— Не за что тебе меня благодарить! Тебе не благодарить надо, а начать думать головой! Головой, Васин. Той, что на плечах, а не другими частями тела! Понял?!
— Да.
— Ничего ты не понял! Я тебе сто раз говорил: не умеешь делать дело, не привлекая внимания и без последствий — не делай! — рычал он.
Я не помнил, чтоб он мне такое говорил прежде, но, впервые наблюдая настолько сильно разошедшегося мидовца, решил ему об этом не говорить и не спорить. Вместо этого согласно кивнул и чётко сформулировал свою мысль:
— Ну, так это... Я.... э-э... В общем-то... Так сказать… В принципе… Гм...
Тот, услышав настолько точное оправдание греха, постоял с полминуты разглядывая меня, словно Ленин буржуазию, а затем подвёл итог моего блеянья:
— Хватит мычать как корова! Наделал дел, имей мужество за них ответ держать! А его — ответ, тебе держать придётся по всей строгости закона! Понял?
— Э-э, ага...
— Чёртов предатель! — неожиданно вскрикнул он. Крик был громкий и, вероятно, именно этот факт образумил кричащего, потому что через секунду он уже прошептал: — Как ты мог?! Ты же нас всех погубил! Теперь нас всех уволят!
— Почему? И вообще, причём тут вы?
— А кто? Кто тебя там должен был оберегать? Кто должен был защищать? Мы! А мы, получается, не уберегли! Ты понимаешь, что теперь будет?
— Понимаю. Но, думаю, мы что-нибудь придумаем, — подбодрил его я, тяжело вздохнув, и посмотрел в иллюминатор, за которым не прекращал бушевать шторм.
— Что? Что мы придумаем? Это нужно срочно придумать! Сейчас и здесь! — ещё больше запаниковал визави и топнул ногой.
— Здесь? — удивился я такой спешке. — Почему именно здесь? — А потом догадка пришла в голову: — Будет связь с Москвой и им будут нужны чёткие ответы? Я прав?
— Прав! — согласился тот, кивнув. — Сейчас из-за урагана связи нет. По словам капитана, из шторма мы выйдем только через два-три часа. И тогда связь наладится. А как наладится, я не сомневаюсь, Москва обязательно свяжется с нами и потребует объяснений. А если и не свяжется сама, то мы сами должны будем с ней установить связь. Произошло ЧП, и все члены комиссии обязаны доложить, как своему непосредственному начальству, так и курирующее эту поездку Министерство. То есть Минкульт.
— Ну Вы скажите тоже… ЧП… Какое ещё ЧП? — возмутился я.
— А что это, Васин, если не чрезвычайное происшествие? Что?
— Да ничего. Просто, э-э, казус. Мне кажется, ничего страшного не произошло. Как говорится: пустяки — дело житейское.
— Будет тебе дело, когда из комсомола за аморалку выгонят! — ещё больше нахмурился Лебедев, а затем, покачав головой, тяжело вздохнул: — И нам из-за тебя несдобровать.
Я понял, что человек сильно переживает, поэтому решил подойти к делу более конструктивно:
— Так значит два-три часа у нас на придумывание «алиби» есть?
— Нет у нас времени, — собеседник посмотрел по сторонам и негромко сказал: — Я и Кравцов сейчас обязаны взять у тебя показания. А каюта...
— На прослушке, — сообразил я. Почесал затылок и, посмотрев в почти безлюдный коридор, спросил: — А Кравцов-то где?
— Сейчас подойдёт. И нам нужно будет тебя допросить — то есть зафиксировать твои объяснения.
— Гм… Ладно. Допрашивайте.
— Но что ты будешь говорить?
— Буду молчать и всё отрицать.
— А потом? Потом что, признаешься?
— Нет. Потом я скажу, что у меня сильно болит голова, и я хочу в медсанчасть. Мы перенесём разговор, и я подумаю, как мне из этого дела выкрутиться.
— Не тебе, а нам, — вздохнул Лебедев, прошёл несколько шагов и, подойдя к двери в каюту, негромко сказал: — Помни, от твоих слов будет зависеть очень многое! — Открыл ключом замок, поправил галстук, откашлялся, в очередной раз тяжело вздохнул и скомандовал: — Проходи!
Глава 3
В течение часа давал сумбурные показания, основой каковых был тот факт, что я ничего не помню. Напирал я на то, что был растерян и ошарашен, не забывая при этом плакать и всячески давая понять всем подслушивающим товарищам, что не понимаю, в чём вообще меня обвиняют. Лебедев, выпучив глаза и сгорая от стыда за мой артистический талант, качал головой, я же в это время изо всех сил напрягался, показывая своё недоумение и неосознанное раскаяние. Весь мой монолог был построен на заливистом вранье, перемешанном с матёрой ложью, к которым для остроты ощущений были добавлены слёзы, сопли, истерика и невнятное бормотание.
Когда, по истечении 27 минут, мне это всё надоело, я, согласно сценарию, начал выть, держась за голову. Мой невольный свидетель фарса, согласно всё тому же сценарию, не подвёл, а недовольно буркнув, махнул рукой, отправив меня в медпункт, находящийся на первой палубе.
Облегчённо выдохнув, вышел из каюты.
«Так время «на подумать» я выкроил. Теперь, для полноты алиби, нужно отметиться в медпункте».
Идя по коридору в нужном направлении, опустил голову и старался на встречающихся по дороге пассажиров не смотреть — понимал, что выгляжу сейчас неважно. Народ, вероятно, видел мою раскрасневшуюся физиономию, поэтому шарахался к стенам, уступая дорогу.
До нужного места добрался довольно быстро. Там, к великому счастью, ожидающих приёма пациентов, не оказалось и я, постучав костяшками пальцев по двери, вошёл внутрь.
Не молодая врачиха, выслушав мою легенду о болях в голове, посочувствовала и дала таблетку анальгина, после чего посоветовала отдохнуть.
— Александр, вероятно, на Ваш юный организм так подействовала смена климата. Пойдите к себе в каюту и прилягте. Возможно, удастся уснуть. Если боли усилятся, немедленно вызывайте меня. Но скорее всего ничего страшного нет. Это просто процесс акклиматизации.
Я согласился с диагнозом, поблагодарил и, попрощавшись, пошёл к себе в каюту. Нужно было собраться с мыслями и найти решение проблемы, впрочем, если смотреть правде в глаза, то по большому счёту становится очевидным, что я для себя уже всё решил.
Однако до своей каюты я так и не дошёл.
— Саша, тебе срочно нужно к Лебедеву, — подбежал ко мне раскрасневшийся Кравцов, нагнав меня у лестничного пролёта.
— Вы как себя чувствуете? — не отреагировав на его слова, спросил я.
Полковник выглядел неважно. Он был бледен. Глаза красные. Взгляд злобный и какой-то отрешённый. Ему явно не здоровилось. Нет, я понимаю, что он на такой работе, где люди выточены из кремня и стали, но, тем не менее, акклиматизация и шок от последних событий явно не прошли для него бесследно и нанесли непоправимый ущерб здоровью.
— Плохо. Не молод я такие новости безболезненно воспринимать. Сердце шалить начало. Наверное, на пенсию пора.
— Так может, в медсанчасть зайдёте? Она тут не далеко, — предложил я.
— Сейчас не об этом... Сейчас нам срочно нужно к Лебедеву подняться.
— Да, я только что был у него.
— Надо ещё раз. Дело серьёзное, — поджав губы сказал полковник.
— Что случилось?
— Связь наладилась, и поступил звонок. Требуют тебя.
— Из Москвы? — решил уточнить я, понимая, что теперь придётся придумывать легенду на ходу.
— Нет. Из Бонна.
— Э-э…
— Вот тебе и «э», — с горечью в голосе констатировал полковник, и мы помчались наверх.
У входа на капитанский мостик нас встретил Лебедев.
— Васин, — сквозь зубы прошипел он.
— Не волнуйтесь. Не подведу, — ободрил его я.
— Прошу тебя — без самодеятельности! Никакой конкретики! Всё отрицай!
— Помню! Знаю! Сделаю! — сказал я, открыл дверь и, попросив разрешения капитана подняться на капитанский мостик, таки вошёл в святая святых корабля.
Снял трубку и сразу же протараторил:
— Алло! Марта?! Тут связь плохая. Так что ты не волнуйся! Песни я тебе напишу новые! Прямо на днях и напишу. Как будет возможность, мистер Тейлор тебе их сразу же привезёт. Так что считай этот вопрос закрытым. Пока займись здоровьем! Поняла? Хорошо! Так что давай, до свидания! Созвонимся!
На том конце провода попытались что-то ответить, но я не дал этого сделать, а сразу же дал отбой связи, повесив трубку. После чего задумчиво уставился на телефон, ибо до мозга дошло то, что я услышал в последние мгновения.
— Васин. Ты чего? — не понял моего ступора Кравцов.
Я обернулся и растерянно посмотрел на Лебедева.
Тот понял, что что-то пошло не так, и сухо приказал:
— Доложи.
— Да, собственно, докладывать-то нечего. Там, собеседником моим вроде бы не Марта была.
— А кто? С чего ты взял?
— А с того, что когда я вешал трубку, то услышал фразу, которую сказал кто-то другой.
— Кто? Что сказал? Чего ты мнёшься?! Говори уже! Что сказали на том конце провода?
И я процитировал:
— Алло! Это не Марта. Это её папа…
И на капитанском мостике мгновенно повисла мёртвая тишина.
Я покосился на висящий на стене телефон, а затем вновь перевёл взгляд на Лебедева, который встревожено тоже смотрел на телефонный аппарат.
К счастью, тот молчал.
— Ух-х… Ладно, — наконец взял себя в руки Лебедев. — Ты всё нормально сказал. В этом плане не подвёл, — и обратился ко всем: — Товарищи, нам необходимо срочно провести совещание. Приглашаю всех немедленно пройти за мной.
Через пять минут мы сидели за овальным столом в каюте мидовца.
— Всё! Никаких разговоров с немцами пока не получим инструкции из Москвы! — взял слово хозяин апартаментов и по совместительству начальник нашей экспедиции. — Никаких! — Посмотрел на капитана и спросил: — Связь с Москвой есть?
— Нет, — отрицательно покачал головой тот.
В помещении нас было пятеро: капитан корабля, Кравцов, Лебедев, Минаев и я. Все были сосредоточенны и внимали начальству.
— Это нонсенс! — недовольно выкрикнуло это самое начальство в лице Лебедева. — Советский корабль не может связаться с Родиной, а с немцами — запросто. Что это? Саботаж?!
— Очень сильные помехи, — вновь пожал плечами капитан. — Сами видите, как стихия разбушевалась. Я приказал радисту постоянно вызывать Москву.
— Но безрезультатно?
— Пока, да.
— Плохо!
В этот момент в дверь постучали.
— Войдите, — недовольно произнёс Лебедев и, посмотрев на меня, сказал: — Васин, открой, ты рядом.
— Так она открыта, — посмотрел я на замок.
— Кто не закрыл дверь перед важным совещанием?! — прошипел мидовец, обводя нас хмурым взглядом.
Мы молчали, пытаясь вспомнить, кто входил последним.
Мидовец хмыкнул и вновь произнёс:
— Входите. Открыто.
Но дверь не открылась. Вместо этого вновь раздался тихий аккуратный стук.
— Чёрт-те что происходит, — зло выдохнул мидовец и встал. Быстрым шагом подошёл к двери и с силой открыл её.
— Здравствуйте, товарищ Лебедев, — произнесли за дверью на английском. Из-за того что мидовец закрывал проём своим телом мы не видели кто пришёл, но судя по всему это явно был кто-то из американской делегации, что была включена в состав нашей экспедиции.
Мидовец кашлянул и дружелюбно произнёс:
— Гуд монинг, мистер помощник посла. Good morning, мистер Тейлор. Гуд монинг, господа.
— Good morning, — произнёс хор голосов в ответ.
«Ясно. Посол и его свита идёт завтракать», — сообразил я.