Помоги проекту - поделись книгой:
— Я не знаю, Лейви. Может, мы ещё не созрели до перемен. Может, нам ещё недостаточно паршиво для того, чтобы мы встали и принялись крушить свои навозные коконы, слепленные вокруг себя своими же руками… Но, когда нам всё надоест — мы будем воистину неудержимыми. Это точно. Хотя бы… на какое‑то время. Но этого хватит.
Они помолчали ещё немного.
— Я… кажется… Засыпаю… Мне как будто легче оттого, что я эту… Высказала… Но… подожди уходить… пока я… совсем не усну… И… Приходи ещё… посидеть… Ами кивнула.
— Хорошо! Часто — не обещаю. Я сама ещё не в форме. Но буду к тебе периодически приползать. И вообще… Приходи сама, как в норму придёшь, я тут… рядом. Куда я сейчас далеко отползу.
— Иржи тут принёс нам обифрительных плющиков. Это хотя бы стоит того… чтобы пожить ещё немного.
— Да… совсем… чуть‑чуть…
Амелия посидела рядом, пока не услышала равномерно тяжёлое сипящее дыхание.
Лейви спала. Это хорошо. Чем больше моментов она проведёт сейчас в мирах без боли, тем лучше.
Самое время вернуться к Келе, успеть пообщаться. Ведь болотника скоро выпишут. Тогда как другая сэльва Лейви только очнулась. Может это всё же не расовое?
Хотя уровень полученных ими повреждений был неодинаков.
Время позднее и сэльв, вероятно, уже спит, как и положено приличным омилльцам в это время. Но проверить этот факт и сделать выводы по поводу уровня соответствия Келе образу приличного гражданина всё равно не мешает. Ами осторожно приблизилась к ширмам у его лежака.
— Заходи уже, не топчись. — послышалось из‑за них.
Рано Амелия приписала Келе добропорядочность. Хмыкнув, она с удовольствием последовала полученному указанию и, оказавшись внутри огороженного келеного лекарного пространства, примостилась на край его лежака. Сэльв сел, поджав ноги.
— Келе. Как тебе удалось так быстро восстановиться? — с ходу задала она всё тот же уже не в первый раз возникающий у неё вопрос. — Поделись секретом.
— Как‑то… — пожал изящными, но крепкими и рельефными плечами служивый. — Не знаю… Я не задумывался над этим. Просто хорошо, что так получилось. Нет смысла и надобности анализировать это. Знал бы как — конечно, поделился бы. У меня нет ни прямой, ни косвенной цели делать так, чтобы ты или Лейви оставались здесь дольше нужного.
— Надеюсь, что так. И не задумывайся. В самом деле, так получается — и хорошо. Значит, ты просто пил жижу, которую тебе приносили? И дрых?
— И отдыхал, да. Плюс ко всему — мне досталось в последний раз меньше вашего. Мой полёт был не таким дальним.
— Если бы ты не дрыгался, то пострадал бы ещё меньше! — припомнила старую досаду Ами. — Всё равно всё это с самого начала выглядело безнадёжным.
— Но ты‑то дрыгалась?
— Я… болото… Ну да. Но я… И останусь тут подольше. Хорошо ещё, что здесь, а не в земле. Совсем надолго.
— Тем не менее ты так же, как и я, пыталась что‑то сделать до последнего. Даже осознавая то, что всё безнадёжно. Но и другого выхода, в общем‑то, у нас не было.
— Ну… наверное, да…
«Чего уж теперь.»
— Не представляю, как ты вообще выжила. На службе, не умея ведьмовать… Для меня даже простая жизнь в таком виде выглядит как существование с зашкаливающим уровнем сложности.
— Да так и есть. А выжила так же, как и все остальные порядочные Кантина… Уворачиваясь от атак. Преимущественно.
— И отлично орудуя мебелью! — одобрительно улыбнулся Келе.
— Да, используя все подручные… — серьёзно кивнула та. — А иногда и маскируясь под них. При необходимости не привлекать внимание своего кантинского начальства. Однако, с Майло даже маскироваться не потребовалось — на нём это сработало автоматически и он воспринимал меня как мебель с самого начала…
Обратилась к старой обиде бывшая секретара.
— "Одолжённую "мебель" надо вернуть Кантину в пристойном виде!" — ехидно передразнила она начальника. — "Что «мебель» может сделать при операции захвата, кроме как мешаться"? "Мне не нужен в лесу стул"… И вообще, я в его участке превратилась в функцию… Один болотный майлов комфорт за мой счёт… И вот, виноват в моём дурном расположении духа был Майло… а вся моя накипевшая злость досталась тому нападавшему хмырю…. Надо же было хоть как‑то привлечь к себе хоть чьё‑то внимание.
Неожиданно для себя резюмировала свою пространную речь уже потерявшая нить собственного повествования Ами.
— Занятные у тебя потребности. — весело хмыкнул Келе. — И интересные понятия о знаках внимания!
Служивая тихо хохотнула, охнув. Достойное замечание в продолжение её пространного бреда.
— Да, глуповато и незрело, согласна. На что в моём поведении регулярно указывает Майло.
— Майло не самый проницательный человек в участке… но иногда и он видит людей через свои хитрый прищур почти такими, какие они есть. Я не говорил тебе ничего, если что но он, скорее, считает… что хоть и напираешь ты по‑кантински сильно, но соображаешь туговато… Потому он не очень‑то охотно вовлекает тебя в некоторые дела. Я бы на его месте сделал поправку на то, что в нужный момент ты действуешь как надо.
«Ничего себе откровение…» Ами слегка опешила, но постаралась не подать вида.
Она кивнула. Информация не из приятных, но любопытная. Собирать мнения о себе не очень хорошая затея потому как они больше говорят о людях их высказывающих, но иногда бывает полезно увидеть себя с иного ракурса.
— Тут шляпошный болотник прав… Иногда я и в самом деле цепенею, размышляя, что должна или не должна, что будет правильно, а что нет… Вместо того чтобы просто действовать так, как подсказывает мне нутро и обстоятельства, но… — Ами отвлекаясь на то, что увидела в щель между ширмами. — Ой, смотри! Киона у моего лежака. С чашей. Кажется, мне пора!
— Давай, увидимся. — кивнул в ответ Келе.
Ами, насколько позволяла остаточная хромота, поспешила к месту, где её ждала глава лекарни. Такую важную значительную персону не следует заставлять долго ждать.
— Как твои дела? — участливо осведомилась та.
— Не знаю, что и сказать… — выдохнула пациентка, переводя дыхание. — Я… наговорилась за сейсвет вусмерть. Со внешними источниками звука и информации, представляешь?! Уже который свет… Они поведали мне много такого… О чём никогда не скажут те, что внутри. И даже о том, о чём я предпочла бы не знать… Кстати, об этих, в голове. Они почти не разговаривают! Или нас максимум двое "дома". Не все из нас выжили при нападении что ли? То, что происходит, уже больше похоже на самый обычный разговор с собой. А не на разноголосый бардак, вещающий одновременно со всех сторон сразу. На анализ которого у моего ума, вероятно, нет сейчас сил. Мы отсекли их? Не знаю, что и думать… Вот так дела.
Киона молча выслушала этот бессвязный поток речи и, кивнув, помолчала ещё немного перед тем, как задать вопрос.
— Скучаешь по ним? — весело улыбнулась она.
— Да не особо. — задумчиво нахмурилась Ами. — Особенно по критикующим… совсем не скучаю.
— Вот, знаешь… Как вернутся — критикующих совсем гони! Это же твоя голова. Наведи свой порядок.
Ами испытующе прищурилась, глядя на главную целительницу.
— У меня сейсвет вечерний свет откровенности и получения интересной информации… Поиграй со мной в него тоже, пожалуйста. И… только не говори, что считаешь меня нормальной. Каждая наша с тобой беседа приводит меня в ступор…. Ты первая, кто говорит со мной об этих вещах так… спокойно.
— А почему нет? У меня своя реальность, у тебя — своя. И обе одинаково имеют право на существование. И всё, что происходит в твоей — твоя правда. Чем бы оно не казалось из моей. Да и знаешь… Даже если приплетать какие‑то сторонние обычно весьма условные стандарты. По… омилльским "меркам" психических проблем у тебя нет. Может, только поведенческие… Да и то не такие большие, чтобы сама жизнь не скорректировала их естественным образом. И вообще. Запомни одно. «Нормальных» нет. И забудь об этом манипуляторском термине.
— Твоя правда. Посмотреть на вас, сэльв, так любая не впишется в кантинские "нормы" ну никак. Видела я одну омилльку, которая очень старалась. И "нормальной" её при этом уж точно никто не назвал бы… В самом деле все эти понятия и нормы… ну очень уж относительны, да. И имеют договорную основу. На теории я всё это знаю, но на практике работают инстинкты и рефлексы и мне всё равно часто бывает гнусяцки стыдно что я — это я. Ситуация из разряда «простите, что я есть». И «простите, что я несовершенна».
