Расписка

Владимир Анин

Расписка

Анатолий нерешительно переступил порог гостиничного номера. Позади что-то цокнуло. Он вздрогнул и оглянулся — захлопнулась оставленная им открытой дверь. Анатолий машинально ослабил и без того уже ослабленный галстук и потянулся, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Пуговица была расстёгнута.

Двухкомнатный номер люкс был обставлен со всей подобающей роскошью: большие кресла, обитые белой кожей, журнальный столик с искусной инкрустацией, изящный письменный стол на гнутых ножках, широкий массивный комод, электрический чайник, чайный сервиз и лоток с набором разнообразных сортов чая и растворимого кофе, винные бокалы трёх видов. Дверь во вторую комнату, спальню, была открыта настежь, и взору представала огромная, занимающая почти всё пространство кровать, на которой легко могли уместиться четверо.

Подмышкой Анатолий держал большую картонную коробку, которая ему явно мешала, но он никак не мог решить, куда бы её поставить. Наконец решил и поставил на журнальный столик.

В дверь постучали.

— Да! — отозвался Анатолий.

На пороге возникла пожилая, лет шестидесяти, горничная, толкающая перед собой золотистого цвета сервировочный столик на маленьких колёсиках. На столике рядом с вазой, полной фруктов, в окружении двух незажжённых свечей торчала из серебряного ведёрка бутылка шампанского.

Анатолий пропустил горничную и прошёл вслед за ней на середину комнаты. Он вытащил из ведёрка бутылку и повертел её, разглядывая.

— Точно французское? — недоверчиво спросил он.

Горничная бросила на него недобрый взгляд и молча направилась к двери.

— Погодите! — крикнул Анатолий.

Поставив бутылку на место, он догнал горничную и извлёк из кармана пиджака пухлый конверт. Купюры малого достоинства в конверте не оказалось, и Аркадий протянул горничной пятисотрублёвку. Горничная схватила банкноту и, ни слова не говоря, вышла из номера.

Сунув конверт обратно во внутренний карман пиджака, Анатолий прошёлся по номеру и заглянул в спальню. Одну из стен сбоку от кровати целиком занимал гардероб с раздвижными зеркальными дверцами. Анатолий толкнул дверцу, и она бесшумно отъехала в сторону, обнажив чрево гардероба с дюжиной «плечиков» на металлической перекладине, двумя белоснежными халатами на полочке, одноразовыми тапками и множеством прочих аксессуаров, являющихся обязательными атрибутами пятизвёдного гостиничного номера.

Анатолий скинул пиджак и пристроил его на «плечики». Потом закрыл дверцу шкафа и взглянул на своё отражение. Из зазеркалья на него взирал покрасневшими глазами усталый человек, выглядевший значительно старше своих сорока пяти. Булавка с эмблемой Gucci на галстуке Hermes говорили о том, человек этот не из бедных, что он явно занимает не последнюю должность в какой-то весьма солидной компании.

Анатолий провёл рукой по взъерошенным, чуть тронутым сединой волосам и бросил взгляд через открытую дверь на стоявшую в гостиной на журнальном столике картонную коробку. Тяжело вздохнул.

В кармане брюк завибрировал телефон. Меньше всего сейчас хотелось разговаривать с женой.

— Да!

— Привет! — раздался в трубке бодрый голосок Ольги. — Ты где? Ты скоро? Можешь в магазин зайти?

«Что за дурацкая привычка задавать несколько вопросов сразу!» — подумал Анатолий.

— Нет! — буркнул он в трубку. — Я буду поздно.

— А что случилось? Ты ещё на работе? Но, может, всё-таки…

— Я сказал, буду поздно! — оборвал её Анатолий.

— Поздно… это когда? — уже совсем неуверенно спросила Ольга.

— Не знаю, когда! — выпалил он и яростно ткнул пальцем в телефон, давая отбой.

Анатолий спрятал мобильник обратно в карман брюк, но поразмыслив, переложил его в пиджак, висевший на «плечиках» в гардеробе. Внимание его привлёк какой-то неприятный запах. Он дёрнул за отворот пиджака, принюхался. Потом сунул нос подмышку и брезгливо поморщился.

Изучив достопримечательности роскошной ванной комнаты, включая наборы шампуней, гелей, лосьонов и прочего, Анатолий не спеша оголился и шагнул в душевую кабинку. В дверь номера постучали.

«Вот и утешительный приз», — подумал Анатолий.

— Открыто! — крикнул он и резко повернул рукоятку душа.

Холодный поток обрушился ему на голову, заставив на мгновение забыть обо всех проблемах, навалившихся в последнее время, в особенности в этот злосчастный день.

Дверь приоткрылась, и в номер вошла совсем ещё юная девица в очень короткой чёрной юбке и красном кожаном пиджачке поверх полупрозрачной розовой блузки, сквозь которую откровенно просвечивал кружевной бюстгальтер. Игриво зачёсанные набок волосы и кричащий макияж дополняли её вызывающую внешность.

— Проходите! — донёсся из ванной голос Анатолия. — Я скоро.

Девица прошла на середину комнаты и осмотрелась…

Туго завязав пояс халата, Анатолий сунул ноги в тапочки и открыл дверь. Полумрак комнаты наполняла томная музыка. Рыжие язычки пламени двух свечей на сервировочном столике, лениво покачиваясь, отбрасывали на стены причудливые тени. В дальнем углу силуэт девицы извивался в медленном эротическом танце. Заметив распахнувшуюся дверь ванной, она задвигалась энергичнее.

Некоторое время Анатолий стоял как вкопанный, пока наконец из темноты не раздался нетерпеливый возглас:

— Ну, чего застыл?

Анатолий вздрогнул. Щелчок, вспыхнул свет. Он стоял всё в той же позе, щурясь, рука замерла на стенном выключателе.

— Настя? — наконец произнёс Анатолий.

— Папа? — в тон ему отозвалась дочь…

Настя сидела в кресле, зажав ладони между голыми коленками, и смотрела в пол. Анатолий метался по комнате.

— Чтобы моя дочь, — восклицал он, — опустилась до такого!

Как такое могло случиться? Чтобы та, которую он с самого раннего детства оберегал даже от любого намёка на дурное влияние… Дочь, которую он воспитывал… Ну, может, последние годы не очень уж рьяно воспитывал. С этой треклятой работой у него вообще не было времени на дочь. Но ведь он работал только ради них, ради жены и дочери, чтобы они жили в достатке, чтобы ни в чём не нуждались, чтобы Настя могла спокойно учиться, чтобы… Да мало ли этих «чтобы»! В общем, заниматься воспитанием дочери — это была забота Ольги. Ну, вот и довоспитывалась!

— Это уму непостижимо! — простонал Анатолий и, взглянув на дочь со смесью ужаса и презрения, приказал: — Немедленно домой!

— А ты не командуй! — вдруг огрызнулась Настя. — Мне уже восемнадцать, если не забыл. Я сама решаю, что мне делать, а что — нет.

— Молчать! — срывающимся голосом крикнул Анатолий. — Да как ты смеешь! Ты… Ты с кем разговариваешь?

В голову лезли картины одна кошмарней другой: его дочь, обнажённая, в объятиях какого-то волосатого мужика; двух мужиков; трёх мужиков… в его, Анатолия, объятиях! Его передёрнуло, он с ужасом отогнал от себя отвратительные видения. Бросился в спальню и достал из кармана пиджака пачку Marlboro. Нервно разминая сигарету, он сунул её в рот.

— Здесь не курят, — заметила Настя.

Анатолий скомкал сигарету и швырнул её в неизвестно для каких целей предназначенную огромную пепельницу на столе, рядом с которой красовалась табличка с перечёркнутой сигаретой и пояснением для особо непонятливых: «No smoking».

— Я вот всё матери расскажу, чем ты тут занимаешься!

Это единственное, что пришло ему в голову.

— А если я расскажу маме, чем ты тут занимаешься? — дерзко ответила Настя, сделав акцент на слове «ты».

Анатолий замер в нерешительности. Ситуация действительно складывалась патовая. Он ведь пришёл в этот отель, чтобы с горя надраться и провести ночь со шлюхой. От этой мысли он вздрогнул и оглянулся на Настю. Она пристально смотрела на отца.

Анатолий схватил бутылку шампанского и принялся с остервенением сдирать фольгу с горлышка. Затем также яростно он скрутил проволоку и выдернул пробку, выплеснув добрую порцию драгоценного напитка на пол. Наполнив бокал, Анатолий залпом выпил вино. Пузырьки ударили в нос, на глазах выступили слёзы.

— Можно мне тоже? — попросила Настя.

— Обойдёшься, — сдавленным голосом проговорил Анатолий, преодолевая желание рыгнуть.

— И чаю тоже нельзя? — язвительно произнесла Настя.

Анатолий молча кивнул в сторону чайника. Настя встала с кресла и включила чайник. Только сейчас она обратила внимание на стоявшую на журнальном столике коробку. Настя приоткрыла её. Верхний клапан коробки распахнулся, открывая взору сваленные в кучу бумаги, кое-какие канцелярские принадлежности, рамку с семейной фотографией и большую кружку с неведомым китайским иероглифом.

— Тебя что, уволили?

— Не твоё дело! — огрызнулся Анатолий и яростно спихнул коробку на пол. — Да, меня уволили.

Анатолий сел в кресло и обхватил голову руками. Настя посмотрела на него с сочувствием.

— И поэтому ты…

— Да, поэтому.

Щёлкнул вскипевший чайник. Настя налила в чашку кипяток и принялась полоскать в нём пакетик чая.

— Кофе мне сделай, — попросил Анатолий.

— Растворимый, — предупредила Настя.

Анатолий махнул рукой.

— Обычно в таких случаях… напиваются, — со знанием дела заметила Настя, заваривая кофе.

— А я не хочу, как обычно. Чёрт! Я просто хотел снять себе… — Анатолий поднял на неё взгляд, полный скорби и страдания. — Тьфу! В кои-то веки! Впервые в жизни! И на тебе — такой сюрприз!

Настя подала ему кофе и села в кресло напротив.

— Ну, я… — нерешительно начала она. — Вообще-то я тоже. Первый раз.

Анатолий отхлебнул горячего кофе.

— Ты — мой первый клиент. — Настя горько усмехнулась. — Повезло.

Анатолий продолжал молча пить кофе. Она сочла его молчание за недоверие и отчаянно воскликнула:

— Правда!

В ответ Анатолий лишь хмыкнул.

— Честное слово!

— Ну, конечно! Ещё скажи «честное пионерское». Ты сейчас что угодно придумаешь.

— Почему ты мне не веришь?

— А с какой такой стати я должен тебе верить?

— Я твоя дочь.

— И что это меняет?

— Вот! В этом твоя проблема — ты никому не веришь.

— Ты ещё поучи меня, — фыркнул Анатолий.

— Да я не учу, я говорю, как есть.

— Хочешь, чтобы я тебе поверил?

Анатолий встал, нашёл на письменном столе блокнот и ручку и положил их перед Настей.

— Пиши расписку, — сказал он, снова садясь в кресло.

— Какую расписку? — не поняла Настя.

— Пиши, пиши: я, фамилия, имя, отчество, признаюсь, что занималась проституцией…

— Не занималась, а… только собиралась.

— Ну, допустим.

— И не проституцией. Это называется эскорт-услуги.

— Ничего себе — эскорт! В постели?

— Мне про постель не говорили, мне говорили про…

— Неважно, что тебе говорили и что ты там услышала или не услышала. Важно то, что ты… Короче, пиши: в чём была уличена моим отцом, фамилия, имя, отчество. И теперь торжественно клянусь навсегда отказаться от этого постыдного занятия. Число, подпись.

— Ну и зачем это? — спросила Настя, расписываясь.

— А затем. Теперь, если что, я эту бумажку сразу предъявлю матери.

— Если что? — уточнила Настя.

— Ну… если я тебя опять увижу где-нибудь в таком виде.