Она придёт и раздарит, и выкинет то, что радости больше не приносит, чтобы остались только простор и радость.
Если постоянно проходить мимо себя, отказываться от себя, радостей становится всё меньше. Потому… нужно иметь смелость идти своим путём и петь песню своей души.
Что и делала Ами уже какое‑то время, шествуя по уютному послезакатному лесу, красиво освещённому вышедшими светилами, не заботясь о том, слышит её кто‑нибудь или нет.
К закату она проснулась. Тошноты почти не было, только лёгкий звон в ушах и мошки перед глазами. Но это в последнее время было практически стандартным её состоянием по пробуждению.
Главное, что у неё появился… аппетит?! Аппетииииит!
Привет, мой друг старинный, бесценный мой аппетит! Как хорошо, что надолго ты практически никогда не теряешься. Вот теперь дела точно пойдут на лад.
Ами попыталась сесть. Мир вздрогнул и поплыл уже при попытке приподняться. Руки всё ещё были очень слабы и плохо слушались. Ай. С первого раза не получилось. Она было приподнялась… и вновь плюхнулась обратно на свои ссадины. Ай. Ладно. Не шевелиться, так не шевелиться.
— Что за возня здесь? — послышалась дружелюбная усмешка.
Ами подняла глаза. Она помнит эту лекарку… Только… как её зовут?
— Тебе уже лучше, вижу! Намного. Прекрасно! Но вставать ещё рано. Потерпи.
— Я… куш…ть х…чуф.
— Ох ты! Отлично. Здоровый аппетит! Всегда кстати. Всем бы так. Практически только очнулась — и сразу есть. Феноменально! Сейчас я принесу тебе что‑нибудь. Не вставай.
— Пфтом фсф р. фно встафать притётсьф…
— Ну если совсем уж придётся — встанешь с чьей‑нибудь помощью. Здесь всегда кто‑то рядом. А пока — лежи. Набирайся сил.
Ами устала удивляться понятливости местного персонала, но не перестала поражаться их уровню доброжелательной заботливости. К такому, наверное, невозможно привыкнуть, потому что этого, в амином случае, мало не бывает.
На красивом подносе к Амелии прибыла настоящая любовь всей её жизни… Еда! Измельчённые до питьёвого варианта овощи! Полюбоваться на них было нельзя, но пахла смесь восхитительно. Также к этому заботливо прилагалась широкая соломинка.
Лекарка осторожно помогла Амелии сесть и убедившись, что руки той достаточно окрепли, чтобы держать чаши, удалилась, оставив ту наедине с всё нарастающим и постепенно всё лучше осознаваемым ощущением простого счастья существования.
Хорошо, что она жива. Это главное. Теперь она уже не оставит себя в трудной ситуации, защитит и найдёт способ позаботиться. И кормить будет вовремя. И отдыхать укладывать. У неё нет никого ближе и ценнее. Она устала. Не только от травм. Она сильно устала за последнее время. Сейчас надо отдыхать как можно больше.
Поев, она сделала находящейся неподалёку дежурной знак помочь ей. Через какое‑то время она, перетерпев некоторое количество неудобств и боли, уже блаженно лежала на минимально повреждённой стороне, заботливо укрытая пледом.
«Спи, моя хорошая куколка, моя маленькая Ами. Набирайся сил. Тебе прилично досталось в жизни, но мы больше не позволим себя так лупить, когда этого можно будет избежать и если что‑то от нас будет зависеть. А что не зависит — то судьба и тем и управлять не стоит, выбиваясь из сил, пытаться. Это, как говорит Финиан, болотное благословение. Дурацкое, пока непонятное, но благословение. А я обещаю… что теперь будет кому заботиться о тебе. Я тебя больше не брошу.»
Свет 55. Больничный продолжается
Ами вновь проснулась. Который раз за этот свет? За последние света? Она сбилась со счёта. Время и события воспринимаются совершенно по‑другому, когда выпадаешь из ритма. Из… своего ритма? Из общего ритма? В любом случае, амины света изменились неузнаваемо. Теперь, казалось, их было очень много. И они были длинными. Возвращение в Кантин в этом свете виделось чем‑то совсем загоризонтным.
Физический дискомфорт был единственным стрессом, но для Ами он был куда как проще духовного. Служака прекрасно отдохнула за время пребывания здесь, несмотря ни на что. Так, как она не позволяла себе в своём обычном режиме.
Может, этого она и добивалась всё это время? Хотела не "убиться обо что‑то", а просто дать себе возможность отдохнуть? Почему было не сделать этого до того, как найдёшь что‑то очень твёрдое, что остановит твой эонный бег весьма жёстким способом?
«Ляг, подруженька, полежи‑ка. Так ты точно отдохнёшь и больше не сможешь носиться без пауз, как сумасшедшая, выматывая себя до полусмерти.»
Может, мы сами, невольно стремясь к этому, тайно устраиваем себе подобные ситуации? И… зачем вся эта суета нужна была измождённой Ами? Что она пыталась заглушить, ведя этот безумный образ жизни, выматывающий до полной невозможности остановиться, передохнуть, задуматься. Взглянуть ясно и спокойно на то, что ты делаешь и куда движешься.
Гора, на которую она смотрела в так удачно протёртое с теневой стороны гигантского больничного котти окно пока не давала ответа. Но даст обязательно, если перестать суетиться и мысленно что‑то тараторить и начать слушать. А суетиться и тараторить Ами во все свои субличности скоро начнёт обязательно. Ведь с каждым светом ей становилось всё легче и силы для продолжения её саморазрушительного образа жизни всё прибывали.
Одумается ли она? Действительно ли сменит свой путь на более экологичный, как и обещала своей маленькой внутренней куколке? Или поиграется с ней немного и вновь забудет в тёмном пыльном углу шкафа своей жизни, продолжив забег с целью позабыть себя и удивить кого‑то? Ведь именно это, если задуматься, а не таинственные светящиеся письмена, и было главной проблемой Амелии. Но в этом она не признается никогда. Ни себе, ни другим.
Тошнота уже не была такой сильной, был только звон в ушах и пульсирующее гудение при попытке повернуться на другой бок. Да и поворачиваться на эту кучу синяков и царапин было не особо приятно… Однако, Амелия всё‑таки повернулась и лежала с закрытыми глазами. Она зевнула. Да, на этот пейзаж можно смотреть долго и он никогда не надоест. Но нужно было попытаться ещё поспать. Тело всё ещё немилосердно саднило. Незачем было всё это терпеть. В данный момент надо просто хорошо устроиться и быстро уснуть.
В проёме ширмы она видела, как к её койке приближалась какая‑то фигура. Чья‑то тень. Кроме лечащего персонала и посещающих тут никого быть не могло, но Ами всё равно почему‑то внутренне напряглась. Кто?
Хорошо бы кто‑то из целительниц, на самом деле… Надо попросить ещё мази. Рот говорит уже сносно, но вот синяки и ссадины… Хорошо бы, чтобы они гнусили потише. Она развернулась.
— Ами. Рад видеть тебя живой и очнувшейся! Выздоровеешь — с меня нагоняй.
Майло. «Самый полезный» в округе персонаж. Со своей широкой улыбкой, как будто ничего не произошло. Для него, может быть, и в самом деле ничего особенного не произошло. Но не для Ами.
И зачем он здесь? Ведь ему давно доложили, что она не двинула в землю и кантинскому начальству он «вернёт» её практически в целости.
Служивая злобно фыркнула.
— Да… сколько угодно. — нахмурилась Ами, пытаясь придать голосу как можно более равнодушное выражение. — А в данный момент я просто не хочу тебя слушать…
Майло скрестил руки на груди и нахмурился.
— Уходи. — зло прохрипела она, резко отворачиваясь на повреждённую сторону. Ай.
Боль кольнула бок, и Ами гневно зашипела. Кровь ударила в виски, огонь полыхнул по всей голове, жар прошёл по всем ссадинам, уже подзабытые звёздочки вновь заплясали перед глазами. Тошнота вернулась… и лежать на этой стороне тела было тяжело. Как и терпеть присутствие Майло.
— Ты всё ещё… злишься? — невинно осведомился тот.
— Сложно не заметить… — огрызнулась кантинка.
— За то, что я не взял тебя на операцию?
— Нет, за это уже нет… За то, что считаешь меня хуже остальных — да.
— Давай рассуждать как взрослые… с применением профессиональной терминологии. Это не «хуже». Это «недостаток квалификации» в данной области.
— Который не помешал мне сцепиться с ними в участке.
— Это был непредвиденный случай. И вот теперь ты здесь, в лечебнице. И видишь, к чему бы привело твоё участие.
— Оно всё равно к тому пришло! Только что… не в твоё дежурство и тебе не надо за это перед начальством отчитываться.
— Именно. Ни перед своим, ни перед твоим.
— Это в любом случае не было бы твоей проблемой. Все понимают, что во время серьёзных операций люди "портятся".
— Особенно слабо подготовленные люди.
— Способные убить превосходящего по силе противника?..
Вот это было лишнее. Повисла неловкая пауза.
Зря Ами это сказала. Человек… умер. Он больше не дышит. Не видит этого прекрасного мира. Не попробует ничего вкусного, не исправит своих ошибок и не исполнит задуманного. Ей безумно жаль, что так получилось! Она не собиралась как‑то бравировать этим или впустую обсуждать эту ужасную тему. Он сам не оставил ей выбора.
Так. Надо поспокойнее, прежде чем это окажет влияние на здоровье или будет сказано что‑то совсем уж нежелательное… Мнение Майло — это просто мнение Майло. И оно больше не имеет значения. У него ныне нет власти здесь. Мы выздоравливаем и уходим.
Она облегчённо выдохнула.
Больше не в ловушке. А потому, нет смысла впадать в защитную агрессию, на которую сейчас нет лишних сил. Так же как и издеваться над собой, лёжа на ноющих синяках.
Служивая поморщилась, переворачиваясь на свою затёкшую и уже отлёжанную, но менее проблемную сторону и продолжила, быстро переводя беседу в иное русло.
— Твоя гипертрофированная осторожность в ненужных местах сильно мешает тебе адекватно оценивать людские способности.
— Не тебе об этом судить. Я не зря всё ещё занимаю свою должность.
— Я спешу напомнить — погоня, захват, обезвреживание — часть моей работы.
— В Кантине. Здесь другие реалии. Уж не говоря о том, что оперативниц у нас хватает. Нужна секретара.
— Знаешь… Всё равно всё пошло насмарку. Всё это было бессмысленно с самого начала, если подумать. Вернувшись в Кантин, я бы всё равно не стала работать с документами. Продолжила заниматься тем, чем была занята до этого… Что, вероятно, и произойдёт вскоре. Как только я выпишусь, я собираю вещи и ухожу на родину.
— Как тебе будет удобно. Проект и в самом деле… не задался.
— Мне жаль, что я напрасно потратила твоё время.
— А я твоё. Не буду продолжать в том же духе… Выздоравливай.
— Да во всю…
Майло ушёл.
А Ами продолжила лежать нахмурившись.
Ну вот. Теперь и уснуть не получится, придётся какое‑то время всё‑таки погрустить и позлиться. Это, как ночной горшок, если бы он был у Ами без крышки, под лежанку засунуть можно, но запах всё равно не даст забыть о нём…
Всё же, лучше попытаться успокоиться, пока голова не разболелась. И очень надо поспать, чтобы сделать в этой всё ещё быстрой и болезненной жизни такую нужную сейчас паузу.
За спиной почувствовалось чьё‑то присутствие. Ну кто там ещё… Всё ещё не переключившись с внутреннего диалога с начальником, служака злобно зыркнула через плечо.
Пришедший вскинул руки в защитном жесте.
— Воу‑воу! Ами, не лупи меня… ничем. Я тебе плющиков принёс.
Она выдохнула и села. Мир больше не пошатывался так сильно, как в первые разы при её попытках сесть или встать. Если не делать этого резко. Так, как она сделала сейчас.
Амелия закрыла глаза и с трудом поднесла руку ко всё ещё очень бледному лбу, пытаясь остановить гнусьи пляски гигантского больничного котти.
— Иржи! — прохрипела она сквозь зубы, не открывая глаз. — Я тебя… лупила когда‑нибудь?
Вложив всю злобу и силы в эту фразу, ей пришлось замолчать. Тошнота была сейчас кстати… помешав сгоряча наговорить лишнего другу.
— Прости, глупость сказал. — поспешно извинился тот. — Мы все… под впечатлением от рассказанного Келе.
Спустя какое‑то время, пациентка лекарни смогла открыть глаза, стараясь не делать лишних движений.
— Что он там такое… Понарассказывал. — тихо выдохнула она. — Как гнусно и подло… что он это делает без меня. Мне же тоже… интересно. Меня это касается… не в последнюю… очередь.
Ами замерла, испытующе глядя на участкового.
— Да много чего рассказал… Ты была не в форме, чтобы поучаствовать в повествовании. Ни для того, чтобы слушать. Ни для того, чтобы что‑то добавить. Но, я жду с нетерпением твою историю. Когда ты придёшь в себя в достаточной степени.
— Чтобы смочь что‑то добавить и приукрасить? — слабо хмыкнула Амелия. — Да, это было бы… интересно. Но, на самом деле, моя история коротка, Иржи… Они пришли. Одно маленькое, в дурацкой шляпе с дырками и острым носом, натянутой на глаза… Было явно за главное. Может, такие шляпы у них являются какими‑то символами отличия? Уж очень броско… Так вот. Оно привело с собою пару рослых. Для солидности. Один — точно мужчина… Был. Ну, это ты уже знаешь…
Она сделала паузу, переводя дух.
— Пошли они к кабинету Майло… Келе подошёл к ним сказать, что того нет и… был откинут к стенке чуть поодаль. Я, на момент опешив от такого, позже всё‑таки решила вмешаться… И меня тоже отшвырнули подальше. Через полхолла. Как ветошь. Помехи им явно были не нужны совсем и никак не планировались. Когда вмешалась Лейви, то она была откинута ещё дальше, чем я… Почти через весь холл.
— Ужас…
— Ага… — Ами отвела глаза, стараясь выбросить из головы ту картину, всплывшую сейчас во всех подробностях. — Хорошо… что с нами не было кого‑то ещё. Что бы с ними было тогда? Дальше основной стены‑то не улетишь… Впрочем, может, эти и не такое могли бы сотворить… Потому как, если верить Келе, они без труда проломили толстую защищённую стену.
— Это так! — энергично закивал собеседник. — Я сам дыру видел! Я бы в неё не пролез… Но, скажем, ты — могла бы.
— Я её даже не видела… К тому моменту я уже отрубилась… Так вот. После того как стало понятно, что Лейви выбыла, я встала, чтобы попытаться… помешать им ещё раз. Мне… удалось больше… чем я собиралась сделать.
Служивая покачала головой, поджав губы. Сослуживец отвёл глаза. Ами нахмурилась. Какого тлена. Никто… не вправе осуждать её.
— Считай меня болотным чудовищем… — мрачно произнесла она, испытующе глядя на него. — Но я… не жалею о содеянном.
Иржи резко помотал головой.
— Я… не считаю, Ами. Нет! — он постарался вернуть на неё взгляд. — Так надо было! Они сами очень опасны и любое из них могло бы убить вас, будь у них побольше времени. Выбор был понятен.
— Именно так. — кивнула та. — Плохо, что при всём при этом я теперь в досье получу отметку «человекоубийца». И даже если мне не придётся оставить службу… то будет сложно с этим жить… Все будут тыкать в меня пальцем. Больше обычного. Конечно, все будут понимать, что таковы были обстоятельства… но коситься от этого не перестанут. Даже… ты взгляд отводишь. Признавая, что это не моя вина.
— С этим я ничего сделать не могу, прости. — печально покачал рыжей головой омиллец. — Такое ведь… не каждый свет случается. Даже не каждый большой цикл… Но… мои дружеские чувства к тебе от этого никак не изменились! Это правда. Как бы то ни было, ты всё ещё наша любимая смелая отчаянная сорвиголова Ами! Иначе я не сидел бы здесь. С самыми вкусными плющиками, какие только смог достать. Поверь, я не так искусен в притворстве.
«Так гнусно с твоей стороны выбивать из меня слёзы умиления сейчас.»
— Я вижу. Никогда не был. Потому с тобой так легко. Всё на поверхности и понятно как реагировать. Это такая редкость… Я буду сильно скучать по тебе, дружище.
Ами тепло и грустно улыбнулась.
— Просто выздоравливай и возвращайся скорее. Мы все тебя очень ждём. А у нас с тобой ещё столько неизученных ягод. Может, когда ты их все узнаешь, ты захочешь сама себе делать плющики…
— Это вряд ли… Хотя… Кто знает. Кофе бы заваривать научиться.