— Я… я не знаю. Я в первый раз… в первый раз видел повешенного.
— Вы знаете, что такое странгуляция?
— Нет, сэр, — сказал Клинг.
— Может, вы думаете, что я прочитаю вам курс патологической анатомии? Может, нам следует проводить семинары для каждого невежественного детектива?
— Нет, сэр. Я не хотел…
— Речь не идет об обычном повешении, — перебил его Соумс. — Я имею в виду повешение на виселице палачом, когда неожиданность падения ломает жертве шею. Мы говорим о странгуляции, о смерти от асфиксии. Вы хоть что-нибудь знаете об асфиксии, мистер Клинг?
— Нет, сэр. С удушением я…
— Никто не говорит об удушении, мистер Клинг, — сказал Соумс, которого равно раздражали и незнакомцы, и их невежество. — Удушение в криминологии подразумевает использование рук. Самого себя задушить невозможно. Мы обсуждаем сейчас асфиксию, вызванную сдавливанием шейных артерий и вен с помощью веревок, проводов, полотенец, подтяжек, ремней, бинтов, чулок и других подручных предметов. В случае с Ани- балом Эрнандесом средством странгуляции, насколько я понимаю, была веревка.
— Да, — подтвердил Клинг, — веревка.
— Если бы мы имели дело со странгуляцией, давление веревки на шейные артерии… — Соумс сделал паузу. — Шейные артерии, мистер Клинг, снабжают мозг кровью. Если их перекрыть, кровоток останавливается, что приводит к кислородному голоданию мозга и потере сознания.
— Понял, — сказал Клинг.
— Поняли? Давление в черепной коробке возрастает, а поскольку веревка перекрывает и вены, прекращается отток крови от мозга. В конце концов наступает собственно странгуляция, или асфиксия, которая и вызывает смерть потерявшего сознание человека.
— Да, — сказал Клинг, — сглотнув слюну.
. — Асфиксия, мистер Клинг, определяется как терминальное состояние, вызываемое недостатком в крови кислорода и избытком двуокиси углерода.
— Это… это очень интересно, — вяло пробормотал Клинг.
— Я в этом убежден. Мое медицинское образование стоило моим родителям около двадцати тысяч долларов. Ваше медицинское образование обходится вам дешевле. Вы пока тратите только свое время, впрочем, и мое тоже.
— Я прошу прощения, если…
— Цианоз при асфиксии весьма обычен. Однако…
— Цианоз? .
— Синюшность трупа. Однако, чтобы определить, явилась ли причиной смерти асфиксия, требуются дополнительные исследования. К примеру, горла. Тестов великое множество. И, конечно, цианоз наблюдается при различных отравлениях.
— Вот как?
— Да. Изучая возможность отравления, мы исследовали мочу, содержимое желудка и кишечника, кровь, мозг, печень, почки, кости, легкие, волосы, ногти и мышечную ткань. — Соумс помолчал, а потом сухо добавил — Мы здесь иногда работаем.
— Да я, собственно…
— А не занимаемся, как многие считают, некрофилией.
— Я так не считаю, — вставил Клинг, не совсем уверенный в значении слова «некрофилия».
— И что же? — спросил Соумс. — Что вы получите, сопоставив все данные? Асфиксию?
— А что получили вы? — поинтересовался Клинг.
— Вам следует дождаться отчета, — сказал Соумс. — Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы.
— Так это асфиксия?
— Нет. Не асфиксия.
— Тогда что же?
— Алкалоидное отравление.
— Какое?
— Передозировка героина, если быть совсем уж точным. Значительная передозировка. Намного больше смертельной дозы в две десятых грамма. — Соумс помолчал. — Того героина, который получил наш молодой друг Эрнандес, достаточно, чтобы убить — прошу прощения за грубое сравнение, мистер Клинг, — быка.
ГЛАВА V
Дел было невпроворот.
