Помоги проекту - поделись книгой:
— Засветил — значит, по-другому не мог. Дядька он жизнью битый, тёртый, вот так вот, с бухты-барахты, на нашего агента выходить не стал бы. Значит, припёрло… — генерал покачал головой: — Тяжко у меня что-то на душе, Левченко… Думаю, беда с Лаци приключилась… Тамаш этот у нас давно на связи?
— С девяносто пятого года.
— Ранее мы его где задействовали?
— В операции «Варшавское танго». Сработал без замечаний. После неё мы вывели его в резерв — его лицо запомнили охранники архива, могли опознать.
— Насколько я помню, он — один из людей Лаци. Так?
— Да, был закреплен за подполковником Румянцевым.
— Лаци ему позавчера позвонил, попросил о встрече — так?
— Так точно, но сначала выяснил, имеет ли тот рабочую связь с «другом с Востока».
— То есть Лаци хотел что-то важное нам передать — так получается? И значит, та его открытка — был сигналом о том, что мы должны выйти с ним на связь?
Левченко кивнул.
— Получается так.
— Тамаш вчера утром выехал из Будапешта в Дёндёш, где у него была назначена встреча с Лайошем. На въезде в город он был остановлен дорожной полицией, и около получаса доказывал им, что не имеет ничего общего с правонарушителем, который за час до этого совершил наезд на пешехода и скрылся с места преступления. Когда он все же доехал до точки рандеву — Лайоша Темешвари на месте не обнаружил. Когда начал ему звонить — услышал зуммер вызова из стоящей рядом машины. Что дало ему основание предположить, что Лаци исчез… Так?
— Совершенно верно.
— А раз верно — то Лайоша похитили, это к бабке не ходи. Похитили те, кто прослушивал его телефон, был в курсе, где и с кем он будет встречаться; они же брякнули дорожной полиции — чтобы задержать Тамаша на то время, что им понадобилось, чтобы похитить полковника Темешвари. И что-то, ты понимаешь, подсказывает мне, что похитили его совсем не для того, чтобы оставить в живых…
Генерал тяжело вздохнул, и, сев в свое кресло — опять взял в руки донесение подполковника Румянцева. Ещё раз прочитав его, он поднял глаза на Левченко, и прогнав с лица печальную тень — произнёс:
— Значицца, так. Странника нашего на Тамаша выводить не будем — тот после звонка Лаци, как ты говоришь, засветился, его те, кому это положено, в любом случае взяли на поводок — если до этого уже не держали, так что, рано или поздно, но нашего парня те, что играют за чёрных, идентифицируют; сам понимаешь, чем ему это может грозить. В Дёндёштарьяне Одиссею ни о каком Лайоше Темешвари никого расспрашивать ни в коем случае не следует — по той же причине; пусть отыграет свою роль виноторговца, и не более того. Городок этот, как я понимаю, маленький, скорее даже деревня — так? — Левченко молча кивнул, — а значит, происшествие это и так будет у всех на устах. Наш парень в любом случае что-то узнает — просто из разговоров на улицах, в конце концов. Передай ему, пусть там поживёт денька три-четыре, пусть найдет пару винных погребков, вина пусть попьёт, разговоры поразговаривает, вспомнит времена СЭВа, его, в отличие от Варшавского договора, в наших бывших протекторатах вспоминают с удовольствием… В общем, пусть послушает людей, никак себя не выдавая.
Левченко удивлённо спросил:
— И всё?
Калюжный кивнул.
— И всё. Есть, ты понимаешь, у меня надежда, что тот, кто Лаци дал какую-то важную информацию — да такую важную, что полковник Темешвари решил плюнуть на все нормы безопасности и даже ценой своей жизни нам её сообщить — нашего странника САМ найдёт…
О как! Вчера велено было землю носом рыть — а сегодня, наоборот, велено расслабиться и наслаждаться жизнью! При этом продолжать строить из себя виноторговца. Воистину — неисповедимы пути Господни…
Выехал он, как и планировал, в половину девятого утра — благо, номер сдавать никому не пришлось, достаточно оказалось просто оставить ключи на стойке пустой (видно, давешняя девица славно отдохнула ночью!) рецепции. Машину он вчера оставил в соседнем дворе — в святой уверенности, что вряд ли кому-то захочется вскрыть его древнюю «жигуляку». Так оно и оказалось — правда, пришлось минут десять искать ключницу, дабы та отперла закрытые на ночь ворота. Мельком глянув на экспозицию бронетехники, живописно разбросанную среди деревьев старого парка, окружавшего здание музея Словацкого национального восстания, Одиссей только вздохнул с огорчением — вот так всегда, самое интересное посмотреть и не довелось…
Выехать на семьдесят седьмое шоссе оказалось проще простого — ну а дальше дорога вывела его к венгерской границе, каковую они вдвоём с «жигуличкой» и пересекли в половину десятого утра. Дальше, правда, пришлось немного поблукать по дорогам вокруг Будапешта — за те десять лет, что он не был в Венгрии, их изрядно понастроили — но все же к полудню удалось вырулить на автостраду, идущую на восток — уплатив на заправке полторы тысячи форинтов за матрицу.
