Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Сочинения - Иван Саввич Никитин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

И.С. Никитин

Сочинения

ПОДВИГ ПОЭТА[1]

Есть поэты, которые захватывают нас в юности сразу, но захватывают ненадолго. Увлечение ими проходит так же быстро, как и пришло. Охладев, мы уже редко вспоминаем о них, а если и вспоминаем, то только с добродушной насмешкой над собой.

Есть поэты иного рода. К ним мы трудно привыкаем, но, привыкнув, не расстаемся с ними никогда, открывая с годами в них все новые и новые глубины, все новые и новые богатства. И лишь самые счастливые из поэтических талантов входят в нашу жизнь навсегда с первого же знакомства. И дело тут, вероятно, не столько в размерах дарования, сколько в его характере, нравственной чистоте, в том обаянии, которое излучает поэт как своим творческим горением, так и всем подвигом своей жизни.

К числу именно таких поэтов я отношу для себя Ивана Саввича Никитина.

В старой деревне, где прошло мое раннее детство, книги были большой редкостью, но стихи Никитина я помню почти с тех же самых пор, как и себя. Его «Соху» читал мне в праздничные досуги отец, и я сразу запоминал полюбившиеся мне строки:

По твоей ли, соха, милости С хлебом гумна пораздвинуты, Сыты злые, сыты добрые, По полям ковры раскинуты? .. ...Уж и кем же ты придумана, К делу навеки приставлена? Кормишь малого и старого, Сиротой сама оставлена...

Наш сосед, печник Михайла Игнатов, поссорившись с сельским старостой и хватив с досады лишнюю чарку горькой, подбадривал себя перед деревенской околицей «Песней бобыля»:

Уж ты плачь ли, не плачь — Слез никто не видит, Оробей, загорюй — Курица обидит.

В школьные годы я плакал, заучивая наизусть «Жену ямщика», а когда прочитал это стихотворение на уроке, наша учительница Ольга Михайловна решила, что мне непременно нужно выступить с ним на литературном вечере. Это было мое первое публичное выступление. Сама Ольга Михайловна открыла вечер тоже стихами Никитина:

Медленно движется время, — Веруй, надейся и жди... Зрей, наше юное племя! Путь твой широк впереди.

Благодаря стараниям сельской интеллигенции, особенно учителей, у нас в округе стихи Никитина знали даже неграмотные мужики, вроде печника Михайлы. Его имя произносилось рядом с именем Некрасова.

Немудрено, что Никитин стал для меня уже в годы детства одним из самых близких, самых родных поэтов. Потом, когда в средней школе я познакомился с новейшей поэзией, пришли новые увлечения, но они не погасили в моей душе любви к Никитину.

С годами, чем больше я вчитывался в его произведения, вдумывался в его жизнь, тем больше проникался уважением к личности этого талантливого и нравственно несгибаемого человека.

Читая и перечитывая биографии широко известных русских писателей девятнадцатого века, ни на одну минуту не перестаешь удивляться воистину подвижническому характеру творцов нашей литературы. Но даже в ряду таких подвижников-страстотерпцев имя Ивана Саввича Никитина занимает совершенно особое место.

Жизнь Никитина являет яркий пример того, как сильный духом человек, осознавший свое право на творчество, воспитывает в себе гражданина и художника, поднимаясь не только над неблагоприятными житейскими обстоятельствами, над предрассудками окружающей среды, но и над самим собой, стараясь возвыситься до уровня стоящих перед ним задач, то есть прежде всего творит самого себя, и творит сознательно, целеустремленно.

В этом отношении биография Никитина весьма поучительна для подрастающих поколений. Она дает богатейший материал не только для исследователей, но и для художников.

Сколько талантливых русских людей надламывалось в сходной обстановке и либо становились такими же накопителями, как их удачливые соседи, либо спивались. И нужно было обладать поистине богатырской нравственной силой, чтобы не только не изменить лучшим идеалам своей юности, но и упорно идти вперед, преодолевая иллюзии и заблуждения, но не поступаясь ничем из благородных моральных принципов.

Если верно, что талант — это прежде всего характер, то Никитин обладал незаурядным талантом, так как в его характере нашли свое выражение лучшие черты русского национального духа — упорство в достижении поставленных целей, неистребимый оптимизм, высокая человечность, душевная чистота и суровая, бескомпромиссная требовательность к себе.

Конечно, у Никитина перед глазами уже был живой, вдохновляющий пример его земляка Кольцова, который, будучи прасолом, сумел создать произведения, заставившие заговорить о нем как о народном поэте всю страну. И тут Никитин, бесспорно, шел по уже проложенной дороге.

Но не следует забывать и о том, что, как ни тяжелы были обстоятельства личной жизни Кольцова, его прасольство все-таки давало ему гораздо больше простора, чем дворничество Никитина.

И нужно удивляться не тому, что Никитин не сразу нашел в поэзии свою дорогу, а тому, как быстро он преодолел чуждые влияния и как много смог сделать за свою короткую творческую жизнь.

Никитин не боится сказать о своих сермяжных героях самую горькую правду, не боится потому, что знает и любит народ, верит в его нравственную силу. И не случайно наивысший расцвет творчества Никитина совпадает с эпохой общественного подъема второй половины пятидесятых годов, связанного с подготовкой так называемой «крестьянской реформы». В эти годы поэт достигает полной творческой зрелости и создает лучшие свои произведения, в том числе и поэмы «Кулак» и «Тарас». В эти же годы появляются и наиболее проникновенные образцы пейзажной лирики Никитина, удивительно целомудренной, музыкальной и живописной.

Нет ничего более несправедливого для одного из самых любимых народом поэтов, чем представление, будто Никитин всю жизнь пел с чужого голоса, вначале подражая бардам «чистого искусства», а потом Некрасову.

Взыскательный, до жесткости требовательный к себе художник, Никитин, упорно боровшийся за овладение высотами мастерства и не раз переделывавший свои ранние стихи, в пору зрелости выработал свою собственную поэтическую форму, свой стих, емкий и гибкий, отличающийся большим ритмическим богатством. Возьмем для примера стихотворение «Гнездо ласточки», где в самом ритме как будто передается ход мельничных колес:

Шумит вода, рукав трясет, На камни рожь дождем течет, Под жерновом муку родит, Идет мука, в глаза пылит. Об мельнике и речи нет. В пыли, в муке, и лыс, и сед...

Стих Никитина живописен и музыкален в одно и то же время. Вот начало одного из его стихотворений, где первые две строки в строфе не рифмуются:

Ах, у радости быстрые крылья, Золотые да яркие перья! Прилетит — вся душа встрепенется, Перед смертью больной улыбнется!

Здесь поистине поет каждое слово.

Большого мастерства достиг Никитин в изображении родной природы, сказал о ней свое, очень свежее слово, которое глубоко волнует нас до сих пор. Его «Утро», начинающееся изумительно яркими по живописи строками:

Звезды меркнут и гаснут. В огне облака. Белый пар по лугам расстилается. По зеркальной воде, по кудрям лозняка От зари алый свет разливается, —

на мой взгляд, стоит в ряду высших достижений русской пейзажной лирики. То же самое можно сказать и о таких стихах, как «В синем небе плывут над полями...», «Первый гром прогремел. Яркий блеск в синеве...» и некоторых других.

И при всем этом — как обаятельна сама личность поэта, как глубоко поучительна его судьба, открывающая огромную нравственную силу русского народного характера.

Н. Рыленков

И. С. НИКИТИН[2]

Для каждого настоящего писателя литературное творчества есть всепоглощающая цель жизни, и она требует от поэта, романиста или драматурга всех сил его ума и сердца. Это общее правило вполне приложимо к Никитину. Для него тоже поэзия была любимым делом, она тоже отвечала непреодолимым потребностям его души и доставляла ему великую радость. И вместе с тем она была для него чем-то неизмеримо большим, чем просто любимый труд. Во всех высказываниях Никитина о себе и о своем литературном призвании звучит один мотив — постоянно и неизменно. В письме к Ф. А. Кони от 6 ноября 1853 года, то есть в самом начале своего творческого пути, Никитин писал: «С раннего детства в душу мою запала глубокая любовь к литературе... В моей грустной действительности единственное для меня утешение — книги и природа...» Посылая на суд Кони свои стихи, Никитин со страстным нетерпением ждал приговора: «Если из приложенных здесь стихотворений Вы увидите во мне жалкого ремесленника в деле искусства, тогда сожгите этот бессмысленный плод моего напрасного труда! Тогда я пойму, что дорога, по которой я желал бы идти, проложена не для меня, что я должен всецело погрузиться в тесную сферу торговой деятельности и навсегда проститься с тем, что я называл моею второю жизнью».[3]

В письме, адресованном В. А. Средину, звучит тот же мотив: «Не знаю, какая непостижимая сила влечет меня к искусству... Какая непонятная власть заставляет меня слагать задумчивую песнь, в то время когда горькая действительность окружает жалкою прозою мое одинокое незавидное существование...» (стр. 210).

