Сладкое искушение

Мои щеки запылали. На мгновение воцарилась тишина. Неужели Кассио и его напарник неправильно поняли слова отца, как и я?

Папа снова откашлялся.

— Ты уже сообщил Луке?

— Да, вчера вечером, после нашего звонка.

Они начали обсуждать предстоящую встречу с Капо, что заставило меня на некоторое время отключиться, погрузившись в свои мысли.

— Мне нужно позвонить домой. И мы с Фаро хотели бы немного отдохнуть перед ужином. У нас был длинный день, — сказал Кассио.

— Конечно. Почему бы тебе не пройти через эту дверь? В библиотеке тихо. У нас еще есть час до того, как я познакомлю тебя с моей дочерью.

Я отшатнулась от двери, когда за ней раздались шаги. Ручка повернулась, и я быстро бросилась за одну из книжных полок, прижимаясь к ней. Я посмотрела на дверь. Кассио и Фаро вошли внутрь. Папа одарил их еще одной фальшивой улыбкой и закрыл дверь, заперев меня вместе с ними. Как мне выбраться из библиотеки и подняться наверх, когда рядом Кассио и его напарник?

— И? — спросил Фаро.

Кассио прошел дальше в комнату и приблизился ко мне. Он нахмурился, но некоторая настороженность исчезла.

— Утомительно. Особенно миссис Риццо. Надеюсь, ее дочь не будет похожа на нее.

Я возмущенно поджала губы. Мама была утомительной, это правда, но его слова неправильно привели меня в ярость.

— Ты видел ее фотографию? — Фаро, посмеиваясь, взял со столика одну из фотографий в рамке.

Заглянув в щель между книгами, я в ужасе вытаращила глаза. Он поднял ее, чтобы Кассио увидел. На этой фотографии мне было девять лет, и я широко улыбалась, демонстрируя свои брекеты. Два маленьких подсолнуха были прикреплены к моим косичкам, и я была одета в платье в горошек и красные резиновые сапоги. Папе очень нравилась моя фотография, и он отказывался убрать ее, несмотря на мамины придирки. Теперь я жалела, что он не послушал ее.

— К черту все, Фаро. Положи на место, — резко сказал Кассио, заставив меня поморщиться. — Я чувствую себя ебаным педофилом, смотря на этого ребенка.

Фаро опустил рамку.

— Она симпатичный ребенок. Могло быть и хуже.

— Искренне надеюсь, что она избавилась от брекетов и ужасной челки.

Моя рука взлетела к челке. Смесь гнева и унижения захлестнула меня.

— Это работает для взгляда школьницы, — сказал Фаро.

— Я не хочу трахать чертову школьницу.

Я вздрогнула, и мой локоть задел книгу. Она упала с полки.

О нет. В комнате воцарилась тишина.

Я лихорадочно огляделась в поисках выхода. Пригнув голову, я попыталась проскользнуть в следующий проход. Слишком поздно. На меня упала тень, и я столкнулась с твердым телом. Я попятилась назад к полке. Мой копчик ударился о твердое дерево, заставив вскрикнуть от боли.

Я вскинула голову, мои щеки пылали.

— Прошу прощения, сэр, — выпалила я.

Будь проклято мое правильное воспитание.

Кассио сердито посмотрел на меня сверху вниз. Затем осознание осело на его лице. Что же касается первых впечатлений, то все могло бы пройти и более гладко.

КАССИО

— Прошу прощения, сэр.

Я посмотрел на девушку, стоявшую передо мной. Она глядела на меня огромными голубыми глазами и приоткрытыми губами. Потом я понял, кто эта девушка. Джулия Риццо, моя будущая жена.

Я вытаращил глаза. Фаро рядом со мной сдерживал смех, но я не был близок к гребаному веселью. Женщина — девушка, которая станет моей женой меньше чем через три месяца, только что назвала меня «сэр».

Мои глаза прошлись по ее телу, рассматривая ее босые, стройные ноги, уродливое джинсовое платье и цветастую безобразность, которую она носила как топ. Наконец мой взгляд остановился на ее лице. У нее все еще была челка, но остальная часть волос была длинной и волнистой, струясь по обнаженным плечам.

Она подняла глаза, когда я не сделал ни малейшего движения, чтобы пропустить ее, и застыла, явно удивленная моим непоколебимым вниманием.

Я должен был признать, что челка выглядела не так уж плохо. Она была очень хорошенькой. Милой девочкой. Вот в чем состояла проблема. Одетая так, она была похожа на девочку-подростка, а не на женщину — определенно не на жену и мать.

Она коснулась своей челки дрожащими пальцами, и румянец залил ее щеки. Должно быть, она слышала все, о чем мы говорили.

Я вздохнул. Это была плохая идея. Я знал это с самого начала, но все было согласовано, и теперь пути назад не было. Она станет моей женой и, надеюсь, никогда больше не будет называть меня «сэр».

Она опустила руку и выпрямилась.

— Прости, сэр, не хотела тебя обидеть, но ты не должен оставаться со мной наедине без присмотра, тем более стоять так близко.

Фаро посмотрел на меня так, что стало ясно: он вот-вот описается от смеха.

Не отступая, я прищурился на Джулию, но должен был признать, что мне нравилось, что она противостоит мне, несмотря на всю мою власть.

— Ты знаешь, кто я?

— Да, ты Младший Босс Филадельфии, но я подчиняюсь своему отцу, а не тебе, и даже если бы я это сделала, честь запрещает мне оставаться наедине с мужчиной, за которым я не замужем.

— Это правда, — тихо сказал я. — Но меньше чем через четыре месяца ты станешь моей женой.

Она вздернула подбородок, стараясь казаться выше. Ее шоу было впечатляющим, но дрожащие пальцы и широко раскрытые глаза выдавали ее страх.

— Как я понимаю… ты шпионила за нами. У нас был конфиденциальный разговор, в который ты вторглась без разрешения, — тихо сообщил я.

Она отвела взгляд.

— Я находилась в библиотеке, когда вы вошли и напугали меня.

Фаро засмеялся рядом со мной. Я взглядом заставил его замолчать и тяжело вздохнул. У меня не было терпения для драмы. Уже несколько недель я почти не спал по ночам. Горничные взяли на себя большую часть работы, но плач Симоны по ночам все равно будил меня. Мне необходима была мать для моих детей, а не еще один ребенок, за которым тоже нужно будет присматривать.

— Фаро, ты не оставишь нас на минутку?

Джулия неуверенно посмотрела на меня, все еще стоя спиной к полке. Я сделал шаг в сторону, давая ей соответствующее пространство. Фаро вышел и закрыл за собой дверь.

— Это неуместно, — сказала она своим мягким голосом.

— Я хочу быстро поговорить с тобой. Позже твои родители будут находиться рядом, и у нас не будет времени поговорить.

— Все разговоры будет вести моя мать. Она так утомляет.

Она что, дразнила меня? Ее лицо выражало любопытство и настороженность.

— Это не предназначалось для твоих ушей, — я указал на кресла. — Ты поговоришь со мной?

Она склонила голову, словно пытаясь понять меня.

— Конечно.

Я подождал, пока она сядет, и только потом сел сам. Она скрестила ноги, затем снова пригладила челку, но покраснела, увидев, что я наблюдаю за ней. Ее нос дернулся.

— Я была бы признательна, если бы ты не стал рассказывать об этом моей матери…

— Не называй меня «сэр», — я зарычал. Она вздрогнула, ошеломленная.

— А как мне тебя называть?

— Как насчет Кассио? Скоро я стану твоим мужем.

Она прерывисто вздохнула.

— В Ноябре.

— Да. Как только тебе исполнится восемнадцать.

— Разве это имеет значение? Как еще несколько дополнительных месяцев сделают меня жизнеспособной женой, если сейчас я не такая?

— В любом случае ты слишком молода, но мне будет спокойнее жениться на тебе, когда ты официально достигнешь совершеннолетия.

Она поджала губы и покачала головой.

— У меня двое маленьких детей, о которых нужно заботиться. Даниэле два, почти три года, а Симоне будет десять месяцев, когда мы поженимся.

— Можешь показать мне их фотографии? — спросила она, удивив меня.

Я достал телефон и показал ей фотографию, сделанную незадолго до смерти Гайи, но она на фото не присутствовала. Даниэле держал на руках свою четырехмесячную сестру.

Я наблюдал за лицом Джулии. Выражение ее лица смягчилось, и она улыбнулась — неосторожной, честной улыбкой. Не той, к которым я привык от женщин в наших кругах. Это тоже показывало, насколько она молода. Еще не измучена и не насторожена.

— Они очаровательны. И как мило он ее держит, — она улыбнулась мне, а потом посерьезнела. — Сожалею о твоей потере.

— Я не хочу говорить о своей покойной жене, — отрезал я.

Она быстро кивнула и закусила губу. Блядь, почему она должна выглядеть такой милой и невинной? Было так много девушек-подростков, которые наносили достаточного количества косметики, чтобы выглядеть на десять лет старше их истинного возраста — не Джулия. На вид ей было лет семнадцать, и чудесным образом она не будет выглядеть старше через четыре месяца, когда ей исполнится восемнадцать. Мне придется попросить ее мать наложить побольше косметики на ее лицо в день свадьбы.

Она заправила волосы за ухо, обнажив сережку в форме подсолнуха.

— Ты всегда так одеваешься? — я указал на ее наряд.

Она посмотрела вниз на свое тело и слегка нахмурилась.

— Мне нравятся платья.

Румянец на ее щеках стал более насыщенным, когда она посмотрела на меня.

— Мне тоже нравятся платья, — сказал я. — Элегантные платья, подходящие для женщины. Я ожидаю, что в будущем ты будешь одеваться более элегантно. Ты должна передать определенный образ в обществе. Если ты предоставишь мне свои мерки, я пошлю кого-нибудь обновить тебе гардероб.

Она вытаращила глаза.

— Понятно? — спросил я, когда она замолчала.

Она моргнула и кивнула.

— Хорошо, — сказал я. — Официального празднования помолвки не будет. У меня нет на это времени, и не хочу, чтобы нас увидели вместе на публике, пока ты не достигнешь совершеннолетия.

— Я познакомлюсь с твоими детьми, прежде чем мы поженимся? Или твой особняк?

— Нет. Мы не увидимся до ноября, и ты познакомишься с Даниэле и Симоной на следующий день после нашей свадьбы.

— Тебе не кажется, что было бы неплохо лучше узнать друг друга, прежде чем мы поженимся?

— Не понимаю, какое это имеет значение, — резко ответь я.

Она отвела взгляд.

— Ты ожидаешь от меня чего-нибудь еще, кроме смены гардероба?

Я подумывал попросить ее начать принимать таблетки, потому что не хотел больше иметь детей, но не мог заставить себя говорить об этом с девушкой ее возраста, что было нелепо, учитывая, что мне придется переспать с ней в нашу первую брачную ночь.

Я встал.

— Нет. А теперь тебе лучше уйти, пока твои родители не поняли, что мы были наедине.

Она поднялась и посмотрела на меня, обхватив локти ладонями. Она повернулась и ушла, не сказав больше ни слова. Когда она ушла, вошёл Фаро.

Он поднял брови.

— Что ты ей сказал? Девушка выглядела так, словно вот-вот расплачется.

Мои брови сошлись на переносице.

— Ничего.