Помоги проекту - поделись книгой:
– Когда тебе сделают столько операций, сколько сделали мне, ты пропустишь те, без которых можно обойтись. И почему мне кажется, что тебе трудно произнести то, ради чего ты ко мне пришел?
– Не хочешь сходить поплавать?
– Бассейн закрыт. Еженедельная фильтрация, или что-то в этом роде.
– Знаю. Нет лучшего времени, чтобы поплавать.
Она нахмурилась.
– Но мне сказали, что во время фильтрации никого не впускают.
– Да. Это незаконно. Как и все, что доставляет удовольствие, верно?
Каждые сутки Пузырь закрывали на час для ускоренной фильтрации. Когда-то он был открыт весь день, а фильтрация работала постоянно. Но потом некий клиент ухитрился обойти три системы безопасности, после чего был аэрирован, взболтан, облучен, центрифугирован и под конец пропущен под давлением через несколько очень мелких сеток. Большая часть того, что от него осталось, все еще присутствовала в воде в той или иной форме, а легенда о нем родила первого на станции призрака.
Но задолго до того, как Фильтрованный Фантом начал бродить по коридорам, систему изменили. Фильтры никогда не отключали полностью, но пока люди находились в бассейне, фильтры работали на малой скорости. Один раз в день их включали на полную мощность.
Но все же этого было недостаточно. Поэтому каждые десять дней БШЭ закрывала бассейн на более длительное время и подвергала воду интенсивной обработке.
– Не могу поверить, что никто за этим не наблюдает, – прошептала Меган.
– Это ошибка. Безопасность обеспечивается компьютером. Здесь установлено двадцать камер, но кое-кто забыл сказать компьютеру, что надо завопить, если он увидит, как кто-то входит во время фильтрации. Мне об этом сообщил сам компьютер, и он считает, что это очень забавный ляп.
Орды купающихся ушли два часа назад, а бригада чистильщиков – за полчаса до Купера и Меган. Гэллоуэй, наверное, полагала, что после двух визитов знает Пузырь очень хорошо. Сейчас она обнаруживала, как это давно понял Купер, что не знает ничего. Разница между курортным пляжем в выходные во время отпуска и в какой-нибудь день в середине зимы была ничем по сравнению с тем, что она увидела сейчас.
Это был идеально неподвижный и абсолютно прозрачный хрустальный шар размером с планету.
– О, Купер.
Он ощутил, как она сжала его руку.
– Посмотри. Там внизу. Нет, левее.
Она взглянула туда, куда указывал его палец, и увидела стайку золотых рыбок далеко под поверхностью. Они плыли наподобие ленивых субмарин, большие и толстые, как арбузы, и ручные, как белки в парке.
– Можно его потрогать, папочка? – прошептала она, едва не хихикнув. Купер сделал вид, что раздумывает, потом кивнул. – Знаешь, а мне почти не хочется этого делать. Это как огромное поле, засыпанное свежевыпавшим снегом, на котором еще никто не оставил следов.
– Да, знаю. – Он вздохнул. – Но это можем сделать и мы. Поторопись, пока тебя кто-нибудь не опередил.
Купер улыбнулся ей и медленно оттолкнулся с невесомого насеста на террасе солярия, проходящей по ободу бокала для шампанского.
Она оттолкнулась сильнее и обогнала его на полпути, как он и предполагал. Волны от ее вхождения в воду разошлись идеальными кругами, а потом и он вошел в воду сразу после нее.
Это был совершенно другой мир.
Когда много лет назад был предложен проект Пузыря, он был задуман как сплошной водяной шар, для поддержания которого не использовалось бы ничего, кроме невесомости и поверхностного натяжения. И то, и другое были бесплатны, что было существенным аргументом в их пользу.
Но в конечном итоге строители проголосовали за поля ПРД. Причиной было то, что, хотя любой объем воды приобретал в невесомости сферическую форму, поверхностное натяжение не имело достаточной силы, чтобы поддерживать эту форму, если ее потревожить. Такая структура работала бы прекрасно, но при условии, что в нее не проникали пловцы, нарушая хрупкий баланс.
ПРД обеспечивали необходимую и незаметную силу, сохраняющую весь замысел. Настроенные притягивать или отталкивать воду, они также действовали как сила, выталкивающая посторонние предметы или к внутренней, или к внешней поверхности. По сути, они заставляли все, что
Когда Купер и Гэллоуэй вошли в воду, пузырьки, оставленные счастливыми купальщиками, уже давно слились с одним из больших объемов воздуха. Пузырь превратился в волшебную линзу, в объем воды с бесконечной кривизной. Он был почти прозрачным, с легким аквамариновым оттенком. То, как он преломлял свет, околдовывало настолько, что человек мог вообразить, будто видит все вокруг себя.
Он искажал сам внешний мир. Станция спасателей, кабинки для переодевания, бар и кресла солярия в центре были скручены почти до неузнаваемости, словно исчезали за горизонтом событий черной дыры. Обод бокала, темно-фиолетовый купол силового поля над ним и круг кресел в солярии, где клиенты могли подрумяниваться под настоящим солнечным светом, изгибались и расплывались наподобие сюрреалистичного ландшафта. И все внутри и снаружи Пузыря перетекало из одной конфигурации в другую, когда человек менял позицию в воде. Ничто не оставалось постоянным.
У этого правила имелось единственное исключение. В воде предметы не искажались. Тело Гэллоуэй существовало в другой плоскости, перемещалось на зыбком и искривленном фоне почти как дисгармонирующее вторжение реальности: розовая плоть и золотой металл, вьющиеся желтые волосы, движущиеся руки и ноги. Воздушные пузырьки, выходящие из ее дыхательного мундштука, каскадом струились вниз перед ее телом. Они поглаживали ее тысячами переливающихся капелек ртути, пока ноги не взбивали их в пену. Меган плыла наподобие элегантного и обтекаемого летательного аппарата, оставляющего за собой инверсионный след.
Обычно Купер не надевал мундштук и шейный баллон, когда плавал один, но сейчас он их надел – в основном, чтобы Гэллоуэй не потребовала снять свои. Купер считал, что единственный достойный вариант – плавать полностью обнаженным. По его мнению, дыхательные аппараты требовались только ракообразным и планктону, которые не понимали физических законов Пузыря и никогда не удосуживались потратить какое-то время на их изучение. Можно было безнадежно потеряться, утратить ориентацию и возможность понять, где кратчайшее расстояние до воздуха. Хотя тела со временем всплывут на поверхность, по пути можно легко утонуть. У Пузыря не имелось ни отмелей, ни глубины. Поэтому мундштуки были обязательны для всех пловцов. Они состояли из двух полукруглых баллонов, надевающихся на шею, шланга, закрепляемого на ухе датчика и самого мундштука. В баллонах был запас кислорода на пятнадцать минут, подаваемого или по мере необходимости, или когда датчик по изменению цвета крови посылал сигнал, что организму необходим кислород. Устройство автоматически уведомляло и пользователя, и станцию спасателей, когда баллоны оказывались почти пустыми.
Среди спасателей было делом чести вернуть баллоны такими же полными, какими они были выданы.
В Пузыре можно было проделывать такие трюки, которые были просто невозможны на плоской воде. Купер показал ей некоторые из них, и вскоре она начала делать их сама. Они вместе вырывались из воды, описывали в воздухе длинные ленивые параболы, оставляя за собой кометные хвосты воды. Поля ПРД воздействовали на воду в их телах постоянно, но сила эта была настолько вялая, что позволяла им оставаться в воздухе несколько минут, пока не уступала неотвратимому импульсу, направленному к центру. Они украшали воду пенными следами, забрызгивали воздух мельчайшими капельками тумана. Проносились сквозь воду, пересекая Пузырь по радиусу и набирая скорость, пока не выскакивали на внутренней поверхности, пронзали внутреннюю полость, опять входили в воду, проплывали дальше и выныривали к солнечному свету. Если они набирали достаточную скорость, то инерция возносила их к темному солнцезащитному полю, достаточно твердому, чтобы на нем стоять.
Желание попросить Меган прийти с ним сюда породило у него нехорошие предчувствия. Более того, он удивился, услышав себя, когда попросил об этом. Несколько часов он не мог решиться, подходил к ее двери и уходил, не постучав. Оказавшись в ее номере, он словно впал в ступор, не в силах с ней заговорить, особенно из-за того, что сам не знал, что хотел ей сказать. Поэтому он привел ее сюда, где говорить было не обязательно. И самым большим сюрпризом оказалось то, что он был счастлив. Было так здорово разделить с кем-то такое удовольствие. Он гадал, почему не поступал так раньше. Удивился, почему не приводил сюда Анну-Луизу, вспомнив ее откровенное и реальное мнение о Пузыре, а потом отбросил мысли о ней.
Это была изнурительная игра. Он был в очень хорошей форме, но начал уставать. Интересно, Гэллоуэй когда-нибудь устает? Если и так, то ее, кажется, подпитывала энергией головокружительная радость от пребывания здесь. Она высказала ее суть во время короткого отдыха на внешнем ободе.
– Купер, ты гений. Мы только что угнали плавательный бассейн!
Большие часы на станции спасателей подсказали Куперу, что пора закругляться, и не столько из-за того, что он нуждался в отдыхе, а потому, что оставалось нечто такое, что он хотел ей показать. Такое, чего она не ожидала. Поэтому он подплыл к ней, взял ее за руку, показал на обод бокала и увидел, как она кивнула. Меган набрала скорость, и он последовал за ней.
На ободе они оказались как раз вовремя. Купер показал на солнце, заслонив глаза, как раз в тот момент, когда свет начал меняться. Он прищурился… началось! Земля выглядела черным диском, медленно поглощающим солнце.
Планета отъедала его все больше и больше. Атмосфера породила ни с чем не сравнимое световое шоу. Янтарные руки обхватили черную дыру в небе, быстро меняя цвет через весь спектр: чистые и сияющие цвета на фоне глубочайшей черноты, какую только можно представить. Солнце ужалось до яркой точки, резко вспыхнуло и исчезло. Остались только краешек короны, гало земной атмосферы и звезды.
Миллионы звезд. Если туристы на что и жаловались в Пузыре, то обычно на это. Звезд не было. Причина была простой: космос наполнен радиацией. Ее достаточно, чтобы поджарить незащищенного человека. Любая защита, способная отрезать радиацию, погасит и слабый свет звезд. Но теперь, во время солнечного затмения, датчики в поле сделали его прозрачным, как стекло. Поле все еще было непрозрачным для многих длин волн, но для человеческого глаза это не имело значения. Оно просто исчезло, а они зависли обнаженными в космосе.
Купер не мог представить лучшего места или времени для секса, и именно этим они и занялись.
– Кайфанул от этого еще немного? – спросила она.
– Угу.
Он все еще пытался отдышаться. Меган положила голову ему на грудь и удовлетворенно вздохнула.
– Я все еще слышу, как бешено колотится твое сердце.
– Мое сердце редко получало такую нагрузку.
– И некие четверть метра, судя по всему, тоже.
Он рассмеялся.
– Значит, догадалась. Это преувеличение.
– Но пятая часть метра будет преуменьшением. Что скажешь?
– Пожалуй, что так.
– А что в промежутке? Девять сороковых? Кому, черт побери, нужно прозвище вроде «Купер девять сороковых метра»? Это примерно соответствует истине?
– Достаточно близко для рок-н-ролла.
Она немного подумала над его словами, потом поцеловала его.
– Готова поспорить, что ты знаешь
Она опять рассмеялась и пошевелилась в его объятиях. Он открыл глаза и встретился с ней взглядом.
– На этот раз я буду рок, а ты ролл, – предложила она.
– Наверное, старею, – признался он наконец.
– Ты был бы очень старым, если бы не старел.
Ему пришлось улыбнуться, и она поцеловала его снова.
– Я лишь сожалею, что мы не остались посмотреть, как выходит солнце, – сказал он.
– Ну, а я сожалею немного больше, чем об
– Пожалуй, да, – пожал он плечами.
– И в чем твой секрет?
– Наверное, в том, что я просто реалист. Никогда не заявлял, что я супермен. И я провел очень бурную ночь.
Он закрыл глаза, не желая это вспоминать. Но, если честно, что-то не давало ему покоя, и что-то еще предупреждало – не спрашивай об этом. Но он все же спросил.
– У меня не только была очень насыщенная ночь, – сказал он, – но, как мне кажется, я ощутил некое… короче, ты была далеко не полностью увлечена. Во второй раз. Думаю, это меня слегка отвлекло.
– А сейчас?
Он посмотрел на ее лицо, но она выглядела не сердитой, а лишь довольной.
– Я был прав?
– Конечно.
– И что было не так?
– Да так, мелочь. Я всего лишь абсолютно ничего не ощущала от кончиков пальцев ног до… примерно досюда.
Она подняла руку над грудью, чуть ниже плеч.
Он был настолько потрясен, что до него не сразу дошло. Когда он начал осознавать то, что она сказала, то ощутил ужас, по сравнению с которым импотенция показалась бы мелкой неприятностью.
– Ты же не можешь утверждать… все, что я делал… ты притворялась? Все только изображала, все время? Ты испытывала…
– В ту первую ночь – да. Так и было. Полностью. Не очень хорошо, полагаю, судя по твоей реакции.
– …но только что…
– Только что было иначе. Даже не знаю, смогу ли объяснить.
– Пожалуйста, попробуй. – Было очень важно, чтобы она попробовала, потому что его охватило такое отчаяние, какого он не мог и вообразить. – Ты можешь… все происходит через движения? Так? И ты реально не можешь заниматься сексом?
– У меня полноценная и удовлетворительная сексуальная жизнь, – заверила она. – Она отличается от твоей, и не такая, как у других женщин. Есть много адаптаций, и мои любовники должны освоить много новых техник.
– А ты будешь…
Купера прервал высокий чирикающий писк из воды. Он обернулся и увидел, что дельфину Чарли разрешили вернуться в бассейн, и теперь тот сигналит, что их уединение окончилось. Чарли знал о Купере, был посвящен в его шалости, и всегда предупреждал, когда люди возвращались в бассейн.
– Нам надо уходить. Мы можем вернуться в твой номер, и… и ты научишь меня?
– Не знаю, хороша ли эта идея, дружище. Слушай, я получила удовольствие, мне понравилось. Почему бы нам не оставить все, как есть?
– Потому что мне очень стыдно. Такое никогда не приходило мне в голову.
Она всмотрелась в него. С ее лица исчезли все следы веселости. Потом кивнула. А Куперу захотелось, чтобы эта идея пришлась ей больше по душе.
Но когда они пришли в ее номер, она передумала. Она не казалась сердитой. Она даже не говорила на эту тему. Она лишь отстраняла его всякий раз, когда он пытался что-то начать – не со злобой, но твердо, пока он в конечном итоге не прекратил эти попытки. Затем спросила, не хочет ли он уйти. Он отказался, и ему показалось, что ее улыбка после этого стала чуть теплее.
Тогда они развели огонь в камине, использовав поленья из настоящей древесины, привезенные с Земли. («Этот камин наверняка самый энергетически расточительный обогреватель из всех, что создали люди», – сказала она.) Улеглись на огромные подушки, разбросанные по ковру, и стали говорить. Они разговаривали до поздней ночи, и на этот раз Купер без труда запоминал все, о чем она говорила. Тем не менее ему было бы трудно перевести разговор на кого-то другого. Они говорили о пустяках и разочарованиях, иногда в одном и том же предложении, и было трудно понять, что все это значит.
Они сделали попкорн, пили горячий ром из ее автобара, пока не начали чувствовать себя глупо, несколько раз целовались и наконец-то уснули – целомудренные, как восьмилетние детишки на пижамной вечеринке.
Всю неделю они разделялись, только когда Купер уходил на работу. Он недосыпал, а секса у него не было совсем. Это был его самый длительный период воздержания со времен половой зрелости, и он был удивлен тем, как мало его заботила такая недостача. Был и еще один сюрприз. Внезапно он стал ловить себя на том, что поглядывает на часы во время работы. Смена никак не заканчивалась достаточно быстро.
Меган занялась его образованием, он это понимал, и не возражал. В том, чем они занимались вместе, не было ничего сухого или скучного, она также не требовала, чтобы он разделял ее интересы. В этом процессе он за неделю расширил свои вкусы больше, чем за предыдущие десять лет.
Наружный, прогулочный уровень станции изобиловал ресторанчиками, каждый с какой-нибудь этнической кухней. Она показала ему, что есть и другая еда, кроме гамбургеров, стейков, картофельных чипсов, тако и жареных цыплят. Меган не ела
– Посмотри вокруг, – сказала она как-то вечером в русском ресторане, который, как она заверила, был лучше любого в Москве. – Эти люди владеют компаниями, производящими еду, которую ты ел всю жизнь. Они платят химикам, чтобы те составили «бурду месяца», нанимают рекламные агентства, чтобы те создали на нее спрос, и кладут в банк денежки, которые за нее платят пролы. Они делают с ней что угодно, но только
– А что, с этой едой действительно что-то не так?
Поделиться книгой: