Сергей Мельников
Гроб с саморезами
У дома мольфарки1 Дарины стоял пятьдесят третий газон с поднятым капотом. Водитель, ругаясь, копался в моторе. За распахнутыми воротами на увитом диким виноградом навесе горела лампочка. В сгустившихся сумерках она освещала поставленный на табуретки гроб.
К машине подошёл молодой мужчина, зять мольфарки Саша, и постучал костяшками по крылу.
— Ну что там, Вась? — спросил он.
— Да, бл, бисова рухлядь. Як поробылы. Эх, Сашко, — он в сердцах бросил на крыло грязную тряпку. — Нажаль Дарыны бильш нэмае, нэма кому видшептаты2.
— Тёща тут и автосервис заменяла? — ехидно спросил Саша.
— Нэ вирышь? Дарэмно. Глаз в нэи був…3
Зять скептически усмехнулся, но промолчал.
— Тэмно вже. Я до дому пийду, утром ранише закинчу и видвэзэм твою тэщу до кладовыща.4
— А она, — Саша кивнул в сторону гроба, — так и будет там стоять?
— А шо робыть? — водитель пожал плечами. — Иньшой автивки в нас нэмае.5
Он захлопнул капот.
— Прыймить мои спивчуття. Руку нэ подам, бо брудна. До завтра.6
Махнув рукой, водитель ушёл. Александр тоскливо посмотрел на полированный гроб посреди двора и вошёл в дом. Тесть сидел на кухне с бутылкой хреновухи и нехитрой закуской.
— Садись, Саш, — показал он зятю на стул. — Помянем.
— Может, хватит поминать уже? — крикнула из комнаты Верка.
Тесть только отмахнулся.
— Садись, не могу я сегодня на сухую.
Саша сел напротив, взял хрустальную стопку.
— Давай, — тесть поднял свою. — Царствие небесное Дашке и земля пухом.
Они опрокинули, зажевали салом под бородинский хлеб. Тесть сразу налил по новой.
— Хотя в Царствие её вряд ли пустят… — сказал он себе под нос.
— Почему это? — удивился зять. — Не то, чтобы я верующим был, но она ж людей лечила. Говорят, многим помогала.
— Помогала, — мотнул головой тесть, — вам вот помогла, квартиру купила к свадьбе.
Зять насупился:
— Зачем вы, Виктор Сергеевич, так?
— Не обижайся, Санёк, — ответил он. — На правду не обижаются. Купили, потому что своим ничего не жалко. А вы живите и радуйтесь. Хорошо у Дашки дар открылся после рождения Верки. До того мы с ней два голодранца-мэнээса7 в разваливающемся НИИ были. Нищие. Ты представить себе не можешь, насколько нищим может быть работающий человек. Бомжи сейчас живут лучше.
Зять придавил в себе сарказм и сказал осторожно:
— Я, если честно, не особо в это верю.
Виктор Сергеевич посмотрел на него с усмешкой.
— А ты послушай. Я приехал в роддом с передачей, а меня сам врач встречать выскочил, который роды принимал. Я перетрусил, думал случилось чего, а он мне сунул пакет и сказал: "Спасибо вашей Даше, она мне жизнь спасла". Оказывается, она когда рожала, обезболивающее требовала, а врач отказывал. Она рукой его за ворот схватила, подтащила к себе и на ухо сказала: "Дай обезболивающее и я скажу то, чего ты не знаешь". Сила такая была, что халат затрещал. Почему-то он ей поверил, уколол. Она ему на живот руку положила и сказала: "Сделай УЗИ". Оказалось, злокачественная опухоль, пока ещё операбельная. Короче, обычно к нему с пакетиками бегали, а тут он пакетом пациентку отблагодарил. Французский коньяк "Камю" там был и импортное детское питание. У нас на такое денег не было. Ну, а потом пошло. Тема популярная: экстрасенсы, колдуны. Только другие шарлатаны, почти все, а она на самом деле. Я б тоже не верил, если б своими глазами не видел. А насчёт Царствия небесного… Никто там её не ждёт. Ты говоришь: людей лечила. Вроде хорошее дело, а для Бога нет. Она его замыслам препятствовала, кому такое понравится. Нужен Ему человечек, Он ему рак посылает, чтоб пострадал в земной жизни и — к Нему, наслаждаться в райских кущах божественной благодатью. А тут моя Дашка со своим даром. Ну представь: ты рыбу ловишь, поймал добрячего леща такого, тянешь осторожно к берегу, радуешься знатному улову, а тут баба какая-то ножницами щёлк и остался ты и без рыбы, и без крючков с блёснами. Будешь ты такой бабе рад?
На кухню зашла Вера, села на табурет с торца стола.
— Что там? Хреновуха? — спросила она. — Плесните и мне. Только половинку.
Тесть разлил мутную горилку.
— Покоя тебе, мам, — сказала Вера и опрокинула рюмку.
— Даня как? — спросил Саша.
— Губку Боба смотрит, уже не плачет, — ответила она. — Уложишь его? Мне что-то совсем…
Саша накрыл её руку своей.
— Отдыхай.
Чмокнул в макушку и ушёл к сыну. На кухне стало тихо.
— Как жить дальше, доня? — спросил отец.
— Не знаю, пап, — ответила дочь. — Налей ещё немножко. Кажется, я не смогу заснуть. Киянкой бы…
— Принести? — грустно улыбнулся Виктор Сергеевич.
— Давай, только чтобы с первого удара, — кивнула Вера.
Саша прошёл через коридор с Даней на руках. Голые пятки сына трогательно качались в такт его шагам. Отец взял бутылку и вылил остатки.
— Давай, — сказал он, поднимая стопку. — Схожу за ещё одной.
— Пап, может, не надо? — скривилась Вера.
— Ты правда думаешь, что меня алкоголь сегодня возьмёт? Сиди. — Он коснулся её плеча и вышел.
Вера посмотрела в кухонное окно. Отец прошёл через двор к летней кухне, вернулся оттуда с бутылкой. Он остановился у гроба, провёл рукой по краю крышки, поднял глаза на Веру. Ей показалось, что отец чем-то озадачен. Виктор Сергеевич присел перед гробом, что-то рассматривая, потом передёрнул плечами и вошёл в дом. В прихожей лязгнул засов.
— Что-то не так? — Отец был непривычно задумчив. Он поставил бутылку на стол и опустился на место, где сидел его зять, лицом к окну. Он, не отрываясь, смотрел на гроб с телом жены.
— Пап, — позвала его Вера. Он встряхнул головой и откупорил бутылку.
— Помянем.
— Что случилось, пап?
— Ничего, донь. Почему-то крышка гроба в сторону съехала.
— Может, криво положили?
Он отрицательно покачал головой, но сказал:
— Может. Давай, по крайней и спать. Завтра тяжёлый день.
— Пап, ты сильно маму любил?
Виктор Сергеевич одним глотком выпил настойку и поставил стопку.
— Я не любил, донь, я люблю. И буду любить.
Вера погладила его по плечу, и по щекам отца потекли слёзы. Он аккуратно снял её ладонь и поднялся.
— Всё, спать. Спокойной ночи.
Отец ушёл в свою спальню, а Вера сидела перед пустой стопкой и почти полной бутылкой. Пришёл Сашка, растрёпанный, с примятой щекой, обнял её.
— Данька меня приспал. Как папа?
— Нормально, — ответила она.
— Идём спать, почти полночь.
Он поцеловал её в макушку, и она поднялась, посмотрела в окно. Гроб с телом её матери стоял на старых кухонных табуретках. Вера выключила свет на кухне, потом щёлкнула вторым выключателем, и погасла лампочка на своде перголы. В темноте за окном ветер шелестел листьями дикого винограда, и пятна лунного света плавали по глянцевой поверхности гроба. Казалось, что он шевелится, но Вера понимала, что это просто иллюзия. Обман зрения.
***
Виктор Сергеевич сдвинул засов и вышел на улицу. Полная луна заливала своим светом их аккуратный участок, но под густо заплетённый виноградом навес свет почти не попадал. Смутно серели ножки и перекладины табуреток, сам гроб был сплошным непроницаемым пятном.
Виктор Сергеевич встал возле навеса, достал из кармана спички. Попытался зажечь, но, едва загорался слабый огонёк, ветер сразу его гасил. Виктор Сергеевич сунул коробок в карман и вошёл в тень. Он опустился на бетонную площадку и прижался затылком к полированной поверхности гроба.
— Дашка, какого чёрта? — прошептал он. — Это подло.
Над его головой заскрипело дерево, и тяжёлая крышка гроба упала на землю.
Виктор Сергеевич открыл глаза. Он лежал в их постели, на подушке, которая ещё пахла Дашей, его Дашей, которой больше нет. Он здесь, на жестковатом, но полезном ортопедическом матрасе, а она — за окном, в деревянном полированном ящике и сюда больше не вернётся. Никогда. В тёмном проёме спальни появилось светлое пятно.
— Пап, — сказало оно голосом дочери. — Там что-то упало.
— Это мне приснилось, — ответил Виктор Сергеевич. — Крышка гроба упала. Иди спи.
— Пап, проснись. Там во дворе что-то грохнуло. Что-то тяжёлое. При чём тут твой сон?
Он встал и подошёл к окну. Прижался к стеклу щекой и вгляделся в темноту. Бегающие пятна мешали разглядеть, на месте ли крышка гроба. Зато он увидел крупное светлое пятно на решётке перголы.
— Сиди тут, — бросил он дочери и кинулся в кухню, щёлкнул выключателем.
Во дворе загорелась лампочка.
Ветер теребил зацепившуюся за лозу кружевную накидку, которой в похоронном бюро накрыли лицо Даши. Он опустил глаза ниже. Крышка валялась на бетонном полу за гробом. Он видел обитый край, но тела жены видно не было. Виктор Сергеевич подвинул к окну табурет и встал на него. Даша лежала, как и раньше: глаза закрыты, руки сложены на солнечном сплетении, на лбу повязка. На кухню вбежала Вера.
— Что там? — спросила она.
— Ничего, просто сползла крышка гроба. Надо было заказывать на петлях.
Вера стояла, протянув руку вперёд, куда-то за его спину.
— Папа, — сказала она тихо дрожащим голосом, — там…
Отец резко обернулся. Он успел увидеть, как за край гроба нырнуло тёмное пятно. Как будто чья-то голова выглянула оттуда и спряталась вновь. Чья-то… Он точно знал, чья. В наступившей тишине он услышал, как застучали её зубы.
— Поднимай Сашку, проверьте все двери и окна. Всё должно быть закрыто.
Вера не двигалась с места.
— Пап, это сон? — спросила она.
— Я не знаю, донь, — ответил он. — Кажется, нет.
Пока они бегали по всему дому, проверяя запоры, из спальни вышел Даня.
— Мам, почему вы не спите? — спросил он, протирая кулачками глаза.
Вера села перед ним на корточки.
— Сына, иди спи. Мы убираемся. Завтра будут гости, надо навести порядок.
— Ба… — сказал он, глядя за её плечо.
— Да, сына, бабушки больше нет.
Он, не отрываясь, смотрел в сторону кухонного окна. Вера обернулась. Во дворе, за стеклом, стояла её мать. У Веры похолодело в груди, лицо онемело. "Только не инсульт", — мысленно взмолилась она.
Даша за окном подняла руку и виновато улыбнулась.
— Верочка, открой, пожалуйста, — сказала она. — Я где-то ключи посеяла. Ищу по карманам и найти не могу.
Вера отпустила сына и медленно подошла к окну.
— Мама? — спросила она неуверенно.