Сказки о мальчиках и девочках

– А чемодан тебе зачем? – спрашивает мальчик.

– Так развелась же я с тобой, – говорит красивая женщина, – вот уезжаю в далекий город к родителям своим.

Ужаснулся мальчик: как же он такого-то и то не заметил? И попросил её не уезжать. А она не соглашается, плачет только. Мать её по голове гладит и грустно так на сына смотрит. Мальчик тогда тоже заплакал и долго просил её остаться. Тогда красивая женщина согласилась и осталась.

С тех пор у них всё на лад пошло. Мальчик теперь дужки очков на затылке верёвочкой друг к другу привязывает, чтоб не слетели невзначай. Очки снимает только на работе. Его ведь на работу в ассоциацию учёных взяли – самым главным помощником. Он теперь в космос глядит и информацию в научный журнал записывает. А учёные потом по этим записям выводы делают. Вот мальчик высшее образование получит и, может быть, сам выводы делать научится.

Девочка, у которой были муж-бизнесмен и окно в душе

У одной девочки был муж-бизнесмен. Ещё у неё было окно в душе. По утрам в него светило солнце, иногда хлестал дождь, а однажды даже залетел воробей. Девочка никогда не закрывала это окно, даже на ночь. И вот муж-бизнесмен работал-работал, всё работал и вдруг устал. Он ведь тоже не железный. Устал и говорит девочке:

– Помоги мне.

Девочка, конечно, стала помогать, а он опять стал работать. Хорошо ведь помогать любимому мужу, тем более, если он бизнесмен. И девочка всё помогала-помогала, а про окно-то и забыла.

Однажды она на минуточку перестала помогать, смотрит – а окно-то закрыто! И даже краска с рамы облезла. Девочка попросилась у мужа недельку ему не помогать. Покрасила раму, вымыла стекло. Хотела открыть – подёргала ручку, а оно не открывается – заело.

Девочка испугалась. Попросилась не помогать ещё недельку и стала раму каждый день потихоньку дёргать. Ничего не помогает. Тогда девочка так сильно дёрнула, что ручка – «ррраз!» и оторвалась.

Заплакала девочка, да делать нечего. Решила так: «Раз окно теперь всё равно не открыть, буду мужу помогать, да и всё. Сама же прозевала».

Стала девочка опять мужу помогать. Помогает-помогает, нет-нет, да и вспомнит опять про своё окно. Тоскливо, темно ей стало без свежего воздуха в душе. Плесень по стенам пошла. Так иногда люди и живут всю оставшуюся жизнь, но этой девочке повезло.

Однажды она шла по улице и увидела красный клубок. Маленький такой клубок, с детский кулачок. Она вообще-то обычно мусор всякий с земли не подбирает, а тут вдруг почувствовала – звякнуло стеклом окно. Оглянулась тогда девочка по сторонам стыдливо, взяла клубок и быстренько, пока никто не видит, сунула его в карман. Пока шла домой, совсем о нём забыла.

Наступила ночь. Легла она в кровать, а уснуть-то и не может. Вертится с боку на бок. Окно в душе позвякивает – спать мешает. Девочка понять не может, что случилось. Вдруг видит на полу кот с красным клубком играет – вытащил как-то из кармана. Клубок распутался, растёкся по полу красными ручьями ниток. Взяла девочка его в руки и стала заматывать. Мотает-мотает, а свободная нитка всё не заканчивается. Откуда берётся не понятно, а только клубок становится всё толще и толще. И вот уже с её кулак стал.

На следующий день муж ушёл из дому работать, а девочку попросил ему дома помогать. Девочка попомогала часик, а потом опять к клубку. И давай мотать. Так и мотала два дня, пока муж не видит, а как муж приходит – прячет. Сказать ему боится, он ведь тогда узнает, что она всякий мусор с земли подбирает, да ещё и время зря на него тратит.

Большой клубок стал – с футбольный мяч, прятать его трудно стало. Думала, девочка, думала, что делать и придумала: надо что-нибудь из этих ниток связать. Вот девочка и стала вязать, пока муж не видит. Связала свитер. Думает: «Куда его теперь деть?». Хотела сама надеть – нельзя, муж увидит. Хотела мужу подарить, так тоже никак – он ведь тогда тем более увидит. Придумала она тогда отдать свитер в «Красный крест». Она слышала, туда разные нуждающиеся люди приходят и им всё дают. Посмотрела она вдруг на окно в душе, а оно на сантиметр приоткрылось. Само! Без ручки даже!

Вот так и пошло. Только муж уйдёт из дома поработать, девочка попомогает ему пару часиков и опять клубок мотает. Смотает с футбольный мяч, так что прятать трудно становится, опять что-нибудь свяжет и в «Красный крест» отнесёт. А окно всё открывалось-открывалось… Не всегда по сантиметру, иногда на миллиметр только откроется пошире, а девочке и то радость.

Сейчас-то девочка опять живёт с открытым окном в душе. Теперь и мужу помогать успевает и про окно не забывает. Да вот беда: не знает, как теперь мужу любимому про клубок рассказать. Всё равно ведь придётся – ей теперь из «Красного креста» сами звонить стали.

Мальчик и его саморезы

Жил на свете один мальчик. В него периодически ввинчивались длинные ржавые саморезы: вдоль, поперёк, наискосок. Они были такие длинные, что их острые кончики торчали наружу. Кончики кололи всех, кто к ним прикасался.

Мальчик просил:

– Не надо, не трогайте! Мне больно, когда вы ранитесь об меня.

Но ему не верили и думали, что он специально их ранит, потому что эгоист. Кто-то, уколовшись, обижался и отворачивался, кто-то пытался уколоть в ответ. А кто-то, и это самое худшее, жалобно просил не колоть его, пытался обнять, снова кололся и снова жалобно просил:

– Не надо, не надо…

Мальчик бы и рад не колоть, да не может. Саморез – это ведь инородный предмет. Нельзя же ему приказать не колоться или вот так сразу взять, да и вывинтить. Он ведь застрял, а дёргать больно. Потихоньку-то мальчик, конечно, вывинчивал саморезы. Но это ведь не сразу и по одному. Это ведь ещё инструмент найти надо и потрудиться. Тогда только острые кончики скроются внутри. После них оставались круглые рыжие пятна, но пятна-то что! Пятна ведь не колются хотя бы. Со временем, глядишь, и сойдут.

Трудно было мальчику, но он не сдавался. Он всё говорил:

– Я справлюсь. Не надо только пока меня трогать.

Он так долго это говорил, что ему поверили.

И вот этот мальчик, который жил на свете… Впрочем, он и теперь живёт. Чуда не случилось, и саморезы до сих пор периодически в него вкручиваются, но мальчик решил так:

– Разные ведь люди бывают. Вот у меня, например, саморезы.

А чтобы не колоть больше близких людей, инструменты самые лучшие приобрёл, уложил их в красивую коробку и в шкаф на нижнюю полку поставил, чтобы удобнее доставать было.

Теперь он таким мастером по выкручиванию саморезов стал! Ого-го каким! Даже других учит, когда обращаются. Вот так.

Девочка и её рожа

Жила как-то девочка, которой нравилось воображать себя другой. Каждый вечер она выключала свет, ложилась в кровать и начинала мечтать. Она перерисовывала свою внешность от пальцев ног до кончиков волос. В её воображении, вместо русых, отливающих рыжиной, по плечам у неё струились гладкие тёмные волосы. Форма лица из круга с широкими скулами превращалась в идеальный овал. Пальцы рук грациозно удлинялись, а кисти становились уже.

«Глаза пусть будут голубые. Нет, лучше зелёные. Только яркие, изумрудные даже, а не такие болотные, как у меня, – мечтала она, – нос хочу маленький. Только не курносый, это вульгарно, но и не слишком прямой – в профиль я похожа на Гоголя. Пусть будет такой… ну такой, как у продавщицы из «Универмага». Фигура, конечно, песочные часы. Талия узкая. Только грудь не очень большая и попа, чтоб на мяч не походила. У Жанны как раз такая попа, а мальчишки смеются. Дураки. Посмотрю я на них через несколько лет – побегают ещё за ней. Но это ведь потом, а сейчас мне такие проблемы не нужны».

Глаза у девочки блестят, даже в темноте видно. Будто и правда в писаную красавицу превращается. Этих грёз девочке хватало до утра, а на утро…

Этого никто не видел и не знает. Все думали, девочка просто так долго умывается. На самом же деле она запиралась в ванной, включала воду и плакала. Потом стягивала резинкой жидкий пучок волос, давила на лбу прыщи и всматривалась в покрытое воспаленными пятнами лицо. Она беззвучно рыдала, некрасиво кривя рот. Потом высмаркивалась и в отчаянье шептала:

– Хочу стать нормальным человеком, а не таким уродом, как вон эта со своей рожей.

Девочка с отвращением кивала на своё отражение и ещё долго, уткнувшись в ладони, устало всхлипывала.

Как-то старшая сестра подарила девочке помаду. Старшая сестра у неё красивая, и косметики у неё много. Она и девочку научила краситься. Только девочка не решалась показаться на людях накрашенной. Подумают ещё: «Ишь, ни кожи, ни рожи, а тоже – намалевалась!». Девочка кончики бровей подкрасит и так растушует, будто свои такие. По губам помадой проведёт и тут же разотрет пальцем – вроде помады и не заметно, губы будто только попухлее стали. Приходилось идти на эти жалкие уловки. Что же делать, если украшать себя стыдно, а от рожи избавиться хочется.

Свое лицо, девочка называла, исключительно, рожей. И никак иначе.

– Ах, ты рожа прыщавая! – злилась она на отражение.

И вот девочка выросла. Замуж вышла, детей нарожала, волосы в тёмный цвет перекрасила, от прыщей избавилась. Да только рожа в зеркале до сих пор мешает девочке увидеть своё лицо. Смотрит она на отражение и видит там не молодую красивую девушку с глазами цвета хаки и аккуратным прямым носом, а рожу с глазками болотного цвета и огромным носищем. Так она и ходит понурая и всё мечтает на нормального человека походить.

Мальчик, который примерял маски

Жил-был один мальчик. Он придумал себе такую игру: примерять маски. Наденет на лицо маску веселья – ходит улыбается всем, хохочет даже, а под маской – обида. Или нацепит на лицо маску сердитости: щёки надует, брови сдвинет, бродит из комнаты в комнату предметами гремит, а внутри: хочется, чтобы мама обняла и на коленках покачала, как маленького.

Так этот мальчик увлёкся игрой в маски, что запутался в них и потерял своё лицо. Меряет маски, меняет, а где настоящее лицо-то понять уже и не может. Забыл.

Мама заметила это и вызвала врача по излечению мальчиков от прилипших к лицу масок. Врач выслушал маму, задал несколько вопросов мальчику и сказал задумчиво:

– Тэк-с, тэк-с. Значит, ещё не совсем прилипли?

– Ещё нет, – сказала мама, но при этом горестно покачала головой.

Мальчик, взглянув на маму, тут же натянул на лицо маску грусти. Также, как она, он горестно покачал головой и подтвердил:

– Отлипить ещё могу, но уже сложнее, чем раньше. И то не уверен, под маской лицо или ещё одна маска.

Врач назначил мальчику равнодушное лицо.

– Через неделю загляну, посмотрим, что у нас получится.

Три дня мальчик ходил с равнодушным лицом. Держал губы чертой: не закруглял их ни вниз, ни вверх. Сдерживался там, где привык смеяться, хмурить брови и надувать щёки. Он не знал, равнодушие – это голое лицо или ещё одна маска, но исполнял всё в точности по рецепту.

На четвёртый день случилось вот что: мальчик и мама смотрели по телевизору комедию. Маме фильм нравился, она часто смеялась. А один раз так расхохоталась, что нечаянно хрюкнула. Мальчик не успел удержать лицо и улыбнулся. Совсем чуть-чуть, только краешками губ.

На следующий день мальчик гулял на детской площадке. Он сидел на карусели и одной ногой отталкивался от земли, чтобы её раскрутить. Карусель тяжёлая – толкать надо сильно, а раскручивается она медленно. У мальчика даже нога заболела. Тут подошёл к карусели незнакомый мальчишка. Стоит и смотрит. И больше ничего. Но только мальчик раскрутился посильнее, как мальчишка схватился за поручни и притормозил карусель. Пришлось раскручивать снова, но, как только карусель как следует закружилась, мальчишка опять схватился за поручни.

Что делать? Раньше мальчик нацепил бы на лицо весёлую маску, закорчил бы лицо в улыбках, вскочил бы бодренько на ноги, попрыгал бы перед мальчишкой, кривляясь, и убежал бы прочь. А теперь как? Ему лицо равнодушным держать нужно, а без лица разве что-нибудь сделаешь? Решил мальчик ещё раз раскрутиться – вдруг мальчишка отстанет. Всякое же бывает. Оттолкнулся ногой: раз, другой, убрал ногу, а мальчишка опять к поручню тянется.

– Да что тебе надо?!!! – заорал мальчик. Брови у него грозно сдвинулись, щеки покраснели до самых ушей. Сам от себя такого не ожидал. А мальчишка ногу вперёд выставил, руки на груди сложил и заявляет с вызовом:

– Я с тобой хочу.

– Ааа, – облегчённо выдохнул мальчик, и лицо его сразу подобрело, – а чего сразу-то не сказал?

– Да так… вдруг бы не пустил. Стой тогда, как дурак, – признался мальчишка.

– Ну ты даёшь, – засмеялся мальчик, – запрыгивай давай!

И вдруг понял, что лицо-то у него самое настоящее стало – его собственное, своей жизнью живущее, а не масочное какое-нибудь. Смеётся, удивляется, злится – и всё само по себе.

С тех пор перестал мальчик удерживать лицо, и оно больше не застывало в равнодушии, а постоянно менялось.

Через неделю опять пришёл врач.

– Ну-с, как дела? – спросил он маму.

– Ах, – мама только руками всплеснула, – доктор, вы волшебник!

– Никакого волшебства – обыкновенная наука, – сказал он деловито, рассматривая и мягко ощупывая по краям живое лицо мальчика, – моя помощь больше не требуется – лицо на месте, – сказал он, снимая силиконовые перчатки.

– А куда же мне теперь маски деть? – спросил мальчик уже в прихожей, подавая доктору пальто.

– Вы-ки-нуть! И только! – отрезал доктор.

– Разве не годны ни на что? – робко поинтересовалась хозяйственная мама, – может, пригодятся ну… в садике там или потом, в школе?

– Вы-ки-нуть! И даже не смотреть в их сторону! – доктор оправлял в зеркале аккуратную, подстриженную полукругом, бородку, – соблазн большой, – весело объяснил он, – с масками легче, прятаться за ними удобно – выбирай, какую хочешь. А потом вот и лечи…, – закончил он уже ворчливо.

Вслед за доктором на лестничную площадку вышел и мальчик. Доктор зашёл в лифт и уехал, а мальчик направился к мусоропроводу. В руках он держал чёрный, туго набитый, пакет. В нём лежали мёртвые маски: твёрдые, холодные – простой пластик.

Девочка, сидящая в кубе

Одна девочка жила, сидя в кубе. Подтянула колени к груди, обняла их руками и лицо вниз опустила. Куб маленький, только и хватает его, чтобы окружать её стенками в таком положении. Стенки прозрачные. Прозрачнее, чем стекло. Прозрачные, как воздух. Даже углы и рёбра не мешают смотреть. Только девочка смотрит больше не наружу, а внутрь.

Иногда она поднимает глаза, оглядывается кругом и удивляется: «Листья… Надо же, весна уже!». Видит людей. Они ходят, говорят что-то. Ей всё кажется, что они не то говорят и делают не так. А как правильно надо – не знает. Она же в кубе живёт, откуда ей знать? Знает только, что всё у них «не то» и всё «не так».

Бывает, девочка выходит из куба. Надо же размяться немного. Скрючившись, всю жизнь не проживёшь. Тут же она оказывается в гуще людей, событий, происшествий. Вот ходит девочка среди людей, событий и происшествий, а стенки куба всё равно перед глазами стоят. Правда, никто их, кроме девочки, не видит. Они же прозрачные, как воздух, даже углы и рёбра… а у девочки будто между миром и глазами – стекло. Иногда ей ужасно хочется от него избавиться. Она трёт глаза, но бесполезно. Куб ведь не в глазах – он вокруг.

Так и ходит девочка среди людей, отделённая от них. Посмотришь на неё и не отличишь от нормального человека. А она смотрит вокруг и всё удивляется: «Надо же! И зачем они так живут? Неужели не видят, что всё это зря?». А спроси её, как надо, не ответит ведь. И намёка не даст. Потому что сама не знает.

Ей долго без куба нельзя – затоскует. Без куба ведь надо жить, действовать. «Зря» она не хочет, а как «не зря» – не знает. Без куба ей жизнь стылой начинает казаться. Приходиться залезать обратно – в маленький, прозрачный куб. И сидеть там, обняв ноги руками и спрятав лицо в колени.

Как одному мальчику говорили: «Хорошенького понемножку», и как он потом вырос, и «Хорошенького понемножку» выросло вместе с ним

Одному мальчику родители и воспитатели в детском саду часто говорили: «Хорошенького понемножку». Купается он, к примеру, в ванной, а родители ему:

– Вылезай.

– Почему? – спрашивает мальчик, – я ведь ещё не накупался.

– Хорошенького понемножку! – говорят родители строго и протягивают сыну полотенце.

Или вот рисует мальчик в садике. У него на листе танки идут в наступление, флаги развеваются, солдаты ружья выставили. Так увлёкся, что язык от старания высунул. А воспитательница его уже из-за стола тянет:

– Пойдём. Спать пора.

– Я дорисовать хочу! – упрямится мальчик.

А ему в ответ:

– Хорошенького понемножку!

Это «Хорошенького понемножку» много ему неприятностей делало. Оно не давало наиграться, набегаться, насмотреться мультиков. Даже пореветь от души и то не удавалось. Только рот откроет, а ему:

– Поревел и хватит! Хорошенького понемножку!

Мальчику ещё много чего говорили: «здоровайся», «не жадничай», «говори «спасибо»», «помогай слабым». Всё это он как-то быстро забыл, а вот про «хорошенького понемножку» почему-то запомнил.

Стал мальчик расти, а «Хорошенького понемножку» вместе с ним растёт. Сначала-то оно было маленькое. Мальчик и внимания на него не обращал. Бегал до усталости, на карусели кружился до тошноты, новогодний подарок съедал зараз. Пока родители в нос «хорошеньким понемножку» не тыкнут – не успокоится.

Мальчик рос-рос-рос… До взрослого дяденьки дорос и в росте остановился. А «Хорошенького понемножку» росло-росло, росло-росло… уже и мальчика переросло, а всё растёт. С каждым днём больше становится. Сначала мальчик не слушал «Хорошенького понемножку». Подумаешь, что-то там из-под подушки пищит. Но со временем голос его окреп, усилился, зазвучал басом. «Хорошенького понемножку» на мальчика даже покрикивать стало. Уже ни родителей нет рядом, ни воспитателей, а «Хорошенького понемножку» до сих пор их голосами говорит.

Вот нежится мальчик в ванной. Вода тёплая, пена душистая. Фильм на телефоне про разведчиков включил. Лежит – наслаждается. «Хорошенького понемножку» рядом стоит. Выжидает, сколько положено по его меркам, а потом за своё принимается. «Вылезай, – говорит, – чего разлёгся? Мог бы в это время чем-нибудь полезным заняться. Вон розетка уже месяц не чинена. Помылся, да и будет, – и строго так повторяет, – вылезай, говорю!

Мальчик упрямится – лежит. На «Хорошенького понемножку» злится. Только нежится в воде и смотреть фильм почему-то расхотелось. «Ладно, вылезу, – думает, – всё равно настроение испортилось». Вылез из ванной, вытирается, а сам на «Хорошенького понемножку» косится:

– Ух и надоело же ты мне! Пристало – жить не даёшь! Выходной у меня, в конце-то концов, или что? Имею же я право отдохнуть нормально! Вот не буду тебя слушать. Пущусь во все тяжкие – буду делать всё, что захочу! Да так, чтоб до конца, пока не надоест!».

На розетку высокомерно посмотрел и мимо прошёл. Во-первых, «Хорошенького понемножку» будет знать, как командовать! А во-вторых, ремонтировать-то страшно – вдруг током долбанёт. Все думают, он умеет, а он, может, и не умеет.

«Лучше вот лягу на диван и буду телевизор смотреть», – подумал мальчик, лёг и включил телевизор. Подушечку под голову подложил, пледом мягоньким укрылся. Потянулся: «Хорошооо! Ещё бы чайку с лимоном и тогда бы вообще кайф». Мальчик кричит жене:

– Кать, чаю принесёшь? – всё равно она на кухне что-то там копошится, посудой гремит. Жена у него хорошая, ласковая. Но на этот раз жена из кухни кричит вдруг ни с того, ни с сего: