Отблески Версаля

Наталия Николаевна Сотникова

Отблески Версаля

* * *

Давая возможность авторам высказаться, Издательство может не разделять мнение авторов.

© Сотникова Н. Н., 2020

© ООО «Издательство Родина», 2020

Вместо предисловия

Сегодня нам трудно представить себе, что до 1871 года такого крупного государства как Германия не существовало. Еще труднее не поразиться, взглянув на карту ее территории в ХVIII веке, состоящую из мелких разноцветных клочков. Просто не веришь своим глазам — ведь о ту пору число суверенных немецких государственных образований самого различного рода превышало три с половиной сотни! Формально эти самостоятельные владения являлись составными частями Священной Римской империи германской нации, архаического, унаследованного от средних веков громоздкого образования во главе с выборным императором. Казалось бы, он должен был сосредоточить в своих руках огромную власть, но в действительности не располагал ни армией, ни органами управления, ни финансовыми средствами, дабы полноправно осуществлять свои полномочия. Традиционно императорами избирались представители австрийской династии Габсбургов, но их деятельность ограничивалась лишь пожалованием титулов и кое-каких привилегий. Германские суверенные правители — князья, герцоги, маркграфы, епископы, — имели все права на независимую внешнюю и тем более внутреннюю политику. Обладая неограниченной властью в границах своих владений, они сплошь и рядом превращались в натуральных деспотов, безжалостно тиранивших своих подданных и думавших только об утверждении своего могущества.

Угодливость и раболепие придворных, пресмыкавшихся перед своими повелителями, сплошь и рядом лишь способствовали развитию у них настоящей мании величия. Учитывая миниатюрность этих по большей части карликовых государств и ограниченность финансовых средств монархов, их потуги были направлены исключительно на то, чтобы пускать пыль в глаза своим соседям. Как писал прусский король Фридрих II Великий, «даже среди младших членов владетельных домов не было никого, кто не воображал бы себя похожим на Людовика ХIV; каждый строил свой Версаль, имел своих метресс и держал свои армии». Естественно, в условиях абсолютной монархии в германских землях пышным цветом распустился фаворитизм, любимцы и любимчики сплошь и рядом приобретали неограниченную власть. Посмотрим же, во что вылилось подражание королю-солнцу в княжестве Саксония, герцогстве Вюртемберг, маркграфстве Баден-Дурлах и королевстве Пруссия.

Колесо фортуны графини фон Козель

Прекрасная Саксония и ее князья

В первые два десятилетия ХVIII значительная часть Западной Европы покрылась полями сражений. В некоторых ее местностях все еще не вполне затянулись кровоточащие раны, нанесенные Тридцатилетней войной, которые регулярно давали знать о себе сильнейшими проблемами в области экономики и демографии, но, невзирая на эти печальные последствия, то тут, то там загромыхали битвы Войны за испанское наследство (1701–1714) и Большой северной войны (1700–1701). При этом Война за испанское наследство может, на мой взгляд, в определенном роде рассматриваться как некий прообраз мировой, столько было переплетено в ней интересов, связанных не только с Европой, но и с господством на морях, в Северной и Южной Америках и с правом торговать рабами, вывозимыми из Африки.

Как оно водится в таких обстоятельствах, весь груз лег на плечи простого народа: дополнительные налоги, насильственный забор в рекруты кормильцев семей, непосильная барщина, разорение хозяйств, голод и осложненные им эпидемии инфекционных заболеваний. От этих жестоких недугов при тогдашнем отсутствии даже элементарных понятий о гигиене не было никакого спасения, порой от этих напастей погибало до трети населения. Ограничивали ли себя во времена таких бедствий хоть в чем-то сильные мира сего? Ничуть.

Взять хотя бы курфюрста[1] Саксонии, впоследствии еще и короля Польши Августа II Сильного (1670–1733). Похоже на то, что безудержное стремление к роскоши и галантным похождениям было испокон века заложено в крови еще его предками. С одной стороны, саксонскую династию трудно было назвать захудалой: ее княжество отнюдь не принадлежало к числу заштатных суверенных образований, из которых состояла большая часть Священной Римской империи германской нации. По величине занимаемой площади оно было четвертым, не говоря уже о существенных запасах серебра, железа, олова, свинца, меди и цинка, таившихся в недрах Рудных гор. Значительную часть населения составляли мастеровые люди, а не крестьяне, сильно зависевшие от капризов погоды, поэтому саксонцы были людьми более зажиточными и, в некотором роде, более продвинутыми. Ремесленники ухитрялись извлекать прибыль даже из обработки древесины, которой изобиловали все те же горы, специализируясь на изготовлении типичных рождественских украшений: фигурок ангелов, пирамид, вертепов и т. п. Из них наиболее прославился, не в последнюю очередь благодаря творениям писателя Э. А. Т. Гофмана и композитора П. И. Чайковского, весьма безобразный, но такой чистый душой и добрый щелкунчик, исправно дробивший своими мощными челюстями орехи. Так что это княжество быстрее прочих суверенных государств оправилось от последствий Тридцатилетней войны, что подвигло саксонских курфюрстов взять решительный курс на повышение уровня культуры и великолепия своего двора.

Еще дед Августа, курфюрст Иоганн-Георг, перенял весьма разумный обычай выписывать для своих детей учителей из-за границы: языков и танцев — из Франции, пения и музыки — из Италии. Оттуда же приглашались танцоры, певцы и музыканты для постановки при дворе комедий и опер. За своим повелителем потянулась дворцовая знать, за ней — дворянство и даже крупные коммерсанты. Все это делалось, безусловно, в попытке скопировать блеск версальского двора и образ его богоподобного властелина Людовика ХIV, но последствия имело самые благоприятные. Со второй половины ХVII столетия закрепляется обычай посылать за границу, чаще всего в Париж, сыновей дворян с целью образования и приобретения изящных манер, необходимых для службы при дворе.

Это полезное начинание не замедлило весьма скоро дать свои обильные примечательные плоды. Уже в 1669 году французский путешественник, посетивший двор курфюрста в Дрездене, делится такими впечатлениями: «Двор курфюрста Саксонского есть один из самых блестящих и великолепных в Европе, здесь царят роскошь и любезность, и так как в Саксонии нет ни одного дворянина, не побывавшего за границей, то вполне понятно, что в Дрездене встречаешь только благовоспитанных людей, ведущих приятный образ жизни… Саксонское дворянство есть одно из древнейших и особенно заботится о поддержании чистоты своей крови: дворянин скорее откажется от самой выгодной невесты, чем согласится на неравный брак и женится на девушке, не имеющей шестнадцати колен предков с отцовской и материнской стороны. Вследствие сего в Саксонии многие дворяне находятся в стеснительном положении и с большим трудом поддерживают тот образ жизни, который соответствует их достоинству». В скобках скажем, что педантичные немцы скрупулезно вели генеалогические записи дворянских семей, отсюда становится понятным, почему Романовы набирали невест (а иногда и женихов) для своих отпрысков из немецких правящих династий: это обеспечивало вливание гарантированно высокородной голубой крови в вены этой сравнительно молодой династии. Напомним также, что прославленная королева Британской империи Виктория вышла замуж за немецкого принца Альберта Заксен-Кобургского, и еще несколько королевских династий Европы пополнялись именно за счет немецких принцев и принцесс.

В Дрездене был выстроен первый оперный театр, вмещавший две тысячи зрителей. Капелла курфюрста считалась лучшей чуть ли не во всей Европе, ибо по большей части состояла из итальянцев и французов. Был утвержден штат двора, строго регламентировавший иерархический распорядок все этих гофмаршалов, камергеров, шталмейстеров, егермейстеров, мудшенков и тому подобного (тщательно скопированный впоследствии Петром Первым). Устраивались многолюдные празднества, костюмированные балы и маскарады, фейерверки, катания на лодках по Эльбе, катания на санях. Опять-таки по свидетельству очевидца, «катания на санях при дрезденском дворе отличались истинно царской роскошью. Некоторые сани при несметном количестве серебряных колокольчиков, обвешивающих лошадей, стоят до тысячи талеров. Сани сделаны из самого разнообразного материала и в виде самых разнообразных фигур: триумфальных колесниц, раковин, сирен, дельфинов, львов и орлов, вырезанных необыкновенно искусно. Золото и серебро блестят со всех сторон, а так как катания устраивают обычно вечером, при свете факелов, то зрелище производит впечатление еще большего великолепия…По улицам и площадям Дрездена проносится поезд из пятидесяти-шестидесяти саней в сопровождении факелов, придающих картине особенную красоту».

Естественно, великолепие и размах придворных увеселений породили стремление к шикарной дорогостоящей одежде. Дамы облачались в бархатные платья, шитые золотом и серебром, украшенные дорогостоящими кружевами и лентами. От них не отставали мужские костюмы, равным образом сверкавшие драгоценным шитьем и перегруженные кружевами и лентами. Но в одном кавалеры ухитрились перещеголять дам: в ношении париков. Как известно, мода на длинные парики появилась, во-первых, потому, что Людовик ХIV, тяжело переболев в двадцатилетнем возрасте, стал с катастрофической скоростью терять волосы, а во-вторых, желал с помощью сих накладных волос несколько увеличить свой рост. Отсюда появление этих монументальных сооружений, которые весили иной раз более килограмма, могли увеличить рост сантиметров на двадцать, и требовали для изготовления волосы иногда до восьми женщин. Стоили они дорого, но на какие расходы не пойдет придворный, чтобы соответствовать нужному статусу! Тем более, что обедневшее саксонское дворянство, как и все европейское, жило в долг. За дворянством тянулись и прочие сословия, что вызывало чрезвычайный гнев духовенства.

Выросший в этой роскоши, пораженный в самое сердце блеском версальского двора[2], познавший безудержное веселье карнавалов Венеции и великолепие ее дворцов, наполненных произведениями высокого искусства, принц Август с юных лет почувствовал в себе тягу к ослепительному образу жизни. Он должен всегда являться очам подданных не иначе, как в ореоле славы и величия победоносного воителя, облаченного в роскошные одежды, окруженного пышным двором. Известно, что все крупные и мелкие дворы Европы стремились подражать королю-солнцу, Людовику ХIV, его умопомрачительным чертогам в Версале и обзавестись столь же шикарными и неотразимыми официальными любовницами. Август оказался в этом отношении чуть ли не самым ретивым из всех коронованных особ.

Первые увлечения принца Августа

Склонностью к похождениям на стороне отличались как отец Августа, так и его старший брат Иоганн-Георг. Он унаследовал после кончины родителя корону курфюрста саксонского, но именно его страстная любовь к Магдалене-Сибилле фон Найтшютц стала причиной его преждевременной смерти и восхождения на трон Августа. Подробности этой в высшей степени романтической истории изложены мною в повести «Нерыцарский роман» в книге «Что губит королев». Увлекаться женщинами принц Август начал с весьма юных лет, сначала объектами его преследований были благовоспитанные и робкие фрейлины матери-курфюрстины, урожденной датской принцессы. Поползновения младшего сына вступить с ними в непозволительные отношения добродетельная и набожная Анна-София старалась задушить в зародыше.

Однако во время двухлетнего путешествия по Европе Август в полной мере познал более пряные наслаждения в объятиях парижских и венецианских куртизанок, и мать, к своему ужасу, осознала, что сынок полностью вышел из-под ее власти. К тому времени он возмужал и удивлял окружающих своей недюжинной силой: ему ничего не стоило согнуть в круг железную кочергу или разломать пополам подкову. Для того времени Август был довольно высок — 1,76 м, крепкого сложения, что же касается внешности, то красавцем его назвать было нельзя, но, как говорили современники, «лицо его, чрезвычайно мужественное, излучало одновременно и величие, и возвышенность, а в огненном взгляде глаз читались и милосердие, и доброта». Именно непреодолимый соблазн ощутить близость сильной личности так притягивал к нему женщин.

Курфюрстина Анна-София решила укротить слишком темпераментного юношу, женив его на принцессе Кристиане-Эберхардине Бранденбург-Байрейтской. Это удалось ей не без труда, ибо богобоязненная, добродетельная, хорошо образованная девушка с богатым приданым являла собой идеал супруги для любого суверенного европейского правителя. Отсюда претендентов на ее руку нашлось немало, а Август Саксонский уже успел завоевать себе неприглядную репутацию совершенно невоздержанного гуляки. Тем не менее, Анне-Софии путем сложных интриг удалось заполучить завидную невесту в жены непутевому сыну. Впоследствии обеих женщин связала тесная дружба на почве борьбы с бесконечными авантюрами Августа как на политическом, так и на любовном фронтах. Борьбы, надо сказать, проигранной ими вчистую — Август не обращал ни малейшего внимания на увещевания ни матери, ни законной супруги.

Первой официальной любовницей Августа стала тридцатилетняя графиня Аврора фон Кёнигсмарк, имевшая славу одной из самых красивых женщин Европы. Этот роман, связанный с другой, трагической историей брата Авроры, графа Филиппа-Кристофа фон Кёнигсмарк и принцессы Софии-Доротеи Цельской, в свое время наделал немало шума в среде европейской знати, относительно подробностей опять-таки отсылаю к моей повести «Нерыцарский роман» в книге «Что губит королев». Напомню только, что плодом связи Августа и Авроры стал сын Морис Саксонский, будущий знаменитый маршал Франции. Он родился 29 октября 1696 года, через десять дней после того, как курфюрстина Кристиана-Эберхардина произвела на свет единственного законного сына Августа Сильного, окрещенного по отцу Фридрихом-Августом. Похоже, что после рождения наследника престола его папаша вовсе перестал делить ложе со своей супругой. Более того, он даже не спешил увидеть ни законного младенца, ни побочного сына. Находясь о ту пору в Вене, он был буквально сражен графиней Эстерле (1876–1738), цветущей голубоглазой блондинкой, брызжущей весельем и радостью жизни. Хотя она не так давно вышла замуж, молва уже приписывала ей несколько любовных интрижек. Однако завоевать ее благосклонность оказалось нелегко: после длительного сопротивления красавица сдалась только после того, как получила в подарок серьги ценой в 40 тысяч талеров.

По ночам любовники наслаждались неземным блаженством в спальне графини, пока их в одно прекрасное утро не застиг в постели законный муж прелестницы. Август без промедления схватился за шпагу, но граф Эстерле здорово струхнул и поспешил удалиться. Максимилиана тоже до смерти перепугалась, убоявшись мести мужа, и Август предложил ей укрыться в доме своего посланника при венском дворе фон Герсдорфа, обладавшего международным правом дипломата предоставлять убежище. Графиня немедля последовала его совету, оскорбленный же муж поведал ближайшим друзьям о своем несчастье, прося совета, каким же образом ему теперь поступить. Те разумно порекомендовали ему извлечь как можно более выгод из создавшейся ситуации. Так он и поступил, обратившись для посредничества к одному из фаворитов Августа, графу фон Бейхлингу. В результате на свет появился весьма странный договор, согласно которому граф Эстерле уступал свою супругу курфюрсту на следующих условиях:

«Курфюрст обязуется выплачивать графу 20 тысяч талеров в год, в обмен на каковую сумму тот отказывается от своих супружеских прав и не требует от жены сожительствовать с ним. Супруга получает полную свободу путешествовать, куда ей заблагорассудится; граф Эстерле обязуется признать своими детей, которые могут родиться у Максимилианы, будь то сыновья или дочери. Они получают право на фамилию и герб рода Эстерле».

Однако Августу уже давно было пора вернуться в родные пенаты. Совершенно забытая им графиня фон Кёнигсмарк все еще пребывала в горах, в заштатном городишке Гослар, где она тайно родила своего сына Морица. Август же возвратился в Дрезден с новой пассией и пожелал представить ее супруге и матери. Но если умная и тактичная Аврора сумела завоевать расположение как супруги, так и матери Августа, то ослепленная неожиданно открывшимися перед ней возможностями Максимилиана считала, что первой дамой дрезденского двора может быть только она и никакая другая женщина. В конце концов покорившаяся своей участи Кристиана-Эберхардина согласилась принять при дворе новую любовницу мужа, однако мать Августа наотрез отказалась пойти на такое унижение и демонстративно удалилась от дрезденского двора в свою резиденцию Лихтенберг. Так что отныне графине фон Эстерле представились прекрасные возможности развернуться вовсю, коими она беззастенчиво и воспользовалась, без счету мотая деньги и время от времени потихоньку изменяя своему высокородному покровителю. Поговаривали, что ни одна возлюбленная не стоила Августу таких бешеных денег. Впрочем, он не обращал особого внимания на ее поведение, ибо был полностью погружен в осуществление чрезвычайно значимого для него плана: обрести королевский титул и присовокупить к своим саксонским землям обширное и довольно сильное государство, а именно, королевство польское.

Польская авантюра

В июне 1996 года с кончиной Яна III Собеского освободился польский трон, который должно было занять лицо, избранное членами сейма, польским дворянством — шляхтой. Для ведущих государств Европы открылась соблазнительная возможность усилить свою мощь личной унией с этим огромным государством, простиравшимся от Балтийского моря до Черного. Франция с присоединением Польши приобретала новые козыри в противостоянии против своего давнего врага, Австрийской империи. Неожиданный же претендент из Саксонского княжества был другом и союзником австрийского императора из династии Габсбургов, что опять-таки меняло расстановку политических сил на европейской арене. Поскольку все решения польского сейма могли приниматься только при условии единогласного голосования, шляхта в открытую торговала своими голосами, так что с одной стороны избрание было всего лишь вопросом готовности кандидата выложить требуемую сумму.

Моментально объявилось несколько претендентов на польскую корону, ибо Ян Собеский, один из богатейших суверенов Европы, к тому же оставил после себя доверху набитые золотом сундуки в государственной казне. Среди претендентов на корону числились сын покойного короля Александр-Бенедикт и его зять, курфюрст Баварский, а также племянник папы Иннокентия ХI, дон Оливио Одескальки. Все отдавали пальму первенства французскому принцу Франсуа-Луи Конти, кузену короля Людовика ХIV. Принц Собеский посулил польским избирателям пять миллионов талеров. Его французский соперник через посланника пообещал удвоить эту сумму. Курфюрст Август уже давно обхаживал императора Священной Римской империи Иосифа и сумел заручиться его поддержкой. Уж больно привлекательной была перспектива превратить немецкое княжество в крупную державу: добавить к Саксонии, в ту пору самой экономически и культурно развитой стране Центральной Европы, польско-литовское союзное государство площадью в миллион квадратных километров. Незамедлительно остро встал вопрос обеспечения избрания должными финансами.

Но успех дела для саксонского курфюрста зависел отнюдь не только от мешков с золотом. Претендент на трон должен был исповедовать католическую веру, Август же, как и все обитатели саксонского княжества, был лютеранином. Однако перемена религии его не смущала, и 2 июня 1697 года курфюрст тайно принял католичество (келейность была предпочтительна на случай полного фиаско, дабы уберечь себя от гнева саксонских подданных в случае провала на выборах). Он был не единственным отступником от веры отцов: за столетие, с 1650 по 1750 год, в католичество перешел 31 суверенный правитель в Европе.

Для воплощения в жизнь этого сложного и рискованного предприятия Август отправил в Польшу посланником с самыми широкими полномочиями свое доверенное лицо, Якоба-Генриха фон Флемминга (1667–1728). Тот был урожденным подданным Пруссии и даже лет пять тянул лямку в прусской армии, но затем перешел на саксонскую службу, тогда это было делом обычным. Получивший в молодости хорошее университетское образование Флемминг сделал при Августе блестящую карьеру, проявляя исключительные преданность и ловкость. Он больше, нежели кто-то другой, подходил для данной щекотливой миссии, обладая обширными связями среди польской знати: Якоб-Генрих был женат на полячке, графине Франциске Сапега, а его двоюродная сестра Маргарет-Элизабет фон Флемминг, была замужем за великим коронным казначеем Пржебендовским, прожженным карьеристом и интриганом. Тот, будучи сановником, искушенным во всех тонкостях местной политики, дал мудрый и единственно верный совет: не жалеть презренного металла.

Кандидатура Собеского-сына отпала чрезвычайно быстро, ибо поляки не пожелали видеть в своей стране воцарения наследственной монархии. Тем временем Август метался в поисках требуемых средств: он заложил у венских иезуитов драгоценности саксонской короны, уступил за 900 000 талеров свои наследственные права на герцогство Лауэнбург, расположенное в отдалении за границами Саксонии, ганноверской герцогской династии и даже продал, невзирая на протесты подданных, четыре небольших уезда своего княжества за 1 235 000 талеров и за 240 000 — городок Кведлинбург курфюрсту Бранденбурга Фридриху III. Более крупные города Саксонии были принуждены к выделению займов. Деньги утекали как вода в песок, и Август столкнулся с необходимостью обратиться за займом к еврею Беренду Леману, одному из самых крупных банкиров той эпохи, ссудившему ему 10 миллионов талеров. Всего избрание на польский трон обошлось Августу в 39 миллионов талеров. Это была совершенно фантастическая сумма; чтобы подчеркнуть ее грандиозность, обычно приводят для сравнения простой пример: рядовой саксонский ремесленник, обремененный семьей, зарабатывал в год 25 талеров.

Пока принц де Конти прохлаждался в Париже, возложив ведение избирательной кампании на посредников, фон Флемминг трудился не покладая рук, спаивая и подкупая выборщиков. Выборы 26 июня 1797 года не дали окончательного результата, оба кандидата сочли себя победителями. Тогда 6 июля Август, прихватив свои мешки с золотом, вошел в Польшу во главе вооруженной дружины из 8 000 человек и принялся раздавать вознаграждения своим сторонникам. Видимо, солидную сумму получили и стражники королевской сокровищницы, совершенно безучастно наблюдавшие за тем, как доверенные люди Августа умыкнули корону и скипетр. Вообще-то на подобные действия требовалось разрешение польского сейма. В результате 15 сентября Август был венчан на царство исторической короной династии Ягеллонов в древнем соборе Кракова. Для этой церемонии он облачился в наряд собственного изобретения, в котором странным образом сочетались римские, германо-рыцарские и польские мотивы. Грудь была закрыта золотой кирасой весом около двадцати килограмм, а украшавшие одежду бриллианты оценивались более чем в миллион талеров. Облачение оказалось столь неудобным, что во время церемонии, когда епископ приступил к чтению символа веры, Августу сделалось дурно, и потребовалось не менее четверти часа, чтобы привести его в чувство. Патриархально настроенных поляков весьма удивило отсутствие супруги короля, но их негромкий ропот потонул в оглушительном шуме коронационных торжеств.

После коронации король закатил для новых подданных самым натуральным образом пир на весь мир. Было зажарено 12 громадных быков, десяток оленей, две дюжины телят и несчетное число баранов, 240 каплунов, 700 кур, сотня фазанов, 120 уток, 60 зайцев, а счет жаворонкам шел на тысячи. Жажду заглушали шампанским из 400 бутылок, а вина ушло где-то от 6000 до 7000 литров.

В Саксонии Август выпустил указ, что остается отцом своих подданных, всегда отзывчивым к их нуждам и чаяниям, на время же своего отсутствия назначил в княжестве наместника, князя Антона-Эгона фон Фюрстенберга. Этот вельможа происходил из старинного швабского знатного рода, не имел в Саксонии никакой родни, а потому весьма успешно занимался наведением порядка в обескровленных финансах Саксонии и борьбой с коррупцией.

Королевство без королевы

Набожную и стойкую в лютеранской вере Кристиану-Эберхардину не соблазнил титул королевы. Она наотрез отказалась следовать за супругом в Варшаву и продолжала вести весьма уединенный образ жизни в своем замке Преч. Их общий сын был отдан на воспитание вдовствующей курфюрстине Анне-Софии, так что в Польшу в золоченой карте отправилась графиня Эстерле. Польское общество было весьма шокировано такой спутницей помазанника Божия и занялось болезненно насущным для знати вопросом подыскания для Августа любовницы из местных красавиц. Вопрос принимал политическую окраску — должен же был новый король отдать должное красоте и шарму полячек.

Пока местная знать усиленно перетряхивала все возможные кандидатуры, графиня Эстерле быстро освоилась в Варшаве. Она развелась со своим мужем, графом Хизерле фон Шодау, и в 1798 году для сохранения приличий была выдана замуж за придворного фон Опперсдорфа. В конце того же года она родила сына, который, впрочем, вскоре скончался. Чей это был ребенок — ведомо одному Господу Богу, ибо с момента своего приезда резвая дама без стеснения принялась испытывать свои чары на местных дворянах. Она пыталась соблазнить даже преданного душой и телом Августу фон Флемминга, но, похоже, ничего из этого не вышло. Однако ей удалось вскружить голову польскому магнату, князю Михалу Вишневецкому, о чем тотчас же доложили Августу. Тот вскипел и повелел неверной возлюбленной в двадцать четыре часа убраться из Варшавы. Такой краткий срок не помешал графине быстро собрать весьма объемистый багаж, прихватив заодно еще кое-что из королевской сокровищницы. Когда Августу доложили об этом, он во гневе послал ей вдогонку двух гонцов-офицеров с приказом отобрать драгоценности. Остановленная на пути графиня будто бы признала свою вину и отдала посланникам запечатанную шкатулку с драгоценностями. Когда Август открыл ее, внутри оказались малоценные безделушки. Впрочем, эта история так рассмешила короля, что он больше не стал предъявлять никаких требований к графине. Она же впоследствии в открытую сожительствовала с сыном Яна Собеского, Александром-Бенедиктом, и выстроила себе в Бреслау роскошный дворец.

Тем временем Август усиленно занимался государственными делами, а по вечерам полностью отдавался развлечениям. По его приказу из Дрездена выписали придворную капеллу музыкантов и труппу французских комедиантов, ежедневно устраивались спектакли, балы, регулярно двор выезжал на охоту, прогулки по Висле. Поляки дивились жизнерадостности и выносливости короля. Сколь бы поздно Август ни лег в постель после утомительных развлечений, сопровождавшихся порой весьма сильными возлияниями, на другой день он вставал с зарей, чтобы с усердием заняться делами королевства, совещаться с министрами и проводить аудиенции. Этот распорядок дня он сохранил до самой смерти.

Вскоре Август обратил свое благосклонное внимание на одну из самых знатных и красивых дам королевства. Урсула-Катарина Любомирская (1680–1743) уже по своему рождению принадлежала к придворному кругу. Ее отец, Иоганн-Генрих фон Альтенбокум, был стольником литовского происхождения, мать, Текла Браницкая, — отпрыском древнего польского рода. В пятнадцать лет Урсулу-Катарину выдали замуж за немолодого, малопривлекательного тучного магната Ежи-Доминика Любомирского, общество которого она переносила с трудом. Однако проживание в роскошном дворце, расположенном бок о бок с королевскими палатами, и возможность блистать при дворе до поры до времени скрашивали наличие неудобного супруга. Современники весьма благосклонно описывали внешность Урсулы-Катарины: «она была среднего роста, обладала прекрасной фигурой, большими глазами, прелестными чертами лица и очаровательной ножкой. Ее беседа была очень приятна, и при желании она бывала необыкновенно любезна». Во всяком случае, эта блондинка сразу произвела сильное впечатление на Августа, который не ведал никаких преград для исполнения своих желаний.

Король принялся осаждать княгиню пылкими письмами и пускался во все тяжкие, чтобы овладеть воображением и сердцем Урсулы-Катарины. Молодая женщина обожала развлечения, празднества и танцы. Из Дрездена выписали в Варшаву придворную капеллу и французскую труппу, дня не проходило без какого-нибудь увеселения. Устраивались балы, спектакли, воинские состязания, выезды на охоту, прогулки по Висле и маскарады. В конце концов король добился своего — Любомирская уступила его домогательствам. Сначала ей удавалось скрывать измену мужу — в Польше считалось хорошим тоном во время поста каждую неделю проводить несколько дней на богомолье в монастыре. Таким образом, Урсула-Катарина проводила весь день в молитвах, а вечером ее забирал присланный за ней экипаж и отвозил на свидание к королю.

Естественно, со временем эти уловки были раскрыты, и вознегодовал муж княгини, позволивший себе высказать в адрес Августа несколько в высшей степени оскорбительных фраз. Ему немедленно было запрещено появляться при дворе, после чего Любомирский решил удалиться в свои поместья и забрать с собой жену. Та категорически отказалась последовать за супругом, пригрозившим развестись с ней. Урсула только этого и хотела. Быстрейшему разводу поспособствовал Август, подключивший своих дипломатов при папском дворе; он также добился от императора Священной Римской империи, чтобы настрадавшейся от козней супруга женщине даровали титул княгини Тешен. Так Урсула-Катарина стала официальной любовницей Августа, светские обязанности которой она выполняла с большим шиком и знанием дела. Во всяком случае, польский двор остался чрезвычайно доволен. Когда король решил навестить родную Саксонию, то пригласил Урсулу-Катарину сопровождать его. Он показал ей самые примечательные города своего княжества, и везде эту странную пару встречали большими торжествами. Очередное оскорбление было нанесено лишь курфюрстине Кристиане-Эберхардине. Она прибыла на Лейпцигскую ярмарку, куда на встречу Нового года съехались несколько коронованных особ, и Август без малейшего смущения представил ей свою новую любовницу. Княгиня Тешен держалась настолько непринужденно и уверенно, что законная супруга почувствовала себя лишней и не смогла сдержать слез. Это возмутило прусскую королеву Софию-Доротею, которая нашла способ отомстить за эту бестактность. В Лейпциг съехались также три бывшие любовницы Августа: графиня Аврора фон Кёнигсмарк, жена фельдмаршала фон Хаугвица[3] и графиня фон Эстерле. Прусская королева уговорила трех дам надеть одинаковые костюмы летучей мыши и разыграть бывшего возлюбленного на маскараде, что им блестяще удалось.

Но Август не был бы Августом, если бы удовлетворился пресной, почти супружеской личной жизнью с постоянной любовницей. Во время того же посещения лейпцигской ярмарки он настолько усиленно ухаживал за принцессой Генриэттой Ангальт-Дессау, собеседницей приятной внешности и большого остроумия и находчивости, что она была вынуждена напрямик заявить ему:

— Ваше величество, вы не можете сделать меня королевой, но прошу принять во внимание, что я слишком горжусь своим происхождением, чтобы сделаться вашей фавориткой.

Август не привык отступать и после отъезда княжеской семьи пустился вслед за ней в Ораниенбаум, где находился замок-резиденция династии Ангальт-Дессау. Княгине Тешен он, не моргнув глазом, солгал, что едет на важную деловую встречу с королем прусским. Однако принцесса оставалась равнодушна к его ухаживаниям и устраивала так, что Август никогда не находил ее в одиночестве. В результате король был вынужден возвратиться в Дрезден не солоно хлебавши в объятия прекрасной Урсулы-Катарины, клятвенно уверяя полячку, что никого и никогда не полюбит так, как боготворит ее. Все это были не более как пустые слова, ибо ему непременно требовалось разнообразие, которое он время от времени позволял себе. Так, в 1701 году на одном из балов у коронного казначея Пржебендовского взгляд его упал на прекрасную компаньонку супруги хозяина, турчанку Фатиму Кариман.

Любовь с восточным привкусом

Фатима (1780–1833) являла собой занимательный продукт усилий великосветских дам по спасению душ невинных детей-иноверцев. Ни о ее происхождении, ни о точном месте и дате рождения не известно ничего. Она была ребенком взята в плен при завоевании Буды и подарена братом-офицером графине Марии-Авроре фон Кёнигсмарк. Семейство Кёнигсмарк с жаром взялось за спасение души маленькой язычницы. Первым делом ее окрестили, а поскольку восприемниками от купели стали шведский кронпринц Карл (Кёнигсмарки тогда обретались при шведском дворе) и прекрасная графиня Мария-Аврора, то девочка получила христианское имя Мария-Аврора. Далее ее обучили всему, что надлежит знать и уметь благовоспитанной барышне из хорошей семьи, в частности, бойкому щебетанию на французском языке, и она стала компаньонкой своей крестной матери.

Со временем Фатима выросла в замечательную красавицу с правильными чертами лица, синими глазами, алым ротиком и прекрасной гибкой фигурой. Девица была неглупа, обладала прекрасными манерами и умела вести светскую беседу, выражаясь метко и остроумно. По-видимому, она очень многое переняла от своей покровительницы, графини фон Кёнигсмарк. Фатима хорошо усвоила правила поведения в среде сильных мира сего, при дворе чувствовала себя как рыба в воде, никогда ни перед кем не заискивала и держалась с достоинством и благородством. После того, как графиня фон Кёнигсмарк тайно родила сына Морица от Августа и деятельно занялась устройством собственной судьбы, бывшая компаньонка осталась проживать в семье сестры Авроры, Амалии, жены генерала фон Лёвенхаупта. Генерал находился на службе при дворе курфюрста в Дрездене; после избрания Августа королем Польши он был вынужден последовать вместе с семьей за ним в Варшаву. Фатима произвела некоторую сенсацию в тамошнем обществе, и ее забрала в свой дом одна из самых влиятельных дам варшавского двора, Маргарет-Элизабет Пржебендовская.

Именно на званом вечере у Пржебендовской, примерно весной 1701 года, Фатима попалась на глаза Августу. Какие чувства испытывала Фатима к королю — доселе неведомо, но их связь длилась с перерывами довольно длительное время, причем король не оставлял ее своей заботой и признал своими двух ее детей, что он сделал лишь для немногих своих отпрысков.

В 1701 году Фатима оказалась беременна, и король выдал ее замуж за своего верного камердинера Иоханна-Георга фон Шпигеля, происходившего из обедневшей саксонской дворянской семьи. Король назначил его верховным управляющим королевских владений в Польше, а также присвоил звание подполковника гвардейского полка. Взамен новобрачный подписал обязательство признавать своими всех детей, рожденных Фатимой. Их народилось двое: в июне 1702 года на свет появился Фридрих-Август (названный так в честь отца), а в 1706 году — дочь, Мария-Аврора. Обоим высочайшим соизволением в 1722 году был пожалован титул графа и графини Рутовских. В скобках следует упомянуть, что ко времени рождения Марии-Авроры официальную любовницу Любомирскую уже сменила графиня фон Козель, однако, как мы видим, параллельное влечение к Фатиме у Августа долго не угасало.

По причине служебного положения своего мужа Фатима проживала то в Варшаве, то в Лемберге (ныне Львов), поблизости от королевских владений. В отличие от Фатимы, которая умела найти общий язык со всеми, ее супруг нажил при дворе немало недоброжелателей, впал в опалу и в 1714 году по причинам, оставшимся неизвестными, был арестован и приговорен к заключению в крепости Зонненштайн в Пирне. Однако в 1715 году он скончался, и Фатима переехала из Лемберга в Дрезден, где приобрела себе красивый особняк. В 1727 году она перешла из протестантской в католическую веру и все больше времени посвящала религии. После смерти Августа Сильного его наследник Фридрих-Август согласно завещанию отца установил ей ежегодную пенсию в размере 8 тысяч талеров. О последних днях Фатимы ничего не известно.

Ее дети заботами Августа получили хорошее образование. Сын обучался военному делу сначала в Париже, затем в Турине, столице королевства савойского, сделал блестящую карьеру в Саксонии, дослужившись до генерал-фельдмаршала и получив кучу всяческих высоких должностей. Потомков после себя он не оставил. Его сестра дважды выходила замуж, сначала за польского графа Михала Белинского, затем, после развода с ним в 1735 году, за савойского дворянина С. М. Бельгарда. С ним у нее родилось двое детей, сын Мориц и дочь Фридерика-Августа. Мария-Аврора, овдовев, поселилась в Париже и была чрезвычайно дружна со своим сводным братом по отцу, знаменитым французским маршалом Морицем Саксонским, который завещал ее сыну все свое немалое имущество.

Закат «польской» любви

Урсула-Катарина Любомирская, невзирая на молодость, была наделена достаточной природной хитростью и сообразительностью, позволившими ей быстро раскусить страсть Августа к переменам и прийти к печальному выводу, что долго ей подле него не продержаться. В попытке привязать к себе коронованного возлюбленного она в августе 1704 года родила ребенка. Это был сын Иоганн-Георг, впоследствии известный как шевалье де Сакс (1704–1774), признанный королем, личность одаренная и образованная, но с сильной склонностью к лености и беспорядочному образу жизни. Он пережил всех детей Августа и умер в звании генерал-фельдмаршала и губернатора Дрездена.

Постепенно связь с Любомирской начала тяготить Августа, она тихо и постепенно как бы сошла на нет. Прямого резкого разрыва не случилось, княгиня Тешен приложила все старания к тому, чтобы сохранить с королем хорошие отношения, как это блестяще удалось Авроре фон Кёнигсмарк. Поговаривали, что в охлаждении чувств короля сыграл свою роль и хитрый Флемминг, с которым Урсула-Катарина не поладила. Он нашептал Августу о якобы непомерных политических амбициях Любомирской, и тот поспешил отделаться от женщины с подобными устремлениями. В качестве отступного Август подарил княгине огромное поместье Хойерсверда и другие имения в области Лаузиц. В Польше репутация среди патриархально настроенной части дворянства у нее была подпорчена, и княгиня Тешен поселилась в Дрездене. Она держала открытый дом, вокруг нее быстро сложился довольно большой круг друзей. К этому изысканному обществу примкнул и Фридрих-Людвиг, принц Вюртемберг-Виннентальский (1690–1734).

Жизненный путь этого знатного аристократа весьма типичен для выходца из высокородной немецкой знати, принадлежавшего к побочной ветви основной династии. Он был пятым сыном принца Фридриха-Карла Вюртемберг-Виннентальского, бедного как церковная мышь и состоявшего всего-навсего опекуном при малолетнем племяннике, наследнике герцогства Вюртембергского. Завещать своим четырем сыновьям ему было абсолютно нечего, им оставалась единственная участь — продать свою шпагу, что они и сделали, разбредясь по всей Европе. Фридрих-Людвиг подался под крылышко к своей тетке Кристине-Эберхардине, супруге Августа Сильного. Та дала ему образование, а далее принц зарабатывал себе репутацию сам, приняв участие в нескольких военных походах во Фландрии и Померании. Обращению за финансовой помощью к двоюродному брату, герцогу Вюртембергскому, не принесло никакого изменения в судьбу Фридриха-Людвига. Все-таки его военные заслуги были оценены должным образом, польский король дал ему под командование полк, но денежные дела отважного воина по-прежнему пребывали в плачевном состоянии.

Видимо, для поправления оных принц и начал ухаживать за княгиней Тешен, которая была на 10 лет старше его. В 1722 году они тайно вступили в морганатический брак. Благодаря состоянию княгини, которое она передала ему в неограниченное пользование, принц смог значительно улучшить свой образ жизни, сделав его достойным своего высокого происхождения. Впоследствии он перешел на службу к императору Священной Римской империи, на которой уже отличились два его брата, и в 1734 году пал в битве при Гуасталле. Княгиня после его смерти имела массу неприятностей с родней покойного мужа, пытавшейся оспорить у нее право пользоваться титулом и гербом Фридриха-Людвига, ибо, с их точки зрения, этот брак считался недостойным высокого статуса принца.

Подвиги Августа на военном поприще

Во время чтения о похождениях короля Августа может сложиться впечатление, что все это происходило на фоне полного благоденствия подданных двух его государств, о которых он денно и нощно проявлял отеческую заботу. Крестьяне снимали обильные урожаи, ремесленники умножали славу о мастерстве немецких работяг, купцы везли все больше отличных товаров на Лейпцигскую ярмарку, а деньги в казну текли рекой. Естественно, на фоне подобного благополучия королю только и оставалось, что предаваться безудержным развлечениям. Однако все это было совершенно не так, и любовные похождения Августа разворачивались на фоне длительной, кровопролитной и жестокой Большой северной войны, длившейся почти 21 год.

Дело в том, что, став королем Польши, Август неизбежно был вынужден хотя бы выказать попытки выполнить часть требований, предъявленных ему польской шляхтой. Королевство уже много лет пребывало в состоянии войны с турецким султаном, и Август решил одним мощным ударом положить ей конец. Летом 1698 года он собрал армию из поляков, литовцев и саксонцев и выступил в поход. Однако вместо того, чтобы всем скопом доблестно ринуться в бой против султана-нехристя, поляки и саксонцы переругались между собой, и грандиозное предприятие закончилось полнейшим фиаско. Поход пришлось прервать, и Август обратил все свои усилия на то, чтобы как можно прочнее объединить два своих весьма разнородных государства и превратить выборный трон в наследственный.

Новые подданные Августа не замедлили проявить свой неуемный вольнолюбивый характер. Они и слышать не хотели о преобразовании выборного трона в наследственный. Польские чиновники, армия и государственная казна подчинялись решениям сейма, политика которого определялась семьями влиятельных магнатов и зависящей от них шляхтой. Август предпринял было шаги для создания себе надежной опоры из саксонцев, но поляки воспротивились и уже в 1699 году принудили его вывести из Польши все саксонское воинство, за исключением 1200 гвардейцев. Август почувствовал, как общественное мнение в стране дает резкий крен не в его пользу и попытался решительным образом спасти положение. Единственным выходом была победоносная война за пределами королевства, которая окружила бы его ореолом не знающего поражений полководца. Благоприятный, с точки зрения короля, случай не замедлил представиться. При своем избрании Август пообещал полякам вернуть принадлежавшие им ранее земли. В их число входила прибалтийская провинция Лифляндия, завоеванная шведским королем Густавом-Адольфом.

В 1697 году на трон Швеции взошел 15-летний король Карл ХII (1682–1718), которого поначалу в Европе сочли неразумным заносчивым дитятей. Между прочим, Августу Сильному он приходился двоюродным братом (его мать, датская принцесса, была родной сестрой вдовствующей курфюрстины Анны-Софии), но это не играло никакой роли, ибо почти все европейские суверены всегда состояли в более или менее близком родстве. Привычка юного короля либо упражняться в стрельбе из пистолета в парадных залах дворца, либо, разъезжая по улицам столицы, прицельно палить по окнам домов своих подданных, вызывала лишь усмешку на губах более умудренных жизненным опытом государей.

В 1698 году молодой русский царь Петр I во время путешествия по Европе нанес визит в Дрезден и затем провел три дня вместе с Августом в местечке Рава под Лембергом. Хотя большая часть времена была посвящена беспробудному пьянству, Август оценил потенциал молодого государя и его необузданное стремление к расширению своих владений. Петр рассчитывал с помощью Польши вырвать у ненавистной Швеции выход к Балтийскому морю, полякам же предоставлялась блестящая возможность восстановить свою власть над Лифляндией. Оба государя произвели друг на друга превосходное впечатление, для закрепления внезапно вспыхнувшей дружбы Петр преподнес королю огромный лазоревый яхонт — сапфир весом в 648 каратов. Август же отдарил его тростью, усыпанной бриллиантами.

Карл, у которого, по всеобщему мнению, еще молоко на губах не обсохло, показался творцам этой затеи легкой добычей. За дело шустро взялись сноровистые дипломаты, и уже в 1699 году был заключен союз между Саксонией-Польшей, Данией и Россией против Швеции. Отказался принять в нем участие лишь прусский король Фридрих I. Этот опытный вояка как раз трезво оценил выдающиеся способности Карла Шведского и предпочел занять место стороннего наблюдателя.

Так началась жесточайшая Большая северная война, продлившаяся 20 лет и принесшая в затронутые ею земли невиданные разрушения и беды. Неукротимый Карл ХII спутал все карты союзников, первым делом выбив из их рядов Данию. В 1700 году шведско-голландско-английская эскадра для острастки обстреляла Копенгаген, для пущего же устрашения до смерти перепуганных жителей столицы поблизости от нее высадился шведский десант. Струхнувший король дрожащей рукой подписал Травендальский мирный договор, помимо всего прочего обязывавший страну не вступать в союзы против Швеции, и безмолвно отошел в сторону, дабы не умножать своих потерь. Вторжение саксонской армии в Лифляндию вызвало возмущение в Польше, ибо сейм не давал согласия на вступление в войну. После поражения русской армии под Нарвой Август осознал, что настанет очередь его войска, введенного в Лифляндию, и попытался заключить с Карлом мирное соглашение. С этой целью он послал к нему свою отставную любовницу, графиню Аврору фон Кёнигсмарк (которая выросла при шведском дворе), наделив ее всеми необходимыми полномочиями. Карл не только не пожелал встречаться с прекрасной посредницей, но еще и известил поляков, что их единственный шанс избежать вторжения его армии в Польшу — переизбрание Августа. Гордая шляхта на это не согласилась, в ответ шведские войска учинили в Польше великие бедствия и в мае 1702 года вошли в Варшаву.

Карл потребовал от королевства огромных контрибуций и низложения Августа, выдвинув на польский трон кандидатуру своего ставленника. Это был очень молодой, хорошо образованный польский аристократ Станислав Лещинский. 14 февраля 1704 года кардинал-примас Михал Радзейявский (дядя любовницы Августа, княгини Тешен) против воли папы римского провозгласил низложение Августа II; несколько позже королем был избран Лещинский. Из Рима пришло устрашающее письмо от папы, грозившее польскому духовенству отлучением от должностей в случае участия в интронизации нового короля. Кардинал-примас поспешно уехал в Данциг и принялся выжидать, пока епископ Лембергский не согласился провести обряд коронации в Варшаве, на котором инкогнито присутствовал Карл ХII. Для свежеиспеченного помазанника Божия пришлось спешно изготовить новую корону, ибо Август предусмотрительно прихватил с собой древний венец династии Ягеллонов. Он не опустил руки и, при хорошей поддержке со стороны России, принялся вытеснять шведов из захваченных ими польских городов. Внешне, неудачи никак не отразились на нем, он всегда являлся перед своими придворными и военачальниками полным сил и жизнерадостности, настроенным только на победу. Только самые ближние к нему особы знали, что Август изливал свою злобу и горечь от неудач в одиночестве, разбивая на куски и ломая в щепку железные и деревянные предметы в жилищах, где ему приходилось останавливаться на постой во время походов. Уезжая. Он оставлял за собой порванные цепи, разбитую мебель, свернутую в круг кочергу. Когда настроение у него было особенно паршивым, он мог отыграться и на слугах, жестоко избивая их. Положение тем временем сложилось парадоксальное: в Польше сосуществовали два короля, причем каждый из них считал себя законным и не желал уступать власть другому.

Однако Карл ХII продолжал свое победоносное шествие, и 1 сентября 1706 года шведы вступили в Саксонию. Королевская семья пустилась в бега: курфюстина Кристиана-Эберхардина отправилась к родителям в маркграфство Байрейт, вдовствующая курфюрстина Анна-София вместе с 9-летним кронпринцем — через Магдебург к родным в Данию. Шведы потребовали огромную ежемесячную контрибуцию, причем пятая часть ее должна была уплачиваться натурой, т. е. провизией для содержания шведского войска, намеревавшегося расположиться в Саксонии на зимние квартиры. 20 октября был заключен унизительный для Августа Альтранштадский мир. Согласно его условиям Август навсегда должен был отказаться от польской короны в пользу Станислава Лещинского и сохранял всего лишь эфемерный титул и право на королевские почести; ему надлежало расторгнуть все союзы, заключенные им с Россией, не допускать никаких притеснений лютеранской религии в Саксонии и вступить в союз со Швецией. При подписании этого позорного соглашения присутствовали представители всех наиболее могущественных государств Европы. Император Священной Римской империи, так долго защищавший саксонского курфюрста, признал Станислава Лещинского законным королем Польши, его примеру последовали король Пруссии и курфюрст Ганноверский. Не отказал Августу в поддержке только папа римский, но выставил обязательное условие: его наследник, кронпринц, должен перейти в католическую веру. Однако это было невозможно без получения согласия его матери и бабки, ярых лютеранок.

Население Саксонии требовало возвращения Августа из Польши, и он покинул Варшаву и вернулся в Дрезден. Карл ХII заставил его испить чашу унижения до дна, принудив написать Станиславу Лещинскому письмо, содержавшее поздравления в связи с восшествием соперника на трон Польши. Шведское воинство простояло в Саксонии год, что обошлось княжеству в 23 миллиона талеров и более десяти тысяч молодых саксонцев, принудительно забритых Карлом ХII в свою армию. Их судьба оказалась незавидной: позднее они либо пали в битве под Полтавой, либо были взяты в плен.

Однако это никоим образом не сказалось на образе жизни Августа. При дворе вновь началась бесконечная череда развлечений самого разного рода, ибо лишенный польского трона король верил в свою счастливую звезду и надеялся, что ее лучи вскоре вновь осенят его. Он не ошибся: его союзник Петр Первый наголову разбил шведское войско под Полтавой, и Карл ХII из грозного властителя, заставлявшего содрогаться всю Европу, превратился в жалкого скитальца, искавшего спасения у турок.

Бешеное честолюбие вновь взыграло в Августе, он более не считал себя обязанным соблюдать условия Альтранштадского мира и решил вернуть потерянный трон. Курфюрст заключил с датским королем новый союз против Швеции и во главе небольшой армии вторгся в Польшу, где при содействии Петра I ему удалось вернуть себе трон. Теперь настала очередь Станислава Лещинского удалиться в изгнание: сохранив призрачный титул короля, он нашел приют во Франции. Тем не менее, он не оставил попыток вернуть польскую корону, в особенности после того, как его дочь Мария (1703–1768) в возрасте 22 лет вышла замуж за 15-летнего короля Людовика ХV. Ни о какой сердечной склонности тут и речи не могло быть, но брак оказался исключительно урожайным: королева произвела на свет 10 детей.

Августу было суждено еще почти четверть века управлять гонористыми поляками. Впрочем, он не обращал особого внимания на своих неугомонных подданных, постоянно перемещаясь из Польши в Саксонию и обратно. Карнавал и часть лета он обычно проводил в Дрездене, в августе отбывал в Польшу и жил там до следующего карнавала. Ничто не могло исправить этого великого сластолюбца: его отношения с княгиней Тешен уже давно перешли в сферу чисто официальных, ибо с 1704 года устремил свой взор на новую даму, которой выпала судьба долее всего продержаться в роли его официальной любовницы. Это была графиня Анна-Констанция фон Хойм, урожденная фон Брокдорф.

Провинциальная девица

Она появилась на свет в 1680 году в поместье родителей Депенау в Гольштейне, исторической области на севере Германии, граничащей с Данией. Отсюда нет ничего удивительного в том, что эти земли то переходили под власть датского короля, то под правление немецких суверенов, то делились на герцогства и графства, то вновь объединялись в единое целое.

Анна-Констанция росла в дружной и любящей семье. Ее родители вступили в брак по страстному влечению сердец — вещь в те времена почти что неслыханная. И ему, и ей пришлось преодолеть упорное сопротивление своих семей — но, как в сказках, любовь взяла верх.

Рыцарь[4] Иоахим фон Брокдорф родился в обедневшей дворянской семье в Гольштейне и поступил на службу к датскому королю. Статный, мужественный, неустрашимый воин буквально потерял голову, когда в возрасте двадцати пяти лет встретил прекрасную как весенний цветок и очень богатую молодую вдову Анну-Маргарету Бернс.

Анна-Маргарете происходила из гамбургской семьи Марселис с нидерландскими корнями. Ее родные обладали чрезвычайно практичными взглядами на жизнь и туго набитой мошной — у них, по мнению соседей, куры денег не клевали. Бывшие бюргеры, с давних пор занимавшиеся торговлей всем чем угодно, от соли и пшеницы до кружев и металлического инструмента, давно превратились в огромный купеческий клан, протянувший свои щупальца к многочисленным княжествам, герцогствам и графствам, из которых состояла Священная Римская империя германской нации. Особенно хорошо нажились негоцианты Марселис на Тридцатилетней войне, прозорливо включив в ассортимент своих товаров пушки, ядра и порох.

В 1668 году, едва Анне-Маргарете исполнилось двадцать лет, ее просватали за двоюродного брата Альберта Бернса. Жених был тоже не из последних, и молодая жена воцарилась полноправной хозяйкой в замке Вандсбек. Однако Господь не счел нужным затягивать их безоблачную семейную жизнь, и через полтора года Альберт скончался от какой-то тяжелой болезни.

Охотников повести к алтарю красивую и богатую молодую вдову нашлось хоть отбавляй, многие из них принадлежали к лучшим семьям в округе. Анна-Маргарете выбрала Иоахима фон Брокдорфа. Против этого брака немедленно восстали оба семейства. Марселисы не гнались за родством с именитым дворянством и высокими чинами. По их мнению, деньги идут только к деньгам, а потому зять должен быть богат. Фон Брокдорфы же весьма кичились древностью своего рода и не желали разбавлять свою благородную кровь примесью вульгарной бюргерской. Предвидя это, Иоахим пошел на обман и попытался выдать Анну-Маргарете за графиню Марселис. Отчаянное сражение дворянского и бюргерского самолюбия длилось с год, после чего, как уже было сказано выше, любовь одержала победу.

Невеста принесла с собой богатое придание: два имения — Дуехольм в Северной Ютландии и Семб в Норвегии, а также 47 000 талеров наличными. Эти средства плюс вырученные за продажу обоих поместий деньги растаяли практически в мгновение ока. У Иоахима было одиннадцать братьев и сестер (вот он, первостепенный источник обеднения дворянских семей!), и, чтобы стать хозяином родового поместья Депенау, ему надлежало выплатить всем их доли. Молодожены поселились на этих обширных землях, став полновластными хозяевами тамошних крестьян и крепостных. Иоахим продолжал исполнять свои обязанности полковника кавалерии при датском Генеральном штабе, так что в его отсутствие всем заправляла супруга. Господь благословил их брак двумя сыновьями (Кристиан-Детлеф и Иоахим) и двумя дочерьми (Анна-Констанция и Маргарете-Доротея).

Довольно внушительный дом хозяев был окружен заполненным водой рвом, проехать к нему можно было лишь через солидный подъемный мост. В огромной передней почетное место занимал огромный камин, тепло от которого немного нагревало соседние комнаты и расположенные наверху помещения второго этажа. На первом же этаже располагалась и кухня, в котором целый день под бдительным оком хозяйки сновали повариха и ее помощницы, выполняя приказы хозяйки. Дел у Анны-Маргареты было хоть отбавляй: с утра она проверяла состояние провизии в кладовых — солонины, вяленой рыбы, маринованных или сушеных фруктов и овощей — и решала, что подавать на стол. В имении велось самое настоящее натуральное хозяйство, выращенное на полях и в саду надлежало заготавливать на зиму, сушить фасоль, горох и лекарственные травы, коптить угрей. Помимо этого в особых строениях варили пиво, гнали водку и настаивали ее на вишнях, сливах или грушах. Дворовые девки пряли лен и коноплю, шили или перешивали одежду, слуги отливали свечи, изготавливали ремни и даже тачали обувь. Все это совершалось под неусыпным надзором хозяйки, и всему этому мать с детства обучала Анну-Констанцию, временами поучительно изрекая:

— Когда-нибудь тебе придется вести хозяйство в таком же доме.

Как мать, так и отец растили детей в любви и согласии, чего нельзя было сказать об их отношении к дворовой челяди, крестьянам и крепостным. Особенно суров был Иоахим фон Брокдорф, не выпускавший из рук плетки. Рыцарь был полным господином в своем поместье, и все были обязаны подчиняться установленным им правилам и законам. Он регулярно устраивал ночные облавы с собаками в лесах поместья, излавливая тех крепостных, которые так и норовили сбежать в город. Эти несчастные мечтали вести там свободную жизнь, кормиться от трудов рук своих, а не гнуть горб день и ночь на помещика. Побег удавался немногим, пойманных же ожидала тюрьма и жестокое наказание. Хозяин имел право вершить суд над обитателями поместья — и вершил его в высшей степени беспощадно. Каталажка, расположенная на территории Депенау, почти никогда не пустовала, причем была снабжена всеми орудиями средневековых пыток, один вид которых приводил заключенных в ужас. В период с 1678 по 1687 год, разгара охоты за ведьмами, в Депенау были казнены шесть человек, пять женщин и мужчина (еще один скончался, не перенеся истязательств во время допросов). Под пытками обвиняемые признались в сношениях с Вельзевулом и отступничестве от христианской веры. Казни совершались неподалеку, на холме Тотенберг в присутствии устрашенной толпы. Палача приходилось приглашать из соседнего городишки Плён, и услуги его обходились недешево: десять талеров за отсечение головы и десять — за последующее сожжение тела. В ту пору свинья стоила пять талеров, а бык — семь с полтиной, но ради поддержания твердости в вере населения своего поместья рыцарь фон Брокдорф готов был пойти на эти непроизводительные расходы.

В поместье выращивали рожь, ячмень и овес, большое количество скота вместе со стойлами и кормом сдавали в аренду голландцам, поток которых из охваченных постоянными религиозными войнами Нидерландов, казалось, никогда не прекратится. Голландцы набили себе руку на молочном животноводстве и слыли великими мастерами в этом деле. Они перерабатывали молоко на масло и сыр, причем получали право на каждые двадцать коров держать одну для себя, на отходах, пахте и обрате, могли выращивать собственных свиней. Ни один работник в поместье не ел свой хлеб даром.

Не сказать, чтобы хозяин Депенау купался в деньгах, ибо постоянные войны требовали все новых и новых налогов, которые изрядным бременем ложились на его кошелек. Тем не менее, он ничего не жалел для обучения детей, нанимал им учителей, а для Анны-Констанции пригласили француженку, которая заодно обучала ее игре на клавесине и пению — у девочки обнаружился приятный голосок.

Однако отцу и этого было недостаточно. Он считал, что развивать и упражнять следует не только ум и дух, но и тело детей. Рыцарь фон Брокдорф поощрял плавание, бег и лично обучал своих отпрысков езде, стрельбе из лука и пистолета, а сыновей — еще и фехтованию. Констанция с удовольствием носилась по лугам верхом на лошади, причем одинаково хорошо проделывала это как в дамском седле, так и в мужском, надев кожаные охотничьи штаны. Овладев верховой ездой и искусством стрельбы, дочка стала неизменной спутницей отца на охоте и чрезвычайно полюбила это занятие. Леса Депенау об ту пору изобиловали дичью и зверями, так что после возвращения домой с трофеями устраивался настоящий пир. Охота навсегда осталась любимым занятием Анны-Констанции.

В людях

Жизнь человека в те времена была коротка, и подростки рано вступали в самостоятельную жизнь. Старший брат после почти двухлетнего путешествия по Европе уехал учиться в университете в Киле. Родителей беспокоило будущее дочерей на тот случай, если они останутся сиротами. Имение после смерти родителей должно было отойти старшему сыну Кристиану-Детлефу. Отец сомневался, что доходов от Депенау хватит на содержание еще и незамужних сестер. Поэтому он предусмотрительно договорился с настоятельницей монастыре в городишке Преец, что в случае смерти родителей дочери будут приняты в приют для дворянских дочерей при этом заведении. Любопытно, что в сделанной соответствующей записи в огромной книге в кожаном переплете упомянуты не только Анна-Констанция и Маргерита-Доротея, но и третья дочь, Шарлотта-София. Далее следует пометка: «Эта последняя еще не появилась на свет». Родители были относительно молоды и не переставали любить друг друга.

Когда Анне исполнилось четырнадцать лет, супруги фон Брокдорф пришли к выводу, что дальнейшая жизнь в поместье не пойдет на пользу этой красивой девочке — настала пора познакомиться с придворной жизнью и выучиться благородным манерам, да уже и не мешало призадуматься о будущем кандидате в мужья. Родители начали донимать свою обширную родню просьбами пристроить девочку к какому-нибудь двору — герцогства, княжества и графства об ту пору на территории нынешней Германии исчислялись сотнями. Каждое имело свой собственный двор со строжайшим соблюдением чиновничьей и придворной иерархии. Несколько тетушек и кузин семьи фон Брокдорф служили при дворах четырех дочерей датского короля. Вторая дщерь этого монарха звалась Фредерика-Амалия и была супругой герцога Кристиана-Альбрехта Шлезвиг-Гольштейн-Готторпского. Она лично знала главу семьи фон Брокдорф, ибо Иоахим в юности прослужил при дворе герцога четыре года камер-юнкером. В описываемое время обстоятельства сложились таким благоприятным образом, что в придворном штате ее старшей дочери Софии-Амалии оказалось вакантным место фрейлины. Герцогиня изъявила готовность принять на него Анну-Констанцию.

Радость в семействе не поддавалась никакому описанию, что весьма смягчило боль расставания девочки-подростка с родным домом, который она доселе никогда не покидала. Отец погрузил ее скромные пожитки в повозку и лично отвез на новое место жительства.

Замок герцогов Гольштейн-Готторп располагался на тихом живописном островке в лимане Шлей, отходящем от Балтийского моря. Солоноватая вода, тем не менее, обеспечивала полное раздолье местным рыбакам, поскольку изобиловала селедкой, угрем, окунем, а также чисто местной, исключительно вкусной рыбешкой, помесью форели с ряпушкой, считавшейся особо ценной. Это изысканное угощение вносило особую нотку в однообразное меню правящего семейства. Замок недаром называли «ключом и стражем Дании». Шлезвиг-гольштейн-готторпские земли в своей попытке сохранить независимость всегда являлись предметом самых воинственных поползновений со стороны Дании и повышенного интереса со стороны Швеции, которая после Тридцатилетней войны превратилась в самое могущественное государство Северной Европы. Герцогство регулярно теряло то суверенитет, то часть территории. Отсюда не удивительно, что замок представлял собой мощное средневековое укрепление, обнесенное стеной с четырьмя бастионами, снабженными восемнадцатью пушками, и смахивал скорее на крепость, нежели на обитель высокородного семейства. Въехать туда можно было только через подъемный мост. Тем не менее, герцог Кристиан-Альбрехт прилагал все усилия к тому, чтобы превратить само здание в более удобное и приятное глазу место для проживания. Помимо всяческих усовершенствований и перестроек замка, были разбиты обширные парки на французский лад с цветниками и штамбовыми растениями, украшенные фонтанами и легкими садовыми строениями.

Прибывших отца и дочь фон Брокдорф встретили с изысканной вежливостью, тепло окрашенной истинным дружелюбием — герцогиня обращалась с Иоахимом как с родственником. Прелестная барышня произвела на нее самое благоприятное впечатление, и она послала за дочерью, дабы та подтвердила свое желание принять Анну-Констанцию в свой штат.

Уклад жизни в замке коренным образом отличался от простоты нравов поместья Депенау. Тут жизнь строжайше регулировалась мелочным и подобострастным чинопочитанием, ставшим поистине второй религией карликовых немецких дворов. Для начала девушка наизусть заучила порядок, в котором располагались на иерархической лестнице все обитатели замка. Он был разработан лично герцогом Кристианом-Альбрехтом Гольштейн-Готторпским.

Во главе стояла его семья — герцог с супругой и их дети, старшая дочь София-Амалия, наследный принц Фридрих, его брат Кристиан-Август и младшая сестра. Далее в убывающем по важности порядке шли все прочие. Анна-Констанция добросовестно зазубривала имена земельных советников, генерал-майора, гофмаршала, придворного канцлера, гофмейстера, тайных советников, советников судебной палаты, военных — гражданские имели преимущество перед военными, получившие образование — перед необразованными, камердинеры принцессы — перед дворцовым проповедником, придворный, обеспечивавший поставку рыбы — перед наставниками принцев и принцесс. В самом низу лестницы располагались писцы, портные, трубачи, садовники, кухмистеры, постельничий, лицо, ответственное за содержание серебряной посуды, и лакеи.

Усвоив, так сказать, костяк сложной системы, девушка погрузилась в ее тонкости. Ранг дам зависел от положения их мужей, независимо от того, живы они или уже давно переселились в мир иной. Еще труднее было усвоить, кто в каком порядке должен был входить в какое помещение и в какое время дня. Следовало также учитывать, что некоторые обладали постоянной привилегией идти впереди других, прочие же вообще имели право доступа лишь в определенные помещения замка. Наконец, важную роль играл также возраст, поскольку люди в летах всегда имели преимущество перед молодежью. Анна-Констанция пришла к простому выводу, что лучше всего выждать, пока все зайдут в комнату, и явиться туда последней.

Когда она заявила об этом принцессе, та сочла нужным прочесть ей небольшую лекцию.

— Фрейлейн фон Брокдорф, вам следует твердо уяснить себе, что, будучи моей фрейлиной, вы занимаете определенное положение при дворе. Та персона, каковая осмелится уязвить вас в этом качестве, косвенно нанесет оскорбление моей особе. Посему вам надлежит научиться всегда вести себя соответственно своему статусу, сколь бы скромным он вам ни казался.

Девушка с унылой покорностью внимала каждому слову своей повелительницы. Принцесса София-Амалия имела возраст двадцать четыре года и явно засиделась в девицах. Внешность у нее была малоприятная: длинный нос, крючком загибавшийся книзу, круглые пухлые щеки и острый подбородок. Она была чрезвычайно образованной девицей и отличалась большой добротой. Однако же ледяной тон ее распоряжений не оставлял никакого сомнения в том, что сие было приказом, которому надлежало беспрекословно повиноваться.

Безупречно заученный и соблюдаемый Констанцией табель о рангах герцогского двора был отнюдь не самой сложной частью ее службы. Весь долгий день ей приходилось проводить на ногах, так что к вечеру они нестерпимо болели. Констанцию весьма радовало то, что София-Амалия была чрезвычайно набожна и часто удалялась в часовню замка для молитвы. Тогда девушка могла немного отдохнуть — прихожанам лютеранской церкви во время служб дозволялось сидеть. Тяжелее всего было прислуживать во время трапез, которые согласно этикету длились часами. Констанцию терзал голод, но она не имела права поесть, пока не закончится прием пищи герцогской семьи, и она не подаст Софии-Амалии блюдо с водой для омовения пальцев. К тому же ей приходилось время от времени сдерживать дыхание, чтобы не урчало в животе.

Мучило также следование букве придворного этикета. Самой важной частью повседневных обязанностей фрейлины было участие в процессе одевания принцессы по утрам и раздевания вечером. Опять же было точнейшим образом установлено, в каком порядке совершается эта процедура. Сначала камер-фрау брала в руку предмет одежды, затем передавала его Констанции, та подавала его старшей фрейлине, которая уже надевала его на принцессу. Да и количество этих предметов казалось нескончаемым. Туалет знатной дамы второй половины семнадцатого века был сложен. Как известно, тон задавал Версаль. Многочисленные немецкие дворы были слишком бедны, чтобы угнаться за переменчивым вкусом любовниц французского короля, а потому их туалеты несколько отставали от моды. В ту пору в Версале уже безраздельно властвовала мадам де Ментенон, тайная супруга короля Людовика ХIV. Она не была сторонницей избыточности в украшении платьев, поэтому в моду вошли тяжелые дорогие ткани темных тонов, оттенки синего и бордо. Но знатные немецкие дамы все еще придерживались тенденции чрезмерных украшений на платье.