Кальдур Живой Доспех II

***

По всей деревне горели костры. В каждом дворе и по всему берегу. Каждая печь в доме смолила дымом, и от каждого порога взметался столб подметаемой пыли.

Никто и не помнил откуда пошёл этот обычай, но все знали, что он связан с весной и обновлением. Всё старое и ненужное надлежало отправить в огонь. А всё что огня не заслуживало, надлежало прибрать, подкрасить, починить и обновить.

— Вернулся, значит? — дядя не сдержал радостной улыбки, снял шляпу и облокотился на свою тяпку. — А я всё поле перекапываю. Ох и лютая же была зима! Не помню такой. Всё никак почва не отойдёт от хватки. Тяжёлая такая и непокорная. Все руки себе сорвал до мяса. Изругался весь, да почти проклял её, как ты каждый год проклинаешь. Ну? Чего стоишь? Помогай.

— Да чистое ж и ровное оно, как доска полированная, дядь... В том году его всё вылезали и перекопали... — прошептал Кальдур, не в силах отвести от дяди глаз. — Какой смысл?..

Дядя утёр пот со лба, посмотрел на горизонт и покачал головой, улыбнувшись юноше.

— И когда же ты повзрослеешь, Кальдур?.. Вы, молодежь, всегда хотите обмануть весь мир и пойти самым коротким путём, получить результат здесь и сразу, но так это не работает. Земля, Кальдур… земля — это всё что у тебя есть. И то, что у тебя никогда не отнимут. На ней стоит мир, и она всегда будет у тебя под ногами. Сколько бы не было у неё хозяев, она всегда найдёт для тебя клочок, она даёт существовать тебе и всему живому вокруг тебя. Уважай её, люби, возделывай — и она будет кормить тебя весь год. Мы делаем её мягкой дважды, чтобы она дважды была мягкой с нашей едой, Кальдур. Так делал мой отец, и мой дед, и мой прадед. И будешь делать ты. Когда наберёшься ума.

— Но наши соседи так никогда не делали... У них такой же урожай…

— Не такой, юноша, — дядя рассмеялся и зычно крикнул на всё поле: — Ой, не такой! Ты бы попробовал их репу… и самогон, прежде чем говорить так. Хочешь жрать досыта, Кальдур, и не голодать зимой — дай своей земле всё, что сможешь. И в ответ она так же — даст тебе всё.

— Не даст она мне ничего…

Виденье из прошлого растаяло. Ветер зачерпнул с пустого поля земли, превратил её в пыль и унёс прочь.

Сердце его не билось, пульсировало сжимающей болью, которую он сам не ожидал от себя. И совсем остановилось и замерло, когда он прошёл поле и увидел вдалеке пепелище, оставшееся от деревни.

Не было тут больше жизни.

Женщины не пели песни на берегу, рыбаки не готовили лодки, никто не чинил дома и не готовился к посевной. В звенящей тишине лишь иногда слышался ветер.

Их дом ещё тлел и дымился, крыша и стены обрушились и внутри не осталось ничего целого. Он нашёл дядю на заднем дворе, сидящего, прислонившегося к забору.

— Обещай мне, — услышал он голос.

— Да, дядя.

— Обещай мне, что оставишь всё это и найдёшь покой. Не было у меня жены и не было сына. Но в один день, ты упал с небес и стал мне больше, чем родной кровью. Обещай мне, что продолжишь наш род и отдашь этой земле хотя бы одно семя.

— Обещаю.

Слова прозвучали у него в голове ясно и чётко, словно дядя ещё был здесь. Его тело давно остыло, глаза успели выклевать вороны, а кровь от раны на животе спечься. Его дядя был мёртв уже несколько дней.

***

Доспех сам выбрался наружу.

Холодная ярости кипела внутри их обоих, заполняла внутренность неотвратимостью и льдом. Он не сдерживал крика.

Ему не нужно было искать следы на земле или поломанные ветки. Он уже чуял. Вдалеке за несколько горизонтов, было нечто тёмное, тяжёлое и клубящееся, жаждущее крови и мечущееся.

Он сразу же устремился туда.

Гончие тоже учуяли его, завыли так, что кровь у их хозяев стыла в жилах, а потом разразились лаем, полным злобы и ожидания.

Он ворвался в их ряды, застал врасплох, озадаченными и неготовыми, только-только развернувшими построение. В прошлом доспехе, он бы расправился с ними за несколько минут, изрубил бы их клинками, нарезал, что колбасу, залил бы всё вокруг кровью, но у Мрачного Колосса клинков не было.

Были у Колосса тяжёлые кулаки, и они пришлись как раз кстати. Он смотрел в лицо каждому. Удивлённые, непонимающие, потом охваченные страхом и паникой, потом ужасом неотвратимости, а потом охваченные злостью и ненавистью от того, что их зажали в угол и убивают. Лица его врагов трескающиеся и ломающиеся от чудовищных ударов.

Гончие поджали хвост и ссались под себя в последние секунды своей жалкой жизни, как и многие из отряда Стражей. Смелый десятник понял, кто перед ним, отбросил топор и щит, крикнул клич и достал из-за пояса чёрный кинжал, бросился на нёго как бешеный пёс. Был так отчаян и быстр, что смог уклониться от первого удара Кальдура, пробил ему шлем, оцарапав щёку чёрным лезвием, но пал от второго удара. Локоть настиг в его грудную клетку с разворота, и пришиб его к земле, переломив спину.

Ему что-то кричали, били его копьями и топорами, пускали в него стрелы почти в упор, бежали, прятались, но ни у кого из них не было и шанса.

Закончив работу, он ещё долго стоял посреди поля и смотрел в землю. Пока на поверхность его не вернуло движение.

— Что ты делаешь, Анижа?

Искажённый доспехом голос заставил её вздрогнуть. Но она не бросила зажимать кошмарную рану у ещё живого молодого парня с торчащими во все стороны рёбрами.

— Отойди от него, Анижа, — процедил он. — Он враг.

Она даже не повернулась, всё зажимала рану. Он подошёл и наступил ему на голову. Она вздрогнула и задрожала, подняла на него испуганные глаза.

— Зачем?.. — прошептала она.

— Потому что он враг.

***

— Не гони так, парень! Мелкая за нами не поспевает, — окликнул его запыхавшийся Дукан.

Кальдур остановился и посмотрел назад, едва повернув голову. Анижа отстала от них метров на сто, торопилась, стиснув маленькие кулачки на верхней части подола юбки, тяжёло дышала, спотыкалась в ямах и неровностях поля и не поднимала глаз.

Розари тут же использовала передышку и расстелилась на клочке едва пробившейся травы.

— Дай ей минутку. Не спеши, — бросил ему Дукан, положив руку на плечо, и нашёл в себе смелость встретится с его взглядом. — Хочешь поговорить об этом?

— О чём? — злобно выплюнул Кальдур. — О том, что я был дураком? О том, что я всё проспал? О том, что я не уберёг единственного человека, который принял меня и любит таким, какой я есть? О чем поговорить?!

— Да, об этом самом, — спокойно кивнул Дукан и улыбнулся ему. — Если бы ты мог поступить по-другому, ты бы поступил, но всё сложилось именно таким образом. Кости брошены и уже приземлились. О того, что ты будешь сверлить их взглядом, расклад не поменяется. Тебе нужно лишь проглотить его, каким бы он не был горьким.

— Проглотить?! — рявкнул Кальдур.

— Тем более, что ты не виноват, — Дукан всё ещё улыбался. — Ты ведь не хотел сделать ничего дурного. Ты не мог знать, как выпадут кости.

Анижа уже была рядом и она всё так же не поднимала глаза, держала их подальше от Кальдура. Не могла смотреть.

— Я мог…

— Что ты мог? Стоять и сторожить эту деревню до скончания веков? А если бы туда монодон упал? Её должны были сжечь ещё в первый раз, как за тобой пришли. Ты вообще не мог знать, что она всё ещё стоит на своём месте и что твой дядя пожил ещё какое-то время... Как уж вышло, парень. Жаль мне твоих близких, тебя жаль, людей жаль, но это совсем не то, про что я сейчас должен думать. И ты тоже.

— И про что же я должен думать?

— Как не допустить того, чтобы это вышло с другими людьми. С людьми, которых ты никогда не встретишь, на которых тебе наплевать, совершенно чужих тебе людей, — Дукан взмахом руки очертил круг. — Они повсюду. Всё ещё живые, но жизнь которых будет зависеть от тебя. Ты…

— Пошёл ты, старик.

Кальдур развернулся и широкими шагами рванул к горизонту.

***

Розари нагнала его, тяжёло дыша, резко схватила за плечо, развернула с силой и залепила пощечину.

Он едва не упал, запутавшись в рыхлой земле, схватился за щеку одной рукой, выставил вторую, опасаясь новых ударов и не нашёл глазами Дукана и Анижу.

— Не туда идёшь, ишак! Слишком влево дал, — крикнула она.

Он хотел рявкнуть на неё в ответ, но заткнулся и моргнул, когда она снова занесла руку для удара.

— Ну? Полегчало? — спокойно спросила она. Удара не последовало.

— Не особо, — Кальдур сплюнул кровь с треснувшей губы.

— А тебе ведь повезло. Сразу всё решил, — холодно сказала она, смотря ему прямо в глаза.

— Что решил?

— Нашёл сразу. Тепленькими взял. А люди годами о мести думают. Или умирают вообще без неё. Беспокойными. А ты взял всё и проглотил.

— Ты думаешь это меня успокоило? — процедил сквозь зубы Кальдур.

— Да. Просто ты этого ещё не понял. Оставь прошлое в прошлом, иначе оно утащит тебя на дно.

— Многое то ты понимаешь!

Он снова развернулся, чтобы зашагать прочь. Она снова схватила его за руку и дёрнула на себя.

— Думаешь, ты один всё потерял? А? Думаешь, один не сделал важного? Только ты один во всём мире дров наворотил?

— Отпусти, — прошипел он. — Не сейчас!

— А когда? Когда?

Он развернулся к ней и сам занёс руку, чтобы ударить. Злоба его подошла волной к краю и уже готова была выплеснуться. Она стояла напротив и ждала удара. Расслабленная и с лёгкой улыбкой. Думала, что так ему полегчает.

Он выругался, развернулся и пошёл прочь. Уже спокойно и взяв вправо. Дукан и Анижа показались далеко позади и начали нагонять их.

***

— Вот же ж громадина! — Дукан улыбнулся хищно и холодно, с нескрываемым удовольствием от увиденного.

А видёл он Опалённую Твердь.

Древняя крепость стояла на вершине высокого холма, с трех сторон закрываемая останками скал, похожими на исполинских размеров валуны с почти отвесными стенами. Её форма напоминала приземистый кулич, толстые и высокие стены нависали над холмом, и казалось, что они вот-вот рухнут вниз, как когда-то рухнула скала, что была раньше на месте крепости. К крепости вела извивающаяся восьмёрками тоненькая дорожка, и это был единственный правильный путь на вершину. Поверхность холма была настолько пересечённой и богатой ямами, что Опалённую Крепость ни разу не удалось взять за всю её историю со времён основания, после Третьей Битвы.

При виде дороги, петляющей по всему склону, даже Кальдур застонал и остановился. Два дня он шёл молча, словно заведённый, и после Дукана, больше никто не пытался привести его в чувство.

— Вот только сейчас понял, как у меня ноги болят, — нарушил молчание Кальдур и сам скривился от натянутости своего голоса.

— Ха! — гаркнул Дукан. — А ты представь, как заболят ноги у темников, если они захотят денёк другой побегать на осаде этой крепости! Вот уж отрадное зрелище. Видеть кусок, которым они уж точно подавятся. И не просто подавятся, а который им все зубы пообломает.

— Это всего лишь крепость, старик, — Кальдур мрачно покачал головой. — Их больше сотни. Эта неплохая, но зубы их и о Дворец не сломались.

— Ещё посмотрим, парень, — Дукан улыбнулся. — Предчувствие у меня хорошее.

— Хорошее… — Кальдур скривился. — Как пробираться будем?

Вся извилистая дорожка, была заполнена нескончаемым потоком людей и телег, пытающихся штурмовать размытый весенним дождём склон. Слышался смех, ругательства, смачные проклятия, шум десятков ненапряжённых разговоров, скрип колёс и ржание коней.

— Легко. Просто поднимемся. Проследи-ка, парень, за жричкой, чтоб не отстала и не отбилась. И старайся не выделяться из толпы. Мы просто местные крестьяне, которые ищут спасения в стенах этой твердыни.

От слова "крестьяне" Кальдура перекосило, кулаки его сами сжались, но он попытался расслабиться, кивнуть и не пускать в голову лишнего.

Розари закатила глаза, поправила сумку и энергичными шагами начала восхождение. Телеги успели прорыть колею, идти по которой было невозможно. Остальная поверхность дороги то и дело превращалась в грязную жижу, то скользкую, то наоборот пытающуюся поглотить ногу. Каменистая обочина была покрыта первыми ростками, которые ещё не просохли от росы и делали её поверхность похожей на лёд. Первые метров двести большая часть их попутчиков расступалась, пропуская вперёд щуплую девочку из вежливости, но скоро она начала браниться так, что дорогу ей освобождали заранее. Кальдур не торопился, следил за Анижей, плетущей сзади и не переставал удивляться Дукану, садистская улыбка которого расцветала всё больше.

Им удалось дойти почти до самого верха без происшествий и почти не вызывав раздражения несоблюдением очереди.

— Эй! Мужик! Может, поможешь? Не шмотки свои спасаем. Провизию везём наверх, — окликнули Кальдура.

Телега, мимо которой они шли, не просто застряла, а почти что утонула в мокром грунте у самых ворот. Вокруг неё копошилось несколько крепких мужчин, но их усилий было явно недостаточно.

— Конечно, — кивнул Кальдур. Улыбка Дукана померкла, он пожал плечами, ничего не сказал и присоединился.

Розари молча встал с ними. Кальдур упёрся, начал качать и толкать. Даже в сокрытом состоянии доспех давал ему толику своей силы. Тяжёло, но телега пошла вверх.

— О! А ты сильный как бык! — крикнул ему извозчик. — Молодец, нам такие тут очень нужны!

— Ты сказал, что вы не вещи свои спасаете, — окликнул его Дукан, обтирая руки об одежды. — От чего спасаете?

— А, батька, не слыхал ещё что ли? Марширует сюда чёрная армия. На днях тут будет. Хош в крепости отсидись, но я бы на твоём месте когти к Соласу рвал, пока есть такая возможность.

— А вы чего сами не рвёте?

— А нам оно надо? Тут наша земля. Никуда с неё не уйдем. Так порешили.

Извозчик махнул им рукой на прощанье, остановился у ворот, показал содержимое телеги и поехал. Сопровождавшие его крестьяне посмотрели вниз со склона, закатали рукава и пошли помогать телегами ниже. Дукан внимательно посмотрел на работу стражника и только потом пошёл вперёд.

— Оружие есть? — спросил стражник.

Дукан отодвинул полу плаща, показал ему меч и кивнул на короткий лук, торчащий из сумки. Стражник посмотрел на Кальдура, но тот лишь покачал головой.

— Сражаться будешь, парень? — спросил второй стражник.