Помоги проекту - поделись книгой:
Кальдур Живой Доспех III
Пролог
Искры летят высоко от каждого удара молота.
Невыносимый жар исходит от горна, в котором заключена мощь самого Солнца. Она тратит на каждый удар столько сил, что Её Свет меркнет на Её кожи и внутри Неё. С каждым ударом Она чувствует раздирающий на части холод и мертвенную слабость.
Она тратит так много сил, стоит у края Бездны и может свалиться туда в любую секунду. Её кожа лопается от напряжения, мышцы рвутся, идёт золотистая кровь.
— Больше не могу, — шепчет Алктуарх, чьё тело и служит горном. — Погибаю.
— Ещё один, — шёпчет Госпожа. — Ещё один.
Горн застывает мёртвой кучей глины, и Госпожа остаётся одна. Дрожащей рукой Она поднимает выкованный клинок, опускает его в священные Воды Оточ, вскидывает вверх высоко над головой, ощущая гордость и экстаз от результата работы. Затем она падает ниц, на колени, прижимает светоносный металл в к своей груди, окропляет редкими слёзами и целует, как своё дитя.
— Время вдохнуть в тебя жизнь, прекрасное оружие. Вернись ко мне, Серая Тень. Снова служи мне. И снова будь моим клинком.
Виденье 25. Я с тобой
Пламя объяло их.
Он держал Розари из последних сил. Их швыряло в пустоте, обдавало ледяным ветром, крутило в безжалостном вихре, пытаясь выбить из них последний дух. Полёт продолжался куда дольше обычного, и в голову Кальдура уже начали закрадываться мысли о том, что им не выбраться. Но вдруг материальный мир встретил их грубыми объятиями камней — Кальдур знал, что так будет, он не помнил точку назначения во всех подробностях и был готов к удару.
Их объятья расцепились. В темноту вокруг взвилось облако пыли и осколков, стало тяжёло дышать, он закашлялся, услышал шипение и почувствовал, как его доспех теряет форму и стекает с него вязкими и тяжёлыми каплями. Запахло палёным мясом, волосами и одеждой — доспех уже не мог обеспечить им должную сохранность. А Кальдур просто терпел.
— Розари, — простонал он в темноту. — Розари!
— Здесь, — прошептала она.
Её отбросило ещё дальше, в той стороне он услышал, как расплавленный металл капает на каменных пол.
— Живая?
— Ещё не знаю, — ответила она и болезненно закашлялась. — Думаю, сломала ещё что-то. Даже ощупать себя боюсь. Ноги под камнями зажало. Или я просто так ослабела…
— Сейчас. Дай мне минутку прийти в себя.
Кальдур попробовал сесть, и тут же пожалел о своём рывке. Его пробило болью — грудь, спина, руки, ноги — всё сигнализировало по крайней мере о ушибах и кровоточащих ссадинах. Но больше всего его напугал металлический стон и треск в районе шеи. Мрачный Колосс был твёрдым как лёд, и совсем не ощущалось, что он всё ещё жив внутри у него.
— Дукан! Анижа! — позвал он уже громче и снова закашлялся.
Никто не ответил. Сердце Кальдура дёрнулось, он ощупал непослушными руками пол вокруг себя и убедился, что не лежит в луже крови, которая осталась от их друзей после их приземления. Металл, из которого Колосс формировал доспех, больше не жёгся, но и не затвердел, застыл вокруг странными лужицами, похожими на ртуть.
— Ну и бардак вы тут устроили.
Как же он был рад услышать слабый голос старика, исходящий откуда-то снизу и приглушённый. Дукан закашлялся и замахал чем-то в воздухе, пытаясь разогнать пыль.
— Свет! — выкрикнул Кальдур. — Надо осмотреть Розари, думаю, она ранена.
— Нету света, парень. Кончился давно. Не знаю, сколько вас не было, но больше чем сутки, это точно. Говори же. Не молчи. Где Госпожа?
Кальдур так долго подбирал слова, что уже мог ничего и не говорить. Старик и так всё понял.
— Алазам добрался до Неё первым, — прошептала Розари. — Мы ничего не смогли сделать.
— Она мертва? — глухим голосом спросил Дукан.
— Нет. Они забрали Её куда-то.
— Дерьмо.
Тишина воцарился надолго. Дукан пошевелился и его голос зазвучал откуда-то снизу.
— Я нашел спуск вниз и какой-то тоннель. Не знаю что там. Страшно было уходить далеко, слишком темно и нет никаких ориентиров наощупь. Мы с Анижей здесь. Тут посвежее воздух. Видимо осталась какая-то вентиляция.
— Хорошо, — ответил Кальдур. — Как она?
— В себя не приходила, — голос Дукана стал натянутым. — Но ещё дышит. Нам бы воды.
— Ничего нет, — Кальдур облизнул распухшим языком свои потрескавшиеся и сухие губы. — Чёрт, щас бы и правда водички... Не пил целую вечность.
Он осторожно пошевелился, сел, подтянул тело к ближайшему подобию стены и опёрся на него.
— Как ты Розари? — повторил он, заметив, что от подруги давно ничего не слышно.
— Нам бы… добраться до того бассейна снаружи. Что-то мне не очень хорошо.
— У тебя кровотечение?
— Нет. Подо мной сухо. Просто как-то нехорошо. Я ударилась головой. И ещё тварь эта… чувствую, что сломала мне что-то, кроме руки. Но шевелиться пока могу.
— Держись. Доспеху скоро снова заработает, и мы выберемся отсюда.
***
— Что там вообще случилось? — Дукан кашлянул и снова выбрался к ним.
Кальдур сбросил с себя остатки полудрёмы. Его тело окоченело, и он едва удержал совершенно безобразный и полный мучения стон от боли, которая теперь гудела по всему его телу.
— Розари была права, — процедил он сквозь зубы и надавил себе на колено руками, от давления оно не так болело. — Мы нашли Её убежище. Сначала там была какая-то колдовская метель, которая всё не кончалась. Не знаю, сколько мы шли, но не будь мы в доспехах — погибли бы точно, просто устали бы и замёрзли. Да и спасло то, что Розари знала куда идти. Чувствовала. Там даже солнце не заходит, никак не сориентироваться. Защитные чары или вроде того. Вышли к башне. Никогда не слышал о таком месте. Она укрывалась там. Внутри и снаружи были наиры. Госпожу сковали цепями и затащили в портал. Алазам хотел убить нас, но отдал эту честь Скорби. Наверное, он узнал меня и захотел доделать работу.
— Понятно. Хорошо, хоть живы остались. Так и не удалось причинить ему вреда?
— Удалось. Только он тут же поправил все повреждения. Это даже не сила доспеха или бледное колдовство — он словно отменил, всё что я ему сделал, будто я к нему и не прикасался. И даже не устал ни от этого, ни от битвы с нами обоими. А мы сражались в полную силу... М-да. Мы не убежали, если честно. Он дал нам уйти.
— Зачем?
— Наверное, чтобы увидеть наш страх. И беспомощность. Не знаю...
— М-да, — слов у Дукана не было.
— А что было здесь?
— Я научился выживать в темноте. Но вода кончилась, и мы бы вряд ли протянули ещё несколько дней. Я думал, что вы уже не вернётесь. Но верил.
— Мы вернулись ни с чем.
— Но вернулись. Живыми. А это уже что-то. Я и не думал, что тут что-то будет даваться легко, парень. Тут меня не удивить. И даже не расстроить.
— Я бы хотел скорее выбраться из этой могилы, — пробормотал Кальдур, в бессчётный раз призывая доспех и пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. — Ты нашёл что-нибудь полезное тут?
— В полной-то темноте? Нет. Если тут что-то было кроме отёсанного камня — оно давно истлело, парень. Те, кто рисовал эти весёлые картинки и вычерчивал символы… они вряд ли что-то знали, кроме любви к Госпоже, которая нам сейчас… ну… вряд ли поможет.
— И что дальше? — спросил темноту Кальдур, ответа не последовало.
***
…Звали его Теобольд и жил он в дни Третьей Битвы.
Кланялся Госпоже, глядя в глаза, и Она ему кланялась. Ибо осталось их всего сотня и сражались они все вместе, как один, плечом к плечу, братья и сестры. В те дни и Госпожа, и слуги Её и их враги были смертными и лишёнными всякой магии и сил. Меч на меч, сталь на сталь, усталость против усталости. Были у них лишь кони, что не ведали страха и несли их на врага, и прошли все вместе они сотню битв за каждое место, где жили тогда люди.
Упал Теобольд тогда с своего коня в узком ущелье, в котором надеялись они скрыться от погони и удара тысячной конницы. Хотел спрятаться и выжить, но понял, что тогда остальные не спрячутся и не выживут. Крикнул и побежал на склон, уводя за собой. Хотел лишь увидеть Её Светлый Лик, хотя бы ещё раз.
И увидел.
Вернулась за ним и ударила в спину. Сотня против тысячи в тесной ловушке. Вышли оттуда всего трое, но не он. Она закрыла ему глаза своей рукой. После того, как он увидел, что Она рядом.
…Звали её Хэнуа.
Было ей двадцать четыре, когда темники сожгли её деревню и увели всех её жителей в плен. Там, из мести, она сожгла их припасы, выбравшись ночью из своей клетки, и обрекла их на голодную смерть зимой в чужом краю. Долго над ней издевались, когда поймали, старалась она не кричать под руками своих мучителей и встретить свою судьбу полной достоинства, так чтобы они испугались того, насколько нет в ней страха. На рассвете вывели её к родным, хотели повешать в назидание, но так она улыбалась своим мучителям, что они дрогнули, накинулись на неё и закололи на месте, словно дикие звери.
Когда она уходила, когда боль угасла в её переломанном и израненном теле, когда она уже не могла свершить новый вдох, Госпожа услышала её зов, оставила своё тело и лично пришла, чтоб проводить её в своё Царство. И поклонилась ей.
...Звали его Воларом и родился он без языка и ладони правой руки. Был изгоем в своей деревне, мог общаться жестами, да не с кем было. Жил в полуразрушенном доме, оставшимся после ранней смерти матери. В его шестнадцатую зиму, после Битвы Пятой, в деревню к ним пришли темники, избили всех, ограбили, пожгли дома и просили проводника, чтобы бежать домой. Под крики злобы своих же соседей вызвался Волар.
Долго вёл он темников окольными путями, пока не оказались они посреди западный топей, откуда никто из них уже не выбрался. Волара убили сразу, как только поняли, что он предал их и завёл на погибель. Волар не смотрел на них, во время казни. Ещё во время пути на горизонте он видел светлый лик Госпожи и старался всё это время идти к нему и не отводить глаз.
...Кальдур чувствовал своё резкое дыхание и скачущее сердце даже сквозь путы сна. Поток образов, переходящий один в другой, оборвался и сменился пустотой. Он прочувствовал каждое из видений, словно был там. Смог почувствовать запахи, услышать разговоры, увидеть лица.
И теперь он летел сквозь бесконечную пустоту тёмного неба.
Стальная плоть Мрачного Колосса перетекла в стальную плоть могучего зеркан, они были единым целым не только телами, но и разумом. Их объединённая сила казалась неудержимой стихией, которой не сможет остановить ничто в этом мире. И Кальдур совсем не испытывал страха перед высотой. Наоборот, как в свой самый первый полёт, он хотел хотя бы на секунду оказаться так близко к Её Царству, чтобы почувствовать его тепло. Он кричал всем своим естеством:
Он летал выше всех. Выше птиц. Выше гор. Выше облаков. Выше самых отчаянных из его братьев и сестёр. Когда-нибудь он хотел взлететь выше солнца.
Тёмное небо разверзлось перед ним. В его глубине, над облаками, в свете тусклых звёзд, он увидел нечто ужасное и неотвратимое. Настоящего левиафана, настолько огромного, что он вот-вот поглотит весь Небесный Дворец.
Ни секунды не сомневался.
Знал, что даже его ментальный крик, который точно услышат и братья, и сёстры, и сама Госпожа, уже ничего не изменит. Им бы дать хотя бы пару мгновений времени, чтобы они успели достойно встретить гиганта, хоть бы немного его задержать.
Но как пчела может остановить лошадь на полном скаку?
