Инцидент (запись-ком капитана Вальтера)

– Зондерница повреждена, Николка голову прикрывал – спасла пацана. Одну из «умок» развернули наводкой на меня, по водокачке!

– Спуститься на землю! Немедля!

– Есть! Отделение за мной!.. Конь?.. Здесь на крыше будка с винтовой лестницей вниз, в её узком коридорчике та самая, я докладывал, кляча, лошадь.

– Уздечка есть?

– Да. На бирке надпись «Маринка».

– Бери под уздцы и выводи!

– На коленях стоит: будка низенькая.

– Тащи!

– Маринка, но-оо!.. Ни с места.

– Затолкай назад в будку.

– Маринка, но-оо! Подай задом!.. Без толку. С виду – кляча, но пузатая. Сидит, как пробка в бутылке. Кусается сволочь. У-ох!!

– Лошадь взбрыкнула! Головой наддала так, что комотделения… ну да, в нокауте. Что делать, товарищ майор? – разобрал я голос рядового Януша.

– Да оглушите её! И по холке, по крупу пропихните сержанта, после сами за ним.

– Есть! Дмитро, Николка, помогайте. Дмитро, оглуши лошадь. Да не прикладом, кулаком… Пропихнули сержанта!

– Жеребёнка родила! – вдруг очнулся Милошевич. – Копытцами по кирасе, по шее бьёт. Вспомнил! Майор, тот высокий… с японцем окопы перепутал… Кобыла лягнула, сука! Это… Коб… Чу… Чу… А-а-а!!

Послышался всхлип характерный при стрельбе из «умки».

– Сматывайтесь! – скомандовал Балаян.

– Над крышей шар завис! – сообщил Януш.

– Это стопор-ядро! Дверь будки закрыть плотно! Доспехи активировать, забрала шлемов опустить и спинами к двери и стенам прислониться, немедленно! Придёте в себя, себя не выдавать, – приказал я одним духом.

– Ох, ооо-х, застебало. Дробью! Жаркова-аа-таа, – застонал разведчик Дмитро.

Я отнял от глаз бесполезный бинокль. Оставалось, взлететь и приблизиться к деревне на ветролёте с опознавательными знаками ОВМР, но тут снова всхлипнула «умка». Переключил бинокль на теплоопределитель и увидел, как пылевую взвесь пронзила красная линия трассы снаряда, у противоположного края поля застопорила. По форме не шар – цилиндр. Должно быть ракета «кассетная». Тоже не подарок.

– Ракетная атака веером. Ложись! – скомандовал я.

Но цилиндр… раскатался «ковром».

Я опешил: ожидал отделения от касетника десятка боеголовок, а оно вон как. На ноги вскочил. Предстоящее испытание повергло меня в ужас.

С криком «Воздух! Ложись!!» бросился я к толпе крестьян. Но подбежать близко не удалось: остановила стена – роту накрыл «горшок». Так за схожесть с солдатской ночной вазой под гамаком и с таким же запахом от неё по утрам, называют боевой щит ветролёта – подобный куполу-ПпТ, «миске». Я корчился от боли: врезаться в «горшок» – ощущение, будто налетел на крепостную стену в беге с высокой горы, с завязанными глазами и в полном неведении того, что у тебя на пути.

– Спасти людей… Через тридцать… секунд «ковёр»… начнёт атаку, – отбиваясь от лейтенанта-медика, превозмогая спёртое дыхание, тянул я за грудки Балаяна.

И тут вспомнил, что ЧНП не страшен человеку. Опытное артиллерийское орудие с рабочим названием «Человека не поражает» в своё время, до Хрона, готовилось на вооружение Российской Армии и предназначалось не для уничтожения живой силы противника, а для пленения солдат-роботов. Мне курсанту Академии при Генштабе показали видеозапись испытаний «насадки» на базе катапульты УМ-20000ОК. Видать, и здесь на прусской «умке» стояла такая же насадка.

С облегчением отпустил я старшину и только расслабился, предоставляя возможность лейтенанту-медику сделать обезболивающую инъекцию, как ЧНП начал-таки атаку. «Ковёр» полетел над полем, завис по центру, пошёл волнами, сложился пополам и, распахнувшись, низверг чёрные трассы.

Я зажмурился, чтобы не видеть, как трассы на высоте десятка метров превратятся в чёрные «платки», которые, спикировав и пав на головы колхозникам, закроют лицо – так плотно, что невозможным станет, ни смотреть, ни дышать. Когда же открыл глаза, увидел: укутали платки головы как раз тем мужчинам, что оставались в дальнем углу поля и после очередей «Утёса 7» вели себя бесстрашно. Побросав самокрутки, они пытались сорвать с себя покровы, но безуспешно.

Оттолкнув медика так и не успевшего применить инжектор с обезболивающим, я задействовал сан-ком: из ошейника укололо в шею под затылком и под кадыком. Боль затихала, гул в ушах и резь в глазах пропали, тело слушалось.

– Джимми, выруби щит и подай машину ближе к людям! – с приказом пилоту встал я на ноги.

– Есть отключить ппт-защиту… Не получается! Борт-ком глючит!

– Тва-аю мать!!

Ругаясь, я взобрался в штурманскую рубку гондолы и выкинул из неё пилота. Зная, что блокировка всей энергосистемы машины в попытке снять генерацию «Поля профессора Толкина» ничего не даст, а кодов доступа к останове генераторов превентивно у меня нет, яростно расстреливал злосчастный БУПпТ. Бросив в панель разряженный пистолет, через аварийный люк выбросился наружу и лёжа на земле – шлем-ком пристёгнутый к бедру мешал, отстегнул – показывал крестьянам что им делать. Снять и отбросить от себя головной убор – снял и отшвырнул берет; задержать дыхание – набрал в лёгкие, широко раззявив рот и выпятив грудь, воздух; пасть ниц – уткнулся лицом в песок; голову укрыть – натянул на ёжик ранец со спины; лежать и не двигаться – лежал и не двигался. Но порывы мои оказались напрасными: колхозники ничего не поняли.

Пехотинцы тем временем по команде Балаяна «сапёрки вон» делали подкопы под основание щита, матом – старшина не пресекал – покрывали Джимми и его «консервную банку». В оболочке купола образовывались и вырастали от земли бреши, но пролезть в них не успевали: песок под сапёрной лопаткой осыпался, яма в глубину уменьшалась – брешь затягивало. Не успеть, видел я. Отчаявшись предотвратить беду, наблюдал за «ковром» и восемью оставшимися летать под ним «платками». Этим целей не хватило.

– Командир! Срочно за корму! Комиссар ранен, – звал по комлогу сержант Брумель.

Гондолу ветролёта комиссар Вильгельм покинул ещё до моей команды размять ноги, взобрался выше на сопку, стоял на перевале один позади всех. Сверху хорошо видел и пехотинцев и колхозников, был наготове предупредить возможные эксцессы с обеих сторон. На подлёте к полю он, потребовав узнать у разведки, есть ли кто в деревне, одобрил моё решение припугнуть председателя колхоза в случае его отказа подчиниться. И цель он подсказал – водокачку. Стоял комиссар в недозволенных двадцати метрах от ветролёта – на периметре круга, по которому и легла стена «горшка». Просто чудом уцелел. Уберегли от губительного «поцелуя профессора Толкина» боевые доспехи, активированные им по выходе из машины. К тому же, сан-ком уцелел – не дал потерять сознание. Теперь комиссар оставался единственным из спецназовцев роты вне пределов купола – способным предотвратить гибель островитян. О драконовских катапультах наверняка был наслышан, но о насадке ЧНП на «умку» вряд ли знал – не земляк, рождён после Хрона на Марсе, небён.

Обхватив руками голову, мотаясь из стороны в сторону, Вильгельм спускался с перевала сопки, огибал купол ветролётного щита по направлению к толпе крестьян. «Одна надежда на тебя», – торопил я, по комлогу спросил:

– Вильгельм, я Вальтер. Ты знаешь о ЧНП? Видишь, ковёр и платки над полем летают? Знаешь, что предпринять людям?!

– Да не слышит он, – вмешался сержант Брюмель. – Контузило его, оглох.

Вильгельм не слышал моей команды залечь – комлог у него оказался отключённым. Ракету зависшую над краем поля наверняка заметил, но как она ковром раскаталась, мог и не успеть – шлем-ком как раз защёлкивал на шейный обод кирасы. Это его и спасло. Щитом отбросило с вершины сопки, контузив только ударом волны. Очнулся ничком на склоне, песок в глазах, во рту. Верхушки матч с парусами ветролёта за перевалом сопки и стеной купола-ПпТ видны, людей кругом никого. Шлем не защёлкнулся, от обода кирасы отделился, упал в песок, вниз скатился. Собравшись с силами, вполз обратно, где стоял и… упёрся в «горшок». Ветролёт – под боевым щитом! Тишина жуткая. Марпехи и колхозники куда-то все подевались, дивился, мало чего соображая. Наконец, сквозь мутную стену купола различил впереди машину, за ней спецназовцев, и за противоположной стеной колхозников. Они толпой сгрудились вокруг председателя. К ним, спросить, что за чертовщина!

Что творилось в углу поля с оставшимися там молодыми мужчинами, Вильгельм уже увидеть опоздал – те в борьбе с платками попадали в цветы.

Очухавшись окончательно, комиссар включил комлог, но расслышать мои вопросы и команды, призывы офицеров, советы старшины, что-то выговорить самому внятно, не получалось – уши заложило, язык распух. Надел спецназовские митенки, поправил подшлемник и раскатал зачем-то в балаклаву, подобрал и обтёр от песка выроненный маузер, сунул в кобуру. С трудом поднялся на ноги и пошёл неуверенной поступью пьяного. Огибал «горшок», взглянул на меня за стеной. Вконец ошеломлённый, приостановился: комроты стоял, прижимая обеими руками к груди и горлу в расхристанном воротнике комби-кома свой краповый берет, с умоляющими глазами опускался на колени.

Я мысленно торопил Вильгельма, поглядывая на «ковёр» – с трепетом и надеждой, что сломалось в нём что-то и потому не завершает ЧНП атаку.

Валясь с ног, комиссар, наконец, обогнув купол, доплёлся до толпы крестьян. Спросил что-то. Ему ответили. Контуженый, он не расслышал. Начал жестикулировать перед лицом председателя – дескать, ответьте мне на языке глухонемых. Мужик на то рубанул мотыгой, с высокого замаха по голове. Удар пришёлся не остриём, тыльной стороной тяпки, она отскочила от балаклавы и угодила, раскроив надвое, в крышку деревянной кобуры маузера. Мужик нанёс второй удар.

Балаян и Брумель повисли у меня на плечах, я их разметал на стороны. Марпехи подоспели старшине и сержанту на помощь, но я остановил всех жестом руки у спецназовцев означающим абсолютную тишину и внимание.

Оседая на колени, в предсмертных конвульсиях хватая ртом воздух, комиссар, видимо, не отдавал себе отчёта в том, что делает – скатывал бакалавру в шапочку… Зацепил нечаянно пальцем ноздрю и из носа выпала таблетка респираторного фильтра, «валюта»*******. Она бы навела на спасительную мысль, но я уже понял, как оплошал: в сопротивлении старшине и сержанту из моего носа чуть было не выпала такая же таблетка. Дышать воздухом на Земле безопасно только на территории Антарктиды, на других материках использовались респираторы: маска с трубкой к заборнику в заплечном ранце – гражданский образец. У меня, овэмэровца, спецсредство: фильтры-таблетки в нос, загубник в рот, скотч на губы. Загубник и скотч на практике, применяли только на территориях бывшей Европы и Северной Америки, где заражение воздуха сильнее. На Бабешке обходились одними «макариками». Поэтому-то я сразу не сообразил, что под «платками» у островитян оказались только маски, тогда как заборники воздуха на спине остались свободными. До появления других ЧНП и завершения «ковром» атаки, люди могли ещё поберечься – дышать. Прозревший я вновь обрёл надежду спасти островитян. Есть ещё время!

Ликующим бросился я под стену «горшка» на вершине сопки и снова принялся показывать, как спастись: бросал, сорвав с Балаяна, беретку оземь, падал на колени, выкапывал ямку, совал в неё голову, ссовывал песок на затылок.

Остановила меня повторная атака ЧНП. Не успел! Конец.

На этот раз «ковёр», сложившись вчетверо, низверг трассы белые. На высоте четырёх-шести метров те распахивались полотнищем и пикировали на выбранную уже платком жертву. Я помнил, в демонстрационном ролике комментатор испытаний полотнище называл «простынёй»: мгновенно пеленала солдата-робота по рукам и ногам, лишая способности сопротивляться. Сейчас спеленала человека, перекрыла ему доступ воздуха в заборный ранец. Молодые мужчины в углу поля, атакованные платками, затем пленённые простынями, погибали от удушья, все кончено.

Балаян подобрал береты, мой нахлобучил мне на голову.

Оставалась надежда спасти председателя и сгрудившихся вокруг него колхозников. Те всё теснее и теснее сбивались в толпу. Мужики закрывали собой голосивших баб и визжащих молодух: пытались уберечь самое дорогое на острове – женщин. Старик размахивал над головой окровавленной мотыгой, так в безумии надеясь отогнать напасть с неба.

– Быстрей копать!! – расчехлил я свою сапёрку.

Но поздно. Прозвучал глухой хлопок, будто от самолёта преодолевшего звуковой барьер, – это «ковёр» отработал своё. Развернулся, медленно и плавно опустился одним углом к земле – завис трапецией. С краёв осыпались кисти и бахрома. Порезался на квадраты, которые тут же располосовались и разлетелись клочьями. То самоуничтожились блоки электронного обнаружения противника в шлемах, касках или беретах, и дышащих без задержки(искусственные солдаты, подзаряжавшиеся от воздуха, задерживать дыхание не умели). Значит, солдаты-роботы пленены, а в конкретном горестном инциденте случилась гибель невинных людей.

Видеть всё правым глазом мне мешала красная пелена. Посчитал, что это последствие инъекций сан-кома – сосуды глазного яблока лопнули, – пока Брумель не вытащил из-за кокарды моего берета цветок мака, надломившийся в стебле и закрывший мне полный обзор.

Наблюдая за тем как догорали остававшиеся в небе платки и простыни, я понял почему эти не нашли целей. Атакованы были только «бесстрашные» в углу поля, потому что кепки, теми повёрнутые после пулемётных очередей козырьками назад, сошли за береты. И одеты были в рубахи с расцветкой – по зелёному фону подсолнухи и маки. Сошли за камуфляж войсковой амуниции. Гражданские респираторы «ковёр» принял за лёгкие солдат-роботов, а самокрутки – за сигары, которыми те дымили в психической атаке, строем маршируя на укрепления противника.

Догорело и больше «ковры» не появлялись.

Насадку ЧНП имеет только одна мортира из шести в «умке» или перезарядить больше нечем, гадал я.

– Закончилась ли на этом атака? – гадал и Балаян

– Ядер, раз эту хреновину пустили, нет, – с надеждой высказался Брумель.

– Дерьмом забросают, как вторую роту в стычке с драконами. Не отмоешься, – подключился лейтенант Стас.

– Постеснялись бы хохмить, взводный. Люди погибли, – урезонил офицера старшина Балаян, – а ты, сержант, не заговаривайся, нет больше слова «хрен», есть «хрон», так и говори, «хроновину».

– Джимми, что с горшком? – вспомнил я о проблеме.

– «Железо» вы завалили, пытаюсь с аварийного компа вырубить!

Щит то пропадал, то возникал. Сдвинуться с места и подъехать к крестьянам пилот в такой ситуации не мог.

– Рота, слушай приказ! В случае продолжения артатаки первому взводу прекратить копать, активировать доспехи и экзоскелеты, прорываться к толпе. Постройте «черепаху» и всех – под броню. Спасите, кого сможете. Второму взводу продолжать прокопку. Поливайте из фляжек, ссыте в песок – не давайте ему осыпаться. Бреши нам нужны, бреши! Людей под «горшок» провести.

Я не закончил распоряжения, всхлипнули «умки» – залпом.

– Я рядовой Коба! Вижу четырнадцать, нет пятнадцать, шаров! Зависли в ста метрах по фронту!