Съезд на Дёндёш оказался в двенадцати километрах от Хатвана. Одиссей бодро свернул направо, нырнул под мост — и вот она, старая дорога на Мишкольц, разжалованная в муниципальную трассу номер три. До Дёндёша тут ехать всего нечего, ну а там нам нужна будет улица генерала Дамьянича — которая и должна вывести его на дорогу на Дёндёштарьян…
Мэрия Дёндёша оказалась ещё той консерваторией (в смысле — прибежищем консерваторов) — в городке, с дореволюционных, по ходу, времен, сохранилась и улица Пушкина, и улица Первого мая — к тому же укомплектована эта мэрия была, судья по всему, людьми, не лишёнными чувства юмора: в городе обнаружилась улица Эсперанто! Да и улица Пушкина здесь была не просто так — как писали года два назад газеты, в здешнем университете имени Роберта Кароя был установлен бронзовый бюст Александра Сергеевича, специально привезенный из Москвы. Хотя, исходя из каких резонов это было сделано — убей Бог, не пойму. Стихи Пушкина на венгерском сейчас вряд ли кто-то здесь читает… Скорее, это такая дёндёшская фига в кармане столичным снобам: дескать, у вас там в Будапеште процветает русофобия, так вот мы вам — в отместку!
А вот и улица генерала Яноша Дамьянича; она нас в нужную сторону и выведет — вдоль бесконечных рядов виноградников, на юг от дороги уходящих за горизонт, а на север — утыкающихся в горный массив Матры. Да, ничего не скажешь, местность здесь сугубо винодельческая — сырья с этой лозы не на один завод хватит!
На выезде из Дёндёша его застал звонок Левченко.
— Саня, ты уже на месте?
— Пока нет, но минут через пятнадцать, думаю, буду.
— Саня, вчерашнее задание отменяется. Ни у кого НИЧЕГО не спрашивай! Никого не ищи! Ты — виноторговец, интересуешься местными винами. И ВСЁ! Ты меня понял?
Ого! Что-то в лесе сдохло — задание отменяется!
— Да, Дмитрий Евгеньевич, вас понял. Никого искать не буду, пробегусь по винным лавкам, зайду на заводик этот, побалакаю с тамошними виноделами. Ни у кого ни о ком расспрашивать не буду. Меня в этом городке никто не интересует… Только здешние вина! Правильно я понял вашу мысль?
— Правильно. Поживи там три дня, послушай, что народ говорит, в венгерском попрактикуйся. ТОЛЬКО слушай!
— Да, понял. Вам пару бутылок здешнего шаргамушкотая привезти?
— Сдурел — пару? Ящик!
— Гут, как скажете. Конец связи.
Что ж там такое в Москве произошло, что от поисков загадочного господина Темешвари ему велено отказаться — и велено недвусмысленно? Нашёлся без меня? Ладно, что тут гадать — ехать надо…
Дёндёштарьян оказался небольшой, уютной, хотя и не без претензий на некую значительность, деревенькой. Улица Героев (она же — Хёшек утца, это если по-мадьярски) вывела его к центру поселения; ориентиром для поиска винзавода Euronix, как сообщил всезнающий Гугл, должен был служить шпиль колокольни бывшего монастыря — каковой тут же и обнаружился. Улица Пётёфи, на какой располагался искомый винзавод, нашлась прямо за углом — так что даже не пришлось брать языка и устраивать допросы с пристрастием. Хорошо ориентироваться в маленьких селеньях…
Десяток потрёпанных легковушек, неброское, без всей этой ненужной столичной помпезности, административное здание… Да, а заводик, по ходу, не из шибко успешных! Хотя, как говорят знатоки, здешние белые вина, особенно траминер, сюркебарат и мускат — отменно хороши; что ж, побачим, шо воны тут робьять…
Вход в администрацию оказался весьма затейливым — сначала по крутой каменной лестнице вверх (на второй этаж — который с улицы был вторым, а со двора оказался первым), затем по крытой галерее вдоль десятка довольно пошарпанных дверей — до приёмной директора. Однако, здешние главари весьма малое внимание придают внешнему блеску… Или их вина настолько хороши, что у них и нужды в показном благополучии нет?
Сидящая за столом пожилая секретарша, внимательно что-то читавшая, оторвала покрасневшие глаза от текста, и на его «Кёзет чоколом!»[18] буркнула что-то очень похожее на отечественное «Ходят тут всякие…» — но, тем не менее, начальству о приходе человека, говорящего с акцентом, тут же доложила — Одиссей разобрал в её монологе, обращённом к телефону, отчётливое «кюльфёльди»[19]. Давай, тётка, не тормози, приглашай к шефу!
— Kérem! — и на дверь показывает. Гут, пройдём… Что? СТОП! Что это у неё на столе!?
— Бочанат! — и, мучительно подбирая слова (ещё бы, столько лет не было языковой практики!), произнес, указывая на лежащую на столе у тётки местную, судя по формату, газету: — Ходь олвасни уйшагот? — Спохватился, что тётка не поймёт, добавил: — Аз уйшагот! — Но тётка всё поняла и протянула ему требуемый экземпляр
— Пан надпоручик, вы можете сейчас зайти к нам? — в голосе прапорщика Дворжака Крбушик, к своему немалому удивлению, услышал нотки растерянности и неуверенности. Милан Дворжак — и неуверенность? Бред какой-то…
— Хорошо, Милан, сейчас зайду. Допрашиваемый у тебя?
— Только что отправил его в камеру. По этому поводу, собственно говоря, я и хочу с вами поговорить.
— Иду.
Крбушик сложил документы по делу похищения у митровицкого пастора его велосипеда в папку, закрыл её в сейф — и только после этого вышел из кабинета. Коллеги всегда подтрунивали над ним за этот почти немецкий педантизм — но надпоручик никогда не оставлял бумаги по делам, которые вёл, на столе, если отлучался из кабинета даже покурить — мотивируя это тем, что беспорядок в голове начинается с беспорядка на рабочем месте.
— Ну, Дворжак, что у тебя стряслось? Чем тебя напугал этот дебошир?
Вместо ответа прапорщик молча придвинул к Крбушику папку с парой заполненных от руки листов бумаги четвертого формата.
— И что? — иронично спросил надпоручик, беря в руки эти бумажки.
— А то, пан надпоручик, что этот Ясенский — не Ясенский.
Ого! Смелое заявление…
— Почему ты так решил?
Прапорщик оживился.
— В-первых, по-словацки он пишет с ошибками…
Крбушик улыбнулся.
— Если мы за это будем всех виновных карать — боюсь, у нас в округе нужно будет пересажать три четверти населения!
— Вы не поняли, пан надпоручик. Это не орфографические ошибки. Это… — Дворжак на минуту задумался, пытаясь сформулировать свою мысль, а затем, не найдя верного слова, отрубил: — смысловые! Вместо словацких слов этот Ясенский вставляет польские. Три раза в объяснительной и четыре — в биографии.
Любопытно… Весьма любопытно!
— А в чём его обвиняет хозяйка мотеля?
— Вечером напился, устроил дебош, поджег ковёр в гостиной, когда приехала полиция — вахмистр Мажура с напарником — бросился с ними в драку. Утром протрезвел, долго извинялся — но хозяйка наотрез отказалась забрать заявление. Ну а когда я его начал допрашивать — понял, что здесь что-то нечисто. Человек приехал на Нитру из Спиша, а зачем — сам не знает, плетёт что-то о желании посмотреть горы… Это человек-то из-под Высоких Татр! Путается в мелочах — сказал, что готов заплатить за сгоревший ковёр тысячу крон, а ведь у нас уже второй год — евро… Говорит, что едва не закончил академию искусств в Банской-Бистрице — только вот механико-математического факультета, на котором он якобы там два года обучался, в этой академии нет. В общем, много чего странного он тут мне рассказал. Заставил его всё это написать — и вот… — и Дворжак кивнул на бумаги, которые надпоручик держал в своих руках.
Крбушик пожал плечами.
— Пока криминала я в этом не вижу. Польские слова? Может быть, человек долго жил в Польше. Может, у него мама полька… Наврал про высшее образование? Хорошо с фантазией у человека… Пока здесь никакого состава преступления нет. Ошибки — есть, но…
— Это не всё. Его паспорт — он настоящий, тут всё в порядке. Но… Нет и не было никакого Бертила Ясенского в Старой Любовне! НИКОГДА не было!
Надпоручик опешил.
— То есть как — не было?
— Так. Я позвонил моему коллеге — мы вместе учились в Братиславе, он сейчас в Спише работает в криминальной полиции, именно в Старой Любовне. И я попросил у Франека навести справки об этом Ясенском — ну, были ли ранее приводы в полицию, и вообще — как он с точки зрения закона. Так вот, Франек два часа искал сведения об этом человека — и НИЧЕГО НЕ НАШЁЛ! То есть вообще ничего! Ни сведений о его рождении, ни о его семье, ни о его учёбе в школе — ноль! Такого человека в Старой Любовне никогда не было — тем не менее, у него на руках подлинный паспорт тамошнего жителя, и в биографии он пишет, что родился и всю жизнь там прожил… — Прапорщик посмотрел на Крбушика взглядом растерянного и мечущегося в сомнениях человека.
— А паспорт подлинный…
— Да, все документы настоящие — и водительское удостоверение, и социальная карта, и паспорт… Всё настоящее — только человек фальшивый!
Крбушик пожал плечами.
— Знаешь, Милан, если бы это случилось лет тридцать назад — я бы подумал, что это шпион, заброшенный к нам с запада. Если бы мы жили с тобой в Чехии — я бы подумал, что это русский шпион, чехи эти забавы с русскими шпионами любят. Но мы с тобой в Словакии — которая никакой разведке и на геллер не нужна… И теперь вопрос — кто этот человек?
Дворжак пожал плечами.
— Утверждает, что Бертил Ясенский, гражданин Словакии, проживающий в Старой Любовне, образование — пять семестров академии искусств, чуть-чуть не дотянул до бакалавра, по специальности — автомобильный механик, работает на пневмосервисе в Спишской Белой.
— На этот сервис ты звонил?
Прапорщик обреченно кивнул.
— И что?
— Никогда там о таком человеке не слыхали…
Надпоручик тяжело вздохнул. Вот же ситуация! И что теперь делать? Как жаль, что майор с утра уехал в Нитру…
— Пан надпоручик, что мы с этим человеком будем делать? — Дворжак оторвал Крбушика от тяжелых мыслей.
Хороший вопрос… Только что на него ответить?
— Погоди, Милан, не спеши загонять меня в угол. Пани Гавличкова, ты говоришь, заявление наотрез отказывается забирать?
— Наотрез.
— Ну вот и славно. Давай-ка мы составим бумагу в административный суд — с требованием ареста для этого дебошира. Не штрафа, а именно ареста!
— Но… Но зачем?
— А затем, Милан, что за эти двенадцать дней, что он у нас по приговору судьи Коларжика будет сидеть, мы постараемся хотя бы что-нибудь о нём выяснить. А если не получится — сообщим о нем в Братиславу, в центральный аппарат. Пусть они там с ним разбираются — кто он такой и откуда к нам прибыл…
Прапорщик кивнул.
— Разумно. Я тоже думаю, что отпускать этого субчика, взяв с него штраф — было бы крайне легкомысленно. Так я пишу отношение в административный суд?
— Пиши, и отправь прямо сейчас, пока судья Коларжик ещё на работе. Я ему позвоню и попрошу, чтобы он принял решение по нашему преступнику уже сегодня.
Прапорщик кивнул и тут же, достав из своего стола бланк отношения, вставил его в принтер — после чего довольно ловко начал набирать текст, почти не глядя на клавиатуру. Надпоручик, в очередной раз позавидовав такой ловкости Дворжака — сам он набирал тексты двумя пальцами, и на простой запрос у него уходило минут двадцать — пошёл к себе, на ходу размышляя о диковинной птице, случайно попавшей в их силки.
Странный человек с документами, выписанными на несуществующее в природе лицо; кто он и, что гораздо важнее — что он собирался делать дальше? Пани Гавличкова, когда звонила рано утром в дежурку — что-то говорила о том, что её буйный постоялец собирается уехать, и просила полицейских приехать как можно быстрей — пока тот не скрылся «с места преступления». То есть их городок не был конечной точкой его маршрута… По словам хозяйки мотеля, такой точкой постоялец, когда заселялся вчера вечером, назвал Нове Замки. Это по-словацки, по-венгерски это — Ёршекуйвар. Что он собирался делать в этом Ёршекуйваре? И не имеет ли — чисто гипотетически — отношения к этому странному человеку тот микроавтобус с оружием, что разбился на полузаброшенной горной дороге, ведущей в Златы Моравцы, неделю назад?
Очень много вопросов — на которые пока нет ответов. Что ж, им остаётся одно — задержать этого подозрительного человека без прошлого на максимально возможный срок — и попытаться разобраться в этом деле. Если, конечно, получится…
А вообще — что-то слишком много странных событий стало происходить вокруг — и от всех от них остаётся какой-то уж больно отчётливый привкус металла… Металла — и пороха.
Пожалуй, не будет лишним известить обо всём этом далёких друзей…
— Поговорил с директором этой фирмы. Взял образцы, прайс-листы, этикетки… В общем, всё, что вы велели. Да, и ещё, Дмитрий Евгеньевич… Вы говорили, что этот Дёндёш и его окрестности — тихая и спокойная провинция, сонная и уютная глухомань, и что кража гуся в здешних местах — серьезное преступление…
Шеф мгновение помолчал, переваривая сказанное, а затем поддержал игру Одиссея:
— Ну да, говорил. А что, разве это не так?
Поделиться книгой: