— Не знаю, — повторил господин Умукх и сгорбился так, что почти коснулся носом края столешницы.
Больше мы от него ничего не добились.
Сотрудники стали расходиться по домам — что толку, подопытный устал и на вопросы отвечать отказывался. Я тем временем вспомнил, что обещал поскорее ответить на несколько писем, и решил не откладывать до возвращения домой, а заняться этим прямо в столовой, благо здесь весьма комфортно, связь быстрая и никто не отвлекает.
Ну, насчёт последнего я немного просчитался: из коридора донеслось чудовищно фальшивое пение. Я сначала даже подивился, кто это на закрытом объекте практикуется в караоке, но когда расслышал шаркающий аккомпанемент швабры по полу, узнал певицу. Она приближалась ко входу в столовую. Господин Умукх отмер и уставился на дверной проём, хмуро ожидая её появления.
Наконец госпожа Зина возникла в дверях — задом наперёд с неизменной шваброй. Я вообще поражаюсь, почему руководство не запустило здесь робот-пылесос, хоть бы и моющий… Хотя как знать, как отреагирует на такую штуку подопытный.
Рулады не прекращались. Голос у уборщицы был сильный и глубокий, но вот по нотам она не попадала ни по одной. Уже войдя в столовую, госпожа Зина развернулась и наконец заметила нас.
— Ой! — воскликнула она на середине куплета. — А я думала, все ушли!
— Господин Умукх тут живёт, он не уходит, — напомнил я, внезапно заволновавшись, так ли это. Что если когда персонал расходится, подопытный тоже отправляется гулять?..
— Этот-то да, — охотно согласилась уборщица, немного успокоив меня. — Но ему-то что, а вам вот я работать мешаю, наверное. Вы уж извините, я думала, нет никого, а мне ж медведь на ухо наступил, вам слушать-то… Вы извините.
— Да ничего страшного, — заверил я, покривив душой из вежливости.
— Ой да страшное, страшное, — засмеялась уборщица, замахав на меня рукой. — Сама знаю. Тут просто акустика в коридоре — как в концертном зале. Мне бы слух нормальный — вот бы я тут напела, пока нет никого! А так даже самой паскудно иногда. Ну да ладно, что я болтаю, вам же работать надо… Я попозже тогда сюда зайду.
С этими словами она подхватила ведро и удалилась по коридору. Вскоре издалека снова стали доноситься отголоски популярных композиций, но сейчас они мне слух не резали — не знаю, может, волшебная акустика коридора внесла свою лепту.
Господин Умукх всё это время таращился расфокусированным взглядом в дверной проём, а потом снова вспомнил про свои фрукты и умял ещё парочку.
— Там холодильник есть, — сжалился я. — Уберите до завтра.
— Что такое холодильник? — оживился господин Умукх.
Я решил, что исследовательский корпус всё же не лучшее место для сосредоточения.
3 июляЗинаида Матвеевна, уборщица
Тётя Зина вернулась в столовую спустя час. Мух всё ещё сидел там, но в этом не было ничего необычного: после ухода учёных он обычно болтался или в столовой, или в рекреации, не зная, чем себя занять. Они б ему хоть домашнее задание давали, надо же развивать ребёнка.
Мальчишка сгорбился над планшетом, да так увлёкся, что даже не заметил её появления. Что же эти учёные-кипячёные не проведут ему курс цифровой грамотности? Мало ли что он убогий, так ведь пропадёт!
— Что ты там всё читаешь? — заворчала тётя Зина, шуруя шваброй под столами. Опять липкого чего-то налили на пол, ну что за люди…
— Про холодильник, — ответил Мух.
Тётя Зина мученически вздохнула.
— Шёл бы погулял, погода вон какая хорошая, солнышко. Сидишь тут целыми днями в четырёх стенах.
— Меня просили наружу не ходить, — сообщил Мух, рассеянно взглянув в окно.
— Кто просил-то? — насторожилась тётя Зина. Не под замком же он тут?
— Не помню… — протянул Мух и вздохнул.
Тётя Зина покачала головой и сделала себе заметку поговорить с руководителем эксперимента, а то куда это годится — подростка засадить в бетонную коробку? Это же повод для обращения в СМИ!
Размышляя о том, что именно скажет руководству, Зинаида Матвеевна прошлась подо всеми столами и дошла до того, за которым сидел Мух. Он уже не пялился в планшет, а следил за её движениями, смешно поворачивая голову вслед за насадкой швабры. Тётя Зина по привычке молча подсунула швабру ему под ноги, ожидая, что он их приподнимет, но он не шевельнулся.
— Ну что сидишь, дай помыть! — нетерпеливо поторопила она.
Мух воззрился на неё, как будто впервые увидел.
— Что дать?
Уборщица закатила глаза.
— Ноги, говорю, подними! Не понимаешь, что ли, что я пол мою?!
Мух уставился мимо края стола на свои ноги, как будто не знал, что с ними делать.
— Господи боже, ну отойди хоть! — взмолилась уборщица. И как эти учёные с ним справляются?..
Мальчишка проворно выскочил из-за стола и отбежал в дальний угол.
— Да ладно тебе шарахаться, — проворчала тётя Зина, оттирая очередное липкое пятно — самое большое, не иначе Мух тут что-то пролил. — Мне ж просто помыть.
— А зачем мыть? — донёсся до неё из угла зудящий голос Муха.
— Как это зачем? — оторопела уборщица. — Чтоб чисто было!
Она даже распрямилась, чтобы посмотреть, не придуривается ли парень.
Он задумчиво изучал пол у себя под ногами.
— А где грязно?
Зинаида Матвеевна покачала головой. Так-то вот ложки гнуть! Простых вещей не объяснили человеку, небось всё по всяким шоу таскали вместо школы.
— Ты, может, не видишь, тут вон кафель бежевый, на таком пыль и грязь не сразу видно. Но если не мыть каждый день, она накопится. А в ней микробы всякие, антисанитарно это, понимаешь?
— Ани… таро?..
Тётя Зина прислонила швабру к столешнице, села на стул и принялась в меру своего понимания объяснять микробную теорию, приводя в пример виданные на своём веку болезни друзей и родственников. Мух слушал вполуха, водя расфокусированным взглядом по помещению, но тётю Зину это не смущало, привыкла уже, что он не может долго концентрироваться. Ладно, авось хоть что-нибудь усвоит.
— Значит, — резюмировал парень, когда она закончила, — надо всех микробов отовсюду удалить. И тогда не будет болезней?
Тётя Зина нахмурилась. Что-то тут было не так. Ах да.
— Отовсюду не надо, — припомнила она далёкие школьные годы. — В людях они ж тоже есть, эта, микрофлора, во.
— Кроме людей, — понятливо закивал Мух.
Тётя Зина заикнулась было про мытьё рук, но решила, что на один раз с неё хватит. Дальше пусть учёные отдуваются, что они, зря деньги получают?
— Да, горюшко, — вздохнула она и встала, чтобы убрать свой инвентарь и пойти домой. Уже выходя в дверь, она услышала за спиной какой-то странный шелест или, может, шкворчание. Что-то треснуло, что-то скрипнуло. Тётя Зина не смогла соотнести услышанное ни с каким известным ей источником шума. А обернувшись, замерла в ужасе.
Всю столовую как будто расстреляли из игрушечного пистолета пластиковыми пульками. А может, залили кислотой. Ламинация на столешницах и дверцах шкафчиков встала дыбом, топорщась этаким ворсом. Кафель на полу покрылся выщерблинами. Стёкла окон стали непрозрачными, как будто матовыми, рамы покосились, по паре стёкол побежали трещины. За стойкой бара, где располагалась кухня, что-то дымилось, а прочее торчало искорёженными остовами.
— Мать честная, — выдохнула тётя Зина, переводя взгляд на Муха, задумчиво теребящего в руках разлезающуюся на нитки одежду. — Ты что ж сделал?
— Удалил микробов, — озабоченно ответил Мух. — Я что-то испортил, да?
Тётя Зина с грохотом выпустила из руки нетронутую коррозией швабру, прижала эту руку к сердцу и так быстро, как только смогла, помчалась к кабинету руководителя. В голове у неё пульсировала только одна мысль: лишь бы начальник был на месте, лишь бы поверил!
3 июляАнатоль Сержо, руководитель проекта
Сбивчивые объяснения уборщицы рисовали апокалиптическую картину. После прошлого раза я внушал себе, что просто устал, переработал, нервы расшатались, вот и накрыло паникой, но теперь страх вернулся сторицей. Идти смотреть на разрушения, причинённые тварью, было страшно до сведённых мышц. Но это мой проект, моя ответственность, и кому как не мне разгребать его последствия? Пришлось всё-таки пойти.
Тварь забилась в дальний угол и вид имела несчастный. Я бы, может, проникся, если бы не знал, на что способно это существо. Под ногами хрустели измельчённые остатки покрытий. Столешницы вздулись, как будто вскипели и так застыли, с полопавшимися пузырьками. Даже просто стоять в этом помещении было жутко: казалось, будто моя собственная кожа сейчас вскипит и встопорщится.
— Простите, — зазудел в углу голос твари. — Я не хотел портить… Только чтобы чисто было…
Его комариное нытьё над ухом в сочетании с доказательством его потусторонней силы играли злые шутки с моим рассудком. В голове колотилась мысль — он ведь может и меня вскипятить. В любой момент. Без предупреждения. Всех нас. Я знал это с самого начала, муданжцы ясно сказали: его нельзя укротить, нельзя заставить, нельзя ограничить. Он полуразумное существо, обладающее огромной силой неясной природы. Внезапно статуи и благовония неадекватов под забором перестали казаться мне смешными.
— Вот что отчудил, — возмущалась уборщица. — Я ж не просила, в мыслях не было…
Так, первым делом убрать отсюда эту бабку, пока не пришлось её паковать в дурку. Я молча подхватил её под локоток и вывел в коридор, подальше от ушей твари.
— Не беспокойтесь, это всего лишь мебель, — сказал я гораздо спокойнее, чем ожидал от себя. — Завтра закажу новую. Что поделать, эксперимент очень необычный, случаются казусы. Вы не привыкли, наверное, на закрытом объекте работать. Тут такого насмотришься, — я постарался не очень нервно усмехнуться.
— Да, я раньше-то в главном здании убиралась, — протянула бабка. — Там-то всё чин по чину… А этот мальчик, что ж он про микробов-то не знает ничего? Тут учёных целое здание, разве они не должны его учить? А то, видите ли, эксперимент у них, а ребёнка забросили! Что его опекуны вам скажут?
Что скажут “опекуны” — это действительно интересный вопрос. В соглашении о программе было указано, что взамен на участие в эксперименте тварь должна была получить ответы на все интересующие вопросы, если эта информация есть в публичном домене. Я не понимаю, почему это существо не может просто прочитать кучу учебников, нагуглил же он про гастрит… По спине пробежал холодок. Мало ли что он там нагуглит, мог бы вот меня так же отпрепарировать, как эти столы. Учёные точно получат по первое число за неисполнение условий. Какого рожна он проверяет свои способности на столовой мебели, а не в каком-нибудь бункере или на полигоне?!
— Совершенно с вами согласен, — заверил я уборщицу. — Завтра же проведу собрание и укажу им на недочёт. А вам за выявление выпишу премию и внеочередной отпуск.
— Отпуск? — моргнула тётка, и я напрягся, готовый подавлять сопротивление.
— Конечно! Смотрите, погода какая, а вы тут пластаетесь в четырёх стенах. Да ещё потрясения такие, надо же себя беречь! Съездите отдохните где-нибудь.
— А премия большая будет? — внезапно меркантильно уточнила бабка. — А то я на парник коплю, вот бы и заказала установку, если отпуск…
— На парник точно хватит, — облегчённо заверил я.
Наконец от уборщицы удалось избавиться — я надиктовал ИИ-ассистенту посмотреть цены на популярные среди бабок модели парников и пошёл обратно в столовую.
Как обращаться к твари, я до сих пор не придумал. Учёные зовут его по имени, но мне стрёмно — ещё оговоришься, мало ли, как он отреагирует. Не придумав ничего лучшего, я просто поклонился, как эти муданжцы всегда делают — с руками под мышками.
— Приношу извинения от лица организации за доставленные неудобства, — завёл я бюрократическую шарманку. — Помещение будет восстановлено в кратчайшие сроки. На данный момент вам рекомендуется его покинуть. В случае возникновения вопросов просьба обращать их к исследовательской группе, поскольку научные сотрудники лучше осведомлены в вопросах науки.
Тварь зашевелилась, выбираясь из своего угла, захрустела крошкой уничтоженных покрытий. Мне померещилось, или не было в нём раньше столько роста? Ответить себе на этот вопрос я не успел — существо нагнулось, завернулось само в себя, скукожилось и — в дырку в окне вылетела какая-то муха, а я остался в изуродованной столовой один.
Когда я сказал покинуть помещение, я не имел в виду сбежать с объекта!
В панике я кинулся на пост охраны, но на полпути сообразил, что в этом нет смысла: если тварь обратилась мухой и улетела в окно, охрана никак не могла её ни задержать, ни даже увидеть. А вот если я примчусь туда с перекошенной рожей и начну орать, что подопытный сбежал, я получу воз проблем и ноль решений. У охраны единственный протокол на случай неадекватного поведения подопытного — это оповестить меня. Я в свою очередь должен поставить в известность минбез и муданжца. Но я сам ему велел покинуть помещение. Меня же сместят сию секунду!
Я опустился на корточки и обхватил голову руками. Где найти эту сволочь? Как вернуть? Как от неё защититься? Муданжцы же как-то с ней договариваются.
Они ей поклоняются, — подсказал внутренний голос, — подносят дары и бормочут молитвы. Молитв я не знал, но вот если это существо можно было заманить обратно дарами… Он же любит тухлятину…
Спустя секунду я уже обзванивал ближайшие магазины, рассудив, что это будет быстрее, чем доставлять вонючий груз с ферм на производящих планетах. Успокоился, только обеспечив четыре грузовика отходов — в основном гнилых фруктов, с мясом связываться было стрёмно, как бы не поиметь потом проблем с санинспекцией. Первая машина ожидалась через час, и мои нервы не позволили мне тихо просидеть это время в кабинете. Сначала я подумал, не пройтись ли по лесу, сжечь энергию волнения, но потом осенило. Прихватив в раздевалке чью-то припасённую на непогоду кепку, я нацепил тёмные очки и выскользнул из здания, бросив охране, что я “подышать”. До забора, под которым неадекваты основали своё капище, было минут двадцать пешком, но я промчался за десять. Первый же попавшийся хиппи с удовольствием и втридорога продал мне напечатанную на 3D-принтере статуэтку Кокопелли. На подопытного они ни одна не были похожи, но я выбрал что-то хоть отдалённо напоминающее — веник косичек на голове топорщился так же, и глаза эти лупоглазые, расфокусированные…
Конечно, во дворе, у всех на виду я это поставить не мог. Да и в кабинет ко мне мог зайти кто угодно. Посмотрев на план корпуса, я выбрал неиспользуемую каморку в одном лестничном марше от моего кабинета. Там даже обнаружилось окошечко под самым потолком, которое я сразу открыл, чтобы проветрить давно запертое помещение. Уборщица сюда не заходила, и я аккуратно отключил доступ в это помещение всем, кроме себя. В соседнем кабинете нашёлся лишний стол, который я приволок в каморку. На него и водрузил статуэтку — скрюченную, в локоть высотой, с дудкой, похожей на комариный хоботок. Даже смотреть на неё было жутко. Но тут с охраны позвонили — приехал первый грузовик гнили. Я пошёл встречать, захватив по дороге в рекреации декоративную чашу, чтобы нагрести в неё “подношений”.