Питеру Бирнсу казалось, что дел всегда больше, чем времени и сил, и он часто жалел, что у него не две головы и не четыре руки. С одной стороны, он понимал, что нечто подобное может быть во всякой профессии, а с другой стороны, не очень- то считаясь с логикой, убеждал себя, что таких крысиных бегов, как в полиции, нигде больше нет.
Лейтенант Питер Бирнс командовал детективами, которые считали 87-й участок своим домом. В каком-то смысле это и был их дом — примерно в том, в каком ржавое десантное судно на Филиппинах в конце концов становится домом для моряка из Детройта.
Здание, в котором помещался полицейский участок, очень уютным не назовешь. Вы не нашли бы в нем ни особых ситцевых занавесок, ни уютной кухни, ни современного мусоропровода, ни удобных стульев, ни собаки по кличке Рекс, которая влетает в гостиную с домашними тапочками в зубах. Его холодный каменный фасад смотрел на Гровер-парк, по которому на юге проходила граница участка. Войдя в подъезд вы попадали в квадратное помещение с голым деревянным полом и барьером, похожим на те, что ставят в суде. На барьере стояла строгая табличка: «За барьер не заходить». Вошедшего встречал дежурный лейтенант или дежурный сержант, оба вежливые, энергичные и очень внимательные.
На первом этаже находились также камеры предварительного заключения, а на втором, за затянутыми сеткой окнами (окрестные мальчишки имели обыкновение швырять камни во все, хоть как-то связанное с законом) — раздевалка, канцелярия, следственный отдел и другие разнообразные клетушки, среди которых упоминания заслуживают мужской туалет и кабинет лейтенанта Бирнса.
Лейтенант любил свой кабинет. Он занимал его уже много лет и привык уважать это помещение, как садовник уважает старую истрепанную перчатку, которой для прополки пользуются невесть сколько. В таком участке, как 87-й, сорняки разрастались иногда слишком уж буйно, и в такие моменты Бирнс жалел, что у него нет еще одной головы и лишней пары рук.
День Благодарения прошел трудно, а наступающее Рождество обещало быть еще хуже. Казалось, что каждый праздник жители участка Бирнса старались отметить многочисленными преступлениями. Поножовщиной в Гровер-парке никого не удивишь, но в предпраздничные дни его зеленые лужайки то и дело окрашивались кровью. За прошедшую неделю в парке было зарегистрировано шестнадцать драк с поножовщиной.
Из любимых занятий жителей участка следует назвать скупку и продажу краденого на Калвер-авеню. Там можно было купить все — от старой африканской маски до новейшего взбивателя яичных белков — если, конечно, прийти вовремя и с деньгами. И это несмотря на то, что закон считал скупку краденого мелкйм (если стоимость товара меньше сотни долларов) и даже тяжким' (если свыше сотни) преступлением. Закон не смущал профессиональных магазинных воров, которые промышляли днем и торговали ночью. Не смущал он и наркоманов, которые воровали, чтобы купить себе зелье. Не смущал он и тех, кто скупал краденое. В их глазах Калвер-авеню была самым большим в. городе магазином уцененных товаров. "
Закон волновал только полицейских.
Особенно он. их волновал перед праздниками. В эти дни универмаги были переполнены покупателями, и воры в такой толпе чувствовали себя как рыба в воде. Покупателей ворованного тоже было предостаточно — как-никак всем предстояло делать рождественские подарки, а ничто так не подстегивает вора на новые подвиги, как быстрый сбыт. В этом году все, похоже, решили сделать рождественские покупки заблаговременно, так что Бирнс и его ребята без работы не сидели.
Проститутки с Улицы шлюх тоже без работы не сидели. Что заставляло мужчин искать в Рождество экзотических развлечений, Бирнс не мог понять. Во всяком случае, Улица шлюх была для этого подходящим местом, и ночные вылазки очень часто кончались тем, что любителей приключений избивали и обворовывали в темных переулках.
В предпраздничные дни и пьяных становилось больше. Что, черт возьми, мужчина не может промочить глотку в праздники? Конечно, может, закон не запрещает. Но пьянство слишкоц часто ведет к вспыльчивости, и не каждый может совладать с собой.
Так что же, мужчинам нельзя и подраться в праздник?
Конечно, можно. ' Л
Но когда пьянство приводит к мордобою, раздается долю» цейский свисток.
А от полицейских свистков у Бирнса начинала болеть голова. Он любил музыку, но считал свисток очень скучным инструментом.
Бирнс был религиозным человеком, и он благодарил Бога; что Рождество празднуется только раз в году. Ибо на Рождество шпаны в следственном отделе становилось, заметно больше.
свидетель, что недостатка в ней никогда не было! Бирнс не любил шпану.
Нечестность он воспринимал как личное оскорбление. Он зарабатывал деньги с двенадцати лет, и тот, кто считал работу глупым способом прокормить себя, не понял бы его. Бирнс любил работать. Даже когда работы было много, когда от нее начинала болеть голова, когда приходилось расследовать самоубийство или убийство наркомана, Бирнс все равно любил ее.
Зазвонил телефон. Бирнс поморщился, потом поднял трубку и произнес:
— Бирнс слушает.
Дежурный сержант, сидящий на пульте внизу, сказал:
— Ваша жена, лейтенант.
— Соединяй, — ответил Бирнс угрюмо.
Он ждал. Вскоре послышался голос его жены Харриет:
— Питер?
— Да, Харриет.
Интересно, подумал он, почему женщины всегда называют меня Питер, а мужчины — Пит?
— Ты очень занят?
— Да, дорогая, дел невпроворот. Но минуту найду. Что случилось?
— Мясо, — сказала она.
— Что стряслось с мясом?
— Скажи, ведь я заказывала восемь фунтов мяса?
— Вроде бы. Ну и что?
— Так заказывала или нет, Питер? Ты помнишь, мы же говорили об этом и прикидывали, сколько нам потребуется. И решили, что нам надо восемь фунтов, верно?
— Да, похоже. Так что стряслось?
— Мясник прислал пять.
— Отошли ему мясо обратно. '
— Не могу. Я уже позвонила ему, и он сказал, что очень занят.
— Очень занят? — переспросил Бирнс. — Мясник?
— Да.
— А что ему еще делать, как не мясо продавать? Я не понимаю…
— Он, наверное, заменит кусок, если я сама приду. Но он не может прислать сейчас мальчишку-посыльного.
— Так пойди сама, Харриет. В чем проблема?
— Я не могу уйти из дома. Жду бакалейщика.
— Тогда пошли Ларри, — терпеливо сказал Бирнс.
— Он еще не пришел из школы.
— Держу пари, что мальчишка станет великим ученым…
— Питер, он репетирует…
. —…самым крупным в роду Бирнсов. Он пропадает в школе
— …репетирует роль в школьном театре, — закончила Хар, риет.
— Я позвоню директору школы и скажу ему…
— Глупости, — сказала Харриет.
— А мне бы хотелось, чтобы мой сын к ужину приходил домой, — раздраженно возразил Бирнс.
— Питер, — сказала Харриет, — давай не будем сейчас спорить о Ларри и его времяпровождении. Я не знаю, что мне делать с мясом.
— А я почем знаю, черт возьми? Может, ты хочешь, чтобы я послал к мяснику патрульную машину?
— Не говори глупостей, Питер.
— А что тогда? Мясник, насколько я понимаю, ничего предосудительного не совершил.
— Он совершил оплошность, — спокойно заметила Харриет.
Бирнс засмеялся.
— Ты слишком умна, женщина.
— Да, — с готовностью признала Харриет. — А что делать с мясом?
— Может, нам хватит и пяти фунтов? Мне кажется, что пятью фунтами можно накормить всю американскую полицию.
— Твой брат Луи обещал приехать, — напомнила ему Харриет.