— Потому что в утилитарно настроенном обществе ты именно не нужна такой, какая ты есть. Ты не нужна живой, ты нужна удобной и чётко исполняющей какие‑то желательные функции. Потому… Попробуй… придушить инстинкты самосохранения, кричащие тебе о том, что тебя сейчас выкинут в холодный лес из тёплой семьи и города и… болотно банально прозвучит, но я не знаю, как ещё это сказать… принять себя. Может, получится не сразу, но, главное, не оставлять попыток. Это тот случай, когда количество переходит в качество. Больше одобрений себя — лучше внутренняя ситуация. А пока ты над этим работаешь — попробуй поискать более комфортные для себя условия. И да, помни, что пока не создашь комфорт внутри — снаружи идеала всё равно не будет. Не совпадут шаблоны.
— Ага, это точно. Где ни окажись — всегда что‑то да не так. В Кантине не ценили, здесь — не уважают… Но я жила бы тут. В Омилле в целом мне гораздо комфортнее. До сих пор было.
— Так и живи.
— Понимаешь… Я уйду с работы, как только выйду отсюда. Больше ничто не будет кормить меня или давать мне кров в городе.
Ами грустно вздохнула.
— Приходи сюда, будешь мыть посуду и готовить вместе с нашим беспамятным. — шутливо улыбнулась Киона.
— А что. Должность, ничем не лучше моей нынешней секретарской… Кажется, само Универсум говорит мне о том, давно пора оставить гордыню… Звучит заманчиво. Вообще, я ему, беспамятному, завидую немного. Ничего не помнить о прошлой жизни и быть близко ко вкусной еде.
— Лучше помнить. Это твой ценный опыт, твоё оружие. Замаскированные чудища твоего сознания всё равно попытаются утопить тебя. Даже если ты предпочитаешь не видеть их или считать… камешками, чтобы не волноваться. Каждая частичка этих твоих знаний об окружающем мире обменяна на страдания и усилия. Такого больше нигде не взять.
— Но зачем добавлять дополнительных страданий и знаний, когда эти уже известные виденные чудовища будут всплывать?
— Они всё равно будут это делать, когда что‑то на поверхности заинтересует. Значит, что‑то задело их за больное. Значит, что‑то всё ещё не в порядке в твоём океане. И они будут делать это пока твой океан загрязнён чем‑то, что заставляет их всплывать. Они тоже хотят не болеть и жить комфортно. Это прекрасная цель для любого существа, независимо от того, плотное оно или нет.
— И как мне им… и себе помочь?
— Отпустить их, прожив без остатка. В тот момент, когда у тебя будет достаточно сил слиться, "поговорить" с ними и переварить "услышанное". Это не они к тебе зловредно цепляются, ты сама удерживаешь их, не давая им уплывать. Тоже для своих надобностей.
Ами поёжилась.
— Мне от одной мысли что к ним надо приблизиться страшно делается… Ну, не хочу я общаться с невыносимой болью…
— К тому моменту, как ты с ней будешь полноценно общаться — она будет уже выносимой. А пока не лезь к чудищам досрочно и назойливо сама в своих мазохистских порывах и попытках себя наказать и жалей себя, если тебя покусали. Доброта к себе и к ним излечит ваши раны и придаст сил для дальнейших свершений. В свете всего этого — если ты всё‑таки уйдёшь в Кантин… То просто — считай нормой себя. Но я думаю… надолго ты там всё равно не задержишься. Не для такой масштабной личности этот маленький городок. Он хорош для тех, что уже получили кучу опыта и информации и нуждаются в тишине, уюте и предсказуемости, чтобы переварить это и органично интегрировать полезные части в свою жизнь. Это не твой случай. Судя по вот этой горке табличек на твоём ложе и около него, ты сейчас жадно набираешь информацию. И тебе нужен целый материк. Любопытство и жизнелюбие всё равно возьмут верх и ты уйдёшь.
Амелия призадумалась.
— Или, во всяком случае, попытаюсь. А я, кстати, наверное, давно считаю себя нормой… Тайком от себя. Где‑то внутри я давно смирилась со своим характером и приняла себя такой, какая есть. Со всеми своими закидонами. Если я стану себя ругать, это ничего не изменит. Только отягчит ситуацию. Я ведь… и так буду творить всякую. Потому что часто с этим ничего нельзя сделать. Это не вырвать, пока это часть тебя. Можно пытаться, с руганью или без. Но мои любимые идиотизмы от этого никуда не уйдут. Надо подождать пока я созрею, и оно само отвалится. Пока я не «наемся» этим досыта. Не пойму, что всё, с меня хватит. И если это не уйдёт вместе со мной, то уйдёт оно из меня. Так уже было много раз. Только… теперь я этим хвастаюсь, как собственными "достижениями". "Я бросила дурить".
— Да. Верно подмечено. — кивнула сэльва. — Потому — дури самозабвенно. С полной самоотдачей и со всей серьёзностью. Играй в это с артистизмом, если некуда деваться.
Ами хихикнула, на момент дав волю воображению, и вновь поморщилась от боли.
— …Посылая критикующих, да. — весело добавила она. Вначале внутренних, затем и внешних.
— Угу. А пока вот. Выздоравливай.
Киона дружески похлопала кантинку по плечу, вручая чашу с жижей.
— На этот лечебный цикл приём этого типа препарата — последний. Так что, запомни этот неповторимый вкус.
Глава лечебницы засмеялась, и Амелия прыснула со смеху, едва не выплюнув первый глоток лекарства, и тут же поморщилась от боли.
— Кстати. — покачала головой сэльва. — Когда я говорила о том, что тебе надо к нам на госпитализацию, я и представить не могла, что это будет выглядеть вот так… Пациентка допила жидкость и отдала пустой стакан.
— Когда я согласилась — тоже. — произнесла она, осторожно вытирая повреждённые губы. — Жизнь развлекается, как умеет. И нас не спрашивает.
— Зато мы теперь чаще можем болтать. Заходи как‑нибудь вечерним светом на восстанавливающий чай, как почувствуешь себя получше.
Амелия кивнула и на какой‑то момент зависла, глядя на появляющееся из‑за горы свечение. Что это за светило? Утреннее или ночное? Она повернулась было спросить у Кионы, но той поблизости уже не было. Она что, растворилась в воздухе? Вместе с чашкой? Ами повертев головой, пожала плечами и, сдвинув таблички чуть в сторону, легла спать. Она правда очень устала за сейсвет.
Свет 57. Перед выпиской
Келе в храмах уже не было. Да и Ами вот‑вот уже должны были выписать.
Шли её последние света в Омилле. И это были прекрасные света. Кормили в храме отменно и амин аппетит частенько был поводом для добродушных шуток у работающих в столовой и у медперсонала. Среди которого, да и среди проходящих лечение здесь для даже не слишком общительной и предпочитающей чтение разговорам Ами нашлись чудесные собеседницы и собеседники. Конечно же, само чтение, на которое теперь хватало времени и сил, было самой увлекательной вещью, при этом оставляя достаточно времени даже на сон. Небывалый, невероятный случай в аминой жизни.
Обычно приходилось выбирать, и не всегда выбор был в пользу отдыха. Поэтому Ами, можно сказать, страдала хронической нехваткой сна всю свою сознательную жизнь. Нынешний же режим света был практически идеальным. Всегда бы быть ему таким. Не засорённым лишними хлопотами по добыванию пропитания, бытовыми заботами и лишними людьми с их "важными" делами.
Наверное, ещё и поэтому в целом выздоровление шло быстро. Практически безболезненные процедуры приносили значительное улучшение, отнимая совсем немного сил и времени. По крайней мере, у Ами точно. Кантинские многое потеряли, отказавшись от ведьмии. И приобрели много боли и дискомфорта взамен. После травм в кантинской лечебнице ей и всем остальным городским восстанавливаться приходилось довольно долго. Мази, настои и припарки были не столь эффективны, как омилльские, но помогали хорошо, насколько это было возможно. Однако, при этом большинство имело какой‑то неприятный вкус или эффект, иногда и не один… В лучшем случае это была лёгкая горечь или пощипывание на коже. В худшем… лучше было и не вспоминать. Видимо, так было для того, чтобы болеть и попадать в травматичные ситуации кантинским было неповадно.
На родине на аминой ноге сейчас красовалась бы массивная глиняная шина. Они были не слишком‑то удобны, тяжеловаты, ходить с ними было нельзя, да и даже спать‑то было проблематично. Когда Ами очнулась здесь, на её ноге был лишь лёгкий каркас, который вскоре был снят. И она даже уже почти не хромала. Умеют они здесь как‑то договориться с костями…
Неспроста немалая часть напыщенных, обыкновенно категорически родинолюбиво настроенных кантинских, при возникновении тех или иных проблем со здоровьем под разными предлогами отправлялась в соседние города за медицинской помощью. На время начисто позабыв о своих искренних убеждениях о превосходстве родного города и демонстрируя крайнее приятие и любезность по отношению к соседствующим. А что делать. Все выживают в этом мире как могут. И любые средства хороши для поддержания здоровья и одновременно хрупкой самооценки на плаву. Всё ради комфорта. Отличный девиз.
Амелия подняла глаза от книги на причудливо высвеченное очертание горы на фоне вечернего неба в окне. Опять она прочитала весь свет. Это… чудесно. Она заслужила немного покоя и интересного отдыха.
Да. Определённо, света, проведённые здесь, помогли ей успокоиться до того, что она стала намного терпимее и снисходительнее относиться к чужим и своим собственным недостаткам и к неуклюжим попыткам как‑то замаскировать их. Что так чудодейственно повлияло на неё, позволяя сэкономить кучу времени и нервов, просто избегая этого в мыслях, где они зарождаются, и, как следствие, в жизни? Местный покой? Или кионины лечебные травы? Ведь наверняка же практичная сэльва решила вместе с телесным здоровьем бывшей секретары участка немного поправить и её психическое, добавив к стандартным наборам лечебной жижи седативные или поддерживающе‑стимулирующие средства. В любом случае, что бы это ни было, Ами чувствовала себя прекрасно. «В потоке», как говорят эльфы.
«Будь в потоке».
Об этом эльфийском приветствии Амелия узнала болтая с находящейся в тот свет на дежурстве сэльвской лекаркой Элу. Оно означало не беспокоиться понапрасну, не суетиться, не торопить события, идти вместе с жизнью. Как раз то, чего самой Ами всегда гнусяцки не хватало. Вечно суетящаяся, спешно хватающаяся за всё сразу в попытках куда‑то успеть и в иногда ошибочной уверенности, что именно это обязательно пригодится, кантинка часто выматывала себя до изнеможения.
Она вечно жила категориями "верно — неверно" и "победа‑поражение", каждый раз болезненно размышляя, правильно ли она поступает, приведёт ли это к успеху вместо того, чтобы внимательно посмотреть на происходящее и спокойно выбрать подходящий вариант из возможных, понимая, что любой исход даст ей необходимый в дальнейшем существовании опыт. Не тревожиться загодя, не пытаться действовать из своих мрачных предположений о завтрашнем свете, а просто смотреть на происходящее и брать нужное или корректировать ситуацию по ходу, зная, что в итоге всё равно всё идёт в верном направлении. Просто иногда окольными путями. Это было что‑то, о чём ей хорошо бы знать с самого начала. А не о том, что ишица желтая, а Кантин — пуп материка.
Но как следовать полученному знанию на практике? Как, всё‑таки, закончить суетиться и начать жить?
Вопрос хороший… И даже есть кому задать его! Пока она ещё здесь. Вот и повод зайти к Кионе. Она совсем забыла за своими книгами про кионино приглашение на лечебный чай… Интересно, она сейчас занята? Вечерний свет. Самое время проверить.
Ами вскочила, уже слегка поморщившись только оттого, что синяки ещё давали о себе знать и что зажившие засохшие шрамики неприятно тёрлись и цеплялись за одежду. Наскоро нацепив больничные боты, она резво понеслась через весь холл в сторону кабинета Кионы. Да, после нескольких светов пребывания здесь, сна и отдыха энергии у неё было столько, как… она не помнила когда ещё. С шаркающего передвижения Ами перешла здесь практически на постоянный бег, чудом умудряясь не сбивать медперсонал и других лечащихся. И движение приносило столько радости! Приятное ощущение наполненности жизнью.
Жаль, что скоро она выйдет отсюда и устанет до прежнего полумёртвого состояния вновь… но испытать эту бодрость хоть на какое‑то время уже здорово!
Она с буксом притормозила около угла, чтобы завернуть к кабинету Кионы и замерла, увидев, что на неё внимательно смотрит миловидная старушенция. Милли, кажется… Ами приветственно кивнула.
— Ты ничего не поймёшь. — не отводя от неё внимательного, такого же пронизывающего как у Финиана взгляда, вдруг чётко произнесла бабуся.
Ох ты! Ами была уверена, что та не говорит! Сколько раз она её видела, пожилая омиллька молчала. Взгляд …такой неуютный.
— Что, прости? — на всякий случай переспросила служивая.
— Ещё не время. — пространно пояснила Милли. — Всё проявится позже. Сама всё увидишь.
Старушка отвела свой пронзительный взгляд.
— А… ладно… — пробормотала Ами.
Поделиться книгой: