Слава Богу, не ЧНП! Стопор-ядра. Но лучше бы дерьмом забросали, пронеслось у меня в голове.
– Накаркал, сержант, тваюмать! – выругал Брумеля Балаян.
– Джимми, ну убери ты «горшок»! Рядовой Коба, заводи турель, ядра уничтожить!
Просил я пилота и приказывал стрелку, совсем позабыв, что если даже первый и справиться со щитом, второй «утёсом» цели не поразит – пулемётом, да ещё и с мушкой, стопор-ядра не взять.
В бессилии наблюдал я за тем, как «дробь», лавиной изрыгнутая ядрами, просыпалась голубыми горошинками по зелёным всходам, подрезая топинамбур и мак на корню. Граница уничтоженных всходов быстро смещалась, подбиралась к толпе с председателем всё ближе и ближе.
Наконец, когда последний из пехотинцев первого взвода оказался по ту сторону щита, купол пропал совсем, но, когда машину и бегущих к ней крестьян отделяли несколько шагов, снова возник. За стеной смешались: люди, цветы, приказы, мат, визг и предсмертные вскрики. Пехотинцы набрасывались на крестьян, сбивали с ног, подминали под себя: взводом собрать всех под «черепаху», чтобы закрыть многократно активированной броней, уже было поздно. Да и тех не спасли: дробь из «умки» – не картечь из мортиры, ищет и находит любую лазейку, ранку.
Щит пропал в очередной раз и пехотинцы с сапёрками ринулись под прикрытие кормы гондолы. Балаян, подхватив с земли мой шлем-ком, схватив меня поперёк талии, бросился в просвет передних колёс машины.
– Майор, приказ! – требовал старшина, втаскивая меня за руку в люк.
– Пилот, вперёд! Лейтенант Стас, произвести предупредительный залп!
Приказ выполнили наполовину: машина не стронулась, пехотинцы дали залп из винтовок.
В ответ в купол угодили и завязли три крупные пули.
– Из «пэтеэр» бьют, – определил Балаян. – На таком расстоянии кираса выдержит. Со спины, пожалуй, нет.
– Оруженосцы Ясиро и Уко, приготовить «шмелетницы»!
– Убираться будем? – спросил Балаян.
– Оставить трупы? Нет! Я острова не покину, пока не разберусь.
Одного и тут же второго из пехотинцев, поднявшихся с трупов, попаданием в кирасу опрокинуло в цветы.
– Пристрелялись, курок спускают в момент деактивации «горшка», – сплюнул старшина
– Первый взвод, развернуться к противнику! Не подставляйте задницы! Леон, Филипп, доложите! – отдавал команды лейтенант Стас.
– Я рядовой Филипп! Цел! – отозвался один.
– Я лейтенант Крашевский. Леон контужен, – сообщил подоспевший ко второму солдату медик.
– Джимми, что со щитом?
– Пробую защиту «вирусом» снять.
Получилось, но лишь на миг. На этот раз «горшок» накрыл ветролёт с гораздо меньшей, чем обычно площадью защиты, отсечку дроби произведя по периметру в двух метрах от борта гондолы. А двумя секундами позже щит принял свои обычные габариты, разметав первый взвод и подоспевших на помощь лейтенанту Крашевскому марпехов. Все они оказались за пределами купола-ПпТ.
Балаян сообщил из рубки:
– «Вирус» подвесил щит намертво, теперь только раскодировка генератора или прокопка по всему периметру «горшка» поможет.
– Всем в машину! Ясири и Уко, бегом передать оружие. Лейтенант Стас, приказываю тебе и Брумелю применить «шмелетницы». Твой выстрел – по деревне, сержанта – по «горшку»!
– Уничтожить щит, – хорошая идея, командир, но по деревне из «шмелетницы»… пруссаки с ума посходят, – предостерёг Балаян.
– А что делать? Комиссар убит, крестьяне погибли, первый взвод под обстрелом, ещё терять людей.
– Другого выхода нет, – согласился старшина.
…Скоро всё было кончено.
Комиссара потерял, крестьян не спас, боялся, и разведчики не уцелели. С ними я прошёл не одну «мясорубку»: Януш и Дмитро спасли мне жизнь – раненого и тонущего в болоте вынесли на руках; Милошевич был настоящим профессионалом; Николку, совсем мальчишку, по-отцовски любил.
«Шмелям», пущенным Брумелем по «горшку», пища оказалась непривычной, потому возились долго. А заметили меня, атаковали. Не вытерпел и выбрался из гондолы, по-пластунски полз, не выглядывал из-под днища машины – всё равно заметили, роем набросились. Ладно, шлем-ком надел, забрало опустил. Главное, облачился – Балаяна заслуга – в экзоскелет. Исколотый жалами «шмелей» и иглами сан-кома, я вскочил и напролом преодолел истончённую в какой-то миг стену щита. Активировав на броне дымовую шашку, отбил ко мне интерес роя и, «кузнечиком» прыгая, оторвался от догонявших меня марпехов. В деревню прибежал первым.
Доспехи уберегли разведчиков от дроби стопор-ядер, но упали с водокачки, разбились. Шмели, пущенные лейтенантом Стасом, поглодали нарезку стволов «мосинок» и «пэпэша», ещё боеспособные переметнулись к башне и здесь принялись за сварочные швы в кронштейнах удерживающих резервуар. Тот накренился, и крышу сорвало пролившейся водою. Милошевич с Маринкой и жеребёнком падали в будке, остались живыми, но скоро кобыла околела и сержант скончался. Жеребёнок выжил, но после прихрамывал на три ноги, что всё же не стало помехой через пару месяцев сбежать в Быково.
Была – от чего предостерегал Балаян – опасность тяжкой контузии у солдат-пруссаков: живую силу шмели поражают множественными укусами с «пчелиным ядом». Но этим не обошлось, в деревне «шмели» вдруг – как разобрались после, под воздействием электроники мобильников – начали издавать жужжание такой высокой частоты, что в простых касках второй мировой войны было не вынести. Взвод пруссаков погиб – все до единого человека.
Трупы из окопов вытаскивали с прижатыми к ушам руками. А отбрось от себя подальше винтовки, автоматы и мобильники, – опухли бы от пчелиного яда, но живыми остались бы. Пруссаки не могли знать о шмелетницах, оружие это новое и секретное, применено овэмэроцами было только раз – 2-рой ротой против драконов с «умками».
Лежали погибшие в окопах без респираторных масок и без валюты в носу, но странным это ни кому не показалось, ни один не отметил. Меня обескураживала выкладка на земле из стрелкового оружия 40-вых и «откидушек» начала прошлого века, но посчитал, фильм на острове снимали многосерийный, сагу растянутую по времени. Поднял мобильник, включил – заработал, с шумами и помехами. Винтовки и автоматы, действительно, оказались боевыми, но видно было, переделаны из охолощённого, точно бывший реквизит: на прикладах штемпель с инвентарным номером Мосфильма.
Балаян и Брумель, ветераны ОВМР, метались от одного трупа к другому и опознавали сослуживцев по полку, семь лет как пропавших без вести. В долговязом сержанте узнали Кобзона с спецназовским позывным Чук – его признал Брумель. С горечью порадовался я тому, что названного брата Кобзона – стрелка Кобу с позывным Гек – я оставил за гашетками «Утёса 7» охранять ветролёт.
По офицерской фуражке, мундиру с полковничьими погонами и пистолету «ТТ» нашли комвзвода. Вытащили из окопа, я обыскал. На груди под кителем обнаружил на бечёвке патронную гильзу, в ней лоскут ручной вязки из нитки коралла цвета махера. Как-то жена связала пару кальсон и подарила нам. В шутку сказала, будто те заговорены от луча и пули. Мы не носили, берегли на Марсе, затем чтобы на Земле не мёрзнуть. Сейчас мои кальсоны на мне, а от полковничьих остался только лоскут в гильзе. Погиб не от луча и пули, от страшных мук, раздираемый нестерпимым высокочастотным жужжанием «шмелей». Направил их на погибель дяди племянник – я.
Так – не по вспухшему от шмелиных укусов лицу – по этому лоскуту узнал я кого погубил…
…Я читал запрос по световой связи(радиосвязь не работала из-за сильных в эфире помех) с невесть откуда взявшегося над островом дирижабля «Распутин», когда мне доложили о приближении к деревне трёх человек. Первого сразу узнал – прапорщик Силантий Лебедько, в дядиной роте служил каптенармусом. Гигантским ростом и невероятной силой прапорщик славился в российских воздушно-десантных войсках ещё до Хрона. Помнил второго. Повар ефрейтор Глеб Хлебонасущенский, на учениях готовил из кораллов так, что даже Командующий ОВМР, уж до чего прихотлив в еде, ел с удовольствием. А третьего – китайца, не знал и никогда до этого не видел.
Прапорщик спешил с китайцем на плече и ефрейтора тащил за руку. Не добежав десяти шагов до уложенных на земле рядами погибших, сбросил с себя ношу, с ног спецназовские бутсы, распахнул камзол, разорвал по груди тельняшку, содрал с головы пилотку и, пав на колени, причитая, пополз к полковнику. Оправил на трупе китель, заправил вывернутые карманы галифе, счистил пилоткой с хромовых сапог «шмелей». Потом, сев и уложив голову командира себе на колени, гребёнкой расчёсывал тому волосы и бороду.
Намереваясь как-то утешить уцелевших, я направился к китайцу и повару. Они стояли неподалёку от скорбящего Лебедько, один молился, другой размазывал по щёкам слёзы, плакал, как ребёнок. Подошёл и тут же был сбит с ног: прапорщик, выждав случай, подмял под себя. Я не сопротивлялся и, если бы не вызволили марпехи, наверное, был бы задушен.
Великан, как только меня вытащили из-под него, затих, лежал ничком и сдавленно рыдал:
– Да если бы ты не был земляком… племянником ему… Да я б тебя…
После поминок капитан Кныш, командир дирижабля «Распутин», нашёл меня на кладбище, я стоял на коленях у холмика с обелиском и поправлял на камне жбанок «тюльки»******** с брикетом «батона»********* на горлышке. Капитан отдал мне в спину честь, шпорами на каблуках сапог звякнув, – офицеры-лётчики, они все воображалы и франты, но я всё-таки майор и спецназовец. Капитан лихо расстегнул планшетку за «крылом» синего галифе, достал и вручил пакет с копиями радиограмм. Я прочёл.
Тихий океан, борт дирижабля «Распутин»
– Fri Aug 9 9:04:51 **32
Коменданту Крепости
Радиодокладная МОЛНИЯ
Вынужден прервать погоню за пиратскими шарами волков по причине трагического инцидента на острове Бабешка. Произошло боевое столкновение роты спецназа ОВМР и взвода Вооружённых Сил Пруссии. Взвод погиб, потери овэмэровцев— 4 чел. Жду указаний.
Капитан Кныш
ЗемМария, Твердыня.
– Fri Aug 9 9:59:56 **32
Радио МОЛНИЯ. Борт дирижабля «Распутин», капитану Кнышу.
Приказываю готовить похороны с почестями, роте спецназа возможность покинуть остров блокировать. Формируется к отправке комиссия для выяснения обстоятельств и расследования инцидента.
Комендант Крепости
Тихий океан, борт дирижабля «Распутин»
– Fri Aug 9 10:42:06 **32
Коменданту Крепости
Радиодокладная МОЛНИЯ
Покинуть остров майору Вальтеру нет возможности: не на чем – ветролёт повреждён. По трагической случайности погибли сельчане деревни Отрадное. Прибыл Президент Пруссии, требует ареста виновников гибели граждан. Жду приказа.
Капитан Кныш
ЗемМария, Твердыня.
– Fri Aug 12 1:16:24 **32
Радио МОЛНИЯ. Борт дирижабля «Распутин», капитану Кнышу.
Приказываю довести до майора Вальтера лучеграмму с приказом Командующего ОВМР следующего содержания: «До окончания расследования инцидента на острове Бабешка роте спецназа надлежит дислоцироваться на месте, на Бабешке в Отрадном. Майор Вальтер понижен в звании. Приказываю, капитану Вальтеру, комиссару, офицеру-медику, сержантам и рядовым первого взвода оставаться на Бабешке без вооружения, брони и оснащения, с задачей восстановить колхоз «Отрадное». Личному составу второго взвода, всем ротным офицерам, оруженосцам и денщикам вернуться в Твердыню».
Капитан, исполните в точности. Жду возвращения «Распутина» в Твердыню.
Комендант Крепости.
…Я присел у холмика и в который уже раз, не веря глазам, прочёл на обелиске надмогильную надпись.
ФРАНЦ КУРТ
11.09.2034 X 09.08.**32.
Воин, полковник, командующий ВС Пруссии.
Господи, упокой душу Бати.
– Таки вот хроновы дела, дядя…
* * *
Рапорт:
Спецподразделения полковника Франца Курта и капитана Франца Курта(последний в кампании на Земле известен под оперативным именем Вальтер) из частей ОВМР, задействованных в «миссии бин», исключены: первое – ввиду гибели по причине рокового истечения обстоятельств; второе – на основании агентурных сведений о неспособности выполнять им даже обычную задачу кампаний на Земле. Подробности изложу позже, как только получу обстоятельную информацию по инциденту.