Апофеоз алкоголика Фуфыркина

Сергей Соболев

Апофеоз алкоголика Фуфыркина

В первый раз всегда страшно. Алкоголик Фуфыркин стоял напротив витрины с алкогольными напитками, не решаясь сделать следующий шаг. Ноль пять или ноль семь? Сосед учил: «Не жадничай. Бери, что подешевле. Тогда в случае провала будет меньше проблем». Ясеневка. Идеальный выбор. На этикетке тонким курсивом выведена переделанная из знаменитой песни строка: «Я спросил у ясеневки…», но в народе прижился другой слоган: «Ясен пень, ослепнешь». Все. Медлить нельзя, сейчас или никогда.

Фуфыркин быстро взял бутылку и запихнул ее себе за пазуху. Магазин напичкан видеокамерами, но охранники не часто смотрят на мониторы, предпочитая расхаживать по торговому залу, поэтому шанс есть. Фуфыркин спешно направился к выходу. На пути, в нескольких метрах от него стоит охранник. Он даже не смотрит на бедного воришку, но Фуфыркин сердцем чувствует, что тот все видел. Ничего не поделаешь, нужно идти вперед. Внутри Фуфыркина все сжалось, как когда-то, в детстве, когда он на спор прыгнул с крыши сарая. Вот охранник уже перед ним. Он и не думает отходить в сторону, чтобы пропустить покупателя. Теперь он поднимает глаза и смотрит на Фуфыркина, спокойный, как змея, готовая проглотить загипнотизированную мышку, зная, что та уже никуда не денется. Но тут произошло то, чего охранник никак не мог предвидеть.

– Посторонись-ка, приятель.

Охранник в недоумении обернулся. Позади стояли два здоровенных омоновца в бронежилетах. Не дожидаясь реакции охранника, тот омоновец, что поздоровее, просто отодвинул в сторону шестипудовую тушу, и как ни в чем не бывало подошел к Фуфыркину.

– Ты, что-ли Фуфыркин? А мы тебя два часа уже ищем. И на квартире у тебя были, и к жене заглядывали. А ты, оказывается, тут, шопингом занимаешься. Ну, пошли.

Должно быть тут Фуфыркину стоило задать пару вопросов, чтобы прояснить ситуацию, но язык словно приклеился к нёбу. Он безвольно дал взять себя под руки и все трое, провожаемые недоуменным взглядом охранника, направились к выходу из магазина.

Экономист Сидоров никогда не воровал алкоголь в магазинах и никогда не прыгал с крыши сарая, поэтому ему не с чем было сравнить то чувство, которое он испытал, увидев полицейского, подошедшего к его рабочему столу.

– Пройдемте, гражданин Сидоров – сказал тот вместо приветствия голосом, не терпящим возражений.

– У меня контейнер с обедом в холодильнике. Можно забрать его с собой?

– Забирайте все, что нужно. И документы тоже не забудьте. Вы не скоро сюда вернетесь.

– Надо же, такой с виду честный парень, а тоже проворовался – прошептала бухгалтер Любочка своей подружке, младшему ассистенту Маше, когда Сидорова выводили из комнаты.

Маша ничего не ответила, но посмотрела вслед уходящему коллеге даже с каким-то уважением.

Из-под стола высунул голову Иван Петрович, директор. Он обладал большим опытом поведения в подобных ситуациях, поэтому увидев полицейского, был единственным в офисе, кто успел спрятаться.

– Сергеич, не знаешь, что он там натворил? – спросил он у своего заместителя, который тоже обладал немалым жизненным опытом, и при виде человека в форме молниеносно лег на пол, заложив руки за голову.

– На работе, вроде, ничего. Ты же знаешь, у него такая должность, что даже степлер не украдешь.

– Все равно. Надо бы уволить его задним числом. И, кстати, может быть получится как-то списать ту пару миллионов. Такой ситуацией грех не воспользоваться. Надо подумать.

– Подумаем.

В большой обшарпанной комнате, единственной мебелью в которой служили две длинные деревянные скамейки, расставленные вдоль стен, уже сидели и стояли восемь человек. Сидоров прищурился, пытаясь в тусклом свече лампочки разглядеть присутствующих. Городок у них маленький, и все люди отдаленно были знакомы Сидорову, но таких, к которым можно было подойти и поговорить, он не увидел.

– Здравствуйте! – проявил он вежливость, и сел на скамейку.

– И тебе не хворать – ответил кто-то, Сидоров не разглядел, кто.

В целом же появление нового персонажа не произвело на присутствующих никакого впечатления. Люди продолжили сидеть, уставившись в потолок, либо ходить туда-сюда по комнате, словно ничего не изменилось.

Сидоров попытался было задуматься, за что же его могли сюда отправить.

– Привет, Володька! – неожиданное приветствие прервало его мыслительный процесс.

– Здравствуйте – ответил он, подняв голову.

Перед ним стоял отец его школьного приятеля Васьки Фуфыркина. После окончания школы Сидоров редко видел Фуфыркина-старшего. А если видел, старался обойти стороной. В последнее время мужик совсем опустился, но это не было самым страшным. Самым страшным было то, что Сидоров позабыл, как его зовут.

– Ты же, вроде юрист? – Фуфыркин, не заметив смущения собеседника, подсел к нему на скамейку.

– Экономист.

– Все равно, человек образованный. Не знаешь, сколько дадут за украденную бутылку водки?

– От цены зависит. Вообще-то это мелкая кража, скорее всего, штраф. Но лучше до суда договориться с магазином. А то, если судимость будет, за границу не выпустят.

– Ну, это пустяки – обрадовался Фуфыркин, за границу меня и так не выпустят.

– Кто не выпустит? – спросил Сидоров.

– Финансовые проблемы. Сам-то как поживаешь?

– Да, вроде неплохо.

– Уезжать не собираешься?

– Подумываю. Просто так уезжать не хочется. Надо сначала работу найти.

– Мой-то Васька два года уже в Москве. Вроде, неплохо устроился. Ты позвони. Может, он и тебе что-нибудь посоветует.

– Спасибо. Позвоню.

– А тебя за что сюда?

– Вы же знаете нашу контору. Там всех есть за что. Налоги не платим. Зарплату нам в конвертах дают. Взятки опять же. Как я теперь с судимостью в Москве устроюсь? Наверное, придется оставаться в Зашиверске.

– А я таксую без лицензии. И прав у меня нету. Интересно, сколько за это полагается – прервал их беседу мрачноватый усатый мужик, сидящий неподалеку. Впрочем, слова его были обращены, скорее, в пустоту. Он задумчиво смотрел в окно, подперев голову руками. Сидоров решил не отвечать на его вопрос, тем более, что ответа он не знал.

– Молодой человек – к собеседникам подошла крупных размеров женщина, известная всем как Петровна, во времена завода работавшая там шамотницей. На этот раз вопрос был адресован именно к Сидорову – а я бензин с автобусов сливала. За это много дадут?

– Что, сами сливали?

– Да нет, это водители сливают. Я им бумаги делаю. И они со мной делятся. Жить-то как-то надо. У меня двое детей несовершеннолетних. Как думаете, мне скостят из-за них срок?

– Думаю, скостят.

– Вот и хорошо.

Удовлетворенная женщина вернулась на свое место.

– А еще я проституток возил – снова обратил свой монолог к окну задумчивый таксист.

– Парень, а я лес незаконно рубил, что мне за это будет?

– Вы хотя бы пожары не устраивали?

– Нет, я здоровые деревья валил.

– Тогда попроще. Может, тоже штрафом отделаетесь. Или в колонию. На лесоповал. – Сидоров не знал, так ли это, но его неожиданный авторитет в этом случайном обществе, заставил фантазировать.

– А еще я водкой по ночам торговал… – продолжал таксист свою исповедь.

– А меня Зинка заложила. Я вчера пришел поддатеньский. Ну, и влепил ей. Интересно, что мне будет? Хотя, какая разница? В конце концов за дело.

– А еще я всем рассказывал, что в 2014-м из нашей части танки на Украину отправили. Это же измена Родине получается?

– А что, правда отправили?

– Да кто их знает, куда их отправили…

Неожиданно дверь в комнату открылась, и внутрь вошел одетый с иголочки мужчина средних лет, в котором присутствующие без труда признали бывшего коммерческого директора завода, ныне обитающего где-то в администрации города. В те времена, когда завод еще действовал, рабочие между собой называли его Николаичем, хотя всем было известно, что такой фамильярности он не любил и предпочитал, чтобы его именовали полностью – Александром Николаевичем.

– Господа! – обратился он к присутствующим.

Присутствующие ответили гробовым молчанием, пораженные неожиданным обращением.

– Господа! – повторил он – мне выпала честь зачитать вам письмо международного олимпийского комитета.

Николаич надел очки, достал папку из портфеля, раскрыл ее, и начал читать.

– Руководство международного олимпийского комитета – Николаич прищурился, видимо, пытаясь разобрать более мелкий шрифт – далее по тексту – МОК с сожалением вынуждено констатировать, что в последние годы идеи, поставленные в основу олимпийского движения более чем сто двадцать лет назад, были в значительной мере попраны. Учреждая олимпийское движение, барон Пьер де Кубертен заложил основополагающие принципы ставящие спорт на службу гармоничного развития человечества, способствующие созданию мирного общества, заботящегося о сохранении человеческого достоинства. Осуществление прав и свобод, предусматриваемых олимпийской хартией, должно быть обеспечено в отсутствии какой-либо формы дискриминации расового, языкового, религиозного, политического характера.

Однако сегодня все чаще, целью соревнований становится не достижение достоинства духа, а получение максимальных результатов любой ценой. МОК видит три основных угрозы олимпийскому движению. Во-первых, приняла характер пандемии практика употребления спортсменами допинга. Препараты становятся все сложнее и дороже. Лабораториям становится все тяжелее выявлять спортсменов, подверженных данному пороку. Во-вторых, значительная коммерциализация спорта. В результате бедные страны, имеющие талантливых спортсменов, не имеют возможности дать им средства, позволяющие на равных бороться с представителями более богатых стран. В-третьих, олимпийское движение все чаще становится орудием политической борьбы.

Ввиду вышесказанного, МОК принял решение радикально поменять принцип отбора участников олимпийских игр. Отныне спортсмены в каждой стране будут отбираться случайным образом в количестве, определенном для этой страны. После отбора будут отсеиваться граждане, не имеющие возможности принимать участие в олимпийских играх: маленькие дети и тяжело больные. Инвалиды получают возможность участвовать в паралимпийских играх, пожилые – в олимпийских играх для возрастной категории спортсменов.

Отобранные участники за шесть месяцев до проведения олимпийских игр попадают в ведение олимпийской комиссии, которая призвана лишить их возможности принимать допинг. Участники сами выбирают вид спорта, в котором хотят участвовать, и проходят тренировки.

Для России квота составляет две тысячи человек. Участники выбираются случайным образом, критерием отбора является индивидуальный налоговый номер.

Лозанна, 22 января сего года.

Николаич отдышался после сложного текста, убрал папку обратно в портфель и посмотрел на присутствующих. Присутствующие вновь ответили недоуменным молчанием.

– Короче – продолжил Николаич, сняв очки – вы все едете на летнюю олимпиаду. Скоро мы с руководством города решим, что делать дальше, а пока ждите. Вопросы есть?

– А можно отказаться? – спросил кто-то.

– Так как речь идет о защите чести страны, выступление на олимпиаде приравнивается к призыву на военную службу, поэтому отказ должен быть веско мотивирован. Короче говоря – нет.

– Но у меня двое детей маленьких – заупрямилась Петровна.

– Не волнуйся. На время соревнований определим твоих детей в детский дом. Там сейчас хорошо. Койка практически у каждого своя. Кормят три раза… А как весна настанет, так еще и тепло будет. Не жизнь, а рай.

– А у меня судимость непогашенная – заметил таксист.

– Не волнуйся, олимпиада – вопрос чрезвычайной важности. Все вопросы мы уладим.

На этом Николаич счел свою миссию выполненной, и покинул комнату.

Снова воцарилось молчание. Каждый пытался осмыслить неожиданное известие.

Тишину нарушил задорный смех таксиста.

– А я знал, что все будет хорошо. Ведь не могут просто так забрать честного человека на улице и посадить в кутузку. Не те времена. А теперь мы все за границу на олимпиаду поедем. Покажем там этим буржуям, чего мы стоим!

Фуфыркин тоже улыбнулся. Словно камень с души упал.

– Я понимаю, что сейчас еще утро, но все-таки, это дело надо обмыть!

– Где же мы возьмем? Дверь заперта, снаружи полицейские стоят, выпускают только в туалет.

– У меня есть – заверил Фуфыркин и извлек из-за пазухи бутылку.

– Да ты что, это ведь Ясеневка. Мы же ослепнем

– Ничего, тут пол-литра всего. На каждого придется грамм по пятьдесят с хвостиком. Не ослепнем.

– Так ни рюмок, ни закуски нет.

– У меня пластиковая бутылка – сказал лесоруб – сейчас мы ее разрежем и будет два стакана.

– А у меня обед. Макароны и две котлеты. Каждому хватит по кусочку – добавил Владимир.

– А я сосисок купила. Раз такое дело, берите, угощайтесь – сказала Петровна.

Глоток алкоголя расслабил присутствующих и настроил на миролюбивый лад.

– А что, здорово придумано. Участвовать может каждый. Я в футбол пойду. В школе я хорошо играл. И еще в баскетбол. Интересно, можно будет участвовать сразу в нескольких видах? – говорил таксист.

– А я, когда в техникуме училась, на гимнастику ходила – ответила Петровна.

– Таксист с сомнением оглядел ее добротные формы.

– Это я вес набрала, когда детей родила – ответила Петровна, поймав его взгляд – ничего, все таки еще несколько месяцев. Посижу на диете, потренируюсь, и буду как куколка. Вот только детей куда деть?

– У тебя вроде муж был, ему отдашь.