Ударить в глаз со всей силы. Всем, что есть. Самым страшным своим оружием. Даже если это будет стоит жизни.
Зеркан под его ногами дрогнул. Были у него битвы, страшные и беспощадные, сулящие смерть и забвение, где он шёл по грани вместе со своим всадником. Но никогда конец его не был столь очевиден и неотвратим. В сознании древнего существа пробудился страх, и страх этот был связан с единственной мыслью:
Тонкие нити света заструились по его телу и по телу Мрачного Колосса. Иногда отделялись и отлетали в сторону, сплетаясь в причудливые снежинки, прежде чем раствориться в воздухе. Зеркан дрогнул снова, но только крепче стали объятия и неотвратимей курс. В самый последний миг, перед бездонными глазами левиафана, он наконец познал покой.
Тьма стала светом. Сначала ослепляющим и невыносимо горячим, и всего спустя секунду после этого — умиротворяющим и тёплым.
Он больше не летел по ночному небу. Не было у него ни доспеха, ни зеркан. Больше не нужно было умирать. В пространстве света напротив себя он увидел удаляющуюся фигуру женщины.
Госпожа повернулась к нему на секунду и склонила голову.
***
Он проснулся словно от прикосновения.
Ему было всё ещё тепло и лучше, намного лучше. Усталость отступила, тело так не садило, раны не чувствовались, крест в его спине потеплел и слился с остальным телом. Хороший знак.
Он извинился про себя и призвал доспех, совсем маленькую его часть, чтобы покрыть глаза и чтобы он прозрел в темноте. Колосс подчинился с трудом, и его температура внутри тут же упала на пару градусов.
Первой Кальдур увидел Розари, она лежала в трёх метрах от него, тяжёло дышала и металась во сне. Её кожа, насколько смог разглядеть Кальдур в оттенках серого, была бледной и покрытой испариной. Он буквально увидел, как жар подымается от её тела и ему это не понравилось. В её дыхании появились хрип и едва слышный надрыв.
После всех их испытаний впору было схватить смертельную лихорадку, не то что простуду. Тело просто не выдержало и сдалось. Но доспех Розари был в порядке и он позаботиться о ней, не даст ей проиграть такую схватку.
Чуть дальше он увидел квадратный проём в полу и полуразрушенные каменные ступени, ведущие вниз. С той стороны доносился голос Дукана, когда Кальдур в первый раз пришёл в себя. Там должны быть и Анижах. Кряхтя он поднялся и пополз туда.
Внизу начинался коридор, границы которого Кальдур не смог разглядеть даже с доспехом, он бесконечно уходил в темноту. Дукан сидел у лестницы, прислонившись к стене, недвижимо, подогнув ноги под себя, то ли думал, то ли спал. Рядом, на клочке тряпки, лежала Анижа.
Она даже не казалось спящей. Что-то в ней изменилось. Она ещё дышала, но внутри уже ничего не было, словно она была и не она, а какой-то бездушный предмет. Кальдур не смог удержать дрожи и рваного выдоха. Ком подкатил к горлу.
Он знал, что не стоит этого делать. Но всё же подполз к ней, тихо, как мышка, чтобы не разбудить Дукана, чтобы он не видел, чтобы не сглазил. Колосс не стал спорить с ним, он был ближе всего к черноте, что охватила душу Кальдура, просто бы не посмел. Обвил его руку как миленький, готовый исполнять любой приказ, даже последний. Кальдур прикоснулся холодным металлом ко лбу Анижи, выдохнул и направил все силы доспеха, чтобы исцелить её. Металл стал жидким перекинулся на её голову, сформировал нечто вроде диадемы, замерцал синим. Крест внутри прогнулся и болезненно затрещал в тишине, загудел, так что Кальдур затрясся и болезненно выдохнул. Сформированная структура начала распадаться, потеряла форму и боязливо отступила ото лба Аниже назад к его руке.
Дукан не шелохнулся, а в Аниже ничего не изменилось. Она так и лежала всё ещё тёплым предметом, а не девушкой, которую он зачем-то притащил в эти горы.
Кальдур больше не мог смотреть.
***
Лихорадка Розари не отступала.
Поделиться книгой: