Попивая чай, я 20 минут следил за работой Алексея Николаевича. Передо мной будто предстал совершенно другой человек, отличный от того, которого я вижу на работе. Его глупый, потерянный взгляд, который я часто наблюдал, сменился уверенным. От каждого его движения веяло спокойствием и вместе с тем надежностью.
— Какушкин, — не отрывая взгляд от сапога, обратился ко мне Алексей Николаевич. — Хотел бы — если тебе будет не в тягость ответить, — узнать про твою личную жизнь. А то сегодня утром ты был не очень разговорчив на эту тему.
Я посмотрел на полицмейстера.
— Конечно, если есть что скрывать, я больше спрашивать не буду, — видимо, почувствовав мой взгляд, добавил Чудновский.
— Собственно, нечего скрывать, — ответил я и тут же замолчал.
Что это было? Откуда во мне возникло желание открыться Алексею Николаевичу? Была ли то причина в окружающей обстановке или же в ароматном и вкусном чае? А может быть, я был одурманенный новым амплуа Чудновского, в котором он тогда предстал передо мной? Ответа не было.
“Но коли вышло так, что я, не подумав, ляпнул фразу, за которой должна последовать история, пусть будет так, — подумал я. — В любом случае, ничего страшного не случится, если Алексей Николаевич узнает частичку моей биографии”.
— Была одна особа, с которой я познакомился в дни моей учебы в полицейской школе, — сказал я и для храбрости сделал глоток чая. — Впервые мы увиделись в торговой лавке. Я выбирал подарок другу, а она со своими подругами стояла в паре шагов от меня и кокетливо хихикала, то и дело бросая любопытный взор в мою сторону. Я был смущен. Никогда не знаешь, над чем смеется незнакомая группка дам. Но стоит им поочередно взглянуть на тебя и продолжить хихикать, как все сомнения тут же улетучиваются. Тогда мне показалось, что для них смешон мой внешний вид. В те годы я не носил хорошей одежды. На студенческую стипендию покупал на рынке уже ношенные кем-то сюртуки, рубашки, ботинки. И человек, знающий вещам цену, мог легко это заметить. И вот я, залитый краской, стыдящийся своего положения, выбежал из лавки, позабыв купить подарок другу. Оскорбленный я шел по улице, как вдруг услышал за спиной голос, настойчиво просивший меня остановиться. То была она. Подбежав ко мне, Клара — так ее звали, — начала извиняться и утверждать, что они не смеялись надо мной, а скорее решали, как позвать меня в их компанию. Я был удивлен. Так мы и познакомились. Конечно, тут начался, несмотря на кошмарную развязку этой истории, один из светлых периодов моей жизни. Мы с Кларой понравились друг другу, начали все чаще и чаще проводить время вместе. Знакомили друг друга с друзьями, и в итоге спустя месяц это переросло в нечто большее. Я ее полюбил. Стоило мне это осознать, как тут же появилось навязчивое желание озвучить это Кларе. Назначив встречу в тихом парке, мы увиделись тем же вечером. Я взял ее за руку и готов был произнести заветные три слова, но вдруг… вдруг она меня перебила. Начала воодушевленно тараторить про неравенство, бедняков, империализм, бедных рабочих… про…
— Коммунизм, — печально на меня взглянув, добавил Чудновский.
— Вы правы, — вздохнул я. — Она была коммунисткой. И черт бы с этим! Начиталась книжонок, набралась непонятных идей. Дело было в том, что она оказалась не просто коммунисткой, а одним из самых гнусных его проявлений — анархисткой! Еще тогда, во время нашего знакомства, она увидела, во что я одет и узрела во мне потенциального революционера. Студент без денег, не имеющий никаких титулов, званий. Я попытался что-то ответить, но она выпалила всю свою подноготную. Клара состояла в подпольной ячейке анархистов, которая планировала устроить серию терактов в столице, и тем самым сделать шажок в сторону Всемирной революции. Вы понимаете? Она хотела сделать из меня террориста! Только это ей и было нужно, а мои … — я замолчал. Полностью раскрывать весь контраст чувств, который я испытывал к Кларе, не было желания. Выпив оставшийся на дне чашки чай, я продолжил: — Так мне разбили сердце. Конечно, в тот же вечер я сказал ей, что не разделяю коммунистических идей и пригрозил, что стоит мне выпуститься из полицейской школы, как их ячейку быстро прикроют.
— А она что? — спросил Чудновский.
— Сказала, что ошиблась во мне… И молча ушла. Но позже, как мне стало известно, Клара покинула столицу. Предполагаю, опасаясь за себя и своих террористов.
В мастерской стало тихо. Алексей Николаевич не двигался и грустно смотрел на подошву моего сапога.
— Ох, эта любовь, — с наивной улыбкой произнес он. — Вот, например, моя жена. Знаешь, как мы познакомились?
— Нет, — встрепенулся я и, желая прогнать душевную тоску по Кларе, весело добавил: — Расскажите!
— Нас познакомил Микола. В то время я переживал не самый легкий период в своей жизни, связанный со смертью матери. Впал, как вы, люди академического склада ума, говорите, в глубокую депрессию. Месяц безвылазно лежал в кровати, чуть не лишившись должности полицмейстера. Ну и Микола решил помочь. Явился ко мне и сказал, что у него есть знакомая, которая недавно разбежалась с парнем. Пообещал познакомить. Скажу так: тогда у меня не было никакого желания заводить какие-либо отношения с женщинами. Но Микола настоял. За что я ему благодарен до сих пор. Так вот, — Алексей Николаевич тепло улыбнулся. — Прихожу я в харчевню, где была запланирована наша встреча, вижу Миколу и… ее. Как я остановился в дверях, так и продолжил там стоять в неописуемом шоке.
— Наверное, из-за того, что она… — я замялся, пытаясь подобрать нужные слова. — …была маленького роста?
— Нет! — весело ответил Чудновский. — Для меня это не имеет значение. Меня удивило то, что она была из труппы Миколы! Как-то раз я посещал их представление, и тогда эта маленькая, божественной красоты женщина, выступавшая в манеже, украла мое сердце. А тут…БАЦ! Она собственной персоной! Как ты сказал? “Один из светлых периодов моей жизни!”
Повертев сапог в руках, Чудновский громко цокнул языком.
— Готово! Принимай работу!
Осмотрев место, где разорвалось голенище, я не мог поверить своим глазам. Чудновский настолько мастерский его починил, что даже самый придирчивый брюзга не смог бы понять, что сапог когда-то был порван.
— Великолепно, Алексей Николаевич, — не сдержав восторга, произнес я. — Что вы хотите за эту волшебную работу?
— Давай сыграем в шашки?
— Раз такой оплаты вы желаете, — вздохнув, ответил я. — Несите доску.
Чудновский выбежал из мастерской и вернулся обратно спустя пару минут.
— Вот тебе анекдот, — весело произнес он, раскладывая шашки на доске. — Знаешь, как называется будка на кладбище, где сидит сторож? Живой уголок!
Я тихо засмеялся. Алексей Николаевич увидел мою реакцию и продолжил травить шутки. Так мы просидели до поздней ночи, разыгрывая партию за партией под анекдоты и веселые истории из жизни Чудновского.
Провожая меня на пороге своей квартиры, Чудновский предложил вызвать кучера и уже был готов три раза дунуть в свисток, но я вежливо отказался, решив прогуляться по ночному городу. Попрощавшись с полицмейстером, я двинулся вдоль темной улицы в сторону своего дома.
Я с интересом рассматривал фасады зданий, рассуждая об их истории. Воображал, как архитекторы, склонившись над чертежами, отмеряли и чертили новые линии, рассуждая, каких размеров должны быть помещения. Вдруг я поймал себя на мысли, что настырное желание привязать очередное преступление к тому или иному месту пропало, что сейчас мне выпала возможность непредвзято оценить город. С чем это было связано? С усталостью? А может быть из-за проведенного вечера с Чудновским? Я признался себе, что вечер прошел неплохо, и после неудачи с торговцем это была хорошая эмоциональная разгрузка.
Я подошел к таверне и остановился. Внутри звучал веселый смех и перезвон посуды. Праздный гомон через окна разливался по спящей улице. Вдруг дверь таверны распахнулась, и оттуда вывалились двое радостных мужиков. Закинув руки на плечи друг друга, они вразвалочку прошли мимо меня.
— Степан! — громко кричал один из них. — Друг мой! Помнишь, как мы в детстве друг другу морды начистили из-за гнилой палки?
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялся второй друг. — Помню! Мы тогда вообразили, что это самый острый меч на всем белом свете и что лишь один достоин поднять его! А помнишь, как в школе ты приревновал меня к Любке и полез драться, не разобравшись?
— О, да-а-а-а, — протянул первый друг. — Я все наши драки помню! И в озере, и на мой день рождения и… — он икнул. — Эх, Степан! Что же хранит нашу дружбу так долго?
— У-В-А-Ж-Е-Н-И-Е! — прерывисто произнес второй друг.
Друзья скрылись за углом одного из домов. А я задумался. Задумался о странном.
“Смог бы я подружиться с Чудновским? И хочу ли я этого?”
Встряхнув головой, я отогнал от себя эту мысль и продолжил свой путь домой.
Глава 8
— Придурки! Придурки! Придурки! — кричал губернатор, грозно расхаживая по кабинету Чудновского. — Как можно было устроить переполох в центре города, да при свидетелях, да еще и труп оставили лежать посреди трамвая?! Вы… вы хоть бы не поленились накрыть его каким-нибудь одеялом, а то валялось тело, и только ленивый прохожий не поглазел на него!
— Господин губернатор, — осторожно произнес я. — Но мы же пытались обезвредить и схватить опасного преступника живым. К тому же, он выпустил много газа, что грозило нам…
— А ты докажи, что вы его лишь скрутить пытались! — губернатор активно жестикулировал руками, заставляя шнурки эполетов судорожно трястись на плечах. — Вы придурки! Что уже об этом говорить то… По факту, у нас вонючее тело какого-то бродяги и нелепые слухи, захватившие город! “Полицмейстер и его помощник хлопнули неизвестного нищего”! Все! Вы зацепки нашли? Новые улики? Нет! Придурки! — Беляковскый грозно замолчал.
— Поймите, — вновь сказал я. — Мы оказались близки к разгадке личности маньяка. Нужно немного времени и тогда ему уже не скрыться.
— Какушкин прав, — поддержал меня Чудновский. — Еще чуть-чуть и…
Алексей Николаевич внезапно замолчал, когда увидел раздраженный взгляд губернатора, просвечивающий сквозь стеклышки пенсне.
— Почему сопляк смеет со мной разговаривать? — Грозно спросил Беляковскый. — Кто здесь полицмейстер: ты или бывший студентишко?!
— Прошу Вас извинить моего подчиненного, господин губернатор, он не в себе после произошедшего, — ответил Алексей Николаевич, послушно свесив голову. — Я знаю имя убийцы. Сейчас мы его ищем.
Губернатор, казалось, замялся. Он слегка ссутулился, а на лице появилась едва заметная растерянность.
— Кто же он, этот загадочный маньяк? — cпокойно и с легким волнением спросил Беляковскый.
— Тихон Телорез, господин губернатор, — уверенно ответил полицмейстер.
Губернатор пристально смотрел на Чудновского. В неловкой тишине можно было слышать лишь тихую одышку Беляковского. Вдруг губернатор разразился звонким смехом. Его живот весело трясся и, казалось, бряцающие на груди медали аккомпанировали в такт хохоту губернатора, издевательски позвякивая.
— Ну ты даешь, полицмейстер, — Беляковскый смахнул скатившуюся по щеке смешливую слезу. — Придурок… Этого не может быть. К твоему сведению, Телореза не видели в городе больше года, а месяц назад он засветился в столице. Лучше бы ты молчал, ей Богу! Выставляешь свою некомпетентность на всеобщее обозрение. Так, вернемся к делу. Кто из вас открыл огонь в трамвае?
— Я, господин губернатор, — не раздумывая, ответил Чудновский. — Я начал стрелять.
Самодовольно качнув головой, губернатор продолжил:
— Теперь перейдем к более важному делу. Завтра в город с инспекцией приезжает министр внутренних дел и, по моим сведениям, планирует задержаться здесь на шесть дней. В связи с этим приказываю приостановить дело на неделю во избежание казусов, подобных вчерашнему. Мне не нужно, чтобы вы оскверняли лик города, плод моих трудов, своим безрассудством. Вот когда министр уедет, то палите в кого угодно.
— Но так нельзя, — возмущенный прозвучавшим приказом, произнес я. — Непозволительно спускать следствие на тормозах. Преступники от этого лишь выиграют!
Лицо губернатора стремительно побагровело и, подойдя ко мне, он обратился к Чудновскому:
— Если Вы, Чудновский, не способны приструнить своих подчиненных, то это сделаю я! — маленькие глазки губернатора презрительно забегали по моему лицу. — Ваш помощник отстранен от следствия! Отправьте его мыть полы или открывать двери участка! Приказываю сдать ему табельное оружие!
Беляковскый будто сжал мое сердце своей пухлой рукой и вырвал из груди. Переча губернатору, я понимал, что негативных последствий не избежать, но материализуются они лишь в самый худший из возможных вариантов — выговор. Отстранение от следствия явилось для меня полной неожиданностью. Потеряв дар речи, я посмотрел на растерянного Чудновского. Он было постарался что-то возразить, но губернатор его резко оборвал:
— Если попытаешься что-то сказать — и тебя отстраню. Завтра утром найди себе нового помощника!
Самодовольно расправив складки мундира, губернатор вышел из кабинета, не удосужившись попрощаться.
— Почему Вы не попытались его отговорить? — обратился я к Чудновскому, не в силах сдвинуться с места.
— Он бы и меня отстранил, а может, и того хуже… я мог бы потерять свое место. — виновато ответил полицмейстер, плюхнувшись в свое кресло.
— Никто бы Вас не уволил! — нахлынувший гнев снял с меня оцепенение. Я подошел к столу Чудновского и продолжил: — Пока вы лежали без сознания в трамвае, торговец проговорился о том, что губернатор причастен ко всему происходящему! А это говорит о том, что Вас бы он не убрал с этой должности! Такой полицмейстер, как Вы, ему выгоден, вот и все!
— Вдруг ты ошибаешься? — Чудновский хлопнул руками по столу. — Ты всегда уверенно трындишь про мою некомпетентность, ни грамма не сомневаясь в своих словах! Ведешь себя, как самодовольный ребенок! Таких я встречал в своей жизни немало, и ни к чему хорошему их самоуверенность не приводила! Вот что я тебе скажу, Какушкин: губернатор был готов отстранить и меня, я видел это в его глазах. А если убрали тебя, а потом бы турнули и меня, то дело бы так и осталось висеть тяжелым нераскрытым грузом на нашем участке! Его бы некому было расследовать!
— Будто сейчас есть кому… — обиженно бросил я и положил на стол свой револьвер и ключи от кабинета полицмейстера.
Накинув на себя шинель, я молча оставил Чудновского в одиночестве.
***
Я растерянно стоял возле двери своей квартиры. У меня не было понимания, как действовать дальше. Ни одной важной зацепки, ни одного весомого свидетеля, а теперь у меня нет даже законного права вести расследование. Завтра весь участок начнет шушукаться за моей спиной и издевательски хихикать над позорным понижением в должности. Не знаю, какую новую работу придумает мне Чудновский, но выше штатного писаря в ближайшие пару лет мне подняться не суждено. Да и жалование заметно упадет, дай Бог, чтобы на аренду жилья хватало. Ну и пусть. Признаться честно, не так страшно. Благодаря своему интеллекту и упорству я смогу покорить нужные карьерные высоты, хоть и потеряю перед этим пару лет. Самым важным оставалось не растерять уверенность в себе, разорванную в клочья губернатором и неудачным ходом следствия.
Тяжело выдохнув, я засунул руку в карман мундира. Пальцы, как слепые котята, упорно ищущие материнские сосцы, бродили по карману в поисках ключа от двери, безуспешно купаясь в мятых бумажках. Я засунул руку в другой карман мундира, но и там ключа не оказалось. Призадумавшись, я вдруг вспомнил, что всегда носил ключ в брюках. Рассеянность, честно сказать, мне была не присуща, но под давлением произошедшего за последние несколько дней и немудрено, что я позабыл элементарные детали своей повседневности.
— Странно, — пробормотал я, не обнаружив заветный ключ в карманах брюк. — Куда ты подевался? Был же всегда при мне. Так, думай, Стас!
Я начал вспоминать, как перед выходом на трамвайную остановку, мы с Чудновским переодевались в участке. Ключи, вероятно, лежали в брюках. Кабинет полицмейстера всегда закрыт, когда его или меня там нет. Значит, выпали где-то там. Хотя я не мог припомнить, чтобы зубчики ключа, как это обычно бывало, покалывали мне ногу, пробиваясь через ткань.
Я неожиданно прозрел. В памяти всплыл день, когда мы с полицмейстером ходили к Миколе. После неприятной стычки с Цыганом я вышел из шатра позвать Чудновского и достаточно сильно врезался в его спину. Возможно, пока я пытался устоять на ногах, ключ и выпал из кармана брюк.
Вновь идти к циркачам у меня не было никакого желания, и с тяжелым душевным грузом я направился в сторону участка, всем своим нутром желая, чтобы ключ оказался в кабинете Чудновского. Но, прибыв в полупустой участок, выяснилось, что полицмейстер давно отправился домой. Без надобности пару раз дернув ручку двери, я развернулся и, покрывая проклятиями всех и вся, отправился в цирк.
Когда я подошел к шатру Миколы, сумрак уже овладел окружающим миром. В темноте нагромождение шатров напоминало непроходимые темные горы, а едва слышимые голоса людей и животных, доносившиеся из разных концов развернувшегося цирка, невзначай убаюкивали. Искать ключ в темноте оказалось непростым занятием. Встав на колени, я ползал по холодной земле, сметая тонкую порошу голыми руками. Конечно, я мог попросить Миколу вынести лампу или помочь в поисках, но заявлять о своем присутствии не было никакого желания. Хотелось сделать все тихо и незаметно уйти. Поглаживая землю раскрасневшейся от холода рукой, я, немало удивившись, нащупал долгожданную находку. Закинув ключ в карман мундира, я поднялся с земли. И тут до моего слуха донеслись отголоски фраз, выскальзывающие из небольшой щели штор шатра Миколы.
— Затягивайся сильнее, — хрипел незнакомый мне голос. — Так эффект лучше. Дает прямо в голову!
Я понимал, что стоило уйти, не копошась в неудобных секретах Цыганского цирка, но любопытство настолько сильно взыграло во мне, что, подавив всякие сомнения, я аккуратно отодвинул шторку и заглянул внутрь шатра. Внутри оказалось пусто, тем не менее, расслабленные голоса продолжали звучать. Моя рука медленно потянулась к поясу в поисках кобуры. Тут же вспомнив, что мой револьвер мирно лежит в кабинете Чудновского, я разочарованно ругнулся и не спеша вошел в шатер. Как и при первом моем посещении, убранство в нем не изменилось: все тот же маленький стол, засыпанный бумагами и кривой табурет. Сверху, не доставая до синего тента пяти сантиметров, на ржавом крючке одиноко покачивался керосиновый фонарь, освещая тусклым пламенем помещение. Но покой мне не давали голоса, доносившиеся где-то слева. Взглянув на тент, я не мог вразумить, откуда они доносятся. В поисках ключа я прополз вокруг шатра раза два, и кроме пустоты и безмолвия мне никто не встретился. Соответственно, звуки доносились изнутри, но откуда именно, понять я так и не смог. Немного подумав, я решил потушить фонарь, висевший над головой, и поискать в темноте лучи света, которые, возможно, могли проскользнуть из тайной комнаты, если таковая имела место быть в этом месте. Встав на табурет, я приоткрыл засов фонаря и затушил храбрый огонек. И в ту же секунду угол левой стены разрезала едва видимая желтая полоса.
Значит, мои сомнения в загадочной конструкции шатра, сильно различающегося по размерам снаружи и внутри, оправдались. Все будто встало на свои места. Искривленное пространство помещения оказалось не таким уж и искривленным, и неожиданное появление карлицы с подносом, которая в тот раз, как помнится, материализовалась будто из ниоткуда за моей спиной, теперь не выглядели сверхъестественными.
Подойдя к желтой полосе света, я аккуратно отодвинул плотный тент, заглянув в тайную комнату Миколы. Перед моим взором развернулась удивительная картина: пространство комнаты оказалось в два раза больше “главного зала”, в котором мы встречались с Миколой; в центре стоял красный диван, на котором развалился неизвестный мне человек, на чьем лице болтался клоунский нос. Этот человек то ли спал, то ли лежал без сознания, но мне в глаза бросился сдувшийся воздушный шар, зажатый между его пальцами. Вокруг дивана плясало три человека. Двое здоровых громил и тощий человек, стоявший ко мне спиной (то ли юноша, то ли девушка, я так до конца не разобрался), весело напевали цирковые частушки и в перерывах между куплетами вожделенно засасывали в себя воздух из пойманных воздушных шариков, невинно плавающих вокруг них.
— Смотри, чего могу! — вдруг крикнул один из танцующих, положил воздушный шар на пол и подпрыгнув, плюхнулся на него своим задом.
Раздался оглушительный хлопок, заставив меня прикрыть тент и выждать некоторое время, пока бдительность гуляк вновь не уснет.
— Ты чего делаешь, балбесина! — послышался, уже знакомый, хриплый голос. — Не трать попусту газ!
“Газ? — подумал я. — Неужели тот самый газ, который…” Завершать собственную мысль не потребовалось. В воздухе повеяло знакомым запахом флатуса. Я не мог в это поверить! Они придумали новый вид распространения, да еще и какой! Накачали этим противным газом обычные, я бы сказал, невинные воздушные шарики, что во много раз упрощало распространение наркотика. Возбужденный внезапным открытием, я вновь отодвинул тент и, набравшись смелости, высунул голову. Понимаю, что это было безрассудно и появились большие риски, что меня заметят, но переполняющие меня тогда эмоции мешали думать рационально.
Тощий продолжал плясать вокруг дивана, тогда как двое громил, облокотившись друг на друга, ласково за ним наблюдали. Когда тощий развернулся в профиль, оказалось, что это миловидной наружности девушка. Выхватив плавающий в воздухе шарик, она ловко развязала тонкую ленту и засунула резиновый хвостик себе в рот, вдохнув весь газ из шарика. Тут же ее ноги подкосились и она, опьяненная дурманом, начала ходить вразвалочку по комнате, пока вдруг, выпучив глаза, не уставилась на меня.
— Ты кто такой? — взволнованно спросила девушка, неуклюже отойдя назад.
— Никому не двигаться, — не менее взволнованного крикнул я и вошел в комнату. Стараясь выглядеть устрашающе, я выпрямил спину и раздвинул плечи. — Работает Люберская полиция!
Трое синхронно захлопали глазами. Ситуация оказалась непроста. Я, отстраненный от дел, без табельного оружия, должен был провести немедленное задержание, да еще и сопроводить людей под дурманом в полицейский участок. Конечно, очевидной выгодой для меня было бы, если бы они решили послушаться и отправиться со мной, но проблема заключалась как раз в обратном. Несмотря на явную растерянность, циркачи не торопились слушаться. Они продолжали глазеть на меня, застыв на месте. В моей голове скользнул еще один неприятный исход: наркоманы могли просто меня поколотить, несмотря на свое состояние. Если бы со спящим клоуном и миловидной девушкой я бы справился, то другие два здоровяка явно доставили бы проблем.
Я решил действовать осторожно. Сделав шаг навстречу циркачам, пришлось убеждать их, что оружия при мне не имеется и лучше мирно проследовать в участок. Трое исступленно глядели на меня, как вдруг, почти одновременно, их мутные взоры перекинулись куда-то вдаль, за мое правое плечо. Настороженно, дабы не упустить их из виду, я повернул голову назад и увидел за своей спиной знакомого двухметрового громилу. Тут стоило бы выдохнуть, решив, что в шатер явился Микола. Его появление могло существенно упростить арест циркачей, но, как было сказано ранее, судьба любила ставить мне палки в колеса, и нависший надо мной глухой здоровяк был тому подтверждением.
— Ты, значит… — расстроенно обратился я к глухому громиле. — А мы тебя искали…
Тяжелый кулак рухнул на мою голову, погрузив сознание в темную пустоту.
Глава 9
Придя в себя из-за частых ударов по голове, я почувствовал, что связан. Тугие веревки были затянуты на щиколотках ног и кистях рук. Задрав мои ноги вверх, глухой громила крепко зажал их подмышкой, волоча мое тело по неровной земле. Слегка приподняв голову, я увидел, что меня тащат через огромный манеж. Зрительские места, издалека напоминающие бесконечные ряды спичечных коробков, опоясывали арену, создавая иллюзию замкнутого пространства, ибо выход — который, возможно, находился позади меня, — я разглядеть не смог.
— Может, отдадим его Миколе? Он точно подскажет, как правильно с ним поступить?
Женский голос раздался где-то позади меня. Попытавшись закинуть голову назад и разглядеть говорившую, я больно ушибся темечком о землю, но, как оказалось, это было бесполезное действие. Девушка подбежала к глухому громиле и заглядывая тому в глаза, вновь повторила вопрос:
— Давай отдадим его Миколе? Да, он будет ругаться и, может быть, замнет все это? Подвязки в полиции у него имеются. А за себя не переживай! Он тебя не знает и мы скажем, что сами поймали этого парня! И все будет хорошо! Договорились?
Но громила невозмутимо продолжал тащить меня через арену, никоим образом не реагируя на слова девушки.
— Ну и хрен с тобой! — обозлено произнесла девушка и, отойдя на пару шагов назад, бросила на меня взгляд. Как оказалось, то была та миловидная особа из тайной комнаты Миколы, которая меня раньше всех заприметила.
Я гневно затряс онемевшими ногами, на что тут же получил ответ от глухого верзилы в виде сильного удара по ступням ног.