Глава 4
4 июля
Доктор Поэма, наблюдающий скептик
Как-то раз на Эспаге я зашёл на рынок, но очень быстро вышел оттуда, сбежав от крепкого аромата гниющих фруктов. Каково же было моё удивление, когда этот самый запах встретил меня у ворот исследовательского корпуса.
Первым делом я сунулся в столовую спросить коллег, чем это несёт, но столовая оказалась закрыта на ремонт, дверной проём затянут антипылевой плёнкой, а изнутри доносились стук ручного инструмента и жужжание электрического. Коллег удалось найти только в рекреации.
— Оценил кучу? — весело приветствовал меня главный лингвист проекта.
Я растерянно помотал головой, и меня отвели к окну. Рекреация находилась на третьем этаже, и окна её можно было разглядеть из-за забора, поэтому в них были установлены матовые стёкла, так что, чтобы выглянуть, требовалось открыть створку. Снаружи запах был почти невыносимым, но я застыл, узрев, что творилось во дворе. Прямо начиная от зоны отдыха с лавочками и до внешнего забора возвышалась куча портящихся фруктов. Под палящим июльским солнцем она разжижалась прямо на глазах.
— Что это?..
— Руководитель расщедрился на гостинцы для господина Умукха, — пояснил лингвист, закрывая окно.
— Он издевается, что ли? — шокированно прошептал я. Нет, ну одно дело переспелых бананов гроздь из дома принести, но это же явно оптовая… закупка? Утилизация?..
— Вовсе нет! — заныл над моим плечом голос господина Умукха, и я, честно говоря, малость шарахнулся от неожиданности. Только что там никого не стояло. — Господин Сержо очень заботливый и добрый!
Мы с лингвистом переглянулись. О том, с каким отвращением руководитель проекта относился к подопытному, были осведомлены все на проекте. Это невозможно было не заметить. Однако мы уже выяснили, что господин Умукх с большим трудом распознаёт внешние проявления человеческих эмоций, а язык тела не понимает вообще. Но если сам господин Умукх не заметил враждебности, то, наверное, не стоит его разубеждать. Как знать, что случится с проектом, если он потребует заменить руководителя, а то и вовсе откажется участвовать.
— Я просто неудачно выразился, — пошёл я на попятный. — Конечно, господин Сержо обязан предоставлять вам всё необходимое.
Сегодня, как назло, к нашему коллективу присоединились ксенофизиологи, которых до того не могли допустить, потому что их кафедра не проходила какую-то государственную проверку. Перед новыми коллегами было неловко за вонь, но что поделать.
Они довольно быстро выяснили презанимательнейшую вещь: господин Умукх не управляет в полной мере своим телом. Точнее сказать, он не управляет им с той степенью детализации, с которой это может делать человек. Скажем, он спокойно поднимает одну ногу за другой, когда ходит, но если просто попросить его поднять ногу, он не понимает, как это сделать. То же самое касается и прочих движений: он оказался абсолютно неспособен к танцам и даже элементарной зарядке, как кукла, у которой конечности поворачиваются только в пределах подвижности шарниров.
В разгар нашего жаркого обсуждения этого феномена в рекреацию явился господин Сержо. Выглядел он скверно — синяки под глазами, отёкшее лицо, тремор в кистях рук. Чувствую, этот проект даётся ему дорогой ценой.