Огневит

– Ещё лучше: хорошее, чтобы было хорошо. Так для чего, всё-таки?

– Ну, ты пристал, – возмутился уже я. – Если я начну перечислять всё хорошее в жизни, это же можно долго обо всём говорить.

– А ты не обо всём, ты о себе мне скажи. Что хорошо для тебя?

Я не знал, что сказать ему. Поэтому привычно ответил:

– Я не знаю. Этого же пока нет.

– Ну, позови меня, когда узнаешь, – и вдруг исчез.

– Стой! Как позвать-то? – запоздало спохватился я.

Но никого уже не было. Тонкое голубоватое свечение просто схлопнулось в черноте.

«Какой глюк у меня, – с характером! – подумал я. – Ну и ладно, засну хоть».

Но заснуть не удавалось. Мысли было уже не остановить. Было, и правда, интересно, а зачем мне это здоровье?

Я говорил про себя:

– Если буду здоров, то выучусь и смогу создать что-то новое, полезное для людей.

С детства чувствовал, что был предназначен для великих свершений. Правда, мои преподаватели до сих пор успешно разубеждали меня в этом.

– Я, может быть, помогу многим, и на земле станет больше счастливых людей!

Потом посидел, поразмыслил, что это было ещё более неконкретное и самоуверенное желание.

– Сделай хотя бы одного человека счастливым, – посоветовал я себе мысленно.

– Я реализую уникальность своей личности!

– Стану кому-нибудь нужным!

– Получу много интересных опытов!

Я перебирал варианты красивых целей моей жизни.

– Ну, не богатство же и знаменитость ты имел в виду! – в сердцах вслух сказал я.

Я маялся с этим ответом. Чихал, задыхался в выделениях собственной носоглотки, не мог заснуть от головной боли. Но ответа не знал.

Потом устал от всего этого мозгового штурма. И прошептал почти сам себе:

– Я просто люблю жизнь! Эта дурацкая болезнь заперла меня в клетке моих расстроенных чувств. А я хочу увидеть мир вокруг, а не только себя – разбитого и слабого.

Вдруг скрипнул басовитый голосок в темноте:

– Так поэтому и заперла. Через боль, через надлом, чтоб понял: мир надо сначала увидеть в себе, чтобы суметь оценить его по достоинству вокруг.

Я открыл глаза и улыбнулся. Карлик сидел на краю дивана и светился зеленоватыми всполохами.

– Пойдём со мной, – спрыгнул он с дивана.

Я послушно поднялся следом за ним, вышел из комнатки. Пространство вокруг мягко отсвечивало зеленым светом, исходящим от карлика. Достаточного, чтобы не натыкаться на углы и не включать электричество. Мы прошли, шурша по бетонному полу, в большой аптечный склад. Там было окно во всю стену, возле которого я любил сидеть по ночам. У него остановился и карлик.

– Вот посмотри вдаль, – тихо шептал он, – Впереди широта реки, что мягко мерцает отсветами на волнах. Чуть дальше, на другом берегу, огни высоких домов. А над ними – огни звёзд. Луна. Посмотри, как тихо в мире. Какое всё бескрайнее и наполненное силой.

– А теперь ты, – посмотрел он на меня, – разве ты можешь это понять? Довёл своё тело до изнеможения. Вот оно и кричит тебе: остановись, я иссякло!

Я посмотрел на мирные огни в ночи за окном. И на миг завис между выдохом и вдохом, будто и вправду остановился, очарованный открывшейся внутренней тишиной. Потом всё равно вдохнул. С трудом, через забитые слизью носовые пазухи.

– И что мне делать? – повернулся я к маленькому существу у моих ног.

– Напитать себя энергией, – серьёзно сказал карлик.

– Как? – я как школьник не знал ответов ни на один из вопросов.

– Пойдём, – скомандовал он и зашуршал лапками по полу.

Мы вернулись обратно на диван.

– Ложись. Так тебе пока будет проще.

Я лёг.

– Ты борешься с болезнью. И это твоя ошибка. Тебе нечем с ней бороться. И к тому же, борясь, ты только подтверждаешь, что она обладает силой против тебя. А ты – лишь создаёшь бессмысленное напряжение внутри. Сделай так, что в твоём сознании останется только то, что тебя лечит. Включи воображение.

Я попробовал. Но как можно было представить себе здоровье, – не знал. Я спросил об этом карлика:

– Это ведь абстрактное понятие: здоровье.

– Вот оно для тебя и абстрактное, что ты не видишь его в своих чувствах, а стараешься только умом. А ты попробуй по-другому: не думай, а проживай.

Он вдруг мягко подскочил и схлопнулся в светящийся оранжевый шарик. Маленькой шаровой молнией завис над моей грудью, а потом вдруг нырнул прямо в меня.

Что-то защекотало в теле, грудь онемела, а потом вдруг в ней расплылась теплота. Оранжевая, радостная, искрящаяся. Я растаял и обмяк. И будто дышать стал спокойнее и ровнее.

Но не успел я насладиться этим состоянием, лампочку внутри вдруг выключили. Я открыл глаза. Тот, кто устроил мне этот праздник, теперь молчаливо сидел на краешке дивана.

– Ну, – спросил он, – понял?

– Это было просто… до мурашек! – не находил я слов.

– Это тебе для примера. Запомни своё состояние и постарайся теперь сам.

Я послушался моего странного наставника, которого теперь захотелось слушаться ещё больше. Бледненько представил в груди оранжевый свет, расправил лёгкие, чтобы он глубже растёкся в них и проник в каждую маленькую альвеолку. Позволил ему затеплиться внутри.

– Продолжай. Твой ум должен привыкнуть так воспринимать тело. А тело – так питаться, – поддерживал меня голос карлика снаружи.

С каждым вдохом я всё больше увлекался своим маленьким экспериментом и стал настолько сосредоточен, что внешнее отступало всё дальше, за пределы чувств.

Прошло достаточно много времени, когда я, наконец, открыл глаза во внешнюю темноту. В ней никого не было.

– Эй, – осторожно позвал.

Но ответа не услышал. Моё наваждение исчезло.

Потом я так захотел спать, что не стал разбираться, в чём тут причина. Закрыл глаза и тут же уснул.

А когда проснулся, в щель двери уже затекал ко мне бледный свет утра. Голова моя, вопреки сопливой традиции, не болела.

Я встал, умылся. Прибрал за собой диван. И тут с улицы постучали.

Спозаранку пораньше явился босс, – бизнес не давал сладко спать по утрам.

Сразу с порога затребовал отчёт об охраняемом мною имуществе. Я кратко изложил:

– Всё нормально, – и улыбнулся.

– А что улыбаемся? – замер он, глядя на меня.

– Да, просто так. Хорошо, вот и улыбаюсь.

– А-а. Ну, ты так сильно не показывай это, а то подумают чего-нибудь не того, – то ли заботливо, то ли с угрозой протянул он.

– Ладно, – я убрал улыбку с лица и пошёл к выходу. – До свидания.

– Ага, – послышалось за моей спиной.

Я всё-таки не удержался и опять расплылся в довольной ухмылке. Толкнул железо двери. Шагнул навстречу лёгкому морозцу.

А там – последние деньки февраля. Ледяная дымка в небе между высоток у горизонта бледно расцвечивалась утренней желтизной. Сухой воздух ластится к тёплой щеке, радостный от встречи. Я позволил себе глубоко вдохнуть, остановившись тут же на крыльце. Оглянулся.

– Ну, хорошо же! – вслух прошептал я февралю и зашагал в сторону общаги.

Так, ещё целую неделю я дисциплинировано практиковал, колдуя над телом. Получаться стало лучше, тело уже само просило цвет, которым хотело сегодня питаться: оранжевый, алый, золотой. Головную боль я успокаивал голубым, а сопли усмирял сиреневым.

И чувствовать себя стал лучше. Легче что ли, свободнее.

И в первую очередь, внутренне. Вот так, медленно вдохнёшь воздух в лёгкие, а с ним – мягкую тонкую струйку любви. Она защекотит, заискрит. И растеплится, стекая к груди, а в ответ ей оттуда что-то расцветает. А ты замираешь, как при рождении нового себя в мир. Окутываешь его оттенками своей радости, украшаешь новым цветом и растишь с терпением садовника.

С каждым разом тепло растёт, тело вибрирует всё тоньше, а дыхание – осторожнее. Лишь незримый трепет внутренних струн. И такая радость поднимается навстречу жизни, какую и не ждал. Такое новое знание о себе самом, себе в мире. И ещё – о мире в себе.

Растворяя боль, уныние, страхи и обречённость на несчастье.

Одно слово: благость.

В один из вечеров, сидя перед сном на старом диване в душном закутке охраняемого мною помещения, я тихо прошептал:

– Спасибо.

Это было сознательно сказано моему незримому нынче наваждению. И вдруг услышал слева от себя:

– Пожалуйста.

Открыл глаза, увидел сиреневое, всполохами ясного пурпура, свечение, в котором мой ворчливый наставник теперь улыбался мне.

– Привет.

– Привет.

– У меня вроде получается. Чувствую себя лучше, – сказал я.

– Я вижу.

Помолчали. Потом я усмехнулся:

– Это может значить, что ты всё-таки не глюк.

– А я что говорил тебе, – как будто вновь сердясь, пробасил карлик. – Но, в конечном счёте, это всё не важно. Результат главнее.

– Как тебя звать-то? Скажи всё-таки.

– Я из рода Огневитов, но ты, кажется, и не знал этого. А имён мне много, каждый сам придумывает, как хочет звать. Главное для нас, огневитов, чтобы восстановить гармонию в этом мире. Такой, какая она изначально была. И показать путь некоторым из ваших. Потому что без людей это невозможно. Слишком сильна их вера, чтобы мир становился таким, каким они хотят его видеть.

– Прямо, каким мы хотим? – удивился я.

– А разве ты не видишь? Присмотрись, каким вы делаете его.

Я промолчал. Огневит был прав. Человек все силы употребит для своих целей, чтобы только самоутвердиться в мире. Весь мир с ног на голову перевернёт.

– Так дело было не в моём здоровье, я прав? – скосил я взгляд в его сторону.

Огневит усмехнулся в бородку:

– Ага. Но зато теперь ты можешь творить мир. Ты поймёшь как, потому что начал с себя. Только помни: всё в мире стремится вперед. Поэтому увидь внутри твоё красивое будущее и верь. Всё остальное, и твоё настоящее тоже, подстроится. А поверишь в болезнь, – никто уже не поможет.

Так мы и болтали вполголоса. Почти до утра, когда мне пора было уходить.