Условия жизни Никитина, богатой «разнообразной горечью», по словам самого поэта, были таковы, что литература представлялась ему единственной возможностью осознать себя человеком, вырваться из мертвящего плена затхлой, мещанской «грязной действительности», обрести высокую нравственную цель. При этом важно подчеркнуть: речь шла вовсе не о том, чтобы найти в литературной работе средства к существованию и тем самым освободиться от «тесной сферы торговой деятельности». Совсем нет — с точки зрения материальной поэзия почти ничего не давала Никитину. Поэт имел в виду духовное освобождение. Именно в этом смысле в литературе юн видел «единственное утешение» и «вторую жизнь». Отсюда необыкновенно высокое представление о роли и назначении поэта, отсюда же и та предельная искренность и непосредственность, которая так характерна для поэтического творчества Никитина.

1

Иван Саввич Никитин родился 21 сентября 1824 года в Воронеже, в семье торговца. Детство и ранняя юность поэта прошли в обстановке сравнительного материального достатка. Отец поэта Савва Евтихиевич был видным человеком в городе. Он владел свечным заводом, лавкой и вел довольно крупную торговлю.

В жизни Никитина отец его сыграл роковую роль. Он был человеком суровым и деспотическим. В судьбе Никитина по-своему повторилась печальная участь Кольцова, жизнь которого тоже отравлена была диким самодурством отца. Обоим воронежским поэтам нелегко далось стремление порвать с мещанским миром и приобщиться к культуре.

Нам очень мало известно о ранних годах жизни поэта. В заметке о нем близкий знакомый поэта А. П. Нордштейн писал: «Ни братьев, ни сестер у Никитина не было; он рос один. Эта разобщенность с очень ранних лет приучила его к одиночеству, к размышлению; она же заставила его довольствоваться сначала фантастическим, сказочным миром, а впоследствии обратила к книгам, к чтению».[4]

Учился Никитин сперва в приходском и уездном духовных училищах, а затем в духовной семинарии. В «Дневнике семинариста» Никитин нарисовал достаточно колоритную картину семинарских «нравов. Богословская схоластика, отсутствие в преподавании живой связи с действительностью, с теми напряженными социально-философскимн и эстетическими исканиями, которые были так характерны для России 30—40-х годов, невежество педагогов, жестокая палочная дисциплина — таково было положение вещей в семинарии.

Воспоминания об «отвратительной обстановке детских лет» преследовали Никитина всю жизнь. Однако ни «дикий образ воспитания», ни отупляющая атмосфера, царившая в этих учебных заведениях, не смогли заглушить богатых интеллектуальных задатков Никитина, его пытливого ума и поэтического дара. В борьбе с духом семинарии, в результате самостоятельного знакомства с лучшими творениями русской литературы, в частности с произведениями Белинского, формировалось мировоззрение Никитина.

Признавая, что воронежская семинария в то время, когда там обучался Никитин, не могла похвалиться хорошим составом преподавателей, биограф поэта М. Ф. Де-Пуле, однако, добавляет, что она «еще была полна воспоминаниями о Сребрянском; Кольцов, умерший в 1842 году, был еще живым напоминанием о преждевременно погибшем юноше, возбуждавшем восторг в семинарской молодежи; огненные статьи Белинского, так близкого к Кольцову, читались с жаром и чуть не заучивались наизусть».[5]

Здесь Никитин впервые познакомился со стихами Пушкина. Сильное впечатление произвело на него стихотворение Кольцова «Лес». В это время он и сам начал писать стихи.

Окончить семинарию Никитину не удалось: торговые дела отца все больше н больше приходили в упадок. Савва Евтихиевич стал пить. Вскоре умерла мать поэта. Никитин стал пропускать занятия м в конце концов был уволен по «малоуспешности» и «по причине нехождения в класс». Юноша вынужден был торговать в лавке, а потом и на площади — с лотка. В 1844 году отец поэта продал свечной завод и приобрел постоялый двор. Никитин превратился в содержателя постоялого двора — «дворника». Современники поэта рассказывают, что в это время Никитин и по наружности преобразился в «дворника»: волосы подрезал в кружок, сапоги надел с голенищами до колен, летом носил простую чуйку, а зимою нагольный тулуп.

Но и в этот горестный период своей жизни Никитин не переставал заниматься поэтическим творчеством. Позднее он рассказал, какой ценой давались ему первые шаги на литературном поприще и с какой энергией и настойчивостью он боролся с препятствиями на пути к овладению культурой: «Продавая извозчикам овес и сено, я обдумывал прочитанные мною и поразившие меня строки, обдумывал их в грязной избе, нередко под крик и песни разгулявшихся мужиков. Сердце мое обливалось кровью от грязных сцен, но с помощию доброй воли я не развратил своей души. Найдя свободную минуту, я уходил в какой-нибудь отдаленный уголок моего дома. Там я знакомился с тем, что составляет гордость человечества, там я слагал скромный стих, просившийся у меня из сердца. Все написанное я скрывал, как преступление, от всякого постороннего лица и с рассветом сжигал строки, над которыми я плакал во время бессонной ночи. С летами любовь к поэзии росла в моей груди, но вместе с нею росло и сомнение: есть ли во мне хотя искра дарования?..» (стр. 302).

Насколько сильны были эти сомнения, доказывает тот факт, что только в 1853 году, после ряда лет напряженной работы, почти в тридцатилетием возрасте, поэт решился опубликовать впервые свои стихи за полной подписью. 12 ноября 1853 года Никитин отправил редактору «Воронежских губернских ведомостей» В. А. Средйну письмо с приложением нескольких стихотворений. Автором их горячо заинтересовался Н. И. Второв, один из руководителей газеты, советник воронежского губернского правления, историк, этнограф и статистик, возглавлявший кружок воронежских интеллигентов. В своем письме к Д. Н. Толстому Второв писал: «Приложенные стихотворения были весьма хороши и заслуживали внимания как по мысли и теплоте чувства, так и по обработке стиха, необыкновенно звучного, гладкого и даже изящного... Вечером того же дня мы познакомились с поэтом: это молодой человек лет 27 с физиономией, весьма похожей на Шиллера (не шутя), бледный, худощавый, скромный, застенчивый, робкий».[6]

1853 год оказался поворотным в биографии Никитина. Начался новый этап его жизни. Никому неведомый доселе «дворник», живущий с вечно пьяным отцом и окруженный ямщиками, вышел на широкую дорогу литературной известности. Стихи его обратили на себя внимание. Он сблизился с кружком Второва. Им начали интересоваться «высшие сферы» воронежской администрации.

Благосклонное внимание обратил на Никитина по рекомендации Второва и влиятельный чиновник граф Д. Н. Толстой. Он оказывал покровительство молодому поэту и выразил готовность издать собрание его стихотворений на свой счет.

В 1854 году в июньском номере «Отечественных записок» была напечатана статья А. П. Нордштейна, которая ставила своей целью познакомить читателей с новым талантом, появившимся на Руси, в том же самом городе Воронеже, который был «колыбелью и могилою Кольцова». А в июльском номере «Библиотеки для чтения» была помещена статья «Листки из записной книжки русского», принадлежащая Н. В. Кукольнику, где также говорилось о Никитине.

Любопытным свидетельством того, как была воспринята поэзия Никитина критикой и читателями, может послужить письмо известного в свое время литератора и педагога Иринарха Введенского, адресованное поэту. Заканчивалось письмо пожеланием: «Продолжайте изучать русскую природу в самом ее источнике, продолжайте наблюдать Ваших собратий, исследовать их нравы и обычаи. Это самое благоприятное и возвышенное поприще, на котором гений Ваш никогда не встретит себе соперника. В этой сфере Вы будете великим всегда, и в этой только сфере сделаетесь Вы нашею гордостию, нашею национальною славою, блистательным украшением нашей национальной литературы».[7]

Вряд ли Никитин с его трезвым умом мог всерьез принимать эти панегирические строки. Но внимание, проявленное к нему, действовало на него окрыляюще, и характерно, что 1854 год был одним из самых продуктивных в творческой биографии поэта.

За короткое время он написал много лирических стихотворений и, наряду с этим, усиленно работал над поэмой «Кулак».

В 1856 году вышел первый сборник стихотворений Никитина, изданный графом Д. Н. Толстым. В 1858 году отдельной книгой опубликована была поэма Никитина «Кулак».

Несмотря на то что Никитин к этому времени уже приобрел значительную известность, в жизни его резче, чем когда бы то ни было, обозначаются те же острые контрасты, которые так характерны были и в биографии Кольцова: с одной стороны, напряженные духовные интересы, радостные минуты поэтического вдохновения, усиленный творческий труд, а с другой — изнуряющая и ненавистная работа на постоялом дворе, брань пьяного отца, торгашество и грязь. Чтобы найти выход из этого положения, Никитин задумал в 1858 году бросить «дворничество» и открыть книжную торговлю. Ему страстно хотелось, как он пишет в одном из своих писем, «отдохнуть наконец от пошлых, полупьяных гостей, звона рюмок, полуночных криков и проч, и проч.» (стр. 245).

Книжный магазин и библиотека при нем были открыты Никитиным в феврале 1859 года. Поэт ставил перед собой не только коммерческие цели. Он хотел и в качестве книготорговца «служить обществу», распространяя среди читателей лучшие образцы литературы.

Наделенный от природы большой физической силой, Никитин надорвал свое здоровье в пору работы на постоялом дворе — а начале 50-х годов. Последние десять лет он с перерывами подолгу и серьезно хворал. Проболел он почти весь 1859 год. В начале 1860 года его здоровье несколько улучшилось, и Никитин, по совету Второва, летом этого года посетил Москву и Петербург. В конце 1860 года болезнь снова разыгралась. Несмотря на крайне тяжелое физическое состояние, Никитин принимал, однако, деятельное участие в общественной жизни Воронежа: выступал на литературных вечерах, был устроителем воскресных школ. В 1859 году вышел последний прижизненный сборник стихотворений поэта. Никитин вел большую творческую работу: в 1860 году закончены были поэма «Тарас» и крупное прозаическое произведение мемуарного характера «Дневник семинариста».

В личной жизни поэта большую роль в последние годы сыграла его любовь к Н. А. Матвеевой, с которой он познакомился весной 1860 года. Между ними возникла дружба, а затем и взаимная любовь. Неясно, что помешало Никитину связать свою судьбу с этой женщиной. Так и остался неоконченным этот роман, который был одной из самых светлых страниц в жизни поэта.

1 мая 1861 года Никитин простудился и слег. С перерывами проболел он до осени. Последние месяцы его жизни были ужасны. Все лето отец поэта «пил без удержу и не только не понимал положения Никитина, но безобразничал напропалую. Часто он пугал умирающего сына, врываясь в его комнату в пьяном, безобразном виде, босой и в одном белье».[8]

16 октября 1861 года поэт умер. Похоронен он в Воронеже, рядом с Кольцовым. В 1911 году в Воронеже Никитину был поставлен памятник.

2

Творческая деятельность Никитина обнимает период 50-х и начала 60-х годов. Первые стихотворения его датированы 1849 годом; последние — 1861 годом. Это был период сложный, противоречивый и во многих отношениях знаменательный. Революция 1848 года на Западе и усиление николаевской реакции, разгром революционной организации петрашевцев, Крымская война и ее трагический исход, бурный подъем освободительной борьбы накануне реформы, волна крестьянских восстаний, расцвет деятельности «Современника» Некрасова, Чернышевского и Добролюбова, «освобождение крестьян» — все эти события так или иначе нашли свое отражение в творчестве Никитина.

Эпоха, в которую творил поэт, характеризовалась острой и напряженной борьбой прогрессивных демократических сил за свободу н счастье народа, против реакции, застоя и социального гнета. В это* время в русской поэзии резко обозначились две 'линии развития: направление гражданской поэзии, демократической и революционной по своему существу, наиболее ярким выразителем которога был Некрасов, и школа «чистой» лирики, декларировавшая уход от актуальных проблем социальной действительности в мир «вечной красоты» и «чистого искусства».

В сложном и многообразном литературном движении этого, периода, в борьбе за поэзию большого социального звучания Никитин сыграл заметную роль. Творчество его противостояло «чистой» лирике и знаменовало собой дальнейшее развитие демократической поэзии. Уступая Некрасову и в поэтическом таланте и в цельности и последовательности мировоззрения, Никитин тем не менее входит в число крупных представителей некрасовского направления.

Однако Никитин не сразу нашел себя. Начальный период его деятельности отмечен чертами подражательности. Мотивы Лермонтова и Тютчева, Кольцова и Майкова без труда обнаруживаются в его творчестве. Так, стихотворение «Оставь печальный твой рассказ. ..» является подражанием стихотворению Лермонтова «Не верь себе». Стихотворение «Когда закат прощальными лучами...» воскрешает в памяти известное лермонтовское стихотворение «Когда, волнуется желтеющая нива...».

Но само по себе указание на подражательный характер ранних стихов Никитина еще ничего не разъясняет. В письме к А. А. Краевскому сам поэт отмечал, что влияли на него только те произведения, которые были ему созвучны. В чем же состояло внутреннее содержание творческой деятельности Никитина в этот начальный период?

Ранняя лирика Никитина тем и знаменательна, что сквозь все чужие голоса, которые действительно слышатся в его первых стихах, сквозь все вариации, довольно традиционные для поэзии 40-х и 50-х годов, пробивается собственный голос поэта, заявлен свой взгляд на мир, выражены свой пафос, своя страсть и своя дума. Этим пафосом является идея социальной справедливости, страстная мечта о гармонии, о счастье человека. В сущности мысль о социальной гармонии, о счастье и благе человека станет лейтмотивом всего творчества Никитина.

Уже в самых ранних стихах поэта мысль его устремлена к большим вопросам бытия. Его волнуют трагическое неустройство мира, контрасты, порождаемые нищетой и горем. Природа в философской лирике Никитина — это живое воплощение гармонии и счастья, которой противостоит реальная жизнь с ее драмами и страданиями. Таково первое из известных нам стихотворений поэта «Тихо ночь ложится...». Перед нами не просто пейзаж, картина природы, а некое синтетическое воплощение прекрасного в мире. И полным контрастом красоте, спокойствию, гармонии, царящим в природе выступает человеческая жизнь:

Лишь во мраке ночи Горе и разврат Не смыкают очи, В тишине не спят.

И в другом стихотворении, датированном тем же 1849 годом, — «Тишина ночи» — снова перед нами образ природы, космоса, тихой и благостной ночи. Но под покровом блистающего звездами неба разыгрываются простые и обыденные человеческие драмы. В домике, освещенном огнем, «на столе лежит покойник» — бедняк голодный. В уголке его безутешная дочь:

И никто не знает, Что в немой тоске Сирота рыдает В тесном уголке; Что в нужде до срока, Может быть, она Жертвою порока Умереть должна.

В стихотворении «Зимняя ночь в деревне» опять антитеза: зимнее село освещено весело сияющим месяцем, белый снег сверкает синим огоньком. Но как контрастирует с этой воплощенной красотой бегло набросанная сценка: больная старуха предается горестным размышлениям о судьбе ее малых детей, которых она уже видит сиротами.

Эти мысли о неустройстве жизни, о противоречии между прекрасным, как будто заложенным в самой природе вещей, и реальным горем и страданием, которое видит поэт и с которым он не может мириться, переплетаются в ранней лирике Никитина с религиозными мотивами. Поэт хочет найти успокоение своим тревогам в идее всеобщей предустановленной божественной гармонии бытия.

В одном из стихотворений 1849 года он писал:

Присутствие непостижимой силы Таинственно скрывается во всем...

Это незримое присутствие божественного провидения поэт усматривает во всех явлениях природы и человеческой жизни. Он упорно возвращается к этой мысли:

Когда один, в минуты размышленья С природой я беседую в тиши, — Я верю: есть святое провиденье И кроткий мир для сердца и души. И грусть свою тогда я забываю, С своей нуждой безропотно мирюсь, И небесам невидимо молюсь, И песнь пою, и слезы проливаю...

Но если во всем есть таинственное божественное провидение, стало быть, оно оправдывает и горе, и страданье, и несчастья, и несправедливость, какие выпадают на долю людям. Такой вывод, казалось бы, неизбежно следовал из идеи божественной гармонии бытия.

Но Никитин был живым, отзывчивым человеком. И, отдавая дань религиозной метафизике, он в полном противоречии с ее доктринами создавал стихи, в которых никак не соглашался мириться со злом, с неправдой, с горем:

Весь день душа болела тайно И за себя и за других... От пошлых встреч, от сплетен злых, От жизни грязной и печальной Покой пора бы ей узнать. Да где он? Где его искать?..

Нет, не находил поэт душевного покоя в религиозной метафизике, в спасительных мыслях о божественном предопределении. Как будто споря с самим собой, он восклицал: «Где этот покой, где его искать?» — и ответа не находил.

Никитин вступил в поэзию с чувством протеста против зла мира, с чувством скорби по поводу человеческих страданий и с горячей и страстной жаждой счастья «и для себя и для других».

Стремление к постановке больших вопросов широкого философского плана нельзя не признать существенной особенностью Никитина. Это тем более важно, что в некоторых работах, посвященных поэзии середины века, проскальзывает мысль о том, будто бы поэты школы «чистого искусства» занимались философскими проблемами, а гражданская поэзия была погружена в текущую злобу дня, обслуживала только политические интересы повседневной действительности. Конечно, известная доля истины в этом заключалась. «Мировые проблемы» у некоторых поэтов школы «чистого искусства» выражали стремление отвлечься от насущных тревог, от острейших противоречий современности. Но все же водораздел между двумя направлениями в лирике середины XIX века пролегал не в этой области. Можно было откликаться на самые злободневные темы современности и оставаться ретроградом, можно было стремиться к постановке мировых проблем и выражать свои гражданские демократические воззрения. Так было с Никитиным. Весь вопрос был в том, каков угол зрения поэта. В критике не без основания указывалось, что Никитин одно время находился под влиянием Аполлона Майкова, ревностного адепта поэзии «чистого искусства», в творчестве которого, кстати говоря, нашла широкое отражение проблема утраченной гармонии. Но как он решал ее?

Свое недовольство действительностью Майков выражал в противопоставлении современной жизни античной древности, в которой гидел олицетворение гармонии, воплощение «золотого века» человечества. Разумеется, такое решение отличалось своей абсолютной социально-политической «безобидностью» и никак не отвечало страстному стремлению к общественным преобразованиям, столь характерному для бурной эпохи 60-х годов. Никитин, конечно, был несравненно ближе к живым потребностям времени, чем, скажем, Аполлон Майков. Но и он во многих произведениях ранней поры стремился отвратительную и ненавистную ему мещанскую действительность эстетически преодолеть путем создания особого, прекрасного, идеального мира. Сам Никитин так объяснял особенности своего творчества: «Не вдруг колодник запоет о своих цепях: физическая боль, мрак и сырой воздух тюрьмы остановят до известного времени поэтическое настроение. Воображение бедняка поневоле перенесется за крепкие стены и нарисует картины иного, светлого быта» (стр. 219—220).

Попытка эстетически преодолеть действительность толкала Никитина на проторенные литературные пути, возвращала его к традициям романтизма, делала его поэзию несамостоятельной и эклектичной. Но вместе с тем и этот ранний период творчества был для Никитина некоей школой поэтического мастерства. Он учился у больших поэтов подлинной поэтической культуре.

Никитину близок был протестующий характер лермонтовской поэзии. Но в то время как страстный протест Лермонтова выражал ненависть мятежной личности к реакционному режиму в стране, к тирании и бесправию, Никитин абстрактно противопоставлял мудрую гармонию природы горю, суете и бессмыслице человеческого существования. Отсюда и принцип композиционного построения многих его ранних пейзажных произведений. Его пейзаж в этот период — это не единая и целостная картина природы, как она предстоит чувственному созерцанию, а цепь специально отобранных картин, подчиненных логическому заданию и предназначенных иллюстрировать определенный тезис. Так построено стихотворение «Тихо ночь ложится...». Здесь и ночь, которая ложится на вершины гор, и облака, плывущие бесконечной цепью над глухой степью, и густой лес, покрытый сумраком и в тишине глубокой стоящий над широкой рекой, и светлые заливы, которые в камышах блестят, и голубое небо. И всем этим мирным картинам противостоит картина людского горя и разврата.

Природа — наставница и друг, она единственный источник прекрасного и истинного, только в ней можно обрести душевное спокойствие, только в ней можно найти утешение от грязи и пошлости низменной действительности, — так трактуется эта тема Никитиным.

В связи с этим находились и мысли Никитина о бренности и призрачности человеческой жизни с ее страстями, честолюбием, тщетными усилиями и недостижимой мечтой о счастье. В стихотворении «Похороны» отчетливо звучит этот мотив. К чему жизнь, страдание и борьба, если «отведена царю природы сажень земли между могил».

Но уже и в этот период в поэзии Никитина разрабатывались иные мотивы, предвещавшие будущего яркого выразителя демократической поэзии. В стихотворении «Оставь печальный твой рассказ...» Никитин интимной, камерной лирике противопоставлял гражданскую поэзию, которая избирает своим предметом не «личные страдания», а явления общественной жизни, пороки и социальное зло.

Правда, в первом варианте стихотворения «Певцу», датированном 1853 годом, отстаивая позиции гражданской поэзии, Никитин самую гражданственность поэтического творчества понимал еще весьма противоречиво. Обращаясь к поэту, Никитин говорит о «нетвердой вере», о «бессилии свободы», о «дерзком неверье», которое глумится над «святым алтарем».

Но, как указывалось, и в ранних стихах поэта зрела и развивалась мысль о человеческих страданиях, о противоречиях жизни. В ряду ранних произведений Никитина выделяется прекрасное стихотворение «Мщение», написанное тем песенным, народным стихом, который ввел в поэзию Кольцов. В нем Никитин впервые с гневом и страстью говорит о крепостном праве. Крестьянин поджигает барскую усадьбу и убивает помещика из чувства мести за поруганное человеческое достоинство. В стихотворении «Мщение» некрасовская линия в поэзии Никитина начинает проявляться отчетливо и ярко.

При всем том мотивы, которые звучат в стихотворении «Мщение», прямых аналогий с поэзией Некрасова того времени не имеют. Они получили у Некрасова блестящее художественное претворение позднее. Таким образом, Никитин разработал их самостоятельно. Это доказывает только, что развитие обоих поэтов, при всех различиях, которые их разделяли, шло в известном смысле параллельно, образуя то, что можно назвать некрасовским направлением — вершинным явлением русской демократической поэзии середины века.

3

Внутреннее самоопределение поэта далось ему нелегко. Никитин вошел в социальную и литературную среду, таившую в себе многие опасности для него. Вице-директор департамента полиции Д. Н. Толстой, воронежский губернатор князь Долгоруков и его жена, страстная поклонница религиозных стихов Никитина, настоятельница воронежского монастыря Смарагда, купец Рукавишников — таково было окружение, в которое Никитин попал в 1854 году. Понятно, что оно всячески поддерживало и укрепляло консервативные черты мировоззрения поэта.

Никитина пытались идеологически воспитать в духе официальной «народности». Его толкали на путь казенного благонравия. Д. Н. Толстой проявлял в этом отношении особенное усердие. По его настоянию Никитин написал верноподданнические письма Александру II и членам царствующего дома и поднес им свою книгу, получив в благодарность за это бриллиантовый перстень и золотые часы. Толстой пытался оказывать влияние и на идейную направленность творчества поэта.

Но хотя Никитин зачастую внутренне сопротивлялся деспотическому навязыванию литературных и идейных принципов извне» все же эти попытки воздействия не остались бесследными. Очень сложно обстояло дело с положением Никитина в кружке Н. И. Второва.

Роль этого кружка в творческой биографии поэта, как и в культурной жизни Воронежа, была, несомненно, значительной.[9] Нельзя отрицать, что кружок в немалой степени содействовал приобщению Никитина к большой литературе. Но поэт испытывал в нем самые различные воздействия. В этом кружке были люди прогрессивных убеждений. Судя по материалам, которыми мы располагаем, к ним принадлежали П. А. Придорогин и Н. И. Второв. Рассказывая о вечеринках, которые устраивались на квартире Никитина, Де-Пуле говорит о Придорогине: «Протестантом и радикалом был он страшным (конечно, на словах), когда речь заходила о крепостном праве: чего-чего не говорил он тут! каких не сочинял ужасов! До 1857 года почти ни одна наша беседа не обходилась без его горячих филиппик».[10]

Даже учитывая тенденциозность и ироничность этой характеристики, принадлежащей человеку отнюдь не прогрессивных взглядов, следует считать бесспорным, что Придорогин мог оказывать на Никитина благотворное влияние. Когда Придорогин умер, Никитин писал о нем: «Итак, теперь в Воронеже меньше одним из самых лучших людей. Я хорошо знал моего друга. Знал его горячую любовь к добру, любовь ко всему прекрасному и высокому, его ненависть ко всякой пошлости и произволу...» (стр. 270).



Поделиться книгой:

На главную
Назад