Птенчик

– Кто тебя так?

– Никто. Я упал.

– Упал,– процедил Оскар и убрал руку.– И как часто ты падаешь?

– Нечасто. Не рассчитал скорость и свалился с велосипеда.

Игорь поставил перед Оскаром бумажный стаканчик, а перед Риккардо тарелку с куриным сэндвичем.

– Какие планы на вечер, Рикки? Не хочешь оттянуться в весёлой компании меня, Лося и Маэстро?

Риккардо набросился на еду. В прошлый раз, когда Оскар предложил оттянуться в весёлой компании, они сидели в гараже Лося, где пили пиво (благо, Риккардо не заставляли пить со всеми) и обсуждали голых женщин из журналов.

– Нет, спасибо.

– Мы собираемся на ферму к дядюшке Сэму.

Когда пиво заканчивалось, а голые женщины надоедали, компания садилась в машину Лося и под громкую музыку и тупые шуточки отправлялась разворовывать ферму дядюшки Сэма, находившуюся в пятнадцати минутах езды от Деренвиля. Риккардо был на ней всего раз: в тот вечер пьяные Маэстро и Лось утащили свинью, а разъярённый дядюшка Сэм чуть не отстрелил Риккардо зад.

– Нет. Прости, Оскар, нам много задали на завтра.

– Как скажешь.

Оскар вытащил из кармана маленькую стеклянную бутылку с пахучей коричневой жидкостью, снял с кофейного стакана крышку, плеснул коричневую жидкость в кофе и, улыбаясь Риккардо, спрятал полупустую бутылку обратно в карман джинсовой куртки.

– Наконец-то,– выдал Лось.– Ты так долго там торчал, что мы решили, что ты выссал остатки мозгов, поэтому не можешь найти дверь.

Маэстро, ухмыляясь, пытался застегнуть заевшую молнию на штанах.

Оскар наклонился к Риккардо и прошептал:

– В этом мире есть только один человек, за которого я готов убить. Это моя сестра. Твоя задача – не обижать Карлу, а моя – защищать вас обоих,– он сполз со стула, расплёскивая по стойке кофе.– В следующий раз, когда надумаешь падать, зови меня. Я помогу тебе устоять на ногах,– Оскар подмигнул Риккардо, и они с Лосём и Маэстро лениво потянулись к выходу.– Оп, дамы вперёд! – услышал Риккардо до того, как тяжёлая дверь закусочной хлопнула.

– Риккардо!

– О, чёрт, – Риккардо отодвинул тарелку с недоеденным сэндвичем и развернулся на стуле.

– Риккардо,– запыхавшаяся Далия пронеслась мимо столов к стойке.

– Чего тебе?

– Почему ты не предупредил меня, что задержишься?

– А как я должен был тебя предупредить?– Риккардо вытащил из сэндвича лист салата и запихнул в рот.

Далия завела руки за спину.

– Ты мог бы прийти ко мне, сказать, что голоден, и мы пообедали бы вместе.

– Нет.

– Я несу за тебя ответственность, Риккардо!

Школьники, сидевшие в «Крабовом утёсе», повернулись на Далию.

– Говори, пожалуйста, тише,– попросил Риккардо.

– Я полгорода оббегала в поисках тебя! Хорошо, что мальчики на стоянке подсказали, где тебя искать!

Риккардо покраснел.

– Какие мальчики?

– Обычные мальчики,– Далия пожала плечами,– которые сидят на велосипедной стоянке закусочной.

– Что ты им сказала?– Риккардо встал со стула.

– Что ищу Риккардо.

– Так и сказала?– допытывался Риккардо, впившись в Далию взглядом.– Только то, что ищешь Риккардо?

– Да. Я спросила, не знают ли они, где я могу найти Риккардо Бенитоса, за которым я приглядываю.

– Что делаешь?

Далия опешила.

– Приглядываю,– сказала она тихим голосом, и Риккардо под хихиканье кого-то из посетителей рванул на улицу, где его с нетерпением ждал Чак.

– Что, итальяшка?– крикнул он ему в спину.– Нашла тебя твоя нянька? Она за тобой присматривает, потому что ты тоже псих?

Риккардо, которому до «угла вонючек» оставалось несколько шагов, развернулся.

– Я убью тебя. Я убью тебя, Чак!

Он кинулся на Чака так быстро, что «живой щит» из пятиклассников не успел собраться, а теперь, когда Риккардо и Чак, вцепившись друг в друга, катались по земле, они не понимали, что им делать, поэтому с визгами ввалились в «Крабовый утёс», откуда выбежали уже с Далией, хозяином закусочной и любопытными школьниками.

– Так, парни, успокоились,– под шушуканье малышни бородатый мужчина оттащил Риккардо от Чака,– дракой ничего не решить.

– Он первый начал!– заорал Чак, тыча пальцем в Риккардо.– Он набросился на меня первым, мистер Мишелс!

Вытерев рукой кровь с разбитой нижней губы, Риккардо сказал Чаку:

– Я с тобой ещё не закончил, урод.

– Мистер Бенитос!– возмутился мужчина, и Чак демонстративно завыл.– Ваше поведение недопустимо! Порядочные юноши не ругаются и не дерутся!

– Плевать,– выпалил Риккардо, стукнув кулаком по стене «Крабового утёса», и поплёлся за велосипедом.

– Пойдём, приятель,– мистер Мишелс поднял Чака,– я угощу тебя молочным коктейлем за счёт заведения.

– Спасибо, мистер Мишелс,– проблеял Чак, прихрамывая то на правую, то на левую ногу.

– Риккардо,– Далия заглянула за угол, когда все разошлись.

– Оставь меня в покое,– процедил Риккардо, дёргая велосипедный замок.

– Почему ты напал на этого мальчика?

– ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!

Далия прижалась спиной к стене.

– Меня ты тоже ударишь?

Риккардо спрятал замок в карман.

–Куда ты опять собрался?

Он выкатил велосипед.

– Риккардо!

Перекинул ногу через седло.

– Домой. Не видишь, за мной мама пришла?

Далия посмотрела направо, а Риккардо повернул налево.

– Риккардо!

Он бездумно крутил педали, не представляя, куда и зачем едет, и наматывал круги по Деренвилю, пока не притормозил в конце Олм стрит. Дальше дорога вела в «трясину».

«Трясиной» местные жители называли неблагополучную часть города, отделённую от основной узкой дорогой (мёртвой дорогой), пролегающей между заброшенными домами с одной стороны и густым лесом, отгороженного кованым забором, с другой. Шесть безымянных улиц, гниющее водохранилище, небольшой мотель и бар при мотеле, – «трясина» манила молодых, где им наливали, не спрашивая документы, и старых, вырвавшихся из плена воя телевизоров и сморщенных жён.

В пятидесятых годах мэр неоднократно пытался избавиться от «трясины». Он намеревался слепить из Деренвиля – маленького, провинциального городка – культурный центр Флориды, сделать город открытым для туристов, и «трясина», чей вид вынуждал блевать среднестатистического американца, мешала ему, поскольку была своеобразным въездом в город, если на сорок первом шоссе свернуть раньше, чем предлагает дорожная карта.

В мае 1952 года два старшеклассника подожгли лес на следующий день после того, как по указу мэра в «трясине» закрыли бар и мотель, в которых они собирались развлечься в ночь выпускного, но администрация города запретила пожарным приближаться к месту возгорания. Через пятьдесят пять лет, когда Деренвиль погрязнет в трупах, один из тех пожарных, доживавший свой век в доме престарелых, расскажет агенту ФБР и школьному психологу, каким необычным выдалось то утро. «Вызов поступил в 5.20 утра. В 5.24 мы уже были на «мёртвой дороге», когда этот лощёный слюнтяй из администрации, секретарь мэра, бросился под колёса, размахивая своими кривыми руками. Он сказал, что мэр не хочет, чтобы мы тушили лес, мол, бог благоволит нашему городу, и «трясина» исчезнет сама, без участия извне. Их в администрации не волновало, что забор отскочит как пивная крышка и пламя перекинется на дома. Что такое дюжина трупов бедняг, заимевших землю не в центре, а в «трясине», против сотен тысяч долларов, которые можно будет высосать с болванов, именуемых туристами? Они, эта говённая администрация, наверняка бы поставили засранцам, устроившим пожар, памятник, если бы «трясина» сгорела, но она не сгорела. Огонь, пожиравший лес, должен был вырваться, чтобы сожрать дома в «трясине», но он по какой-то неведомой причине попёр в центр, словно хотел сожрать не «трясину», а город, центр города, понимаете? Нельзя уничтожить то, что изрыгнул дьявол, потому что это «что-то» умеет защищаться, и в мае 1952 года оно защищалось. Слюнтяй орал как поросёнок на бойне, умолял нас остановить огонь до того, как он выйдет за пределы «трясины». Часы моего напарника показывали 5.37 утра, когда мы закончили тушить пожар, и 5.38, когда у слюнтяя оторвался тромб, и он скончался на месте».

В августе 1954 года мэр велел засыпать водохранилище, от которого несло так, будто в него сливалось дерьмо со всего мира. Камни, песок, бытовой мусор, ненужные вещи, – туда кидали всё, что не жалко; старьё, что прежде пылилось на чердаках, летело в воду и превращалось в деньги – администрация платила полдоллара за мешок отходов и целый доллар, если тащили что-то покрупнее, вроде старого пылесоса или железного хлама из гаража. На два дня водохранилище стало помойкой, а на третий выплюнуло жителям всё, что они ему принесли. Отец Криса Беннета как раз выходил из бара, когда водохранилище заурчало, пуская огромные вонючие пузыри, и взорвалось, подобно унитазу, напичканному петардами. В ужасе мужчина забежал обратно, сообщил бармену и двум посетителям о конце света, закрыл дверь и не отпускал ручку, пока урчание не стихло, и запах тухлой воды не пробрался в окна. Позже они узнают, что звон бьющегося стекла, который они слышали, был от бутылок, выкинутых водохранилищем на крышу бара, и что им повезло: «трясина» сохранила им жизнь. В тот день погибло семь человек: пятерым ученикам начальной школы камни и садовые гномы пробили виски, горло библиотекаря продырявили две ножки от табуретки, а на голову механика приземлился «лассаль» без колёс и мотора, который днём ранее он под аплодисменты закатил в водохранилище.

Последующие попытки освободить Деренвиль от «трясины» обошлись без жертв, но тоже закончились неудачей.

В 1959 году мэр умер от инфаркта – обычное дело для человека со слабым сердцем, но суеверные жители верили, что его поглотила «трясина», которой он объявил войну, объявил войну и проиграл. Новый мэр не питал иллюзий насчёт города, и «трясину» оставили в покое.

Риккардо прищурился: даже днём «мёртвая дорога» казалась страшной и опасной, и он не понимал, как Оскар и другие «старшие ребята» ходят по ней по ночам и не боятся, что из-за кованого забора на них выскочат «трясиновцы», прирежут их и спрячут трупы в тёмном лесу.

Риккардо оглянулся: за ним Олм стрит, Деренвиль, Далия, родители или Карла, впереди – неизвестная часть города, в которой он ни разу не был.

<Плевать>

Он покатил вперёд, содрогаясь от шороха леса, ускорился, когда Олм стрит осталась далеко позади, и едва успел остановиться, когда «мёртвая дорога» кончилась. Риккардо думал, что «мёртвая дорога» – это всё, что тянется от «трясины» до Олм стрит, и удивился, осознав, что у неё есть конец, после которого начинаются дороги самой «трясины» – наваленные невпопад бетонные пласты с торчащими петлями.

Риккардо слез с велосипеда и потащился вниз, чувствуя, как футболка на спине становится мокрее с каждым шагом не от жары, но от страха; он боялся этой тишины, этой неизвестности, но продолжал идти из принципа и назло самому себе и помчался, уверенный, что у него откажет сердце, и гонимый жуткими фантазиями об ужасной смерти, обязательно с пытками и зловещим смехом, как в фильмах, которые показывали поздно вечером, когда в одном из домов открылась дверь, и хозяин, так и не выглянувший наружу, между приступами надрывного кашля закричал что-то о боге, грехе и возмездии, закричал, что все отправятся в ад, где будут целовать дьявола под хвост.

Спуск привёл Риккардо к бару, мотелю и дороге, ведущей на проезжую часть, и Риккардо, посмотрев по сторонам, спустился ещё ниже. Он спрыгнул с плиты к водохранилищу, спрятал велосипед в кустах рядом с водой и сел на землю, прильнув спиной к странной трубе, чьё предназначение вызывало много вопросов, как у городских, так и у «трясиновцев».

Риккардо нащупывал мелкие камушки и швырял их в воду, которая, воняя и булькая, с радостью пожирала их, и говорил себе про каждый камень, что этот последний, что сейчас он бросит его в воду и вернётся домой, и сидел, пока вместо камней не начал загребать песок.

– Я знала, что найду тебя здесь.

Он дёрнулся.

– Что ты тут делаешь?

Карла, кряхтя, встала на край плиты. Её толстые ноги раздулись и носки скатились на щиколотки, а модная кофточка пропахла потом и дорогими духами матери.

– Я искала тебя.

От Риккардо её отделял один незначительный прыжок, с которым справился бы даже ребёнок, но Карла стояла на месте.

Нехотя Риккардо подал ей руку, и Карла, зажмурившись, словно под плитой не земля, а бездна, ухватилась за его пальцы и спрыгнула.

Водохранилище булькнуло.

– Я видела, как ты свернул на «мёртвую дорогу»,– пропыхтела она и плюхнулась рядом с Риккардо,– хотела поехать за тобой, но у моего велосипеда сдулось колесо. Мне пришлось закатить его домой.

– Ты пришла сюда пешком?

– Да.

Риккардо захватил горсть песка и бросил его в воду.

– Ты зря потратила время, Карла. Я как раз собирался уходить,– он наклонился вперёд.

– Но, Рикки…

– Тихо, Карла,—шикнул Риккардо, прислушиваясь.

– Рикки…

Риккардо зажал Карле рот рукой, в которой только что держал песок.

– Ты слышишь?– она мотнула головой.– Кто-то идёт. Лезь в трубу,– Риккардо подтолкнул Карлу.

– Но, Рикки!– раздражилась она, отплёвываясь от песчинок.

– Карла, лезь в трубу.