Тилли Коул
«Рафаил»
Я понял, что мне делать с ней —
Жгутом волос ее песочных
Обвил три раза шею прочно
И задушил ее. Ни стона
Она не унесла с собой
Серия: «Смертельные добродетели». Книга первая
Перевод: Ольга Андреевна
Редактура: Black Owl
Вычитка: Ленчик Lisi4ka Кулажко
Обложка: Ленчик Lisi4ka Кулажко
Переведено специально для групп:
vk.com/dark_eternity_of_books и vk.com/stagedive
Примечание автора
«Смертельные добродетели» — это серия темных романов, основанная на концепции Семи смертных грехов и Семи добродетелей, в которой говорится, что каждая добродетель служит «лекарством» или «очищением» от одного из грехов.
Смирение избавит от гордыни.
Доброта — от зависти.
Умеренность — от чревоугодия.
Целомудрие — от похоти.
Терпение — от гнева.
Милосердие — от алчности.
Усердие — от лени.
В первой книге серии «Смертельные добродетели», «Рафаил», говорится об избавляющем от похоти целомудрии.
Глоссарий
Падшие: Гавриил, Рафаил, Селафиил, Варахиил, Иегудиил, Уриил и Михаил. Семь юношей из приюта Невинных младенцев, позже — Чистилища. Так их назвали Бретрены в честь почитаемых Католической церковью архангелов в надежде, что их святые имена будут способствовать искуплению. Они стали Падшими из-за своих архангельских имен и мятежной натуры.
Бретрены: католическая секта, возникшая в Бостоне, штат Массачусетс. С помощью агрессивных средневековых методов пыток, заимствованных из времен испанской инквизиции, а также истязаний сексуального характера, изгоняет из мальчиков их врожденное зло и стремление убивать.
Приют Невинных младенцев: приют для мальчиков под Бостоном. Назван в честь мальчиков, убитых после того, как царь Ирод, узнав от волхвов о рождении Христа, приказал уничтожить всех невинных младенцев в Вифлееме.
Чистилище: тайное подземелье на территории приюта Невинных младенцев. Принадлежит секретной католической секте Бретренов. Там запирают мальчиков, считающихся порождением зла, чтобы «изгонять» из них демонов.
Райская усадьба: поместье на окраине Бостона, которое Гавриил унаследовал от своего деда, миллиардера и серийного убийцы Джека Мерфи. Секретное место, охраняемое правительством. Дом Падших.
Склеп: подвальное помещение в Райской усадьбе, где происходят «Откровения».
Неф: зал, в котором Падшие собираются для совместных трапез. Ежедневные ужины являются обязательными для укрепления социальных уз братства. С их помощью Гавриил может критически взглянуть на своих братьев и убедиться, что в них еще осталась человечность.
Откровение: ритуал падших. Церемония, на которой Гавриил возлагает на одного из Падших смертоносную миссию. Во время ритуала Падшие обязаны носить церемониальные одежды.
Клятва Падших: приносится в Склепе. Каждый Падший брат жертвенным пером подписывает кровавый договор, посвящая свою жизнь Падшим и обязуясь соблюдать десять их главных заповедей. Церемония принесения клятвы проводится Гавриилом. Расторгнуть ее может лишь смерть.
Глава 1
Вверх по крутой винтовой лестнице Склепа разносились звуки григорианских песнопений. Рафаил провел кончиками пальцев по серым каменным стенам. Они были влажными и скользкими от застоявшейся воды, которая стекала из разлившегося снаружи озера. Сквозь трещины и разломы в кирпиче пробивался темно-зеленый мох, выдавая тем самым солидный возраст поместья.
Чем ниже Рафаил спускался в освещенную свечами темноту, тем сильнее у него колотилось сердце. Неизменно намотанный на его указательный палец шнур в данный момент был затянут так туго, что Рафаил чувствовал, как в верхней фаланге бился пульс. Он сосредоточился на ритме сердца и крепко стягивающем его плоть вещице. От натяжения, удушья, гедонистической асфиксии пальца у него в груди вспыхнул огонь удовольствия и пожаром разнесся по венам. Это было отрицание крови и жизни, необходимой его пальцу, чтобы нормально функционировать и существовать. Рафаил изогнул свои губы в ухмылке. Он знал, что от недостатка столь необходимой ему крови кончик пальца посинеет. Когда вспыхнувший от такого зрелища жар метнулся прямо к его члену, он зашипел от блаженства. Рафаилу было все равно, услышат ли братья его стон. Их никогда это не заботило ― они были заняты собственными мыслями, своим возбуждением от того, что, возможно, убийство предстоит именно им.
Рафаил почувствовал, как в подтверждение его мыслей, позади него тяжело задышал Михаил. Он не сомневался, что тот сейчас поглаживал висящий у него на шее пузырек с кровью и чуть ли не кончал в свои кожаные штаны, представляя, как погружал острые зубы в чью-нибудь вену и высасывал кровь. Гавриил сообщил им, что у Михаила что-то под названием «гематофилия»
Ничего их не беспокоило.
Гавриил просто не понимал их сути, того, какими они и должны быть. Шестеро Падших, не имеющих с Гавриилом ничего общего. Им нравилось убивать. Парням это было так же необходимо, как воздух. Они не считали это какой-то патологией. Кровь, мясо и вызванные их действиями крики боли не вызывали у них отвращения ― лишь удовлетворение.
Такими уж они были.
Из всех братьев, Рафаил больше всего сблизился с Михаилом. Но сейчас каждый из них был сам за себя. Церемония Откровения пробуждала в них безмерный эгоизм.
Шанс оборвать чью-то жизнь полностью поглощал их.
Контролировал.
И Рафаил не променял бы это ни на что другое.
При одной мысли, чтобы украсть чей-то последний вздох, у Рафаила напрягся член. Когда к паху прилила кровь, мужчина придавил его основанием ладони, но от поднявшегося по позвоночнику взрыва мучительного удовольствия еще громче застонал. Его плоть сжал резиновый бандаж, который Рафаил всегда носил на своем члене. Теперь, когда его орган начал твердеть, резина безжалостно впилась в кожу. Это БДСМ приспособление было предназначено для того, чтобы вызывать боль. И со своей задачей оно справилось ― его обдало мучительным жаром. Но Рафаил не считал боль наказанием. Он жил ради нее. Чем больше страдал, тем больше удовольствия испытывал. Рафаил наслаждался сдавливанием своего члена и упивался сжатием эрекции, которая пыталась высвободиться из резиновых пут.
Потеряв равновесие, Рафаил ударился спиной о влажную стену. Он закрыл глаза и даже не заметил, как намокла рубашка. Единственное, на чем он мог сосредоточиться, ― это непрерывное давление бандажа. Он почувствовал, как тело сотряс пьянящий огонь, и сжал руки в кулаки.
Усиливая экстаз, в его сознание хлынули образы давней фантазии. Тут он был совершенно бессилен. И не смог бы их остановить, даже если бы попытался. Да и зачем? Именно это заставляло его дышать и каждое утро вставать с постели. Этого он ждал годами и будет ждать еще целую жизнь. Тяжело и прерывисто дыша, Рафаил представил себе эту сцену: огромная кровать, на белоснежном одеяле из египетского хлопка разбросаны лепестки алых роз. И она ― та единственная, обнаженная, распростертая для него на спине, воплощенное искушение. У нее раскраснелись щеки, губы стали вишнево-красными. Ее кожа была бы нежной, без единого изъяна, а ясные глаза прикованы к Рафаилу, услаждая его взгляд одним лишь обожанием. Она будет принадлежать ему, а он — ей. Для них обоих не будет существовать больше никого. Она на долгое время станет его единственной одержимостью.
Рафаил знал, что под закрытыми веками зрачки его глаз были расширены. Зрачки этих завораживающих золотисто-карих глаз отличали его от всех остальных. Эти глаза были его главным инструментом, с помощью которого он заманивал в ловушку своих жертв ― ничего не значащих для него женщин, которых он какое-то время преследовал, соблазнял, совращал, заставлял влюбляться во все, чем он притворялся… а затем, жестко трахая, разрушал их жизни, уверенными руками забирал последние вздохи и удары сердца своих жертв, пока в их умирающие тела просачивалась смерть и пожирала их души.
Внезапно в каменном подвале раздалось эхо церковного колокола ― сигнал Гавриила облачиться для церемонии Откровения, и Рафаил резко открыл глаза. Когда он миновал последние ступеньки, из-за сдавливающего его член плотного резинового бандажа ему в джинсы просочился предэякулят. Он жил ради сексуальной странгуляции
Рафаил понял, что опаздывал. Он распахнул массивную деревянную дверь Склепа. Братья уже собрались и ожидали его прихода. Все они были в монашеских рясах, а их головы прикрывали тяжелые капюшоны.
Рафаил прошел в свою часть Склепа, чтобы переодеться. Надев на себя черную рясу, он завязал пояс и натянул на голову капюшон. Все звуки в комнате заглушали григорианские песнопения. Высокие белые церковные свечи вели к каменному алтарю, расположенному в глубине подвала на одну ступень выше пола. Перед алтарем, повернувшись лицом к братьям, стояла фигура в красном одеянии. Силуэт в красном посреди океана черноты ― Гавриил. Братья опустились на колени. Гавриил не двигался, терпеливо ожидая, когда Рафаил сделает то же самое. Глубоко вздохнув, Рафаил опустился на одно колено. Стиснув зубы, он ощутил, как все его тело отказывалось подчиняться. Жаждало встать на ноги и никогда больше ни перед кем и ни перед чем не преклоняться. Сквозь пелену гнева и, чувствуя, как сердце гоняет по венам кипящую кровь, он пытался заставить себя повиноваться. Противясь подчинению, у него напряглись мышцы и натянулась кожа.
Рафаил накрутил на палец шнур и глубоко вздохнул. Он представил себе розы. Красные, розовые и желтые розы. Из горла, наполняя Склеп с низкими нотами, полилась знакомая песня, которую он всегда напевал себе под нос.
Он напомнил себе, что это Гавриил. И его братья. Это Откровение… а за ним последует убийство. Рафаил положил руку на каменный пол, рядом со своим согнутым коленом. Почувствовал под ладонью гладкую твердость камня. Вспомнил, как много раз Рил называл его имя, и ту легкость, которую мужчина непременно ощущал в груди, когда узнавал, что настала его очередь убивать.
Изо всех сил сдерживая пробудившиеся в его душе мятежные инстинкты, Рафаил опустился на второе колено. Каменный пол был холодным. Из-за капюшона его затрудненное дыхание эхом отдавалось у него в ушах и кружилось в замкнутом пространстве. Напрягшись всем телом, он ожидал, когда Гавриил начнет. Ему необходимо было встать на ноги. Необходимо было подняться с пола, с колен. На него тут же потоком хлынули воспоминания… воспоминания о том, как когда-то его держали за шею и насильно трахали в рот. Он помотал головой, стараясь прогнать эти образы.
Розы… Он сосредоточился на розах…
Гавриил приглушил музыку, и пение монахов превратилось в отдаленный гул. Из-под опущенного капюшона Рафаил наблюдал за тем, как Гавриил потянулся к свитку, лежащему на позолоченном блюде в центре алтаря. Пергамент, как всегда, был перевязан красной лентой. Красный — как символ пролитой крови. За грех, который вскоре свершится.
Затем воцарилась тишина.
Рафаил следил за ногами Гавриила, шагающими мимо шестерых Падших. Мимо Вары, Уриила, Селы, Дила…. и, наконец, мимо Михаила. Гавриил остановился перед Рафаилом.
— Встань, — властным голосом произнес Рил.
В теле, словно лава, вскипел темный адреналин. Рафаил откинул капюшон и взглянул на Гавриила. Его брат смотрел на него сверху вниз, сверля его взглядом своих голубых глаз. Внимание Рафаила переключилось на свиток, и у него раздулись ноздри. Свиток с именем его следующей жертвы. Гавриил подождал, пока Рафаил медленно встанет на ноги. С той самой минуты, как Падших привезли в поместье, Гавриил все время заставлял их держать себя в руках. Все время доказывать ему, что они достаточно контролировали свою тягу к убийствам, чтобы их можно было спокойно выпускать за пределы поместья, когда появлялась подходящая жертва. Это было пыткой. Постоянно ждать и бороться с желанием сбежать из уединенного поместья и убивать, и трахать, кого захочешь.
Разумеется, никто из них не был обязан подчиняться Гавриилу. Они могли уйти в любой момент. Но не делали этого. Заключили со своим праведным братом соглашение. В детстве Гавриил спас их от Бретренов. Он пожертвовал своей будущей карьерой католического священника, напал на отца Куинна, и все ради того, чтобы последовать за своим младшим братом в глубины ада. Он терпел насилие, издевательства священников, пытки. А также то, что его раздели, заклеймили, сравняли с землей… и лишь для того, чтобы спасти их и так уже проклятые души. Души своих приемных братьев, которых он никогда бы не пожелал себе, но всегда был рядом с ними.
Этот парень был настоящим святым. И Падшие были преданы Гавриилу… не важно, чего им стоило сдерживать свои самые низменные желания. Их самоограничение ― самое малое, чем они могли отблагодарить брата за все, что тот сделал для них. Без Гавриила они все давно уже были бы мертвы.
Получив от Гавриила свиток, Рафаил увидел в его глазах то же, что и всегда: что-то похожее на боль. Рафаил не понимал этого. Ему никогда не понять, что чувствовал в эти моменты Гавриил. По мнению Рафаила, их лидер излишне переживал обо всем. Он был слишком неиспорченным. Трудно было представить себе человека, который отличался бы от них больше, чем Рил. После спасения из Чистилища, Вара частенько подкалывал его и называл «ангелом». Прозвище не в бровь, а в глаз.
Ангел, добровольно заточивший себя в логове демонов. Демонов, далеких от раскаяния и забирающих души.
― Откровение даровано, ― объявил Гавриил.
Один за другим, остальные братья поднялись на ноги. Пока они снимали капюшоны, Рафаил развязал скрепляющую свиток красную ленту. Бросив ее на пол, где та растеклась неровным пятном, словно кровь, которую он очень скоро прольет, Рафаил развернул пергамент и прочитал имя. Оно было написано по самому центру безупречным каллиграфическим почерком Гавриила.
― Торговка маленькими девочками, ― сказал Гавриил. ― Заработала миллионы, похищая девочек из их домов, а после продавая их в индустрию сексуальных услуг.
Рафаил ухмыльнулся.
Будет забавно прикончить эту Энжелу Бэнкфут.
Он подошел к каменной купели, на которой была выгравирована эмблема Павших ― меч с крыльями ангела. Купель предназначалась не для святой воды, как те, что стояли в церкви Невинных младенцев. Она олицетворяла собой подлинный ад. В ней не крестили детей и не освящали воду, чтобы благословлять прихожан. Купель Падших пожирала имена будущих жертв, заранее отправляя их в преисподнюю, поскольку знала, что вскоре за именами последуют и их души. Зачарованный оранжево-красным пламенем, Рафаил приблизил лицо к обжигающему огню. Он с наслаждением ощутил на коже приятное жжение.
Рафаил бросил свиток в огонь. Он смотрел, как пламя пожирает бумагу, уничтожая буквы, образующие имя той суки. Когда он повернулся, Гавриил протянул ему коричневую кожаную папку. В ней была вся информация о жертве. Такая папка вручалась каждому брату, получившему Откровение. Все необходимые данные, чтобы найти и вдоволь наиграться с заслужившей это жертвой, а потом положить конец ее жизни.
Один за другим братья кивнули ему головой. Акт безмолвного поздравления. Но Рафаил видел на их лицах зависть и разочарование от того, что это не они будут терзать очередную прогнившую душу и наслаждаться симфонией ее криков. Гавриил вернулся к алтарю. Все Падшие смотрели на него. Когда он кивнул, братья опустили головы и начали читать заповеди Падших.
― Не убивай невинного. Не сбивайся с праведного пути Падших. Не приводи жертву в Райскую усадьбу…
Когда заповеди слетели с губ Рафаила, он с трудом сдержал желание помчаться в свою комнату, чтобы остаться в одиночестве. Чтобы начать подготовку к операции.
Он улыбнулся про себя.
Начиналось время охоты. Она была почти такой же приятной, как и само убийство. Почти.
Гавриил подошел к церемониальному колоколу и потянул за веревку. Колокол зазвенел, и звук завибрировал у Рафаила в костях. Он уставился на веревку, и его улыбка стала еще шире. Стоило закрыть глаза, и он возвращался к истокам своего падения. Снова чувствовал себя тем двенадцатилетним мальчиком, который не видел в смерти ничего особенного. И больше не мог сдерживать желания кого-нибудь умертвить.
Рафаил до сих пор во всех подробностях помнил, как обмотал красной веревкой тонкую шею Гэвина. Присмотревшись ко всем ученикам школы Невинных младенцев, он, наконец, решил, что его первым станет Гэвин. Тем самым, с кем Рафаил потеряет девственность — свою девственность по части удушения. Если закрыть глаза еще крепче, Рафаил мог даже почувствовать на пальцах грубые волокна веревки того церковного колокола. Алые нити, что ласкали его ладони, когда он крепко обматывал ею горло Гэвина. Круг за кругом, под раздающийся в ушах колокольный звон. Рафаил резко втянул в себя воздух, почувствовав, как в бандаже снова набух член. Прокручивая в голове удушье и судорожное дыхание Гэвина, он пришел в экстаз. В мельчайших деталях помнил, как Гэвин цеплялся за обрывки сознания, пока Рафаил все туже и туже натягивал веревку — ровно настолько, чтобы лишить Гэвина жизни, но не повредить трахею. Рафаилу было необходимо, чтобы шея оставалась безупречной, без переломов и повреждений. Истинная красота убийства заключалась в оставшемся после него совершенстве. Элегантность медленной смерти без увечий.
Удушение было идеальным вариантом.
Внезапно Рафаила охватило желание поскорее начать охоту. Воспоминание о том, как он душил Гэвина, пробудило его чувства и вернуло к жизни дьявольского зверя, владевшего его почерневшей душой. С последним ударом колокола Рафаил бросился в раздевалку и, повесив монашескую рясу, направился к лестнице. Извилистые каменные ступени только сильнее распаляли пламя предвкушения. От отрывистых, круговых движений его дыхание стало резким и превратилось в череду напряженных вдохов и выдохов.
Добравшись до Нефа, Рафаил остановился. Он раскрыл папку, положив ее на огромный деревянный стол, за которым Падшие устраивали свои трапезы. Первое, что он увидел, это фото той суки.
С отвращением скривив губы, Рафаил уставился на ее волосы. На ниспадающие ей на плечи обесцвеченные пряди. Не такие длинные, каких он жаждал. Несмотря на жуткое разочарование, Рафаил сжал в кулаки лежащие на столе ладони, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Взяв себя в руки, он снова сосредоточился на папке. И ухмыльнулся, увидев, где любила развлекаться эта сучка.
Это место Рафаил знал, как свои пять пальцев.
Энжеле Бэнкфут нравились извращенные игры. К несчастью для нее, Рафаилу тоже. Эта мразь понятия не имела, что ее ожидало.
— Ну? — спросил Села.
Рафаил выпрямился, и его обступили братья. По крайней мере, пятеро из них. Гавриил все еще был в Склепе, наверняка молил Бога простить его душу за то, что он возложил на Рафаила эту миссию. Его живьем сожрет эта ненависть к себе ― муки от осознания того, что он был судьей и присяжным чьей-то души.
Очень глупый ход. Богу не было места в их жизни, в этом поместье. Он давным-давно бросил их всех, позволив своим выродкам избивать и трахать его и братьев, от чего они стали еще более чокнутыми, чем прежде.
Кто-то помахал рукой у него перед лицом. Очнувшись от раздумий, Рафаил увидел Вару и его огненно-рыжие волосы. Его зеленые глаза горели от возбуждения.
― Ничего мишень?
Рафаил указал на фотографию Бэнкфут.
На его плечо опустилась рука. Села.
― Жаль, что это не она, брат, ― сказал он.
Села наклонился, чтобы получше разглядеть ее. Его длинные каштановые волосы упали на фотографию, и на мгновение показалось, будто волосы Бэнкфут стали длиннее и даже закрыли ее большие искусственные сиськи. От такого зрелища Рафаил зашипел. Вара ухмыльнулся, точно зная, из-за чего Рафу на время снесло крышу.
― Может, в следующий раз.
Села отошел, убрав волосы и разрушив иллюзию. Он внимательно посмотрел на фотографию.
― Ее будет легко воссоздать. Вся эта пластика легко могла бы заменить посмертную маску.
У него загорелись глаза. Села делал маски всех своих жертв. И вешал их у себя в комнате, чтобы они смотрели на него, пока он спал.
― А эти резиновые губы отлично смотрелись бы на моем члене, ― он пожал плечами. ― По крайней мере, пока я не срезал бы их с ее лица и не положил в банку.