Помоги проекту - поделись книгой:
— Я ему за длинный язык приказал глаза выколоть, — проворчал Хильперик, который и сам понимал, что жена права, но признаваться в этом не хотел ни в какую.
— Еще хуже сделал, — прежним тоном заявила Фредегонда. — Теперь попросишь убить кого-нибудь, а от тебя все шарахаться будут, как от прокаженного.
— И что, ты теперь у нас в семье убивать будешь? — презрительно спросил Хильперик.
— Да хоть бы и я, — спокойно ответила ему любящая жена. — И поверь, я сделаю все, как нужно. Ты же воин, а не убийца. Не пристало воину быть хитрым, мой отважный лев. Хитрости — удел женщин.
— И то, правда. Я воин! — такой поворот удивил короля не на шутку. Получается, не так уж он и виноват. Даже не так жалко потерянных городов стало. И он добавил: — Хитрости — это для трусливых баб!
— А города мы вернем, — сказала ему Фредегонда, которая умела подобрать правильные слова для своего мужа. — Не эти, так другие. Нам нужно как-то с твоим братом Гунтрамном подружиться поближе.
— Это еще зачем? — удивился король. — Он всегда был заодно с Сигибертом, и против меня.
— Да нет же! — Фредегонда перевернулась и уселась на него сверху, крепко сжав стройными ногами. Тяжелая грудь заколыхалась перед глазами Хильперика, уводя его мысли совсем в другую сторону. — Он заодно только с самим собой. Вас трое, а значит он всегда будет поддерживать того, с кем ему выгодно в этот момент быть. Он всегда будет метаться между вами, чтобы равновесие сохранить, понимаешь? Ему слишком сильный Сигиберт тоже не нужен, он же тогда его сожрет, и не поморщится.
— Да? — Хильперик задумался. Он нутром это чуял всегда, но так умно сформулировать свою мысль не смог бы. — Точно, они же недавно из-за Арля сцепились, но Гунтрамн дальше воевать не стал. Даже графов отпустил восвояси, без выкупа.
— Потому что он трус, — припечатала Фредегонда. — Его кто-нибудь на поле боя видел? Да он только церкви строит и попам деньги раздает.
— У него богатые земли, — с сомнением сказал Хильперик. — Видно, господь ему за это благоволит.
— Он богат, потому что хитер. Все войны на твоей земле идут, и на земле твоего брата, — заявила ему жена. — А он в сторонке стоит, и только пошлины с купцов собирает. Его то земли никто не разоряет, потому ему все подати без изъятия идут.
— Значит, как только опасность его землям будет угрожать, то он мне другом станет, а не Сигиберту, — задумчиво сказал Хильперик.
— Никогда он тебе другом не станет, — резко ответила ему Фредегонда. — Как только выгодно будет, предаст в ту же минуту. Они все, святоши, такие.
— Что ж, города мы потеряли, а деньги нужны, — вздохнул Хильперик. — Вот где их теперь взять?
— С франков своих возьми, — посоветовала ему жена. — А то очень хорошо жить стали. Ходят такие сытые, что морды скоро лопаться начнут.
— Так франки подати кровью своей платят, — изумился Хильперик. — Отроду не бывало такого!
— Не бывало, так будет, — пожала плечами Фредегонда. — Пусть продолжают кровью платить, но еще и зерном со своим королем немного поделятся. Не убудет от них.
— Возмущение пойдет! — задумчиво сказал Хильперик, но дельную мысль отвергать не стал.
— А у тебя палач разучился глаза выкалывать? — хмыкнула Фредегонда. — Пять-десять старост образумишь, они все как шелковые станут.
— Может быть… Может быть…, — говорил про себя король, казна которого пребывала в плачевном состоянии.
— Кстати, а ты не догадываешься, чего это я на тебе голая сижу? — резко сменила тему Фредегонда.
— Что? Опять? — изумился король, в голосе которого появились испуганные нотки.
— Вот ты неугомонный! — приятно удивилась жена. — Но нет, на сегодня хватит! На живот мой посмотри. Ты, король, снова отцом станешь.
Глава 14
Пять лет короли провели в заботах, трудах и войнах. Многое произошло за это время. Брунгильда родила сына, которого назвали Хильдебертом. Вроде бы имя, как имя, но короли Гунтрамн и Хильперик углядели в том опасность для себя, потому что так звали их дядю, до сих пор почитаемого народом Парижского короля. Как-то уже забылась та гнусная роль, которую он сыграл в убийстве двух своих малолетних племянников. И никто уже не вспоминал, что именно он поддержал мятеж принца Храмна против родного отца. Его по-прежнему считали справедливым и добрым королем, ведь на фоне остальных своих родственников он был чуть ли не святым. Такое имя, данное младенцу, обязывало ко многому. Оно было политическим заявлением и означало, что мальчик этот в будущем станет претендовать на земли Запада. И это стало вызовом для остальных правителей.
У короля Гунтрамна родились два сына, и это успокоило местную знать, которая уже очень резко отделяла себя от Нейстрии и Австразии. Нейстрийцы постепенно становились франками, жители Австразии — германцами, а бургундцы оставались римлянами. Более того, они и говорили то на разных языках. Как и предполагал король Гунтрамн, лангобарды и саксы вторглись в Бургундию, но были разбиты талантливым военачальником, патрицием Эонием Муммолом, который пришел на смену умершему Цельсу.
Хильперик не забыл того, как потерял города в Аквитании, и сцепился с Сигибертом почти сразу же. Тур, Пуатье, Бордо, Каор переходили из рук в руки по нескольку раз. Горожане были верны себе. Они открывали ворота любому, кто хотел забрать их город себе, и от чистого сердца давали присягу новому королю. Им было абсолютно все равно, кто ими будет править, лишь бы не грабили. Нейстрия воевала на два фронта, потому что Гунтрамн, после тщательных размышлений, встал на сторону Сигиберта. Войсками Хильперика командовал его сын Хлодвиг, и в той войне Нейстрия терпела поражение за поражением. Муммол разбил ее войска в пух и прах, отогнав их за Луару. Король Хильперик, нуждаясь в средствах на постоянные войны, обложил население таким количеством налогов, что его подданные убегали оттуда, бросая дома и землю. Фредегонда родила дочь, Ригунту, которая будет достойна своей матери, но пока еще была милой малышкой, и играла в куклы. В общем, жизнь в королевстве франков протекала своим чередом. Ложь, предательство, грабежи и насилия не останавливались ни на минуту. Все прелести непрерывных войн усугублялись периодическими вспышками чумы, которые возникали то тут, то там. Вроде бы все шло, как обычно. Но, именно на пятый год войны все начало меняться. Множество, казалось бы, не связанных между собой событий сплелись в нити судьбы, из которых была соткана новая ткань бытия. Три тяжких греха, совершенных королевскими особами, со скрипом повернули колесо истории.
— Государь, если вы помните, то согласно вашему повелению, я посвятил в епископы дьяконов Промота и Григория, — епископ Реймса Эгидий слегка склонил голову перед королем Сигибетом. Именно, что слегка. Он был одним из шести митрополитов Галлии, и первым среди них. — Но я вас предупреждал, что эти наши действия вызовут гнев прочих епископов и короля Гунтрамна.
— Плевать, переживут. Если будут задавать вопросы, скажешь, что такова была моя воля, — махнул рукой Сигиберт. Его супруга, сидевшая рядом, согласно кивнула головой.
— Григорий — верный нам человек, — мягко сказала она. — Тур — наш город, и мы вправе назначить его епископом.
— Не совсем так, государыня, — епископ поморщился. — В избрании епископа много тонкостей, и рукоположение достойнейшего, вне всякого сомнения, Григория не совсем законно. Его пребывание в городе будет затруднительным. По крайней мере, в первые годы. А если мы в очередной раз потеряем Тур, то его низложат.
— Тем вернее он будет служить нам, — Брунгильда наклонилась вперед в своем кресле, пытаясь стать ближе к Эгидию. — Неужели это вам непонятно, святой отец?
— Это дела церкви, моя королева. Не дело светских правителей так грубо вмешиваться в них, — заявил епископ. — Сие есть великая гордыня, и грех смертный.
Сигиберт нахмурился. Его раздражал нравоучительный тон митрополита.
— Мы назначили Григория в ту епархию, где он станет главой над другими епископами, а они точно знают, что в его назначении есть изъяны, — упрямо продолжил Эгидий.
У Сигиберта начали ходить желваки, и он стал сопеть, что предвещало вспышку гнева.
— Вам, преосвященный, королева уже объяснила, зачем мы это сделали, — раздраженно сказал он. — Город Тур важен для нас. Хильперик постоянно покушается на него, и нам нужна опора в тех краях.
— Теперь о другом епископе, который был вами назначен, государь, — как ни в чем ни бывало, продолжил Эгидий. — Епископ Промот низложен.
— Как низложен? Кто посмел? — воскликнули и король, и королева.
— Его низложил Парижский Собор, который сделал это месяц назад. Я спешил привезти вам эти известия.
— И что за епископы там присутствовали? — еле сдерживая гнев, спросил Сигиберт.
— По большей части там присутствовали епископы из Бургундии и Нейстрии, — с легкой улыбкой ответил Эгидий. — Меня они туда почему-то не пригласили. Низложение Промота было первым вопросом, который подняли на том соборе. Насколько я понял, король Бургундии был разгневан тем, что вы назначили епископа в землях, которые подчиняются его епархии.
— Неужели он договорился с Хильпериком? — негромко задала вопрос королева.
— Это было бы очень скверно, — ответил ей Сигиберт.
— Братец Сигиберт совсем зазнался, — раздраженно сказал Гунтамн своему патрицию, который почтительно поедал государя глазами. — Это же ты войска Хильперика разбил, а не он. Какое он имеет право епископов назначать налево и направо?
Эоний Муммол слушал своего короля, не перебивая. Он все прекрасно понимал. Чаша весов склонилась в сторону Сигиберта, а значит нужно немного помочь судьбе, и снова придать ей равновесие.
— Ну, что думаешь? — спросил король, раздражение которого никак не утихало.
— Я думаю, государь, что вам стоит принять посла от короля Хильперика. Он прибыл неделю назад. Он привез нам его предложение о дружбе, и было бы нелишним его рассмотреть.
— Но у меня же договор с Сигибертом, — удивленно сказал король.
— Значит, пора пересмотреть условия этого договора, — скромно заявил патриций.
— Как красиво ты назвал то, что своей сути является предательством, — задумчиво сказал король, почесав бритый по воинской моде подбородок.
— Это не предательство, мой король, а простая предусмотрительность. Ведь вы уже низложили его епископа. Думаете, он ничего не понял?
— Его жена точно все поняла, — хмуро согласился Гунтрамн. — Умная стерва.
— И вот еще что, государь, — продолжил Муммол. — Король Сигиберт приведет сюда орды своих дикарей из леса, и они в Нейстрии камня на камне не оставят. Наши земли тоже разорят, им плевать, что мы воюем на одной стороне.
— А если он разобьет Хильперика, — задумчиво сказал Гунтрамн, — то я следующий. Повод не заставит себя ждать. Слишком силен он тогда станет, я его не удержу.
— Совершенно верно, мой король. Он уже напал на Арль, будучи вашим союзником.
— Хорошо, так и сделаем, — король хлопнул в ладоши. — Пиши письмо, пусть посол отвезет его в Суассон. Мы поддержим своей христианской любовью страдающего брата Хильперика, истерзанного набегами дикарей-язычников.
— Ну, надо же, а ведь ты была права, — Хильперик читал письмо, полученное от брата. Он продирался через витиеватые словеса канцелярского стиля, но общий смысл был понятен. — Святоша проклятый, готов дружить со мной против Сигиберта, представляешь?
— Я же тебе говорила, что он трус, — презрительно сказала Фредегонда. — Он понимает, что Сигиберт хочет сначала нас добить, а тогда уже за него примется.
— Да нет, он про братскую любовь пишет, — Хильперик откровенно потешался, с удовольствием цитируя особенно понравившиеся места.
— Очень смешно, — скривила прекрасное лицо королева. Она была на пике женской красоты, и даже роды не испортили ее роскошную фигуру. Она была все так же желанна для своего мужа, и речь уже не шла ни о каких наложницах. Фредегонде больше не нужно было притворяться, и она стала той, кем всегда хотела быть. С соперницами королева расправлялась безо всякой жалости, и женщины шарахались от короля, как от прокаженного. Хильперик был на редкость свиреп, но по какой-то необъяснимой причине его красавицу жену боялись куда больше. Может быть потому, что тех, кто строил глазки королю, находили потом утонувшими в отхожей яме?
— Нельзя таким шансом пренебрегать, — задумчиво сказал король. — Хотя бы для того, чтобы братца Сигиберта позлить. Пусть тоже узнает, каково это, одному против всех драться.
— Теодеберта с войском пошли, — посоветовала Фредегонда. — Ему надо опыта набираться.
Совет был хорош. Тео был старшим из сыновей короля, а на войну еще не ходил. Сына же Хлодвига били все, с кем он только ни воевал.
— Да, так и делаем, — сказал. Хильперик. — Принца Теодеберта найдите, пусть сразу ко мне идет. И побыстрее.
Последнюю фразу он сказал слуге, который с поклоном бросился исполнять приказание повелителя. Король страшно не любил, когда медлили с его распоряжениями. То, что происходило потом, редко кого оставляло равнодушным. По последней моде, пришедшей из Константинополя, король повадился виновным вырывать глаза. Ему оттуда в подарок для этой цели даже специальный прибор привезли, в виде глубокой ложки. Теперь палачу не нужно было проводить эту процедуру ножом. Цивилизация все-таки проникала в глухие леса Нейстрии, пусть и не совсем привычным способом.
А на губах королевы змеилась коварная улыбка. Она прекрасно помнила про то обещание, что дал юный принц своему дяде. Она, Фредегонда, ничего и никогда не забывала.
— А мы верим нашему брату? — вопросительно посмотрел на свою жену король, уже прекрасно зная ответ.
— Да ни на медный нуммий, — решительно сказала та, тряхнув гривой волос. — Эта церковная крыса предаст нас при первой же опасности.
— Думаю, ты права, — задумчиво сказал Хильперик. — Это на него так похоже. Но тогда, моя дорогая, города в Аквитании у нас удержать не получится. А это все меняет.
Не прошло и трех месяцев, как принц вышел в поход. Армия Теодеберта громила Аквитанию так, как, пожалуй, в последний раз это делал «Бич божий» Аттила. Дымы пожарищ устремлялись к небу, приводя в ужас горожан, которые смотрели со стен, как в пылающие угли превращаются окрестные деревни и виллы. Ненасытное войско даже убирало урожай, чтобы обмолотить и съесть то, что они не сеяли. Вырубались сады и виноградные лозы, что входили в свою лучшую пору долгие годы. Скот гигантскими табунами погнали на север, в Нейстрию, не оставляя на разоренной земле ничего. Даже крестьян, что по праву войны становились рабами, погнали на север, обрабатывать запустевшие после походов Сигиберта земли. Королю нужны были рабочие руки. Королю нужны были подати. Королю не нужен сильный богатый сосед. Пусть лучше там будет пустыня, чем лютый враг получит хоть один лишний мешок ячменя.
Процветающий край в считанные месяцы был превращен в пепелище, и лишь города, откупившиеся от разорения, с ужасом ждали голодную зиму. Даже церкви и монастыри не избегли злой участи. Северяне уничтожили все церковное имущество, что попалось им на пути. Все святые места были разорены, как будто не христианский король пошел войной, а нечистые язычники, как в стародавние времена. И даже священники и дьяконы были убиты без всякой пощады, если пробовали утихомирить буйных воинов, озверевших от крови. Участь невест Христовых была особенно страшна, и она ничем не отличалась от той, что приняли остальные женщины в тех землях.
Теодеберт разгромил войско герцога Гундовальда, присланное из Австразии, и ушел победителем в Нейстрию, оставив в городах небольшие гарнизоны. Больше там взять было нечего. Добрый король Гунтрамн не вмешивался. Он с удовлетворением наблюдал, как его братья рвут друг друга. Чаша весов снова пришла в равновесие, и он был доволен.
Король Сигиберт был в бешенстве, и он ждал своего брата. Перед ним, за рекой Сена, была Нейстрия, но удобной переправы в этих местах нет. Цвет его дружины погиб в прошлом году, и королю пришлось снова призвать из-за Рейна толпы тюрингов и саксов, что тысячами хлынули из своих лесов, как только появилась возможность пограбить нетронутые земли. Дикое стадо, которое Сигиберт с огромным трудом держал в узде, имело один большой плюс. Ему было не жалко этих людей. Бескрайние леса выплескивали охочих до добычи германцев в любых количествах, и новые воины подрастали на смену убитым, словно грибы после дождя.
Огромное войско расположилось лагерем, который занял не одну тысячу шагов. Войско, что говорило на нескольких языках, не смешивалось между собой. Саксы были рядом с саксами, а бавары — с баварами. Франки тоже стояли наособицу, свысока поглядывая на полудиких язычников. Их было мало в этом походе, но это была лучшая часть армии.
Войско Гунтрамна расположилось невдалеке. Оно не нападало, но и не давало пройти вглубь страны, где была удобная переправа. Такова была договоренность короля Гунтрамна с его братом Хильпериком. Они поклялись друг другу в дружбе, и стали союзниками.
Сигиберт назначил встречу бургундскому правителю, ему было, что тому сказать. Простой полотняный шатер укрывал короля от весеннего солнца, и он медленно накачивался вином, опрокидывая в себя кубок за кубком. Когда прибыл Гунтрамн, он был уже изрядно навеселе. Только весельем это назвать было сложно. Сигиберт был в ярости.
— Здравствуй, братец, — зыркнул он тяжелым взглядом на бургундского короля.
— И тебе здоровья, Сигиберт, — ответил тот. — Как жена, как дети? Здоровы ли?
— У меня все хорошо, слава Богу, — хмуро ответил Сигиберт. — Да вот только родной брат предал, даже не знаю, как мне теперь поступить.
— Понимаю тебя, у меня похожее горе, — кивнул Гунтрамн. — Старший брат совсем распоясался, распоряжается там, где его не просят. Смуту в церковных делах устраивает, епископов в смятение приводит. Назначает, кого попало.
— Я в своих землях распоряжаюсь, — рыкнул Сигиберт.
— Твой Промот моему епископу подчиняться должен был, братец, — парировал Гунтрамн. — Да ты, видно, запамятовал. И Григория того ты в сан возвел не по церковным канонам. Впрочем, это достойный человек, пусть сидит. Но мы с тобой одно мнение имеем, а духовенство — другое. Смута может быть, братец.
— Да плевать мне на них. Я король. Кого хочу, того и назначаю, — Сигиберт смотрел на брата налитыми кровью глазами.
— Епископов народ и духовенство выбирает, а ты только утверждаешь, — покачал головой Гунтрамн. — Да ты, я смотрю, высоко взлетел, брат. Совсем обычаи наши не уважаешь. Уже и в божьи дела стал вмешиваться. Смотри, господь покарает за гордыню твою.
— Смотри, чтобы я тебя не покарал, — со злостью заявил ему брат. — У тебя три дня. Либо отводишь войско от брода, либо я на тебя пойду. Ты все понял?
Гунтрамн побледнел. Он не хотел биться с воинственным братом, он хотел лишь запугать его своим союзом с Хильпериком. Ведь тогда он потеряет цвет своей армии, а его земли будут разорены. Даже если он победит, германцы, как ненасытная саранча, опустошат потом его королевство, не оставив там ни зернышка, ни курицы, ни барана. Язычники разрушат церкви и монастыри, что с такой любовью строил Гунтрамн. Стоит ли того клятва, данная брату Хильперику?
— Я отведу войска, — хмуро ответил Гунтрамн. — Но, если твои дикари станут разорять мою землю, я ударю тебе в спину, так и знай.
И он резко встал, вскочил на коня и поскакал в свой лагерь. Там его ждал духовник. Король покается, и ему отпустят очередной грех.
Глава 15
Поделиться книгой: