Э. ПОЛЯНСКИЙ
ЭКЗОТИЧЕСКАЯ КОРОВА
Рисунки Г. ОГОРОДНИКОВА
М., Издательство «Правда», 1973
Эдуард Полянский родился в 1939 году.
Сойдя со школьной скамьи, сразу же начал усиленно познавать жизнь — работал курьером, токарем, рабочим сцены, кладовщиком, тискальщиком в типографии. В сатирика переквалифицировался после окончания факультета журналистики МГУ, который посещал по вечерам. В освободившиеся от учебы вечера пишет рассказы и фельетоны. Часть рассказов вошла в первую книгу автора, вышедшую три года назад в «Библиотеке Крокодила». Настоящий сборник составлен из фельетонов.
Зовущие дороги
И какой же сельский житель не любит быстрой езды! Уж не тот ли, который живет по реке Ветле и ее притокам? Уж не он ли, много раз увязавший в жирном суглинке дорожной колеи, полюбил безмоторный вид передвижения?
О, конечно же, нет!
Биплан «АН-2» несет приветлужца над жирным суглинком, над «газиками», заночевавшими в нем, над полями со шрамами вдоль обочин дорог (техника шла в обход), и сердце его замирает не только от скорости, но и от печали.
Статистика приветлужских районов утверждает: накануне жатвы барахлило более половины тракторов и грузовых автомобилей. Их подлечили, но на прикол до жатвы не поставили. Да и поставишь ли, если разлинованная шинами дорога, словно в сети, ловит маломощную технику. И лошадиные силы тракторов, автомобилей «ГАЗ-51» просто необходимы для спасательных операций. Они необходимы для доставки молока из отдаленных бригад. На них совершают пассажирские перевозки.
Перед самой жатвой, когда льняные поля отливают золотом, они, натруженно урча, сворачивают с дорог и спешно залечивают свои свежие раны. А потом в разгар уборки у них глохнут двигатели, летят передачи, заклинивает подшипники, немеют стальные органы. Замирают без тяги прицепные механизмы: льнотеребилки и льномолотилки. Драгоценные часы уходят на оживление техники. А прогноз пророчит непогоду.
Эх, дороги! Их удобно изучать по карте края. Тут они аккуратные, зовущие, с автобусным сообщением. С борта «АН-2» наблюдать их тоже нехлопотно, хотя скопившаяся в них вода и ослепляет отраженным солнцем.
Но спрыгните на приветлужскую землю с приземлившегося самолета, поколесите по ней на «газике», и вы воспримете дороги несколько иначе. Вы забудете, как выглядит автобус: здесь это редкость. Ваши ноги до колен покроются слоем глины — «газик» придется подталкивать. Зовущей для вас будет лишь дорога на аэродром.
Вам встретятся волоки. Почти у каждого, как у горного пика, свое название. Но волок — это не пик. Это узкая дорога, прорубленная в лесу. Ветви деревьев ласково гладят ветровое стекло, предательски расступаясь перед машиной. Под колесами никогда не просыхающее месиво. Большинство таких лесных дорог «газику» не покоряется. Преодолевают их на порожних бензовозах или тракторах.
Хитряевский волок ведет из центральной усадьбы совхоза «Победа» в одну из бригад. Директор совхоза пробирается по нему на пожарной машине в сопровождении эскорта из двух гусеничных тракторов.
Масштабен и злопамятен Маруськин вóлок. Исполинской змеей вьется он по территории двух совхозов. Мощным трактором «С-100» совхозы валили лес по краям волока. Пока не подкараулил волок стального коня в Сухом логу и не сковал мощные гусеницы. Лишь через две недели выручили его два трелевочных собрата, присланные леспромхозом.
Но есть еще безымянные, вовсе не пуганные мотором волоки — их покоряют пешком.
А здешние коварные реки любят, когда их объезжают за много километров в поисках моста, брода или переправы.
Когда легкий на подъем «АН-2» унесет вас в благословенный мир городского асфальта, вы, потирая ушибленные места, сообразите: «Должно быть, мучаются приветлужцы без дорог?»
И вы будете недалеки от истины.
Мучаются механизаторы, льноводы, дорожники.
Из-за непреодолимых дорог сельские труженики не всегда могут реализовать льняную тресту. Лен, самая трудоемкая в полеводстве культура, покрывается плесенью, мокнет под дождем, теряет качество.
Зачем весной сыпали на посевы льна торфо-перегнойную крошку, а ближе к лету боролись с бандой сорняков — с пыреем ползучим, с плюшкой и повиликой? Зачем травили льняную блоху и льняного червя? Для чего теребили поспевший ленок, вязали в снопики, молотили, расстилали на лугах, лесных полянах и караулили час, когда он, вобрав в себя августовские росы, дойдет до тресты?
В Древнем Египте виновные в гибели урожая льна карались смертной казнью. Слава богу, мы крови не жаждем. Мы даже не уподобляемся районным автоинспекторам, которые причины автомобильных аварий видят в чем угодно, только не в состоянии дорог. То у них виноват шофер, то транспорт. А о дорогах — молчок.
Отчасти их можно понять. Им нужен нарушитель как таковой. Чтоб наказать его по всем правилам. А дорогу, сами понимаете, к ответственности не привлечешь.
В отличие от них мы не закрываем глаза на дороги. Мы помним, что многие трассы не имеют твердого покрытия. Мы видим также, как копошатся на них дорожники, как на отдельных участках засыпают они ямы и выбоины, поднимают уровень дорог, грейдеруют их, холят и пестуют. Но это на отдельных участках. На большее у дорожников зачастую не хватает техники.
И пока сердце приветлужца замирает от скорости лишь на борту «АН-2». Параллельно оно замирает от печали. Приветлужец подсчитывает стоимость транспортировки воздушным путем масла, сыра и другой продукции. Он прикидывает, сколько урожая недодадут в этом году кислые почвы: весной районы не смогли завезти нужное количество извести.
Да мало ли о чем может призадуматься приветлужец, пролетая над скользкими, как мыло, земными трассами!
Ну что сказать вам про любовь
Ох, как трудно руководить этой областью человеческих отношений, контролировать ее, направлять! Нет у нас вышестоящей инстанции, призванной следить за любовью. И никто не думает о создании министерства или на худой конец управления по делам любви.
Есть, конечно, загсы. Но они только регистрируют любовь, не руководя ею. Влюбленные по собственной, зачастую стихийной инициативе подают заявления. А через месяц, одетые с иголочки, они салютуют себе шампанским, обмениваются кольцами, оставляют в архиве свои автографы и укатывают в неизвестном направлении.
На этом загсы теряют их из виду. И уже ни одна должностная душа не осуществляет над ними контроля.
Кроме Пронина Василия Капитоновича. Этот товарищ является начальником орготдела при горсовете. И в силу своей должности занимается всяческими вопросами. Сегодня его, к примеру, интересует торговля, завтра — любовь, а послезавтра он сопоставляет обе сферы и находит в них противоречие.
Беда в том, что любовь охватывает все большее число граждан. Граждане, как детсадовцы, разбившись на пары, спешат в упомянутые загсы. Там им вручают расписанные золотом приглашения. Чтобы они не перепутали дату бракосочетания. И чтобы приоделись и приобулись соответственно моменту. В специальных магазинах по торговле дефицитными промтоварами.
Дефицит же есть дефицит. Его любят все: и холостяки и ветераны брака. Но ветеранам труднее. Ибо чем больше влюбленных оформляют отношения, тем больший вакуум на прилавках.
Задумаешься… Так ли уж безобидны браки? Не нанесут ли они непоправимый урон нашей торговле? И нельзя ли хотя бы часть будущих супругов отсеять, обделить дефицитом?
И Василий Капитонович собирает совещание по торгово-любовным вопросам.
— У меня, — говорит он, — не укладывается в голове, с какой стати мы всех бракосочетающихся поголовно награждаем приглашением…
Ведь многие субчики разводятся и как ни в чем не бывало являются в загс для повторного бракосочетания. И мы, допуская немыслимую глупость, снова поощряем их. Посредством того же приглашения.
Пора сформулировать: «Не сберег первую семью — получай вторую без приглашения и дефицитного товара!» Осуществление этого принципа поправит и дела торговли, учитывая количество повторно сочетающихся. (Аплодисменты работников прилавка.)
И вот что вскоре случилось.
Игорь Круглов влюбился в Зинаиду Уткину. Не подумав хорошенько, не заглянув к ней в документы, не согласовав своего чувства в орготделе. Хотя она и была разведенная. И хотя лично он особых отметок в паспорте не имел.
В загсе им выдали одно приглашение. Для Игоря.
«Дорогой жених! — говорилось в нем. — На Ваше бракосочетание Вы можете пригласить родных и знакомых».
— Позвольте, а где же приглашение для дорогой невесты? — растерялся Игорь. — С кем я буду, с вашего позволения, сочетаться?
— Очень сожалеем, но есть указание товарища Пронина, таким, как ваша невеста, приглашений не выдавать. Пригласите ее в числе родных и знакомых. Авось, не рассыплется.
— Не понимаю, отчего такая дискриминация невесты? — поразился жених. — Почему она должна проникать в загс воровским манером, смешавшись с родными и друзьями? Да и как смешаться? Все равно фата и белое платье выдадут.
— Не выдадут, — успокоили его. — Где она их возьмет без приглашения?
— В самом деле, — подхватил Игорь, — где она их возьмет? Я на жениховское приглашение расфуфырюсь, а невеста на моем фоне предстанет бедной родственницей? Так?
— О чем же вы думали, когда влюблялись? Пораскинули бы мозгами, взвесили бы ее темное прошлое. Возможно, и не пришли бы сюда.
— Какое темное прошлое? — удивился Игорь. — Она без судимостей.
— Этого еще не хватало! — возмутились работники загса — Довольно и того, что разведенная она! Или вы, прежде чем влюбиться, не заглянули в ее паспорт?
— А заглянул бы — не влюбился? — спросил Игорь.
— Влюбились бы, — ответили ему. — Ежели вам наплевать на закон.
Вот. Сболтнули о законе. Возбудили в Игоре любопытство. Пошел он в горсовет. «Дайте, — говорит. — одним глазком взглянуть на закон, который направлен против любви». А где его взять, закон-то, если нет его? Не написан он никем. Не подписан. Не издан.
Игорь — в Москву. Мечется по столице, ищет ведомство, которому подчиняется любовь. Не находит. Так как министерство любви, повторяем, еще не сформировано. И никто не в состоянии ответить ему ясно и категорически, какие санкции предусмотрены в отношении повторно брачующихся. Ведь единой точки зрения нет.
Я, например, познакомившись с торгово-любовными мероприятиями товарища Пронина, полагаю, что он мог бы ограничиться в данном случае позицией стороннего наблюдателя.
Тем более что в любви, как известно, третий лишний.
С коровой по инстанциям
— Так что расходятся, Зорька, наши пути, — говорил Алексей Минаев своей корове, десяти лет от роду, весящей без малого шестьсот кило. — Так что съезжу я в район насчет сдачи тебя государству.
Признавшись корове в этом суровом намерении, Алексей Минаев отправился из своего колхоза в приемный пункт откормочного совхоза «Изобилие».
— Так что имею сдать одну крупную рогатую единицу, — обрадовал он заведующую приемным пунктом. — Когда скажете пригонять?
— Всю жизнь мечтали о вашей единице! — почему-то не обрадовалась заведующая. — Ни к чему она нам.
— Кому это «вам»? — не понял Минаев. — Кто вы такие есть, как не государственные лица по заготовкам скота? А государству моя корова очень даже необходима.
— Я подчиняюсь не государству, а директору совхоза товарищу Нестроеву, — увильнула от скользкой темы заведующая.
…Сидор Иванович Н'естроев пребывал в глубокой задумчивости.
— Имею корову, — предупредительно кашлянув, обратился к нему Минаев.
— Ну и население пошло! — оживился товарищ Нестроев. По-развели скота, и каждый норовит что-нибудь сдать. Кто корову, кто свинью…
— Подобное явление в сеете новых закупочных цен вполне закономерно, — эрудированно разъяснил Минаев. — У меня вот две коровы и бычок, согласно Уставу. Стельную я себе оставлю, а Зорьку желаю сдать. Она у меня высшей упитанности. А это по рупь семьдесят восемь за кило. А не по рупь ноль три копейки, как в прошлом году. Сам рассуди, у меня с государством обоюдная заинтересованность: ему подавай мясное изобилие, а мне — наличные. У меня три мальца в институтах обучаются, и я желаю одеть их по городской моде.
— До чего все грамотные стали! — ужаснулся товарищ Нестроев. — Может, подскажете, где мне разместить ваш скот?
— Не моя это печаль, Сидор Иванович, — гордо отреагировал Минаев. — Моя печаль — скотину выкормить. А подготовка помещений для скота составляет вашу функцию.
— Считаю аудиенцию законченной, — обиделся Нестроев. — Передавайте своей корове привет. Пламенный.
Минаев звонит в Опушкинский райисполком.
— Имею, — говорит, — дорогие граждане, корову. Шестьсот кило. По имени Зорька.
— Поздравляем, — отвечают ему на другом конце провода. — Искренне рады. От души жмем руку. Но лично мы коров не принимаем.
— Если корову не примете, отвезу ее в область, — обещает он. — Со всеми вытекающими последствиями.
— Счастливого пути! — отвечают ему. — Только не забудьте приобрести для своей коровы купированное место. В общий вагон ее не пустят.
Тогда Алексей Минаев звонит в «Крокодил»:
— Поспособствуйте в деле сдачи коровы!
И вот я еду и рассуждаю сам с собой: почему у Алексея Минаева не хотят принимать корову? Возникают две гипотезы:
1. Перегружен мясокомбинат.
2. Не хватает вагонов для перевозки скота.
Но два коротких интервью — и от этих гипотез ничего не остается.
Первое интервью дает директор мясокомбината.
— Шкуросъемка, нутровка и распиловка туш ведутся у нас по графику, — говорит он. — Весь опушкинский скот, поступивший к нам, своевременно обработан. Коллектив мясокомбината полон решимости принять от опушкинцев остальную живность, предусмотренную графиком. Но она так и не поступила.
Второе интервью получено у железнодорожников. График погрузки живности они не нарушали. Выделены вагоны сверх плана.
Еду в Опушкино. И опять рассуждаю сам с собой. С одной стороны, население района мечтает сдать скот. С другой стороны, мясокомбинат готов с радостью принять его. Так где же оно, это таинственное препятствие на пути коровы к прилавку магазина?
Брожу я по колхозным селам района и наблюдаю.
Чуть ли не в каждом дворе требовательно мычит крупный рогатый скот, давно созревший для переработки на колбасные изделия. Под тяжестью собственного веса жалобно похрюкивают свиньи, готовые превратиться в окорока. Уже телефон в кабинете директора откормочного совхоза визжит, как поросенок. Уже хозяева ското-поголовья сорвали голоса, две недели повторяя: «Имею корову» или «Имею свинью» — и добавляя: «Примите ради бога!»
Но директор Сидор Иванович Нестроев — единственный в районе человек, наделенный правом принять или не принять, — сохраняет глубокую задумчивость.
— Откормсовхсз не перевалочная база, — просвещает он меня. — Наша задача — поддержать животное, обласкать его, откормить, добиться привеса.