенного покоя, когда слышна капель из крана и урчание бачка в сортире. Далекие шаги дежурного, быть может, радиоволна с песней о любви и теплом море. Мой поезд давно ушел, собственно заодно с надеждой и утро дня грядущего, я ожидал, как человек, приговоренный к смерти.

Терзаясь в предчувствиях тревожных и где тот здравый холод разума, который мог сказать, прекрати изводить себя! Подумай трезво, что есть сейчас и будет завтра? Усни как человек, не имеющий вины. Время все расставит на свои места, они узнают, кто вы есть и с тем отпустят. Конечно, останется осадок, но в сущности своей это пустяк, подобное случается, и место этому в жизни есть. Последующий сон мой был ровен и спокоен.

День второй и изменения в составе заступивших стражей на дежурство не приводят узников к рассвету освобождения от пут, оков, решеток. Имела ли моя персона обсуждение в кругу тех, кто смену сдал и должным образом ее же принял? Оставим это на растерзание истории и иже с ней.

Вновь знакомым ставший коридор, вонь параши и проходимость, практически одинаковые лица сидящих за решеткой гоминидов, и нет того угла, где потаенность можно сохранить, оставшись человеком. Многие пьяны, обоссаны, не в сознании, даже более в безумии страшны, снуют повсюду, коты, собаки, черти. Как мало я знал людей, как был далек от реальной жизни смертных, как жестоко мы грыземся за жизненный пирог!

Скольких примет этот город, после съест и выбросит останки, неопознанных трупов. Я видел уникальнейших существ, феноменов, которых сразу хочется убить, не зная их паспортных данных. Ад Данте довольно тесен для героев обезьянника, утренних или вечерних взять постояльцев тому в пример.

Да, они имеют души, но люди ли это? Их нутро полно разлада, декаданса, просто лютой злобы. Люди без души, они страшны в помыслах, в делах и жизненном кредо. Судить о подобных нет желания. Я просто о них расскажу, не прибегая к сужденьям. Отрицать, что данные субъекты ходят по земле и существуют, невозможно и глупо. Это пустота настолько первозданная, что богу места нет там, звери, твари. Бестиарий.

Человек в погонах позволь мне право на звонок! Человек будь человеком, хоть иногда или выборочно! Верный друг наркотических даров природы стошнил мне под ноги слизью мерзкой с запахом отвратным, желчным. Он камнем в эту лужу погрузился, после вздрогнул студнем и рык его утробы эхом прозвучал в коридоре.

Толпа сидящих вскипела знаньем не литературных идиом, переходящих в конструкции матершинных эскапад. Ему же было наплевать, он не здесь и вероятней в отдалении. Колотит в шаманский бубен, ложа прибор на мирозданье.

Долгие минуты, не время, а жвачка. Стены давят, стесняя телодвижения, события вяжут косноязычием речь, тебя вынуждают выказать свое недовольство, я хочу помолчать в тишине. Сохранить отстраненность, чтобы тебя оставили в покое, покорность ли это? Смирился ли я с этой данностью? Она коротка и хрупка словно нить.

Решетка не ограждает, это лишь препона перед чем-то подобным. Эй, кто тут кронпринц? Давай живей вошись и с чемоданами на выход. Мне вернут пустой бумажник, мобильный телефон с пустым балансом и отпустят с миром. Есть вероятность, что я куда-то вернусь после, может в идеалистичную Богемию.

Площадь Курского вокзала, Земляной вал, Атриум я молча курю, рассматривая спешку города, все жжется хлором и парашей. Некто приезжает, никто уезжает, я как мыслитель без копейки отдыхаю, свобода для меня пахнет диким медом, земляникой, шаурмой, дымящей урной и прочею фигней. Стоит шагнуть в сторону и вот вольный люд, бомжи и прочая богема у банка кружат, ожидая, может чек иль дивиденды. Вопросы возникают в голове, а мир полон всяких запахов.

Я рассматриваю громадину Атриума, понимая, что карманы пусты и сигарет нет. Припомнился мне в тот момент один из многочисленных татарских князей влачивший бессодержательное существование в Вавилоне, а звали его Рафаэль.

Добрый дядя угости кронпринца сигареткой. Светлейший князь, Рафаэль, владыка деревянных бараков, где-то там вдалеке, тут можно и затянуться на злобу здоровому образу жизни. Феномен без нимба, индивид с достоинством, более ничего положительного определенно о нем не скажу.

Рожденный где-то в далекой галактике, он, наверное с детства чрезмерно мечтал о материальных благах жизни из телевизора. Ведь там реальные пацаны и не менее раскрученные девки расписывали житуху с такими вензелями, что в понте этом меркло все. Какая красота изъяны не видны, просто замри перед шоу в состоянии религиозного экстаза.

Разве так жить плохо? Дико то, что он всему этому верил и был убежден в неопровержимости подобного образа жизни. Посему и данное его сиятельство светлейший князь не извилистыми путями, а самыми короткими прямыми, но прибыл на первопрестольный перрон, удивить Вавилон, да так чтобы все ахнули.

Город, как всегда невозмутимо поглотил очередного покорителя вершин, выдав угол в общаге, койко-место и работу в мазуте, которую не смыть подобно клейму. Князя данная предопределенность ничуть не смутила, даже наоборот, было, на что роптать и мечтать о другом предназначении, особенно если ночью, особенно если обкурен.

В разговорах воскресных утренних на кухне, он вполне серьезно рассказывал о съемках в кино практически каждый день, о встречах со знаменитостями в абсолютно невероятных местах и чуть ли не приятельских отношениях с половиной бомонда столицы, некоторым он вообще мог не подать руки. Светлейший князь, вы лучезарный идиот, свет иных придурков перед вами меркнет.

Князь этот практически рядовой сказочник во всех своих проявлениях и пресном существовании. Он ковырялся в мазуте, курил траву и изредка возвращался домой с крохами денег, дабы предстать во всей своей красе и великолепии, пред ему подобной княгиней тоже не мытой со дня сотворения. Порою просто повергал меня самобытными своими суждениями, и я оказывался в тупике безответных вопросов.

Хотя, если учитывать конспиралогические теории и легкую беллетристику. Не людоед же он, просто князь. Мне никогда не понять, что рождалось в его голове, все эти образы, мысли, ассоциации, как это работало? Собственно и зачем я все размазал, ума не приложу.

Сейчас стоя перед громадиной Атриума, я припомнил выражение его глаз при виде этого здания. Он смотрел на это, словно перед ним возникло нечто колоссально огромное, то о чем он будет помнить всегда.

Символ. Храм. Мекка. Врата в новый, открываемый им мир, ступень, возвышающая тебя над прозой рыночных отношений, даже не страстей и войдя туда, он причастится дороговизной, роскошью, ложью, безразличием, умением прогнуться и продать, о нет, я ошибался. Кочевник и его дорога. Прямая дорога, которой не будет конца, покуда земля плоская ему есть куда идти.

Сытость дневной сиесты, люди праздны, ты сейчас не с ними, твои проблемы очевидны и касаемы лишь тебя. Глазами полными собачей тоски и одиночества, пожалейте Христа ради. Прийти в царство разочарований, смиренно жить при деспотии телевизора, все время ждать, наблюдая, как чахнет надежда, как разрастается пустота.

После я вдруг поймал себя на мысли, что сему князю неведомо было состояние разочарованности. Ему мир в диковину, он не утратил способности просто воспринимать те вещи и события, которые происходят вокруг и так по-человечески удивляться этому.

Он не искал ответы, а просто спрашивал не задумываясь. Борьба не его правое дело, созерцание есть вероятность, что о его существовании он не подозревал. Князь этот живет, как и миллионы подобных князей не касаясь глубин в том же курении травы, его земля всегда будет плоской.

Есть ровная поверхность простирающаяся до заката, ты идешь следом за солнцем, потому что все следуют за ним. Привал, это смена времен года, личная жизнь, до края земли еще бесконечно долго. Так верно, так кажется, так есть. Ты покатываешься со смеху, не подозревая о первопричине его возникновения. Счастье, любовь с взаимностью или затяжка, прибалдел, смерть и голод отступили.

Земля действительно плоская. СВ вагон, до Богемии еще добрая сотня верст. Коньяк и дежурные блюда из вагона-ресторана, тебя посетит множество воспоминаний о людях с которыми сводила судьба.

Площадь Курского вокзала, то не долгое и почему-то грустное прощание с Москвой, уже нет того ресторана, где быть может, подавали замечательный херес и как пересечь Садовое не выпив рюмки?

Я вымученно усмехаюсь, стрельнув у прохожего сигаретку. Утром, сойдя на пустынный перрон отечества, где во мгле предрассветного тумана сонно ворочается моя инкогнито Богемия, столкнусь лишь с тишиной. Люди еще спят, город спит. Сладкие сны, обнадеживающие планы, речи рейтинговых обманщиков дополняют эту хрупкую идиллию мира без оков и окопов. Я вернусь в те края, правда ненадолго, спрашивая каждый раз после рюмки водки, зачем?

Зачем мне эта перепаханная историческая правота, политика засевшая в мозгах людей, которым по обыкновению надо жить. Зачем? Неужели так плоха дневная сиеста и сытость, чтоб все это изгонять, проклинать, переиначивать? Неужели так хорошо живем, что хочется пожить похуже? Поддаться обману, оглупеть, под дудку чужую потешно отплясывать. Искать виновных кругом и везде, желать смерти и крови.

Как мы любим все ломать и предавать огню, забывая при этом, что на чем-то необходимо учиться, все и всегда с чистого листа, не кропотливый труд и познание азов, нет такого пути. Наша цель одолеть врагов как внутренних, так и внешних, в три дня построить небо на земле и точка. Легкость и простота с которой люди идут на убой, превращаясь в пополнение баланса чужих кошельков, рассудок отказывается принять это.

Все были смелыми до первой бомбежки, после настала ужасающая тишина. Воняло дерьмом, и страх человеческий был ощутим. Тела пробивал озноб, и не осталось желающих атаковать врага, тем паче повергнуть его боевым кличем. Окопы наполнились пацифистами и гуманитариями.

Командиры сделались мертвы, и стали источать отвратный перегар, отдавая не приказы, а выкрикивая лозунги. Многим, особенно захотелось домой, с той стороны обещали плен и горячую похлебку. Молодой, румяный патриот высунулся из окопа и крикнул, куда им идти, тут же схлопотав пулю в лоб. Снайпер знал свое дело.

Безобразное и нелепое мертвое лицо, пустыми, цвета выгоревшей синевы глазами смотрит в никуда, рядом выбитый мозг, холодное утро, сигарета, кофе. Где вы грозные военачальники, где вы истовые патриоты и воины? Тишина кругом, только там, в теплом тылу, вне зоны поражения они думают, как уберечь свои жопы и найти новых солдат.

Да, человечество созрело для очередной святой войны. Но памятуя о крестовых походах, все же побаивается. Умирать миллионами желающих не набралось, но добровольцы выстрелить первым уже имеются. Еще остается немного времени и нас окончательно избавят от страха, выдав по старому ружью и загнав в строй, кто-то опрокинет чашу крови и всколыхнется мир, займется огнем земля. Война для человечества является главной составной эволюции и естественного отбора.

Скоро объявят посадку, я буду пить за мир и разум, за бога, который надеюсь, нас не покинет, буду пить один наедине с собою, чтоб господа патриоты не теребили мне раны и не морочили голову своими пылкими речами о быстром небе на земле. Что вы ощущаете, держа живого человека в прицеле автоматической винтовки с пальцем на спусковом механизме?

Отстук колес, за окном все та же земля и те же люди. Мне уже не так страшно, а был ли страх вообще? Бутылка пустеет, следовательно, наполняюсь я, только чем? Во что перетекают мысли? В поступки или глупые слова? Бравада от выпитого алкоголя, после собственная беспомощность и шаткий мир, дешевые позы на публику, жизнь не твоя, ты лишь держатель акций.

Надоело, что все предвещает близость грозы. Ветер рвет и ломает жизнь, липкий дождь мешает курить и пух наперекор всему режет глаза до крови. Уже глубокой ночью тебя посещает призрачное ощущение пересечения границы. На другом берегу, увы, не бесконечность, а очередная черта, практически ограничивающая то замкнутое пространство идей и интересов, высказанных вслух, там многие просто спят при работающем телевизоре.

Приносят еще коньяк. Лицо отекшее денег нагло хочет, чтоб хватило на жизнь и прочее, вкупе это прочее и занимает всю жизнь. Ночь пройдет, оставив после усталость, горечь и обыкновенную головную боль. Утром при первых лучах солнца я осознаю, что вот и Богемия, я чужак в чужом краю, нет радости, просто отбыть время и опять в путь.

Вокзал, все время люди куда-то едут, спешат, толкутся у касс, покупают кроссворды, пестрые журналы, интересуются чем-то. Куда ехать? Вопрос гнетет постоянством задающих его. Куда ехать? Дешево. Сотворите чудо и отвезите бесплатно.

Троллейбус в гавань, конечная остановка магазин «Океан», далее пустота и билет в оную, чтоб после за окном увидеть неизменность и постоянство времени, текучесть нашей жизни в борьбе за блага.

Сухой горьковатый ветер без признаков соли, этот океан пространства давно мертв, в нем бродяжничают лишь тучи. Аборигены одинаково лишены возраста, непомерно умны на своем языке и вялотекущих мыслях. Палящее солнце приносит липкий сон, и сознание просто отключается.

Все это время я буду спать, или жить, как во сне. Относительное время растянется до вязких секунд и молекул огрубевшей воды методично капающей из крана, похожей на гной. Большая часть жизни прожита здесь, в месте от коего не убежать, это в памяти твоей и жжется подобно совершенному греху.

Почему это место не умирает в тебе? Почему нет кислорода? Каждый день ты повержен, тебя пинают, или попросту бьют, твоя улыбка сквозь стиснутые зубы утром перед работой в зеркале, напоминает о никчемности существования. Почему я не живу как человек с чистой совестью?

Так и не открытая земля, не выученный урок, жизнь, лишенная надежд и мечтаний. Вероятный, нет, предопределенный путь умереть молодым, сойти с ума в покой могилы, без креста, без веры, под аккомпанемент дешевой буффонады и пролитым на пол пивом. Бредить и продолжать по инерции идти, жить в агонии и кошмарах.

Ты насквозь пропитан иррациональным миром, пришелец и космонавт, они принюхиваются и бегут прочь, рычат, в этой среде тебе не припасено места. Смысл жизни породить себе подобное и вложить весь житейский скарб в несчастную голову, все же земля плоская не для тебя пришелец-космонавт. Смысл жизни не уживется с тем миром, что ты видел.

Кабак, ночь не прибранный стол. Печальные глаза ангела на клочке бумаги, там мгла и быть может слезы, хочется выпить и повторить на бис. Стежкой узкой спуститься к глубине, что там ждет, какие измерения или миры? Разговоры застольные, а в собеседниках сплошь мертвецы, живые покинули этот стол, их ждут другие живые дома.

Вонь повседневности убивает, мечта истлела, я уже просто прах. Люди продолжают говорить за столом, они пришли издалека, я их не знаю, я физически нуждаюсь в радости, чтоб после исчезнуть со сцены долой. Глаза ангела на бумаге прожжены сигаретой, это уже сквозные дыры, кровь тлеет и завораживает. Зачем я здесь?

Странное стечение обстоятельств или парадокс данной минуты раздувшейся до границ бесконечности часа, сколько времени просижено зря. Я банально пьян и словоохотлив, моя сосредоточенность и мыслительный процесс завязли между салатом, вилкой, это комично. Три готичных девы мужиковатого вида составили мне компанию.

После истории Рима, повторюсь, я пьян и веду себя соответственно. Готы, как субкультура, а в моих руках чертова колода избранных персоналий. Августы, Аврелии, Бруты, Кассии и прочие иже. Триумвираторы, диктаторы, тираны, императоры, патриции, сенаторы, республиканцы, засранцы и три гота с пивом соленым арахисом, страшны как смерть империи в ночном кошмаре.

Остается трезубец Нептуна в руках и салат, странное действие, чтобы остаться в себе и что-то сделать разумного, дабы окончательно не погрузиться в тупость. Разговор в неопределенном смысле течет, затрагивая житейские темы.