Дни освобождения. Laibach и Северная Корея

Что касается песни «Life is Life», она тоже совершенно никакого отношения к фашизму не имеет.

Изначально ее исполняла австрийская группа Opus, она имела огромный коммерческий успех в Европе и США в 1985 году. Затем Laibach сделали свою версию этой песни, как и многих других популярных песен (теперь в том числе и корейских).

Текст песни говорит о важности объединения, о том, что все должны работать вместе в полном единении на благо всех. Как Вы можете понять, это не так далеко от идеологии КНДР или любой другой прогрессивной идеологии.

Laibach сделали клип на свою версию «Life is Life», в нем они гуляют по высоким горам Словении, одетые в австрийские/словенские народные костюмы. Они тоже немного напоминают форму, поэтому некоторые безграмотные люди опять же все неправильно поняли и решили, что это как-то связано с фашизмом. Прикрепляю к письму кадр из клипа, чтобы Вы сами убедились, что костюмы Laibach не имеют ни малейшего отношения к нацизму. (P.S. Песня и клип 1987 года, двое музыкантов – один с правого края, другой с левого – давно ушли из Laibach. Посередине двое действующих участников группы: Иван Новак и Милан Фрас.)

Надеюсь, вся эта информация будет Вам полезна.

Итак, мы ждем с нетерпением окончательного подтверждения визовых заявлений для всех участников, после этого мы передадим паспорта в соответствующие посольства КНДР для получения виз.

Дело за вами.

Всего наилучшего, М.

Быть в этом, но не быть этим

МАНИФЕСТ ГИПЕРТЕАТРА ИЗ 10 ПУНКТОВ (В СТАДИИ РАЗРАБОТКИ)

_Мортен Тровик

1. Гипертеатр (от древнегреческого «hyper», что значит «сверх», «над», «чрезвычайно», «чрезмерно») выходит за привычные, общепринятые, ожидаемые и даже, возможно, разумные границы не только театра как такового, но и самого понятия искусства и при этом основывается на самых базовых и вечных принципах, методах и творческих процессах Театра и вдохновляется ими.

2. Гипертеатр междисциплинарен и многозадачен по форме – и по сути своей похож на гиперпоточные технологии, позволяющие компьютеру одновременно выполнять множество задач. Он гипертекстуален по содержанию – и похож на HTML-текст с гиперссылками на другие тексты, статьи, веб-страницы, видео и т. д.

3. Пространства и сцены Гипертеатра включают черные коробки театральных площадок и белые кубы художественных галерей, но ни в коем случае этим не ограничиваются. В той же мере, в какой Гипертеатр использует эти искусственные пространства, он служит площадкой для отрепетированных и воспроизводимых частей и уровней (если таковые имеются) Большого Спектакля, в котором женщины, мужчины – все актеры, у них есть свои выходы, уходы и каждый играет не одну роль.

4. Действие Гипертеатра происходит одновременно как внутри, так и вне упомянутых выше искусственных границ, в многоуровневых географических, культурных, моральных и политических серых зонах, образующих привычный нам мир. Вместо того чтобы создавать, ставить и/или редактировать уже «завершенный» сценарий или идею, находящуюся в зоне комфорта существующих арт-форумов, Гипертеатр переносит творческий процесс в иную социальную, политическую, культурную среду и задействует синергию и расхождения между первоначальной задумкой и ее реализацией. Если современный сценический театр можно уподобить лаборатории, то Гипертеатр – это полевая работа.

5. Гипертеатр не занимает ничью сторону. Он настаивает на сомнениях, парадоксах, внутренних противоречиях, скрытых напряжениях и полифонии смысла(-ов), тем более что это (единственные!) знаки почета, явственно отличающие Искусство от его паразитов: Политики, Развлечений и Пропаганды (в тех случаях, когда такое различение необходимо).

6. Гипертеатр – это территория, где стремление первобытного человека к всемогуществу по-прежнему сильно.

7. Гипертеатр несет утешение встревоженным и тревожит спокойных. Он беспристрастен, аморален и не несет никакой идеологии, системы ценностей или политических убеждений, таких как, например, практически не имеющая конкурентов парадигма окололевого гуманистического псевдореволюционного так называемого политического искусства.

8. Гипертеатр активно выступает за черную работу и фаустовскую дилемму деятельности в рамках устоявшихся властных структур и в сотрудничестве с ними как стратегию для осуществления реальных долгосрочных изменений – значительно более эффективную, чем моральное высокомерие и осуждение со стороны.

9. Гипертеатр в равной степени подвергает критическому анализу не только окружающую действительность, но и самое себя.

10. Возможно, истинный Гипертеатр покоится в социальных энергиях, еще не признанных искусством.

Написано при участии следующих авторов: Уильям Шекспир (1), Зигмунд Фрейд (6), мудрые мысли с магнитов на холодильнике (7), Люси Липпард (10)

Что должны знать Laibach, выступая с концертом в Пхеньяне

Славой Жижек

_Welt, 18 августа 2015

Сегодня Laibach, словенская концептуальная группа с неоднозначным имиджем, выступает с концертом в стране с самой жуткой в мире диктатурой. Вот несколько вещей, о которых им стоит подумать перед этим. Например, об инцесте.

Несколько лет назад все мы были в ужасе от новостей об австрийце Йозефе Фритцле, который десятилетиями держал дочерей в подвале собственного дома и постоянно насиловал. Напрашивается параллель между семьей Фритцлей и фон Траппами, увековеченными в киномюзикле «Звуки музыки»: вот еще одно семейство, живущее в своем уединенном дворце под гнетом благожелательной тирании отца-офицера, оберегающего их от злобных нацистов снаружи, в которой так же странно смешаны поколения (сестра Мария, как и Элизабет, принадлежит к поколению между отцом и детьми…).

Тут значим элемент китча: «Звуки музыки» – высшее проявление китча, и та жизнь, которую Фритцль создал в подвале, также несет отпечаток китча: счастливая семья собирается ужинать, отец смотрит телевизор с детьми, пока мать готовит еду… Однако не стоит забывать, что образная система китча, о которой здесь идет речь, принадлежит не австрийской культуре, но Голливуду и, шире, западной поп-культуре: Австрия в «Звуках музыки» – не Австрия австрийцев, а мифическое голливудское представление об Австрии – парадокс здесь в том, что в последние десятилетия сами австрийцы будто бы начали «играть австрийцев», то есть отождествили себя с голливудским изображением собственной страны.

Эту параллель можно расширить, включив в нее несколько версий самых известных сцен из «Звуков музыки», разыгранных в доме Фритцлей. Можно представить испуганных детей, собравшихся вокруг мамочки Элизабет в страхе перед бурей, неизбежно наступающей с приходом отца, и мать, успокаивающую их песенкой об «их любимых вещах», о которых им лучше подумать, – от игрушек, что приносит отец, до популярной телепередачи… А как насчет приема в гостиной на втором этаже виллы Фритцлей, куда детей в качестве исключения вызвали из подвала? Наступает время ложиться спать, дети исполняют перед собравшимися гостями омерзительную песенку «Aufwiedersehen, Goodbye» и один за другим покидают зал… Действительно, в доме Фритцлей если не холмы, то хоть подвал оживал под звуки музыки.

Стыдные интимные фантазии

«Звуки музыки» – один из худших образцов голливудского китча, но, как бы они ни были нелепы, следует со всей серьезностью отнестись к духовному напряжению, наполняющему вселенную фильма, без которого невозможно было бы объяснить его невероятный успех: вся сила фильма заключается в до неприличия прямом изображении стыдных интимных фантазий. Весь нарратив фильма крутится вокруг разрешения вопроса, заданного хором монашек во вступительной сцене: «Как же решить проблему с Марией?» Предлагаемое решение совпадает с рецептом Фрейда из старого анекдота: «Penis normalis, дважды в день…» Вспомните, вероятно, самую сильную сцену «Звуков музыки»: после того как Мария, не справившись с сексуальным влечением к барону фон Траппу, сбегает от семьи обратно в монастырь, она и там не может обрести покой, потому что ее по-прежнему тянет к нему. В этом запоминающемся эпизоде мать-настоятельница вызывает ее и советует ей вернуться к семье фон Трапп и попытаться разобраться в своих отношениях с бароном. Она передает эту мысль диковинной песней «Покоряй каждую вершину», лейтмотив которой на удивление такой: «Действуй! Рискни и попробуй все, чего хочет твое сердце! Не дай жалким сомнениям остановить тебя!»

Тревожащая сила этой сцены заключается в неожиданной демонстрации желания, которая делает сцену буквально непристойной: та, что должна проповедовать воздержание и самоотречение, внезапно призывает следовать похотям. (Много лет назад в иронической рецензии «Звуки музыки» были описаны как фильм о глупой монашке, что жила бы спокойно своей счастливой монашеской жизнью, если бы настоятельница не пригласила ее к себе и не начала бы истерично вопить о том, что ей нужно покорить каждую вершину…) Важно заметить, что, когда «Звуки музыки» показали в (еще социалистической) Югославии в конце 1960-х годов, ЭТА сцена – трехминутный музыкальный номер – была единственной, которую не пропустила цензура.

Безымянный цензор-социалист тем самым проявил глубокое понимание по-настоящему опасной силы католической идеологии: отнюдь не являясь религией жертвы, отречения от земных наслаждений (в противовес языческой проповеди жизни, полной страстей), христианство предлагает воспользоваться уловкой, чтобы позволить себе вожделение, НИКАК ЗА НЕГО НЕ РАСПЛАЧИВАЯСЬ, наслаждаться жизнью без страха распада и изнурительной боли, ожидающих нас в конце пути. Другими словами, мать-настоятельница является, по сути дела, фигурой суперэго в лакановском смысле, чей истинный призыв «Наслаждайся!». В соответствии с этой логикой легко представить, как Йозеф Фритцль приходит к своему священнику, признается в страстном желании запереть свою дочь в подвале и насиловать ее, на что священник отвечает: «Покоряй каждую вершину…» (Или фактически – буквально, гораздо ближе к фактам – молодой клирик рассказывает на исповеди наставнику о своем педофильском влечении, в ответ на что получает всё то же «Покоряй каждую вершину…».)

Воссоединение отца и детей

Ключевая фантазматическая сцена фильма происходит после возвращения детей и Марии, грязных и мокрых, из поездки в Зальцбург. Разозленный барон поначалу изображает строгого отца, холодно выпроваживает детей и делает выговор Марии; потом возвращается в дом и слышит, как дети поют «Холмы оживают…». Его сердце тает, и он показывает свою истинную природу: начинает тихонько мурлыкать мотив, а затем присоединяется к хору. Когда песня смолкает, все обнимаются; отец и дети снова вместе.

До нелепости театральные дисциплинарные ритуалы и приказы отца здесь обнаруживают свою истинную природу – это маска, за которой скрывается доброе и нежное сердце… Так какое же отношение это имеет к Фритцлю? Разве он не был фанатично терроризирующим семью деспотом с каменным сердцем? А вот это как раз неправда: Фритцль использовал власть, чтобы исполнить свою сокровенную мечту; он не был бездушным тираном, а именно что «оживал под музыку» и хотел напрямую воплотить свою мечту в собственном семейном уголке.

В последние годы коммунистического режима в Румынии иностранный журналист спросил Николае Чаушеску, как он оправдывает запрет своим согражданам выезжать за границу – разве это не нарушение прав человека? Чаушеску ответил, что ограничения введены, чтобы защитить высшее и более важное право – право на безопасный дом, для которого избыток свободных поездок представляет угрозу… Разве он не рассуждал как Фритцль, который тоже защищал «наиболее фундаментальное» право своих детей на безопасное жилище, где они будут защищены от угроз внешнего мира?

Или, в терминах Петера Слотердайка, Фритцль защищал право своих детей жить в безопасной, замкнутой сфере – в то же время, разумеется, оставляя за собой право постоянно переходить границы, вплоть до посещения тайских заведений для секс-туризма, самого воплощения опасности, от которой он хотел оградить своих детей. Помните, что Чаушеску тоже считал себя олицетворением заботливой власти отца, защищающего свою нацию от разлагающего зарубежного влияния. Как и во всех авторитарных режимах, основа отношений между правителем и его подопечными – безусловная любовь. Более того, заботясь о собственном доме – Бухаресте, Чаушеску предложил схему, напоминающую об устройстве дома Фритцля: чтобы решить проблему загрязнения протекающей через город реки, предлагалось проложить под ее руслом канал, в который стекала бы вся грязь. Таким образом, образовалось бы две реки: под землей – со всеми загрязнениями, на поверхности – чистая, на радость счастливым горожанам.

«Мама! Я не могу жить без Мамы!»

Так мы наконец возвращаемся к Северной Корее, где 19 и 20 августа Laibach выступят с концертом, на котором исполнят свои версии песен из «Звуков музыки». Разве Северная Корея – не своего рода Фритцляндия? Или же это страна, где власть находится в руках фигуры, подобной матери-настоятельнице из «Звуков музыки»? Чтобы представить особый идеологический статус Северной Кореи, невозможно не упомянуть о мифической Шангри-Ла из романа Джеймса Хилтона «Потерянный горизонт», уединенной долине в Тибете, где люди живут счастливой и скромной жизнью под великодушной властью образованной элиты в полной изоляции от испорченной глобальной цивилизации: Северная Корея сегодня больше всего напоминает Шангри-Ла. Что это значит?

Вот текст самой популярной в Северной Корее политической песни «О, корейские рабочие»: «Партия, на чьей груди / Моя жизнь берет начало и конец, / Будь я похоронен в земле или развеян по ветру, / Я остаюсь твоим сыном и вновь возвращаюсь на твою грудь! / Доверяю свое тело твоему внимательному взору, / Любящей протянутой руке, / Я вечно плачу как ребенок, / Мама! Я не могу жить без Мамы!» Ровно это демонстрирует излишний траур после смерти Кима: «Я не могу жить без Мамы!» В качестве еще одного доказательства вот две статьи («Мать» и «Отец») из северокорейского словаря 1964 года:

«МАТЬ: 1) Родившая женщина: отец и мать; материнская любовь. Великодушие матери выше горы, глубже океана. Также используется в значении „женщина, у которой есть ребенок“. Все матери хотят, чтобы их дети выросли здоровыми и стали мужественными строителями коммунизма. 2) Уважительное обращение к женщине, чей возраст близок возрасту матери говорящего. Товарищ Платун Лидер звал мать Донгмани „матерью“ и всегда помогал ей с работой. 3) Метафорическое обозначение любящего, заботливого и беспокоящегося о других человека. Представители Партии должны стать матерями, неустанно любящими и поучающими рядовых членов Партии, стать знаменосцами в авангарде любой деятельности. Другими словами, отвечающий за жилье должен быть матерью для квартирантов. Значит, следить за всем внимательно: не болеет ли кто, как они едят и т. д. 4) Метафора, обозначающая источник происхождения чего-то. Партия есть великая мать всего нового. Необходимость – мать изобретения».

ОТЕЦ: муж биологической матери.

Вождь – гермафродит

(Mimogrede, kaj pa če oče ni soprog matere?)[6] Может быть, поэтому, до начала правления третьего Кима жена Вождя никогда не появлялась на публике: Вождь – гермафродит с преимущественно женскими чертами. Поэтому явственно различимые феминные черты на официальных портретах первых двух Кимов не случайны – процитируем Б. Р. Майерса:

«Ким [Ир Сен] был скорее матерью для своего народа, чем суровым конфуцианским патриархом: его все еще изображают мягкотелым, заботливо прижимающим плачущих людей к широкой груди, завязывающим шнурки молодому солдату, окруженным играющими детьми. Эта традиция продолжается и при Ким Чен Ире, которого называли „матерью всех матерей“. Из его звания Верховного главнокомандующего может проистекать политика, в которой первенство отдается армии, но за сообщениями о бесконечных осмотрах армейских баз прежде всего стоит хлопотливая забота о здоровье и комфорте войск. Тот, кто хоть раз видел толпу корейских матерей, ждущих под дверями экзаменационной аудитории, без труда узнает блеклую куртку и поникшие плечи Кима или его многострадальное лицо в обрамлении помятой прически: это мать, у которой нет времени на себя».

Значит ли это, что власть в Северной Кореи – нечто вроде индуистской богини Кали, великодушной и вместе с тем смертоносной? И все же необходимо различать разные уровни: поверхностный уровень маскулинно-милитаристского дискурса с Вождем – Верховным главнокомандующим – с принципами самодостаточности чучхе и людьми как хозяевами собственной судьбы, и лежащий в основании – глубинный, на котором Вожди воспринимаются как материнские фигуры защитников. Вот как Майерс формулирует базовую аксиому идеологии Северной Кореи: „Кровь корейцев слишком чиста, и, следовательно, сами они так непорочны, что просто не могут выжить в этом злом мире без сильной отцовской фигуры Вождя“. Разве это не отличный пример лакановской формулы отцовской метафоры, Имени-Отца как метафорического субститута желания матери? Имя-Отца (Вождь / Верховный главнокомандующий) и, под ним, материнское защищающее/разрушающее желание?

Так пожелаем же Laibach удачи на их концерте для большой счастливой семьи, возглавляемой заботливой фрау Фритцль! В их программе и так уже есть «Мы отправимся на гору Пэкту», популярная северокорейская песня о национальной святыне, недавно посещенной Ким Чен Ыном, что-то вроде корейской версии «Покоряй каждую вершину»!

Рок-группа в С. Корее

Это, конечно, не «Wind of Change» Scorpions, но все же рок-группы сыграли интересную роль в пробуждении коммунистической Румынии.

Грег Скарлату

_NK News, 11 июня 2015

Вслед за новостями о том, что группа Laibach, зародившаяся еще при коммунизме, будет выступать в Северной Корее на празднике, приуроченном к местному «Дню победы», Грегори Скарлату – бывший гражданин Восточной Европы и исполнительный директор Комитета по правам человека в Северной Корее – поделился с NK News своими первыми соображениями о возможном влиянии этих концертов.

Я вырос в коммунистической Румынии, восточноевропейской стране, максимально напоминающей Северную Корею времен Ким Ир Сена. Восьмидесятые были временем бледным, скучным, угнетающим и холодным. Но румынские подростки обожали Scorpions, Metallica, Iron Maiden, Deep Purple, Led Zeppelin и Pink Floyd.

Их записи скупали на черном рынке. У некоторых были магнитофоны, у большинства нет. И все же мы как-то с этим справлялись. Румынские рок-группы, подпольные или полуподпольные, помогли стране пробудиться. Не удивительно, что именно румынские рокеры среди первых вышли на улицы в декабре 1989 года, когда пал коммунистический режим.

Сейчас появилась новость, что Laibach, группа, зародившаяся в 1980-х в коммунистической Югославии, выступит в Пхеньяне в этом августе, в даты празднования местного «Дня победы».

Название Laibach – так в Третьем рейхе называли столицу Словении Любляну – и их любовь к нацистской символике неоднократно вызывали вопросы об их связи с неонацизмом. Как и в случае с другими европейскими рок-группами, подозреваемыми в продвижении идей неонацизма, не стоит воспринимать мои комментарии как одобрение таких идей. В наше время это имеет все меньше значения. Многие рок-группы озвучивают неоднозначные идеи, и иногда даже сложно понять, что именно они хотят сказать. Так что с учетом всего будет интересно увидеть выступление словенской рок-группы (к слову, одной из старейших среди существующих восточноевропейских групп) в Пхеньяне.

Хотя я прекрасно осознаю, что власть согласилась на это мероприятие, потому что оно приурочено к празднованию Дня освобождения, если концерт Laibach поможет привить северокорейской молодежи любовь к рок-музыке, да будет так.

Разумеется, я понимаю, что, как бы ни было плохо тогда, коммунистическая Румыния была не настолько деспотическим государством, как Северная Корея сегодня. Я также понимаю, что Laibach – это не Scorpions. Но давайте посмотрим, к чему это приведет Северную Корею.

Что заставило группу с неоднозначной репутацией из страны бывшего коммунистического блока устроить поездку в Северную Корею?

Что заставило группу с неоднозначной репутацией из страны бывшего коммунистического блока устроить поездку в Северную Корею?

Оливер Хотэм

_NK News, 20 июля 2015

В том, что касается рок-сцены, Северная Корея ничем не примечательна. Система запретов и цензура быстро бы положили конец зарождению альтернативной музыки, не считая знаменитой женской поп-группы Moranbong. Так что это вряд ли группа бунтарей включит страну в тур.

Но это может вскоре измениться. В августе, в рамках тура «Дня освобождения», словенская индустриальная группа Laibach выступит в пхеньянской консерватории Ким Вон Гюна примерно для 1000 местных жителей и нескольких везучих иностранцев, приехавших с Young Pioneer Tours. Хотя столица уже видела многое, от концертов классической музыки до выступления рестлеров, на сцену ни разу не выходила западная рок-группа. Более того, Laibach еще и надеются сыграть пару песен в Корейской демилитаризованной зоне.

Концерт пройдет в период празднования в КНДР семидесятилетия со дня освобождения полуострова от японского колонистского правления, и коллектив, объявив о своем решении в июне, гордо заявил, что «Laibach будут первой в мире группой, выступившей в закрытой Северной Корее», и описал ее как «изолированную военную диктатуру, известную своими военными маршами, парадами с участием тысяч гимнастов и гимнами Великому Вождю, а также своим демонстративным противостоянием западной поп-культуре».

Laibach – не заурядный поп-рок, не Дэвид Хассельхофф, поющий у Берлинской стены, и не любимец семьи Ким Эрик Клэптон. Laibach известны политизированностью и субверсивностью, анархическим и ироническим тоном, провокативными образами, связываемыми со словенским национализмом, и заигрыванием с нацистской символикой. Попросту говоря, группа без конца нарушает правила и вызывает бурные дискуссии. Так почему же им разрешили выступить в Пхеньяне?

Участник группы, осветитель и VJ Иван Новак сказал, что группа сформирует сет-лист в соответствии с запросами остро на все реагирующей КНДР.

«Мы составляем программу исходя из северокорейских реалий, – сказал он. – Мы также сыграем несколько собственных версий песен из фильма „Звуки музыки“ и добавим песни, являющиеся частью корейского культурного наследия. Мы не знаем, чего ждать от концерта в Корее, но надеемся на лучшее».

Норвежский связной

Этой поездкой группа обязана норвежцу левых взглядов, ранее руководящему подобными проектами. Мортен Тровик, театральный режиссер и художник по образованию, устраивал мероприятия для культурного обмена с КНДР: от концерта в стиле корейского фестиваля «Ариран» в Норвегии, координированного инструкторами из КНДР, до выставок и компьютерных игр. Он надеется, что «культурная дипломатия» улучшит взаимопонимание стран.

Тровику понадобилось несколько дней, чтобы ответить NK News: он был в Трбовле (Словения), «на вершине горы практически без интернета», как он сказал, и готовился вместе с группой к поездке.

Его странное сотрудничество с Laibach, которых он любит с 1980-х, началось в прошлом году, когда группа попросила его стать режиссером клипа на «The Whistleblowers». Он согласился, и во время съемок возникла идея поездки в Северную Корею.

«Мысль о возможности связать группу, которая всегда прославляла понятие массовых движений и коллективных усилий, с КНДР не могла не возникнуть, – сказал он. – Я бы сказал, что это задумывалось – и остается – логичным и органичным продолжением моих прежних взаимодействий с деятелями искусства и представителями власти в сфере культуры в КНДР, начавшихся в 2012 году».

«Он считает, что Laibach – это то, что нужно корейцам сейчас, а Северная Корея – это то, что нужно Laibach, – сказал Новак (очень загадочно, как заведено у Laibach), когда его спросили, почему они согласились на предложенную поездку. – Мы не возражали. Господин Тровик вел переговоры с властями Северной Кореи по всем вопросам с прошлого года, мы ему просто помогали».

Грег Скарлату, исполнительный директор Комитета по правам человека в Северной Корее (ПЧСК), выросший при известном своей жестокостью правлении Николае Чаушеску в Румынии, в двух шагах от Югославии с правлением Тито, в условиях особенно строгого контроля всех аспектов повседневной жизни людей.

«Среди всех коммунистических стран Восточной Европы моя страна строже всех относилась к иностранной рок-музыке, – сказал он. – У большинства из нас не было магнитофонов, но мы часто собирались дома у тех, у кого они были. Мы выросли под Scorpions, Metallica, Iron Maiden, Judas Priest, Led Zeppelin и Pink Floyd. Я часть того самого поколения, что свергло режим Чаушеску в 1989-м».

Скарлату написал авторскую колонку для NK News после того, как стало известно о концерте Laibach в Пхеньяне. Он считает, что концерт вряд ли ослабит хватку северокорейских властей, но для корейцев, особенно молодых, знакомство с искусством и культурой других стран может быть полезно.

«Если там будет северокорейская молодежь, то это может пройти не бесследно – даже если это будут представители местной элиты, – сказал он. – Laibach однозначно сохранили дух 1980-х, когда-то принесший в Восточную Европу запах свободы. Если же молодых среди публики будет мало или не будет вовсе, то этот концерт – всего лишь показуха, и Laibach это поймут».

Нарушители порядка

Не будет ли у группы, известной своей любовью к остро политизированным выступлениям, проблем с властями, если они выступят с отражающим их антитоталитаристское прошлое авангардным концертом? Тровик так не думает. Он утверждает, что группа едет с добрыми намерениями совершить культурный обмен и пониманием, что подобный сюрприз сделает обмен невозможным.