Колыбельная для бронехода

— Запретили вышестоящие офицеры…

— Кто?!!

— …Капитан Здравый Смысл и генерал Инстинкт Самосохранения. У Малевича была репутация пилота, который знает свое дело, не лажает и не становится причиной гибели других парней. Именно поэтому я забрал его к себе ведомым, хотя заранее знал, что Малевич мудила, и делал вид, что он мой лучший друг. И он, в общем-то, оправдал свою репутацию, как видите, иначе меня тут могло бы и не быть. Только поймите меня правильно: Малевич не был куском говна. Бывает такое, что вроде человек нормальный, а рожа отталкивающая. У Малевича был такой вот противный, отталкивающий характер. Он не стремился быть наглым и высокомерным — просто вел себя как мудак и не понимал, что делает что-то не то. Но поскольку во всем остальном он был отличным бойцом и напарником — то я и остальные парни терпели меньшее зло ради большего добра. Жаль только, что это в конечном счете окупилось лишь для меня. Но, само собой, я не отдал бы ему свою «Звезду». Ну а поскольку Малевича, увы, больше нет — то и никакого резона рисковать и писать неправдивый рапорт у меня тоже нет.

Полковник и лейтенант переглянулись.

— Ладно, сержант… Давайте, чтобы закрыть это дело, вы еще раз расскажете, что там произошло и мы как-то составим рапорт о расследовании, чтобы он не был таким… наводящим на странные мысли.

Я сердито засопел.

— Это, между прочим, и в ваших интересах, — сказал Радонич, — если я напишу сомнительный рапорт о расследовании, и мне могут выговор впаять, и к вам еще кто-то снова припрется.

— Да я вообще-то бронеходчик, могу и на три буквы послать, если совсем уж заколебают.

— Кирин, будь серьезен, — одернул меня полковник. — Последний раз.

— Точно последний раз?

— Точно.

— Ладно, господин полковник. Последний раз.

* * *

Группа солдат в темно-серых камуфляжах под городское окружение, зажимая носы, прошла по проспекту мимо развалин, на которые опрокинулся сгоревший бронеход. В другой ситуации конфедераты, вероятно, попытались бы заглянуть в кабину, чтобы поискать сувениры в карманах мертвого пилота, но тут сильный «аромат» сгоревшей полимерно-кольцевой жидкости и обугленной человеческой плоти красноречиво намекнул: если в карманах пилота и были сувениры, они сгорели вместе с ним. Полимерно-кольцевая жидкость если загорается, то уже ничего после себя не оставляет, а сунешься в кабину — будешь потом еще неделю смердеть таким же букетом.

Я провел неприятельских солдат взглядом и улыбнулся: маскировка сработала. Я просто сжег найденный неподалеку труп, а затем облился небольшим количеством ПКЖ и поджег. Мой бронеход не пострадал, но выглядит так, словно выгорел полностью снаружи и внутри. Конечно, если присмотреться со всех сторон — станет заметно, что нет пробоин и прочих повреждений, но для этого надо подойти, а чудовищная вонь сделать этого не дает.

— Говорит «Лазурь». Только что мимо меня прошел взвод ПЗП[2]. Тяжелого вооружения при них нет, вероятно, разведка. Двигаются на восток.

— Понял тебя, — отозвался Игнат. — Не заметили или не смотрели?

— Запах отпугнул. Но отсутствие у них пусковых комплексов наводит на размышления…

— Ага. Видимо, им есть кого позвать на подмогу.

Несколько минут царила тишина, затем заговорил Ян:

— Парни, вы вообще верите в то, что у конфедератов появился рельсотрон, достаточно легкий, чтобы вооружить им бронеход? Смахивает на ересь, по правде говоря.

— Когда-то и корабль из железа казался ересью, и межзвездные полеты, и все то, что кажется привычным нам.

— Вообще-то, я проходил мимо того места, где обстреляли взвод Жеглова, — вмешался Сон Пак Чон. — Так вот, там в здании сквозная дыра, причем пробит добрый десяток стен. Чем, если не «рельсой»?

— А большая дыра? — спросил Игнат.

— Как от подкалибера, только это не похоже на обычный подкалибер снайперской пушки. Не пробивает подкалиберный десяток бетонных стен.

В тишине и спокойствии прошло еще часа два. Мимо меня прополз танк в сопровождении еще одного взвода ПЗП, не обратив внимания на мой «сгоревший» бронеход, а еще чуть позже появился расчет переносного противотанкового ракетного комплекса — четыре человека. Заметив мой бронеход, они быстро посовещались, затем двинулись ко мне, пусковую установку, впрочем, не расчехлили. Что они задумали?

Оказалось, задумали они фотосессию. Трое позировали со мной на фоне, четвертый фоткал, затем менялись. В конце установили фотоаппарат на таймер и встали возле меня все четверо. У меня появилось дикое искушение прихлопнуть их в этот момент — просто бац и ладошка весом в пару центнеров накрывает всех четверых — но тогда я сорву операцию, потому что их хватятся, когда они не выйдут на связь или на позицию. Ладно, сочтемся в другой раз.

Дело пошло к обеду, и я потянулся за сухпайком. Меню стандартное: колбаски, лапша в тюбике, энергетические батончики. Супа нет, само собой, разогреть его негде, да и неудобно в кабине с тарелкой и ложкой управляться. Тюбик с лапшой с саморазогревом, но это, конечно же, не то. Недаром ходит бородатая шутка, что каждыйбронеходчик ненавидит быть бронеходчиком в двух случаях: когда обедает и когда загорается бронеход.

А еще слегка выматывает ожидание неизвестного. Мы-то просочились в нейтральную часть города без проблем, пока там не было противника, но теперь мимо ползут танки и ПЗП — собираются закрепиться? Идея хреновая для них, но и для нас тоже, потому что нам еще выбираться.

Скука одолевает и парней.

— Эй, Ян, — сказал Игнат, — все-таки, как насчет дать мне мэйл твоей сеструхи, а?

— Черта с два, — ответил Малевич, — сколько еще раз тебе это сказать, чтобы ты понял?

— У Яна есть сестра? — оживился Сон Пак Чон. — Ян, правда?

— Есть, — подтвердил Игнат, — малолетка еще, правда, плоская, как доска, но милашка.

— И ты туда же, Сон… Не про вас моя принцесса, вы мало того, что рожей не вышли для нее — вы же, вашу мать, бронеходчики. Нет на свете хуже парня, чем бронеходчик, потому что если погибнет — с ним даже попрощаться нельзя, хоронить в запаянном гробу приходится.

Я буквально сквозь радиоканал почувствовал, как ухмыляется Игнат.

— Ну так-то ты прав, Ян, но не в нашем случае, когда еще и брат — бронеходчик. Ты ведь тоже можешь вернуться в запаянном гробу, и тогда она останется круглейшей сиротой. Вникни, в чем идея: если я буду встречаться с твоей сестренкой — вероятность того, что она останется одна на белом свете, уменьшается в два раза. Погибнешь ты — у нее останусь я.

— Слушай, Игнат, а не пошел бы ты?

— Я серьезно, Ян.

— Я тоже! Вот как уйдешь из армии — я тогда подумаю!

— Ну-у-у, мне до выслуги еще семь лет, я сомневаюсь, что она будет ждать меня столько, тем более что мы еще даже не знакомы.

— Значит, просто смирись, не судьба. Чего ты к Анне привязался, мало тебе девок на белом свете?!

— Таких как она — мало, — вздохнул Игнат. — Ты сам виноват, что показал мне ее фото.

— Завязывайте забивать канал, — смачно прочавкал я.

— Кстати, да, пора бы уже и пожрать.

— Возле меня тут «соляра» вражеская поползла, — сообщил Сон Пак Чон, — танк и две БМП.

— Тебя не заметили?

— Нет, конечно, я за ними с дрона наблюдаю. Так-то я во внутреннем дворике сижу, а само здание нашей ПЗП еще вчера заминировано растяжками и прочим добром.

— «Небо», я «Лазурь». Мы наблюдаем активность противника. Малые группы пехоты и техники.

— Все по плану, «Лазурь», — отозвался штаб, — только что мы заметили «Кентавра» с чем-то похожим на длинную наплечную базуку. С ним два обычных «Варриера». Передаю данные… Черт! Дрон потерян, противник активно использует контрмеры.

— Понял вас, следую плану, — сказал я и переключился на внутреннюю связь: — парни, это таки точно бронеход с рельсотроном, и он уже идет к нам. Рельсотрон этот не особо компактный, потому конфедераты решили вопрос другим способом… Это «Кентавр».

— Тваюжмать, — пробормотал Игнат, — твой старый дружок, да? Фон Лютьенс?

— Вероятно. В природе существует не так много людей, способных пилотировать четырехногий бронеход, так что соберитесь, нас в любом случае ждет бой с мастером.

— Вовремя он появился, я как раз доел колбасу, — сказал Малевич. — План?

— Пока ждем.

Возле меня проехал колесный истребитель танков с установленными на башне пусковыми установками и притормозил у перекрестка, из него выбрался офицер и принялся сверяться с картой.

Как-то раз в древности один известный правитель собрался в крестовый поход против османов, а другой — Влад Дракула вроде — ему сказал: «Да султан на охоту берет больше людей, чем ты в крестовый поход взял». «Кентавр» в этих полуразрушенных руинах явно чувствует себя султаном, с такой-то свитой…

— Вижу движение, — сообщил Сон Пак Чон, — квадрат два-три-два-три, не могу пока идентифицировать… Кажется, тут в воздухе полно дронов помимо моего… Ой, мой накрылся.

— Вали оттуда, тебя засекли. Парни, полная готовность. Сон, отходи за зданиями и изобрази активный шумный побег… Сон? Сон, ты меня слышишь, прием?

— «Лазурь», это «Небо», — протрещал сквозь помехи оперативный штаб, — связь с твоим четвертым потеряна, наблюдатели видят столб пурпурного пламени там, где он находился.

Понятно. Столб пурпурного пламени означает подрыв бака с полимерно-кольцевой жидкостью. Прощай, Сон, легко ушел.

Я рванул штурвал, поднимая бронеход на ноги.

— Парни, двигаемся! Он охотится на нас, стреляя из рельсотрона сквозь здания при помощи дронов! Мы остались втроем!

Вскидываю автомат и прошиваю бронемашину в борт от кормы до носа, она мгновенно вспыхивает: двадцать пять миллиметров с подкалиберными хватит любому броневику. Офицера настигают осколки моих снарядов и куски сколотой брони, он падает, а я, пробегая мимо, для гарантии на него наступаю. Это тебе за ракеты с кумулятивными боеголовками, гадина.

Выскакиваю на перекресток — рядом больше никого.

— Тваюжмать! — ругается Игнат. — Он на северо-восток от меня, только что пальнул с этого направления сквозь здание!

— Понял тебя, иду! Ян, обходи с севера!

— Понял, уже.

Я громыхаю по некогда оживленному проспекту, перепрыгивая через воронки и остовы подбитых танков. Еще недавно это был густонаселенный процветающий город, но теперь тут совершенно другая экосистема, на вершине пищевой цепочки которой находятся короли бетонных джунглей — бронеходы.

Поглядываю на планшет с планом местности: где-то тут, в спальном районе, скрывается «Кентавр» с рельсотроном. Сбоку движение: это разворачивается танк, который чуть ранее прополз мимо меня. Но я успеваю открыть огонь до того, как он повернется ко мне «лбом», и мои снаряды пробивают корму моторно-трансмиссионного отделения и отрывают несколько колес. Готов.

Я бегу дальше, не глядя на разбегающихся танкистов.

— Я врубил весь РЭБ[3], что был, — протрещал сквозь лютые помехи Игнат, — кажется, дроны возле меня попадали, я пока вне поля зре… Ух ты ж гад!

— Игнат?

— Стреляет вслепую. Парни, кто может поднять дрона и посмотреть?!

— Сейчас запрошу штаб. «Небо», я «Лазурь»! Есть поддержка разведкой?

— Противник сбил наш беспилотник, — протрещал штаб, — новый на подлете, будет через две минуты.

Черт… надеюсь, что к тому моменту и мы еще будем…

В сотне метров от меня буквально появляется огненная полоса, с диким грохотом выходящая из одного здания и входящая в другое: рельсотрон разгоняет снаряд до чудовищных скоростей в десятки тысяч метров в секунду, на такой скорости глаз уже не регистрирует «полет», и кажется, что огненный след от снаряда просто появляется мгновенно по всей длине.

— Игнат?

— Не попал, даже не близко, он меня не видит пока что. Иду на сближение!

— Не спеши, жди нас. С ним сопровождение. И нам бы понять, где именно он находится…

Ловить снайпера — хоть человека, хоть бронехода — задача относительно простая, потому что снайперская винтовка, хоть 7.62мм, хоть 50мм, требует прямой видимости для прострела, а это сразу сужает круг возможных позиций. Но «рельса» шьет навылет боевые машины и дома, стрелку не нужна прямая видимость и прострел, и я даже не знаю, сколько зданий может прошить выстрел — одно, два, три? Огонь ведется из этого спального района — но поди пойми, откуда.

Двигаюсь на юго-восток, замечаю дальше по проспекту машину Игната. В этот момент мне наперерез выходят неприятельские «Варриеры» — массивные десятитонные машины того же класса, что и мой «Ирбис», но несколько менее совершенные, хотя при этом сбалансированные, без слабых и сильных сторон.

Что они оба — «скатанная» пара, я понял и по экипировке, и по характеру действий: у ведущего тяжелый щит и короткий штурмовой автомат, ведомый держится за его спиной. В тот момент, когда мы с ведущим открываем огонь друг по другу, ведомый на скорости выкатывает из-за его спины на гусеничных «коньках» и мчится по кругу, заходя мне во фланг. Наработанный маневр, да.

Наша перестрелка со щитоносцем не приносит ощутимых результатов: я не пробиваю щит, который мастерски выставлен не прямо, а под небольшим углом, чтобы увеличить приведенную броню, при этом выглядывающие из-за щита части бронехода находятся ко мне под еще большим углом — поди пробей. Его штурмовой автомат, короткий и удобный, предназначенный для стрельбы с одной руки, не пробивает меня в «лоб», а выцелить слабо бронированные части я не даю маневром, однако второй противник уже открывает огонь из гораздо более серьезного оружия. У меня на контрольной панели начинают появляться красные огоньки.

Смещаюсь в сторону от «ведомого», ведя по нему огонь, и тоже добиваюсь первых попаданий. Мой план — сцепиться с ведущим и быстро его уничтожить.

Однако тут ведомый вспыхивает и взрывается: Игнат открыл огонь издали, но стреляет он отлично, а противник подставил ему спину, где самая тонкая броня и все основные узлы.

В следующий миг я вижу огненную линию, входящую в машину Игната и выходящую из спины, а также волну пурпурного пламени. Прямое попадание из рельсотрона в кабину навылет. Легко ушел.

Но у меня нет времени скорбеть об Игнате: я лицом к лицу с врагом. Левой рукой хватаюсь за край щита и отвожу в сторону, но он, будучи левшой, отпускает свой автомат и перехватывает мой, не давая навестись на себя, а затем отпускает щит и преподносит мне сюрприз. На его правой руке закреплен бронепробойник, и он наносит им точный удар в мою руку, почти отрывая ее.

Хорош, ох хорош! Но я не удивлен, «Кентавра» — штучную машину, существующую всего в шести экземплярах по той простой причине, что людей, способных ею управлять, очень мало — не будет охранять абы кто.

Но и уничтожить «Кентавра» тоже послали не абы кого.

Я возвращаю любезность той же монетой — пробойником, закрепленным на моей левой руке. Сверхпрочный стержень мощного соленоида ударяет в бок «Варриера», туда, где находятся нагнетатели, резервный бак с ПКЖ и блок питания электроники, причем под углом, где броня не так крепка. Противник моментально теряет управление, бронеход начинает заваливаться, появляются первые языки багрового пламени.

Ударный стержень застрял во вражеской машине, так что я отстреливаю пробойник, активировав пиропатроны в болтах, «Варриер» падает, привалившись к зданию.

Активирую все средства РЭБ, которые у меня есть, и провожу осмотр. Правая рука почти оторвана, не работает, так что использовать свой крупнокалиберный автомат я уже не могу. Левой рукой отрываю правую окончательно — лишний вес.

Тут мое внимание привлекло движение: на поверженном «Варриере» чуть приоткрывается крышка люка. Упав, бронеход привалился к стене так, что люк оказался заблокирован стеной, и вражеский пилот теперь в западне.

Хватаю «Варриера» за ногу и оттаскиваю на метр. Пилот не стал ждать особого приглашения, он выполз из кабины и, лишь раз оглянувшись, поспешно юркнул в развалины. В этот момент бронеход окончательно вспыхнул.

Что ж, может быть, однажды он сделает то же самое для кого-то из нас.

Завожу руку за спину и вынимаю из крепления запасное оружие — короткий спаренный крупнокалиберный пулемет. 14.5мм — крайне слабое оружие против бронехода типа «Кентавра», который вдвое превосходит меня по весу и броне, но уж что есть.

— Ян, ситреп!

— Я в сотне метров от цели, смещаюсь так, чтобы он не мог попасть. У этой дурынды ствол — десять метров, я видел мельком.