Помоги проекту - поделись книгой:
- По-моему, вы были знакомы с Беляевым?
- Да. Но это было так давно, многое уже позабылось. Что я могу сказать о нем? Он был несколько не от мира сего… Был человеком большой общей культуры, основательных знаний. Кто мог бы его знать хорошо? Да, пожалуй, никого уж нет. Несколько лет назад скончалась его жена Маргарита Ильинична Беляева. Детей у них не было. Сохранился ли его архив? Не уверен. Посмотрите в ЦГАЛИ, там обязательно что-нибудь отыщете о нем…
Действительно, в Центральном государственном архиве литературы и искусства, а позже и в отделе рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина мне удалось найти его письма и письма к нему. Из них-то, а также из некоторых других источников и восстановил я, конечно, схематично, со значительными пропусками жизненный путь Михаила Дмитриевича Беляева.
В первые годы Советской власти он работал в Петрограде, в Пушкинском Доме. В недавно вышедшем сборнике «Пушкинский Дом» о нем сказано следующее: «…Один из старейших сотрудников Пушкинского Дома, брат писателя и драматурга Юрия Дмитриевича Беляева. Был энтузиастом своего дела и имел широкие связи в литературно-общественной среде. Среди его знакомых были Горький и Луначарский. Начав свою научную деятельность как искусствовед, Михаил Дмитриевич в Пушкинском Доме был занят прежде всего организацией музея, во второй половине 1920-х годов он входил в состав комитета Пушкинского Дома… И заведовал музеем… Михаил Дмитриевич переписывался с Горьким, встречался с ним, обращался к нему с различными просьбами, касающимися Пушкинского Дома и пополнения его рукописных и музейных собраний. И просьбы эти не оставались без ответа…» Так, с помощью Горького Беляеву удалось получить для Пушкинского Дома из Симбирска библиотеку известного литературного критика и мемуариста П. В. Анненкова, ряд ценных произведений изобразительного искусства, среди них барельеф няни А. С. Пушкина Арины Родионовны работы Л. А. Серякова.
В начале 1930 г. Беляев переселяется в Ростов-Ярославский. Жалуется на «хроническое безденежье», которое преследует его всю жизнь. Легко деньги ему не давались. Правда, замечал он их отсутствие тогда, когда их не было вообще. Запросы его были скромнейшие; кроме работы, кажется, ничто не заслуживало его внимания.
В Ростове-Ярославском находит его в 1933 г. Зильберштейн, привлекает к сотрудничеству в «Литературном наследстве». Беляев публикует в одном из его томов уже называвшуюся мною статью об иконографии Пушкина. В конце 1934 г. директор Литературного музея Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич приглашает Михаила Дмитриевича к себе заведовать иконографическим отделом. Беляев навсегда переселяется в Москву. Он принимает большое участие в пополнении музея картинами, рисунками, скульптурами, в поисках которых ездит в Ленинград, в другие города. Об этой его деятельности рассказывает переписка с Бонч-Бруевичем, которая хранится в отделе рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина.
Пришла война, она вновь перевернула всю его жизнь. В сентябре 1941 г. Михаил Дмитриевич эвакуируется в Ульяновск. Он уезжает так спешно, что не успевает предупредить жену, которой в это время не было в Москве, сестру, оставшуюся в блокадном Ленинграде. Беляев никогда не умел удобно и выгодно устраиваться в жизни/ Не отличался податливостью характера, умением маневрировать, промолчать, где надо, а что-то сказать к нужному случаю, поэтому часто попадал в неприятные житейские ситуации. Был порою тяжел и неприятен в общении с людьми, упрям и своенравен. Не ладил иногда и с Бонч-Бруевичем, которого искренне любил и глубоко уважал. Кстати, взаимно. Но таков уж он был!
Особенно мучительно переживает Михаил Дмитриевич тяготы эвакуации. В Ульяновске перебивается временными заработками. Страдает от вынужденного отсутствия любимой работы. Пишет своему другу Алексею Федоровичу Коростину в Москву весной 1942 г.: «Очень скучаю по Москве и моим московским трудам… Здесь же сидеть совершенно бессмысленно. По обыкновению, надеюсь только на Пушкина…» В самых неприспособленных для нормальной жизни условиях он продолжает заниматься Пушкиным - единственным своим утешением, единственным смыслом существования.
С помощью Бонч-Бруевича ему удается в конце 1942 г. возвратиться в столицу. Он энергично берется за прерванный труд - редактирование и комментирование 17 тома Полного академического собрания сочинений Пушкина. В это же время в осажденном Ленинграде выходит его книга «Маскарад» Лермонтова в постановке А. Головина» (совместно с Е. М. Берман и Т. Э. Груберт). Она иллюстрирована рисунками Е. Е. Лансере.
Беляев оставил большое творческое наследие, которое не изучено, не систематизировано, по большей части забыто. Его книги издавались в столь незначительном количестве экземпляров, что теперь являются библиографической редкостью. Научные интересы Беляева были обширны и разнообразны. Им опубликованы исследования о декабристе В. П. Ивашеве, о «Нови» И. С. Тургенева, о творчестве А. Н. Островского, А. П. Чехова, Ф. И. Тютчева, Н. В. Гоголя, Аполлона Григорьева, Ф. М. Достоевского и, конечно, М. Ю. Лермонтова. Многочисленны созданные Беляевым комментарии к изданиям писем А. С. Пушкина, А. П. Чехова, Л. Н. Толстого. Написал он интереснейшую книгу «Н. Н. Пушкина в портретах и воспоминаниях современников», ныне редчайшую, которую не встретишь в иной центральной библиотеке.
В ЦГАЛИ, в фонде Коростина, обнаружил я главу из незащищенной кандидатской диссертации Беляева «Автоиллюстрации Пушкина», а также черновой вариант его воспоминаний о Горьком и его окружении, написанных в 1942 г. в Ульяновске. Существуют литературные и архивные сведения о том, что Беляев в 1928 - 1930 гг. написал книгу о прижизненной иконографии Пушкина. Но она не увидела свет. Лишь небольшая глава из нее была напечатана в журнале «Красная панорама» в номере 22 за 1929 г. А рукопись, очевидно, интересного, столь необходимого даже теперь исследования затерялась. Умер Михаил Дмитриевич в 1955 г. в возрасте 71 года.
…А теперь вернемся к пушкинскому портрету, нарисованному Ваньковичем и обнаруженному Беляевым. Михаил Дмитриевич предположил, что он является, по всей видимости, наброском к живописному произведению художника - к неизвестному, нигде не упоминавшемуся портрету Пушкина. Ои назвал даже примерное время его создания - 1827 - 1828 гг. Его догадка подтвердилась, чему способствовало опять-таки непредвиденное открытие.
В 1924 г. в Познани вышли на польском языке записки доктора Станислава Моравского «В Петербурге. 1827 - 1838 годы». Они были частично переведены в Советском Союзе на русский язык и сразу же вызвали большое оживление среди пушкинистов. Первую главу своей книги Моравский посвятил Пушкину, с которым он, оказывается, неоднократно встречался. В частности, он пишет о посещении в конце 1827 - начале 1828 г. петербургской мастерской Ваньковича. Здесь он увидел, что «…рядом (с большим портретом Мицкевича, им очень высоко оцененного. - Е. К.) стоял другой портрет совершенно одинакового размера. Он изображал мужчину, закутанного в широкий плащ-накидку, с клетчатой подкладкой, стоявшего в созерцании и раздумье под тенистым деревом…»
Это и был портрет Пушкина. Судя по описанию Моравского, картина была схожа с изображением на эскизе, считавшемся «автопортретом» поэта. Моравскому портрет не понравился, быть может, потому, что был он незаконченным, в подмалевке. А еще потому, что он невзлюбил почему-то русского поэта.
Позже были разысканы учеными и другие свидетельства работы Ваньковича над пушкинским портретом. В архиве друга поэта П. А. Вяземского найдено его письмо, отправленное 7 марта 1828 г. в Москву жене Вере Федоровне и опубликованное в 1952 г. в «Литературном наследстве». «Вчера утром мы ездили с Шимановскими, с Пушкиным и Малевским, - сообщается в нем, - к польскому живописцу, написавшему портреты Жуковского и Пушкина. Первым я доволен, но во втором глаза так вытаращены, что ни за что не похож…» А вот дочь польской пианистки и композитора Марианны-Агаты Шимановской Хелена отметила в дневнике 18 марта 1828 г., что «портреты Мицкевича и Пушкина, который он сделал для выставки в Варшаве, очень похожие».
Кто же он такой, художник Ванькович, который вошел в близкое окружение Пушкина и о работе которого над портретом поэта сейчас известно гораздо больше, чем о создании пушкинских широко популярных изображений, выполненных русскими живописцами Тропинииым и Кипренским? Валентин Мельхиорович Ванькович. Годы жизни - 1799 - 1842. Студентом Виленского университета направляется в Петербургскую академию художеств «для приобретения совершенства в живописном искусстве». В Россию приехал в конце 1824 г. Скоро освоился в польской колонии в Петербурге, которую возглавляли поэт Адам Мицкевич, высланный сюда из Варшавы, художники А. О. Орловский и Ю. И. Олешкевич. Ванькович много и плодотворно работает. Отмечается наградами академии, его хвалят профессора. Русскую столицу покинул, очевидно, летом 1829 г.
Художника с Пушкиным познакомил, вероятно, Адам Мицкевич. По словам биографа Ваньковича Вицентня Смаковского (эти сведения стали известны в 1928 г.), он становится «близок со знаменитым Пушкиным и по просьбе его почитателей начал писать его портрет», как уже отмечалось, парный к такому же портрету Мицкевича. Тем самым это как бы олицетворяло дружбу двух великих славянских поэтов.
Портрет Адама Мицкевича - самое выдающееся произведение Ваньковича по словам современников, «его блистательный шедевр». Он многократно репродуцировался, копировался, литографировался, стал знаменитым и широко прославленным далеко за пределами Польши. Судьба же пушкинского изображения сложилась совершенно по-иному, она была драматичной. Портрет русского поэта не экспонировался ни на одной выставке, ни разу не репродуцировался, не копировался кем-либо. Если имеется достаточно авторитетных свидетельств о работе Ваньковича над ним, то нет ни единого сообщения, даже косвенного, даже самого отдаленного, о его дальнейшей участи. Произведение, при рождении которого присутствовали столь выдающиеся представители русской и польской культуры, бесследно исчезло, ныне его местонахождение неизвестно.
Странно и непонятно еще и то, что те же самые люди, которые приветствовали появление парных портретов Пушкина и Мицкевича как добрый знак взаимопонимания и дружеских отношений меж просвещенными представителями двух славянских народов, люди, кстати, превосходно понимающие в настоящей живописи, ни разу потом не вспоминали о портрете русского гения. Это, конечно, невероятно. Уверен, что вспоминали. Мы об этом просто не знаем…
Нельзя сказать, что пушкинский портрет не искали. Нет, искали. И достаточно упорно. Опять-таки московские исследователи, любознательные и предприимчивые. Искусствовед Павел Давыдович Эттнгер проделал в 1929 - 1930 гг. огромную работу по розыску картины. Пришел к выводу, что, очевидно, художник увез портрет Пушкина, как, впрочем, и портрет Мицкевича, в свое имение Слепянка, расположенное близ Минска. Прожил здесь лет десять. Умер в Париже. После его смерти портрет польского поэта перешел в собрание графа Чапско-го. Пушкинское же изображение исчезло навсегда.
Уж не случилось ли что трагическое с портретом в самой Слепянке? По крайней мере, похоже на то, что художник, вероятно, в силу разных политических причин, не афишировал свое произведение.
Эттингеру удалось разыскать правнучку живописца Янину Цехановскую, жившую в Кракове. Она сообщила ему, что у потомков Ваньковича имеются только фамильные портреты его кисти. Однако она слышала о том, что художник действительно писал знаменитого русского поэта. Но его портрет всегда считался пропавшим. Когда? При каких обстоятельствах? Ответить на эти вопросы Цехановская не могла.
Молчат о портрете Пушкина и польские искусствоведы того времени. Так, в Варшаве в 1857 г. издается третий том капитального «Словаря польских живописцев» Эдварда Растовецкого, хорошо осведомленного коллекционера и знатока польского изобразительного искусства. Во внушительном списке произведений Ваньковича, приведенном в «Словаре», портрет Пушкина не значится.
Казалось бы, тупик! Но недавно московский историк Инесса Ильинична Свирида выдвинула неожиданную версию. Она нашла новые архивные материалы, связалась с потомками художника, проживающими в Советском Союзе, Польше, Англии, и выяснила, что картину после смерти живописца унаследовал его сын Адам Ванькович. Он активно участвовал в польском восстании 1863 г. против русского царизма. После поражения народноосвободительного движения Адам Ванькович был сослан в Тобольск.
А пушкинский портрет? Его конфисковали со всем имуществом Ваньковича. Не исключено, что привезли в Россию, и затерялся холст в подвалах полицейского ведомства…
Таинственный альбом графа Виельгорского
Прежде чем рассказать об этом удивительном альбоме, хочу привлечь ваше внимание, дорогие читатели, к очень редкой литографии, которая имеет прямое отношение к теме повествования. Ее листы дошли до нас в единичных экземплярах. Один из них я увидел в фондах московского Музея А. С. Пушкина.
Литография, изображающая поэта, выполнена в конце 1827 - начале 1828 г. первоклассным рисовальщиком и гравером Густавом Фомичом Гиппиусом и вошла в предпринятое им издание литографированных портретов «Современники». Всего было отпечатано 45 портретов. Пять из них изображали писателей - Н. М. Карамзина, В. А. Жуковского, И. И. Дмитриева, И. А. Крылова и А. С. Пушкина.
Издание было встречено одобрительно. Так, в апреле 1824 г. П. Л. Яковлев, приятель Пушкина, отметил: «По возвращению в Россию г. Гиппиус, один из отличнейших петербургских живописцев, решился издать собрание портретов известнейших людей нашего времени. Это важное патриотическое предприятие увенчалось счастливым успехом… О превосходной рисовке г. Гиппиуса нечего говорить: талант его известен - сходство портретов поразительное».
Поэтому в музее были обрадованы, когда литографированный Гиппиусом портрет Пушкина поступил сюда в составе коллекции Я. Г. Зака. С какого же рисунка делалась литография? Его выполнил, как считают, с натуры сам художник. Очевидно, запечатлел поэта живее и человечнее, чем это получилось на литографии - здесь портрет какой-то холодный, суховатый, слишком, как мне кажется, приземленный. Правда, некоторые специалисты полагают, что Гиппиус нанес изображение прямо на камень. Думаю, что это маловероятно. В Литературном музее в Москве нашел я литографию П. Ф. Гельмерсена, изображающую Пушкина и выполненную в 1827 - 1828 гг., как указано, «по рисунку Г. Гиппиуса». Если это не очередная ошибка литографа, то, значит, такой рисунок существовал?!
…Но вот Лада Ивановна Вуич принесла мне произведение, ради которого я н пришел вновь в Музей А. С. Пушкина. С волнением беру в руки гравюру Томаса Райта, последнее прижизненное изображение поэта, созданное за два месяца до его гибели. Об этом портрете я уже упоминал, когда рассказывал о работе Доу.
- Чрезвычайно редкий лист, - комментирует Лада Ивановна. - Один из первых оттисков. Обратите внимание - с тисненной печатью самого гравера. Посмотрите в лупу, видите в левом нижнем углу листа…
Гравюра исполнена с рисунка сепией, созданного Томасом Райтом с натуры в декабре 1836 г. И бесценный рисунок исчез, притом до обидного недавно - каких-то 60 - 65 лет назад!
Знаем мы его лишь по автогравюре Райта, подготовленной для задуманного Пушкиным Собрания сочинений, которое, однако, увидело свет только в 1859 г. Тогда уже не было в живых ни поэта, ни художника, умершего в 1849 г. Конечно, Райт не мог и предполагать, что его произведение, которое, возможно, он и не считал значительным в своем творчестве, будет иметь огромный успех. Свои почтенные работы он обычно подписывал весьма пышно: «Рисовал и гравировал профессор Флорентийской академии и член Петербургской и Стокгольмской академий художеств Томас Райт». Прочие же - довольно просто: «Рис. и грав. Т. Райт». Пушкинский портрет - в прочих. История распорядилась по-иному, и очень справедливо, - она увековечила имя мастера в русской культуре именно «прочим» портретом Пушкина. Еще в 1837 г. оттиски его гравюры продавались по пять рублей за штуку - цена по тем временам немалая. Ныне это редчайшие экземпляры!
Любопытное совпадение! Ровно через сто лет после появления первых отпечатков автогравюры Райта, в 1937 г., именно она была репродуцирована на трех советских марках, выпущенных к 100-летию со дня смерти поэта. Вспомнил я это потому, что в моем детском альбоме они были самыми дорогими мне образцами…
Один из первых отпечатков, который ныне хранится в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, был приложен к первому тому восьмого издания сочинений поэта, выпущенному в Москве Ф. И. Анским в 1882 г. Предисловие написал П. А. Ефремов. «Из них (художественных пушкинских изображений. - Е. К.) прежде всего надо указать на портрет поэта, - оговаривает он, - отличающийся, по отзыву современников, полнейшим сходством, не говоря уже о прекрасном его исполнении в гравюре Райтом, одним из лучших художников двадцатых и тридцатых годов. Этот портрет предназначался Пушкиным для предполагающегося издания его сочинений и был награвирован в последний год жизни поэта, но за его смертью остался неизданным, и немногие сделанные тогда оттиски составили чрезвычайную редкость…» Последующие строки меня особенно заинтриговали: «…Счастливый случай помог найти подлинную доску, превосходно сохранившуюся, с которой и сделаны оттиски для нынешнего издания» (подчеркнуто мною. - Е. К.).
Петр Александрович не объяснил, однако, какой это был «счастливый случай». А наверное, это была преинтересная история, притом, заметьте, приключившаяся в Москве! Создается впечатление, что понемногу пушкинские реликвии из Петербурга собираются в Москве…
Как это ни парадоксально, но гравюра Райта, исполненная в Петербурге, славою своей обязана именно Москве. Здесь ее почитали, любили, коллекционировали оттиски и, конечно, много раз репродуцировали. Упомянутый мною критик журнала «Русская старина» Я. Уш-кин, которому так не понравился альбом Пушкинской выставки 1880 г., даже решился на такое смелое обобщение. «Положительно, без всякого преувеличения можно сказать, - заключает он свою статью, - что они (репродукции портретов Пушкина, помещенные в альбоме. - Е. К.) не стоят, например, одной превосходной гравюры Райта…»
Не правда ли, сильно сказано! Быть может, верно?
Добавлю, кстати, что и теперь одно из самых значительных собраний гравюр Томаса Райта, а прежде всего, конечно, портретов Пушкина, находится именно в Москве - в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
Итак, с авторской доски Райта, невесть как отысканной и сохраненной Ефремовым, печатались оттиски пушкинского портрета в дни его юбилея в 1899 г.
Интерес же Ефремова к работе Райта, как и вообще к иконографии Пушкина, не был эпизодическим. Ну, об этом позже…
Где же оригинал, с которого резалась гравюра? Тот первоначальный рисунок Райта, сделанный с самого Пушкина? Он каким-то образом оказывается в альбоме хорошего знакомого поэта графа Матвея Юрьевича Виельгорского, выдающегося музыкального деятеля, блистательного виолончелиста, одного из основателей Русского музыкального общества. Альбомом, ценнейшей семейной реликвией, чрезвычайно дорожили, тщательно его хранили, и посторонним, кто не был вхож в число постоянных посетителей литературно-музыкального салона Виельгорских, доступ к нему был закрыт.
После смерти Матвея Юрьевича в 1866 г. альбом перешел к Михаилу Алексеевичу Веневитинову, родному Племяннику друга и четвероюродного брата Пушкина, замечательного поэта Д. В. Веневитинова. Да и отец Михаила Алексеевича, Алексей Владимирович, женатый на Аполлинарии Михайловне, урожденной графине Виельгорской, дочери Михаила Юрьевича, брата Матвея, был также хорошо знаком с Пушкиным.
Михаил Алексеевич Веневитинов оберегал фамильное наследство. Лишь в начале 1889 г. показал альбом липу стороннему - своему хорошему знакомому и коллеге, редактору журнала «Русская старина» Михаилу Ивановичу Семевскому. Тот с удовольствием посетил «изящную московскую квартиру Веневитинова, которая имеет обширные коллекции художественных и книжных редкостей. К нему перешли от графов Виельгорских разные альбомы, портреты, акварели, редкие литографии и проч. и проч. Целое утро я провел у моего уважаемого коллеги, любуясь его замечательным собранием…» Особенно его привлек и поразил альбом, в котором находилось, по его словам, «собрание замечательно художественных оригиналов, которое послужит надолго» предметом изучения специалистами и исследователями. Этого не случилось, иная и, быть может, драматическая выпал а ему доля…
Именно Семевскому мы обязаны подробным - и единственным! - описанием этого истинного памятника на-дио нальной культуры. В фамильном альбоме находились Живописные и акварельные работы прекрасного художник а П. Ф. Соколова. Среди них портреты знаменитых его современников и знакомых: В. А. Жуковского, К. П. Брюллова, И. А. Крылова, братьев Антона и Николая Рубинштейнов, писанных в их юности - в 1844 г.; ком позитора скрипача А. Ф. Львова, виолончелистов Ж. Серве и Б. Ромберга. Еще множество гравированных изображений европейских и русских светил с их собственноручными автографами: Л. Бетховена, Ф. Листа,
Полины Впардо, А. Вьетана, Д. Марио, Д. Рубипи… Еще редкое литографированное изображение М. II. Глинки, выполненное в 1845 г. Еще…
Однако жемчужиной альбома, драгоценнейшим его произведением был, конечно, подлинный рисунок Томаса Райта, изображающий Пушкина.
- Очень, очень похож! - восклицал Семевский. - И какой чрезвычайной мягкостью и тонкостью отличается работа!…
Так и напишет он в апрельском номере своего журнала, рассказывая о посещении квартиры Веневитинова.
Много-много позже Илья Ефимович Репин, хорошо знакомый с иконографией поэта, скажет о гравюре Райта пушкинисту Николаю Осиповичу Лернеру:
- Обратите внимание… что в наружности Пушкина отметил англичанин! Голова общественного деятеля, лоб мыслителя. Виден государственный ум…
Это - о гравюре. А ведь оригинальный рисунок, с которого она делается, как правило, естественнее и глубже передает живые человеческие черты.
Рисунок Райта был показан один-единственный раз на московской Пушкинской выставке, состоявшейся в Историческом музее с 27 мая по 9 июня 1899 г. Один-единственный раз! Веневитинов не дал портрет даже на петербургскую Пушкинскую выставку. Исключение сделал только для Москвы.
Как московская печать отозвалась о выставке? Интересуюсь этим с робкой надеждой - вдруг найду какие-нибудь подробности и о работе Райта? В газетном зале Исторической библиотеки мне выдали специальную папку с газетами и журналами, посвященными празднованию юбилея Пушкина в 1899 г. Просматриваю пожелтевшие газетные полосы, журнальные страницы. Вот объявление о том, что «Пушкинская выставка в залах Исторического музея открыта ежедневно с 10 до 5 часов дня. Вход 30 копеек». Однако развернутой информации о выставке, похоже, нет. Газеты и журналы лишь публиковали ее экспонаты, в основном пушкинские портреты. В «Московском листке» № 163 за 13 июня 1899 г. напечатаны фотографии М. Грибова залов Пушкинской выставки в Историческом музее. Внимательно их рассматриваю. По-моему, на одной из них вижу рисунок Райта…
Был издан каталог выставки. В нем под номером 14 указан портрет Пушкина работы Томаса Райта с указанием: «От М. А. Веневитинова». Тогда же он был опубликован в альбоме выставки. Даже если судить по старому снимку, то вполне можно согласиться с мнением Семевского: действительно, портрет привлекает мастерством незаурядным, изысканным, легкостью, мягкостью и свободой письма. И, несомненно, доброжелательным, умным и восхищенным вниманием к Пушкину!
Прекрасная работа! Вспоминаются известные стихи:
Свою ли точно мысль художник обнажил, Когда он таковым его изобразил, Или невольное то было вдохновенье…
Портрет создавался в год сложный, тяжкий для Пушкина. Не особенно хотелось ему позировать кому-либо. Не до того было. Но просьбу Райта поэт уважил, а быть может, сам указал на него, ибо знал художника, симпатизировал ему, ценил его искусство. Не о нем ли думал Александр Сергеевич в памятную болдинскую осень, когда па одном из своих черновиков рядом с профилем Натальи Николаевны написал «Wright»? He хотел ли он заказать художнику портрет своей жены? Райт исполнил ее портрет, но много позже - в 1844 г. Один из поэтических, очаровательных образов Натальи Николаевны! Тогда же Райт написал акварельные портреты и детей Пушкина.
Портрет Пушкина вернулся с московской Пушкинской выставки и - исчез! Искали его упорно, усердно. Ищут до сего времени как пушкинский портрет, так и альбом, в котором он находился. В розыск включился и ваш покорный слуга. Заинтересовала меня, натолкнула на этот трудный, мучительный и вместе с тем радостный путь Тамара Владимировна Буевская, видный специалист русского портретного искусства середины прошлого века, в частности творчества Петра Федоровича Соколова.
- Да, альбом-то знаменитый! - со вздохом, как мне показалось, сказала она. - Сколько лет я потратила на то, чтобы хотя бы выяснить его судьбу. Не удалось…
- Не разобран ли альбом по отдельным листам и его как такового уже не существует? - поделился я с ней своими сомнениями. - Ведь имеются в некоторых музеях, к примеру, в московском Литературном, портреты Брюллова, Жуковского, Львова… Не о них ли говорил Семев-ский, когда описывал содержание фамильного альбома графов Виельгорских?
Поделиться книгой: