Мыслемокот. Рассказы-фантасмагории

– Вам какие шарики? – на меня смотрела розовощёкая, круглолицая продавщица холодной сладкой разноцветной массы.

– А сколько они стоят? – я совершенно не хотел переплачивать и покупать дорогое яство.

– Три шарика по сто, – обрадовала меня женщина в белом фартуке.

– Давайте, – согласился я, доставая из кармана помятую сотню.

«Два шарика скушаю сам, а третий дам коту», – решил я. Произведя, по моему мнению, честное разделение лакомства, я взглянул на кота.

– Несправедливо, – промяукал хвостатый. От обиды его усы из толстых пик, разлетающихся в разные стороны, превратились в жалко свисающие ниточки.

– Всё по-честному, тело надо кормить, оно нуждается в беках и углеводах, а мысль сыта бывает лишь воображением. Скажи спасибо, что я тебе хоть один шарик даю.

– Как можно, хозяин? Вот вселишься в меня после смерти, все обиды тебе боком выйдут.

Я посмотрел на кота. Он не шутил. Мурлыка глядел на меня с такой искренностью и умилением, что у меня возникла жалость к нему. Жалость, как к самому себе.

А может, действительно, кот не врёт, и после смерти мы все превращаемся в Мыслемокотов, гуляющих сами по себе? И я решил отдать ему все три шарика. Пусть порадуется зверь.

– Мяяяу, – кот с благодарностью облизнулся и начал с жадностью заглатывать мороженое. Продавщица посмотрела на меня с удивлением, не понимая, кому я скармливаю её шарики. Ведь кот был невидим для окружающих, и только я и хвостатый знали секрет нашей прогулки. Непонятно было одно: кто с кем гуляет – я с котом или он со мной?

Матрица

Бойся верующих и отвергающих всë, что идет против их веры.Иди к сомневающимся, ибо я спрятал зерно истины в них.И через них я разговариваю с тобой,внося живительный сумбур в твоё сознание.

Приложение по вызову такси, принадлежащее известной поисковой системе, радостно известило через смартфон, что серая «Тойота» с запоминающимся номером 969 уже ожидает меня на пересечении улиц Садовая и Мира. Не прошло и двух минут с момента заказа, как машина, сделав невероятный разворот прямо перед моим носом и нереально выгнув колеса, встала как вкопанная. Прижавшись передом к земле и подняв немного капот, она будто бы выпячивала заднее стекло, на котором был наклеен довольно объёмный текст.

Я торопился сесть в такси и лишь скользнул взглядом по белым буквам на затемнённой выпуклой поверхности. Вчитаться не получилось. Жара на улице была настолько изнуряющей, что хотелось поскорее запрыгнуть в автомобиль и как можно быстрее очутиться дома. Осознанные мысли просто не в состоянии были задерживаться в мозгу – они испарялись, словно капли воды на разогретой чугунной сковородке.

Сознание только ухватило, что машина хотела поведать о Боге, вере и старославянских корнях. Несмотря на интересную тему, мне было не до этого, и, сказав дежурное «Здравствуйте», я запрыгнул в салон, с удовольствием утопив своё тело в тёмном кожаном сидении. Водитель, ответив мне на приветствие и вынув длинный хлыст из голенища, легонько стегнул коня по заднице. Тот помчался вперёд, бодро цокая подковами по мостовой. Так мне показалось. Солнечные лучи, следовавшие за мной по пятам, видимо, решили напоследок посмеяться над уставшим мужчиной. Преломляя свет в глазных хрусталиках, они на мгновение подменили автомобиль на лошадь, а водителя на кучера.

Но я не был в обиде на Солнце, ему тоже иногда хотелось отвлечься. Тем более скоро его всесилие должно было закончиться. Ещё немного, и белый маленький кондиционер в комнате обдаст меня приятной прохладой. В предвкушении приближающегося блаженства, чтобы скоротать время, я заговорил с водителем.

– Да, отдыхающих прибавилось, – эта фраза была то ли вопросом, то ли утверждением, я сам не знал. Но с неё можно без труда начать разговор. Тема, которая затрагивает загрузку таксистской братии в курортном городишке, во все времена была актуальной и сразу раскрывала сущность и настроение водителя. Кто он по характеру – разговорчивый или «бука»? Оптимист или пессимист? Что у него на душе? Поругался он с утра с женой или вышел из дома в прекрасном настроении? В зависимости от реакции, можно было или дальше молчать, или приятно провести пять-десять минут, узнавая по жизни что-то новое.

На этот раз мне попался индивид, знающий про мироздание всë. Даже то, что оно само про себя не знало. Как люди поселились на планете? Сколько было рас? Почему злодеи хотят уничтожить человечество? Евреи на самом деле не евреи, и мы все живем в матрице. Зачем большие буквы с названием города, возвышающиеся на горе, начали монтировать справа налево, а не как обычно пишется – слева направо. За короткое время поездки в моей голове начал готовиться бутерброд из солёного, сладкого, кислого и горького одновременно. Приправленное ненавистью, страхами и бредом, блюдо от шеф-повара такси никак не хотело залетать в рот. Даже моё фантасмагорическое сознание всеми руками и ногами упиралось, не желая произвести самоубийство в этот жаркий летний день.

Водитель «Тойоты» по мере рассказа словно строил уродливый замок, который одновременно расширялся в размере и чернел. Он стегал что есть мочи свой бедный автомобиль, пытаясь превратиться с ним вместе в коршуна, летающего над городом в поисках добычи. Глаза его наливались кровью, а руки потели, держа руль так, будто хотели вонзить его в неприятеля. Врагами водитель, должно быть, считал всех, кто не верил в его мир, построенный из вырванных листков книг, купленных в магазине в секции эзотерики и мистики.

Но, слава Богу, любой путь имеет начало и, в большинстве случаев, конец. Поездка подошла к завершению. Машина остановилась у моего дома. Я открыл дверь и, поблагодарив таксиста, закончил наше с ним общение философской фразой «Будем жить!». После этих многозначительных слов я вышел из машины на воздух.

Захотелось немного вдохнуть той простой обыденности, которая окружает каждого человека при жизни. Где небо – это небо, а не небосвод с сидящими на нём космическими монстрами. Море – это море, в котором нет ничего мистического. Люди – это просто люди, а не марионетки, управляемые глобальным разумом. И всë просто и понятно.

Тем временем серая «Тойота» с номером 969, развернувшись, поскакала ловить следующих жертв. В её глазах я напоследок заметил жуткую усталость. Кажется, автомобиль уже порядком достали разговоры о Всемирном заговоре и о скором конце света. Но хозяев не выбирают, и многострадальной машине придется ещё долго служить чудаковатому таксисту.

«Терпения, терпения ей», – подумалось мне. Следующей мыслью было: «А может, таксист в чём-то был прав? Сомнения, опять эти чёртовы сомнения…»

Через минуту я, наконец, включил кондиционер, который должен был потоками свежего воздуха выветрить хотя бы на время все услышанные витиеватые рассуждения о мистическом.

Третье

Свет проникает туда, куда только он может проникнуть.Распространяя теплоту между двумя мирами,Связывая их на веки вечные и создавая что-то третье.Таково желание Всевышнего.И не нам судить о степени совершенства замысла.Мы только с удовольствием подчиняемся Божественной воле.

Он понимал с пронзительной искренностью, такой, что готов был поставить тысячи подписей после одной-единственной мысли: «Она нужна мне как никто и ничто другое». Не ради того, чтобы Она каждый день накрывала ему завтрак, готовила обед и ужин, стирала и убирала в доме, а для того, чтобы сохранить то невидимое существо, которое взяло однажды их обоих за руки и соединяло теперь друг с другом крепче массивной железной цепи.

Именно это существо каждый раз вставало между ними, когда они ругались. Оно же смотрело в их глаза, когда они ложились в кровать и занимались любовью. Существо не было третьим и тем более лишним. Оно было только первым. Ради него, возможно, они пришли в этот земной мир, чтобы родить его. Не человека, а именно скрытую от чужих глаз сущность, называемую любовью, дружбой, злостью и ещё тысячами слов, которые придумало человечество для того, чтобы описать всю палитру чувств, возникающих между двумя людьми разного пола.

Сначала они не знают о существовании второй половины, а потом, соединившись, не могут понять, как миры, жившие по отдельности, вообще могли существовать. И к чёрту, что после стольких лет жизни чувства могут быть уже не такими острыми и яркими. Время – это понятие для слабых и неразумных, ведь его не существует. Его придумал Бог, чтобы похохотать над людьми, которые пытаются всё разложить по полочкам и ячейкам. А это невозможно. Всё вокруг – весь мир, видимый и невидимый, ощущаемый или нет – это одна бесформенная масса, превращающаяся по велению мыслей в море, землю, воздух, в Него и Неё. И именно эта каша из множества измерений становится для влюбленных Божественной пищей, ради которой Всевышний и сотворил всё сущее.

Там, в чёрном космосе, тоже не существующем и являющемся лишь призраком в нашем сознании, между звёзд и планет летаем мы, разговаривая между собой, производя энергию, способную творить чудеса.

Я знаю, мы скоро уйдём, оставив наши тела. Их съедят маленькие червячки на кладбище. Приятного им аппетита! Но где-то внутри или около нас сидит, стоит или, в крайнем случае, парит то существо, которое унесёт меня и тебя после физической смерти в наш вечный дом. В хижину с одурманивающе пахнущими цветами, с ярким и тёплым солнечным светом, с обязательным морем, ласковым и добрым, подходящим практически к самому крыльцу.

Мы будем сидеть на кухне, ты будешь пить кофе, я буду пить чай, и мы будем говорить, как тогда при жизни, о недавно заведённых нами рыбках в большом аквариуме. Так будет, так обязательно будет, верь мне… И неважно, что некоторые говорят – Бога нет. Может, его действительно – нет. И неважно, что другие говорят – Он есть. Может, Всевышний действительно существует. Важно, что есть мы и есть нечто третье, между нами. И даже если когда-то выяснится, что я и ты – лишь мираж, придуманный странным художником с бородкой, Оно, рождённое нашими чувствами, останется и будет жить вечно.

Вижу! Вижу два холмика! Под одним лежу я, под другим – ты. Существо что есть силы поёт песню «Яблоки на снегу…», прерывая сон многочисленных постояльцев тихого места. Мы тоже просыпаемся. Оно с силой вытягивает нас из сырой земли и возносит к небу, чтобы бы мы, не дай Бог, не забыли, что созданы друг для друга. И без нашей любви всё сущее – лишь мрак, холод и безумие.

Где-то вдалеке раздаётся колокол: «Бум-бум-бум!». Вибрации пронизывают воздух, немного потряхивая наши души. Мы улетаем. Нам больше нечего делать на Земле. Наш вечный дом готов для заселения, и гроздья винограда уже налились сочной мякотью, фонтан на участке бьёт ввысь, распространяя приятную свежесть. Всë… Земная жизнь окончена, начинается другая. Какая? Не знаем. Мы это поймем после.

«Существо! А, существо! Ты ещё здесь, с нами?..»

Колбаса

Мы вспоминаем…Мы вспоминаем время, когда были другими,Не понимая, действительно ли тогда это были мы?

Электричка «Москва – Петушки», отдохнув буквально секунд двадцать на остановке «Платформа 105-й километр», с железным поросячьим визгом понеслась к станции «Покров». Немногочисленные пассажиры начали медленно подниматься с тёмно-коричневых сидений, скрипя коленками и распрямляя изогнутые в дугу позвоночники. Ещё бы, любой шарнирно-рычажный механизм, даже такой выносливый, как человеческий, после двухчасового неподвижного положения реально может застояться.

Хоть и была Москва относительно близка от этих мест, но от людей требовались немалые усилия, чтобы попасть в неё и в тот же день живыми и здоровыми вернуться назад. Об этом, как никто другой, знала зелёная, не первой свежести, электричка, каждый день курсирующая между столицей и городком с птичьим именем.

Тем временем железная ящерица стала постепенно замедлять свой ход, наблюдая впереди увеличивающуюся в размерах платформу следующей остановки. Пассажиры потянулись поближе к тамбуру, устало волоча за собой большие сумки и рюкзаки. Четверо молодых людей, сидевших неподалеку от выхода, радостно подскочили со своих мест и начали суетливо готовиться к выходу вместе с остальными.

Молодость, видимо, хорошо знает своё дело, окрашивая в яркие цвета всё происходящее вокруг. Даже это утомительное путешествие для неё было чистой забавой, приятным развлечением, в такой, казалось, бесконечно длинной жизни. Вселившаяся в тех четверых Молодость разгоняла в их венах кровь, растягивала на лицах улыбки и пьянила игриво пенящимся шампанским радости. Розовые очки позволяли сглаживать воздвигнутые в начале девяностых в Союзе острые частоколы очередей в магазинах, талоны на сахар и колготки, карточки беженцев и москвичей. Через толстые стёкла можно было на многое не обращать внимания, а некоторое разглядывать, как через лупу.

Именно это свойство волшебных очков позволило всем четверым одновременно заметить на сидении одиноко лежащий целый батон докторской колбасы. Видимо, его забыл один из пассажиров, сошедших раньше. Как у всех приличных людей, а эти ребята, судя по всему, были вполне себе приличные, у них возникла жалость к тому, кто в это непростое время забыл еду. Последующие мысли были вполне адекватные и приправленные длинными слюнями, начинающими незримо свисать до самого пола электрички. Двое парней и две девушки начали переглядываться и шептаться друг с другом в поисках решения этой непростой задачки. Природная скромность не позволяла им вот так просто подойти и забрать этот аппетитный продукт.

Самой сообразительной среди них оказалась черноволосая, небольшого росточка, миниатюрная представительница слабого пола по имени Ира.

– Валера, Валера, ты забыл колбасу! – воскликнула она, обращаясь к брату. Тот недоумённо посмотрел на сестру. В это время железная ящерица уже стояла как вкопанная на перроне. Дверь вагона с шумом открылась. Это было сигналом для черноволосой. Словно дикая собака динго, она метнулась к колбасе. Вдогонку раздался крик Валеры:

– Ты сейчас уедешь в Петушки!

Этот отчаянный возглас так и повис красной рваной тряпочкой, развевающейся в потоках воздуха, возникших от прыжка девушки. Ирина, практически в зубах держа сочный двухкилограммовый батон докторской, уже через мгновение была рядом с остальными на перроне.

Хоть Молодость и видывала виды, но с такой стремительностью ей пришлось столкнуться впервые. Компания, прихватив законную добычу, гордо пошагала к маленькому деревянному дому, расположенному в нескольких сотнях метров от станции. В нём они, несмотря на своё городское происхождение, раскочегарили русскую печь. И на неподъёмной чугунной сковородке Наталья, вторая девушка, зажарила толстые ломти колбасы. Затем обильно залила их яйцами. После приготовления пищи Богов, сидя за маленьким квадратным столом, ребята искреннее благодарили рассеянного гражданина, как бы извиняясь перед ним, что доедают его московский продукт.

В сторонке, возле массивной дверцы печки, на маленьком детском стульчике уютно расположилась Молодость, которая с умилением слушала весёлый разговор юношей и девушек. Треск горящих поленьев и приятная теплота от печки так разморили невидимую участницу дружного коллектива, что она заснула. В скором времени четвёрка, тихо прикрыв дверцу дома, уехала на электричке обратно в Москву, оставив царевну и дальше дремать в тёплой деревенской комнате.

Открыв после пробуждения глаза, Молодость увидела пустой одинокий стол. В это время компания уже подъезжала к Златоглавой. Электричка лихо врезалась в высотные дома и суету столичных улиц, распугивая ворон и воробьев, восседающих на высоковольтных проводах. Молодые люди так и не поняли, что там, в покровском доме, они забыли что-то важное… Важное, которое уже всегда для них будет пахнуть жареной докторской колбасой с яйцами.

Сны

Бог ввергает людей в сон,Пытаясь открыть для них новую реальность.При этом он предлагает на выбор роль зрителя или режиссёра.И делает всё максимально мягко,Чтобы, когда придёт последний час,Такое кино не стало для людей шоком.

Сегодня сны, словно морские волны, накатывали на моё ничем не прикрытое сознание. Они пенились, поднимая со дна детские страхи, обрывки воспоминаний и затонувшие глубоко внутренние чувства. Смешивая их в адский коктейль, грёзы выстраивались в кинематографический ряд, прокручивая плёнку на уже не новом кинопроекторе, с некоторыми сломанными деталями.

Почему-то, просыпаясь через каждые два часа и не давая безвозвратно уплыть подробностям сна, я восстанавливал в памяти кадры недавно увиденного кино, удивляясь темам ночных погружений, выбранным Морфеем. Лица персонажей, участвующих в съёмках, были определены на кастинге, видимо, таким образом, чтобы деликатно встряхнуть весь спектр моих нервных окончаний. Мне виделся и генсек Советского Союза Леонид Ильич Брежнев, которого я спасал от погони, и кавказцы, наезжающие на меня из-за торговой площади. В общем, сегодня мне были предложены из меню сновидений только самые изысканные блюда, дабы потешить вкусовые рецепторы на полную катушку.

Единственный вопрос, возникающий после очередного пробуждения, – зачем, с какой целью меня и вместе со мной миллиарды людей добрый Бог ввергает каждый день в сон? В это фантастическое царство теней и образов, которые человек почти всегда забывает после возращения в реальный мир. Может, чтобы заполнить пустоты времени, пока тело отдыхает? А возможно, Господь истошно кричит прямо перед моим лицом, желая предупредить о надвигающейся опасности или поскорее обрадовать вестью о скором радостном событии. Однако люди, в большинстве своём далёкие от мистического, просто не понимают его языка. Или он так готовит нас к той жизни за гранью, в которую мы стройными рядами по расписанию свыше скоро уйдём, оставив материальное будущим поколениям? Отправимся в мир иной нагишом, как и пришли, взяв с собой только обрывки воспоминаний и приобретённую щепоточку эмоций…

Вопросы, вопросы… Они лишь щекочут внутренности логики, не давая ей расслабиться и наконец сплести свои колечки в золотую однозначную цепь. За один конец которой буду крепко держаться я, а другой зацеплю за хитроумную корягу на морском дне. И, понимая, что эта связь уже навечно, я наберу побольше воздуха и нырну в синеватые неспокойные воды океана. На глубине, погружаясь, как заправский ныряльщик, и опускаясь все глубже и глубже, я буду перебирать руками натянутую цепочку и в конце, на дне, достигну цели своей любознательности.

На той коряге кем-то гвоздём будет нацарапан ответ на мой вопрос. Я прочту его и со спокойным сердцем провалюсь в ещё более глубокий сон. И ничто меня больше не потревожит – ни лай собаки, ни первые петухи, ни даже солнечные лучи, проникающие через задвинутые на окнах шторы. Морфей тем временем, как всегда, скомкает снежок из непонятных картинок и запустит его в распластанное на кровати тело…

Бац! И вдруг красочный снаряд, предназначенный исключительно для меня, пролетит мимо. Такие казусы иногда случаются с божеством, отвечающим за сон. Снежок просвистит выше и вонзится прямо в центр Ловца снов, который висит на стене. Чёрный метровый круг, обтянутый бархатистым материалом, конечно, больше напоминает искусное панно, чем оберег, защищающий от злых духов и притягивающий приятные сновидения.

Но тренды современности и модернизма нисколько не повлияли на его функциональность. Ловец снов по-прежнему, как в далёкие времена у индейцев, строго фильтрует картинки, пытающиеся проникнуть в голову спящего. Свисающие на тонких тесёмочках перья, – то ли утиные, то ли страусиные, медленно колышутся от дуновения ветерка, проникающего в открытую форточку.

«Разгоняй, разгоняй плохое», – думает моя душа, временно отлученная от тела на период сна. «Приманивай, приманивай хорошее», – продолжает она гипнотизировать индейский оберег. Но запущенный Морфеем снежок всё же разбудил голубоглазую волчицу, нарисованную в самом центре ловца снов. Хищница грозно окинула взглядом окружающую её обстановку, одним только своим видом распугав не только ночные кошмары, но и добрые сновидения.

Очередь из ночных грёз, до этого спокойно ожидавшая своего часа, чтобы проникнуть в меня, разбежалась. Они побросали куда попало красивые плакаты, таблички с крылатыми фразами, цветные фотографии, оставив весь этот уже никому не нужный наглядный материал лежать на площади возле входа в спящий мозг. Лишь только моё Сознание осталось стоять одно-одинёшенько в самом центре открытого пространства. Оно ни на секунду не испугалось грозного взгляда волчицы. Улыбнувшись ей, Сознание сразу дало понять клыкастому зверю, кто в доме хозяин.

Взяв душу за руку, оно вошло в меня, чтобы уже осознанно продолжить путешествие в царство Морфея. Теперь именно моё Сознание стало главным режиссёром, и там, во сне, на правах начальника оно выбросило в корзину все остальные сценарии. Усевшись на складной стул с соответствующей надписью, Сознание дало отмашку своим ассистентам.

Стукнула кинохлопушка… Поехали! Сцена первая, дубль первый…

Печатная машинка

Человек ниоткуда не уходит.Везде, где был, он оставляет часть себя.Ибо его сущность не познанаИ природа его неизвестна.

На чердаке старого дома, в самом дальнем углу, в пожелтевшей от времени и сырости коробке лежал потрескавшийся чемодан странной формы. С одной стороны, его крышка, изогнутая буквой «Л», указывала, что в чемодане хранилось что-то очень специальное. Но судя по тому, что он располагался среди заброшенных вещей, содержимое жителя коробки в двадцать первом веке оказалось никому не нужным.

Цвет чемодана невозможно было угадать. То ли он был от рождения чёрным, то ли грязь настолько въелась в кожаные бока, что навсегда изменила его расцветку. Даже потёртая ручка, грустно повисшая на проржавевших петлях, указывала, что она уже несколько десятилетий не ощущала теплоты человеческих ладоней.

Жалость… Жалость – единственное чувство, которое мог вызвать этот дряхлый дед. Чемодан через приоткрытый верх коробки с безнадёгой смотрел в огромную дырищу в крыше, видя там неполную луну. Недоразвитость ночного светила у обитателя картонного гроба вызывала ещё большую тоску о навсегда ушедшем прошлом, одетом в яркий многоцветный карнавальный костюм. Вобрав в свои чемоданьи лёгкие побольше свежего воздуха, проникающего на чердак из множества щелей, он что есть силы выдохнул, сдунув с себя приличный слой пыли.

Постоянный гость дома – Ветер – хотя и вносил некоторое разнообразие в существование таких же, как чемодан, забытых предметов, раскиданных повсюду в доме, но добавить молодую энергию в их жизнь он был не в состоянии. Да и громким словом «жизнь» период доживания этой никому не нужной рухляди назвать не поворачивался язык. В скором времени новые хозяева должны были снести дом, а старьё сжечь или отвезти на свалку.

«Скрип-скрип», – скрипели прогнившие доски. «Бац-бац», – стукала форточка в окне от порывов Ветерка. «Щëлк-щëлк», – вдруг начал раздаваться необычный звук. Живой-преживой звук, не похожий ни на один другой шум в заброшенном жилище. Будто кто-то заново завёл сердце у умирающего дома.

Цепляясь за невидимую нить, поселившееся в доме Привидение медленно поплыло на раздающиеся монотонные щелчки, увеличивая донельзя размеры своего прозрачного уха. Оно поселилось в доме недавно и никому не мешало, не пугало, не причиняло вреда. Потому что и пугать-то в этом пустом жилище было некого. Претензий к своему неправовому заселению оно не принимало, поскольку ни в каком документе не расписывалось.

Привидение пошло на звук чисто из распирающего его любопытства. Лестница – чердак – коробка – чемодан… Именно из последнего раздавались эти непонятные звуки. Сущность не от мира сего решила открыть крышку чемодана… Лунный свет, до этого спокойно расползающийся по всей территории дома, увеличил свою яркость, пытаясь поближе рассмотреть содержимое кожаного хранилища…

О, боги! Там была обычная механическая печатная машинка, которая, заправив самостоятельно чистый лист бумаги в круглый барабан, пришла в действие. Белые буквы на чёрных круглых клавишах прижались друг к другу от страха. С трудом балансируя на длинных металлических ножках, они вдавливались в корпус машинки, словно следуя заданному кем-то правилу. «Щëлк-щëлк», – бросая стройные ряды своих собратьев, железные буковки ныряли в месиво суровой механики и, ударив своим штампиком по бумаге через печатную ленту, возвращались обратно.

На чистом белоснежном поле, состоящем из древесных волокон, они оставляли свои чернильные отпечатки. Отпечатки, которые, отделившись от родителей, сначала вели себя по-скромному. Но буква за буквой они создавали слова, а затем и предложения. Достигнув размера абзацев, из, казалось бы, разрозненной кашицы текста начали выскакивать давно забытые домом эмоции. Стукаясь о грязный пол, они подпрыгивали, словно мячики для пинг-понга, ударяясь друг о друга, закатываясь в тёмные углы. Разрывая десятилетнюю паутину на чердаке, эмоции начали мерцать изнутри, наполняя светом весь дом. Привидение, до этого обладающее аморфной сущностью, поплотнело и материализовалось. Звенящая Тишина постепенно переставала быть единственной хозяйкой в заброшенном жилище. Послышались закатистый детский смех, весёлый лай собаки, голоса взрослых и бренчание гитары.

– Найда, Найда! Перестань лаять на Маиса, – строго произнесла женщина, нёсшая с огорода большое ведёрко со свежесобранной клубникой. Сочные мясистые ягоды насыщенного розового цвета так и просились в рот. Это и произошло. Хозяйка, перед тем как раздать лакомство домочадцам, пересыпала его в тарелки, припорошила сладкими кристалликами белоснежного сахара и обильно залила ароматной сметаной.

Только что забежавший с улицы сиамский кот Маис, с торчащим в небо хвостиком в виде знака Зорро, тоже не был обделён на этом празднике натурального кишкоблудия. Его лоснящаяся гладкая шёрстка оттенка небесно-голубого бриллианта начала от удовольствия игриво переливаться в лучах покровского солнца, заглянувшего на кухню дома.

На деревенской скамейке возле открытого настежь окна расположилось Привидение, очень похожее на хозяина дома. Оно преобразилось в молодого парня, который, прижав к груди гитару, взялся за подбор несложных аккордов к недавно написанной песне. Песне, поднимающейся вверх на чердак дома по железной лестнице, ступенька за ступенькой. Там, найдя старую печатную машинку и потеснив немного буквы и слова, Песня улеглась спать на чистый лист бумаги, зажатый в барабане.

Привидение вздрогнуло, поняв, что оно излишне задержалось в материальном мире, и быстро растворилось, исчезнув в капельках предрассветной росы. С его уходом исчезли и жильцы дома, и многочисленные домашние питомцы, и лучики света, спрятавшиеся за хмурыми облаками.

В скором времени старый дом был разрушен, и на его месте построили большой современный коттедж. И только изредка новым хозяевам слышались по ночам странные звуки, напоминающие щёлканье клавиш печатной машинки. Видимо, она, даже находясь за гранью сущего, ни за что не хотела отпускать время своей молодости и всё печатала и печатала этот рассказ…

Нечто и Ничто

Не стоит сетовать на мир Божий.Господь – творец.И, как любой создатель,Он постоянно стремится к идеальному совершенству своего детища,Время от времени внося в него некоторые правки.

Иной раз на меня накатывает осознание, что мир вокруг теряет закономерность и связанность. Разумность происходящих явлений рушится на глазах, превращаясь в пыль, разлетающуюся в разные стороны при дуновении даже небольшого ветерка. На гладкой поверхности, на которой секунду назад стояли стройные здания из железа и стекла, символизирующие незыблемый порядок вещей, не остаётся ни ломаного гвоздя, ни разбитого стёклышка от былого величия мироздания. Такие понятия, как жизнь и смерть, природа и человек, любовь и ненависть, подвергаются в моих глазах сомнению – в факте своего существования в каком угодно виде вообще. Не остаётся ничего, лишь только чистый лист ватмана с некими нечёткими координатами, как бы предлагающий самостоятельно заполнить площадь и нарисовать предметы по своему желанию.