Гроб с саморезами

— Ну а кто ж ещё? — Даша опустила руку, ощупала свой клетчатый пиджак. Она удивлённо осмотрела себя. — Зачем я этот костюм напялила? Много лет его из шкафа не доставала.

Вера подошла вплотную к окну.

— Верочка, — сказала мать, — открой, пожалуйста. Сегодня холодно, или это меня знобит… Кажется, я заболела. Такой сильный ветер!

Лицо мамы плыло и таяло под потоком льющихся слёз. Вера взялась за ручку окна и потянула её вниз. Грубая рука легла сверху и вернула рычаг на место.

— Не надо, донь, — сказал отец.

Он оторвал её руку от окна и оттащил назад.

— Там мама.

— Я вижу.

Даша за окном приложила ладони к лицу и прижалась к стекло, вглядываясь в тёмную кухню.

— Вить, впусти меня, пожалуйста, — попросила она. — Верочка меня не узнала, что ли?

— Уйди! — сказал Виктор Сергеевич, и голос сорвался на хрип.

— Вить, ты что? — Даша отодвинулась от стекла, сделала шаг назад, чтобы свет от лампочки падал на её лицо. — Это ж я, Даша. Почему ты меня не пускаешь? У тебя кто-то есть? Нашёл себе помоложе? — Она покачала головой. — А я ведь чувствовала.

— У меня никого нет, — глухо сказал Виктор Сергеевич. — И не было.

— Витя, хороший мой. Я знаю, конечно. Вить, я правда замёрзла. Можешь набрать мне горячую ванну? Кажется, я простываю. Носоглотка отекает, прям чувствую. Завтра вся в соплях буду.

За их спинами щёлкнул выключатель. Виктор Сергеевич увидел в оконном стекле отражение перекошенного лица своего зятя.

— Что… Что это? — прошептал он.

Дашино лицо исказилось злобой, она отпрыгнула назад, чуть не свалив гроб и с невозможной для человека скоростью метнулась в сторону.

— Господи Боже мой… — пробормотал Виктор Сергеевич и перекрестился.

В прихожей задёргалась ручка входной двери. Он бросился туда, проверил засов.

— Саш! — крикнул он.

Зять подбежал к нему. Виктор Сергеевич прошептал ему на ухо:

"Про чердак забыли. Посторожи дверь, я сбегаю запру".

Саша кивнул и встал напротив входа с выкрученной из табурета ножкой в руке.

За дверью было тихо, потом он услышал, как кто-то тихо скребётся. Так скрёбся в дверь их пёс, глупый доберман, когда сбегал и, набегавшись, возвращался к миске.

Он нервно осмотрел засов и проверил замки. Снаружи затихли, потом из замочной скважины раздался тихий голос тёщи.

— Сашенька, мальчик мой, открой дверь, пожалуйста. Ты же не оставишь на улице свою вторую маму?

Саша молчал, сжимая в побелевших от напряжения руках круглую ножку.

— Саш, — в Дашином голосе появились знакомые ему властные нотки, — ты не забыл, кто вам квартиру купил? А, Саш? Кто денег тебе на бизнес дал? Такая твоя благодарность?

— Это не вы… — выкрикнул Саша. — Я видел!

— Что ты видел, Саш? Ну что ты видел? Как удобно, да? С глаз долой и из сердца вон. Прикопаете меня на кладбище и будете денежки моим трудом заработанные трынькать. Так, да? Открывай, засранец!

Тёщин кулак врезался в дверь. Саша подпрыгнул, и, неожиданно для себя, ударил ножкой по дверному полотну.

— Уходите, Дарья Александровна, — закричал он, срываясь на визг.

Наступила тишина. Из коридора высунулась испуганная Вера. Рыдающий Данька уткнулся ей в подол ночнушки.

Снаружи заскрипело окно.

— Что это? — зажала рукой рот Вера.

В прихожую влетел Виктор Сергеевич.

— Подвал! Окно было открыто.

Он бросился к двери и врезался в неё.

— Засов тащи! — бросил он зятю.

За дверью послышались торопливые шаги, и дверь содрогнулась от удара. Виктор Сергеевич упёрся ногами в противоположную стену. Саша приволок дубовую доску и они вдвоём вставили её в пазы. Наступила тишина, только тихонько всхлипывала Вера и хныкал Данька. Виктор Сергеевич с шумом выпустил воздух.

— Зря вы так, — раздался за дверью Дашин голос. — Разве я кому-то из вас зло делала? Сами виноваты… Данечка, слышишь меня? Слышишь бабушку?

Даня испуганно затих.

— Тебя, мой мальчик, мне больше всех жалко. Меня ни там, ни там не принимают. Значит останусь я с вами. Зря вы так со мной, ой зря.

— Мама! — закричала Вера, закрывая хнычущего Даню руками. — Как ты можешь так?

— Как я могу? А как вы все можете? В дом не пускаете, будто я монстр какой-то. Вот и делай добро людям… Родным людям!

***

До утра Виктор Сергеевич с Сашей дежурили под дверью. Веру с Даней с большим трудом удалось уложить спать в ванной комнате. Как только начало светать, стук и ругань за дверью затихли.

— Как думаешь, ушла? — спросил Саша шёпотом.

— Не знаю, — ответил тот. — Сиди тут, я проверю, — и ушёл на кухню.

За окном, под навесом, весело шелестящим листочками дикого винограда, на кухонных табуретках стоял гроб, накрытый крышкой. Сбоку из щели торчал краешек белого покрывала. Виктор Сергеевич спешным шагом пересёк коридор, распахнул дверь своей мастерской.

— Прости меня, Дашка! — прошептал он, вытирая брызнувшие слёзы, и снял со стены шуруповёрт.

***

Утром Василь пришёл в дом мольфарки Дарины. Его встретили непривычно неразговорчивые муж и зять. Ни дочки, ни внука видно не было. Водитель провозился два часа, но газон свой всё-таки завёл. Втроём они втащили в кузов гроб. Его крышка по краю была сплошь утыкана шляпками саморезов.

— О, а це шчо?8 — спросил Василь.

— Неудачный гроб попался, крышка спадает, — угрюмо ответил Виктор Сергеевич.

Он увёл Василя от машины, пока Сашка зачем-то прыгал в кузове.

— Крепость досок проверяет, — пояснил Виктор Сергеевич.

На кладбище Саша включил блютуз-колонку на полную мощность, гроб опускали в могилу под "Desert Rose" Стинга.

— Даша так хотела, — пояснил Виктор Сергеевич.

Через неделю в их дом въехали новые жильцы. В далёком городе на другом конце страны Виктор Сергеевич каждый день засыпает с мыслью: не слишком ли мало саморезов было в его мастерской в то утро? А кладбищенские сторожа клянутся и божатся, что по ночам из могилы мольфарки Дарины слышен стук, но кто им, пьяницам, поверит?