Помоги проекту - поделись книгой:
— Никого.
— Чьи отпечатки тебе нужны?
— Мои, Хейвза и Марчисона.
— Ах, вон что, — протянул сбитый с толку Фрик.
— Мне понадобятся патрульная машина с сиреной и один человек. Я также хочу задать Марчисону несколько вопросов.
— Ты говоришь загадками, Пит. Хочешь…
— Мы сейчас спустимся снимать отпечатки, — перебил его Бирнс. — Все будет готово?
— Конечно, конечно, — заверил вконец озадаченный Фрик.
— Пока, Джон.
У трех человек взяли отпечатки пальцев.
Отпечатки и письмо положили в большой плотный конверт и вручили пакет полицейскому. Полицейский получил приказ срочно ехать в Главное управление на Хайт-стрит, расчищая себе путь сиреной. Там он должен, передать пакет заведующему лабораторией лейтенанту Сэму Гроссману, подождать, пока его люди снимут фотокопию письма, и затем доставить се обратно в восемьдесят седьмой участок, где ею займутся сотрудники сыскного отдела, а тем временем оригинал обработают в лаборатории Гроссмана. Гроссману уже звонили и просили поторопиться с результатами. Посыльного также предупредили, что дело срочное. Когда патрульная машина рванулась со стоянки возле участка, шины под ней взвизгнули и надрывно завыла сирена.
В участке, в комнате сыскного отдела, сержант Дейв Мерчисон отвечал на вопросы Бирнса и Хейвза.
— Кто принес письмо, Дейв?
— Ребенок. .
*- Мальчик или девочка?
— Мальчик. -
— Сколько лет?
— Не знаю. Дееяи» —* одиннадцать. Что-то в этом роде.
— Цвет волос?
— Светлые.
— Глаза?
не заметил.
— Рост?
— Средний для ребят его возрвста.
— Во что одет?
— Джинсы и полосатая футболка.
— Какого цвета полосы?
— Красные.
— Это брдет нетрудно, — сказал Хейвз.
— Какой-нибудь головной убор? — спросил Бирнс.
— Нет.
— Что на ногах?
— Я не видел из-за стола.
— Что он сказал?
— Спросил дежурного сержанта. Я сказал, что это я. Тогда он отдал мне письмо.
— Не сказал, от кого?
— Нет. Просто дал его мне и сказал: «Вот…»
— А дальше что?
— Ушел.
— Почему вы не остановили его?
— Я был там один, сэр. Крикнул, чтобы остановился, но он не послушал. Уйти я не мог, а поблизости никого не оказалось.
— А дежурный лейтенант?
— Фрэнк пошел выпить чашку кофе. Не мог же я и сидеть у пульта, и гнаться за мальчишкой.
— Ладно, Дейв, не кипятитесь.
— Черт побери, что ж, теперь нельзя отойти кофе выпить? Фрэнк только на минутку поднялся в канцелярский отдел. Кто мог знать, что случится такое?
— Я же сказал — не кипятитесь, Дейв.
— Я не кипячусь. Просто говорю, ничего нет дурного в том, что Фрэнку захотелось кофе, вот и все. В такую жару можно сделать поблажку. Сидишь за этим столом и v*c начинаешь…
Ладно, Дейв, ладно.
Послушайте, Пит, — продолжал Марчисон, — я готов провалиться сквозь землю. Если б знать, что мальчишка понадобится…
Ничего, Дейв. Долго вы вертели в руках это письмо?
Марчисон потупился.
И письмо, и конверт. Извините, Пит. Я не думал, по это будет…
Ничего, Дейв. Когда вернетесь на пульт, наладьте работу, хорошо? Дайте описание мальчишки всем патрульным машинам в зоне нашего участка. Пусть одна из машин оповестит всех постовых. Как только мальчишка объявится, немедленно везти его ко мне.
— Будет исполнено, — сказал Марчисон. Он взглянул на Бирнса. — Пит, извините, если я…
Бирнс хлопнул его по плечу.
Пустяки. Свяжитесь с машинами, ладно?
Максимальный заработок рядового полицейского в городе, где находился восемьдесят седьмой участок, составляет 5015 долларов в год. Не бог весть какие деньги. Кроме того, полицейский ежегодно получает 125 долларов на форму. Но н это не так уж много.
А если учесть все вычеты, которые производятся два рп да в месяц в получку, так остается и того меньше. Четыре доллара автоматически отчисляются на случай госпитализации, еще полтора доллара идут в счет платы за спальное место в участке. Из этих денег выплачивают пособие полицейским вдовам, которые присматривают за десятком коек — ими пользуются в экстренных случаях, когда-'одновременно работают две смены, а иной раз кое-кто не прочь итдремнуть и в обычное время. Еще одну брешь в зарплате проделывает федеральный подоходный налог. Не остается к стороне и Добровольная ассоциация полицейских, нечто ироде профсоюза для блюстителей порядка. Большинство полицейских, как правило, подписываются- на свой печатный орган «Хайт-стрит джорнал», значит, опять плати. Если тебя наградили, будь добр выделить сумму в пользу полицейского Почетного Легиона. Если ты человек верующий, изволь жертвовать бесчисленным обществам и благотворительным организациям, которые ежегодно наносят визиты в участок. В результате такого дележа слуге закона остается чистым! 260 долларов в месяц.
Тут уж как ни крути, а больше шестидесяти пяти монет в неделю не выходит.
И если некоторые полицейские берут взятки, — а некоторые берут, — это. возможно, потому, что они немного голодны.
Полиция — маленькая армия, тут, как и у военных, принято выполнять приказ, пусть даже на первый взгляд нелепый. Когда утром 24 июля патрульные машины и постовые восемьдесят седьмого участка получили приказ, он им показался странноватым. Одни пожали плечами. Другие выругались. Третьи просто кивнули. Но все подчинились.
Приказано было разыскать мальчика лет десяти, светловолосого, в джинсах и футболке в красную полоску.
Проще, кажется, не бывает.
В 9.15 из лаборатории прислали фотокопию письма. Бирнс созвал у себя в кабинете совещание. Он положил письмо на середину стола и вместе с тремя другими детективами принялся внимательно изучать его.
— Что вы об этом думаете, Стив? — начал Бирнс.
Он спросил первым Стива Кареллу по многим причинам. Прежде всего потому, что считал Кареллу лучшим в своем отделе. Безусловно, Хейвз тоже начинает показывать себя, хотя после перевода с другого участка у него поначалу что-то не ладилось. Но все равно Хейвзу, считал Бирнс, еще далеко до Кареллы. Во-первых, независимо от того, что Карелла хорошо знал свое дело и слыл грозой правонарушителей, Бирнс питал к нему личную симпатию. Он всегда помнил, что Карелла рисковал жизнью и даже едва не погиб, разбирая дело, в котором был замешан его, Бирнса, сын. И теперь для него Карелла стал почти вторым сыном. А потому, подобно всякому отцу, ведущему с сыном одно дело, ему прежде всего захотелось услышать мнение Кареллы.
— У меня своя теория насчет людей, которые пишут такие письма, — сказал Карелла. Он взял письмо и посмотрел его на свет. Это был высокий, обманчиво хрупкий мужчина, во внешности которого не было и намека на мощь, но чувствовалась сила. Слегка раскосые глаза и чисто выбритые щеки подчеркивали широту скул и придавали лицу что-то восточное.
— Выкладывайте, Стив, — сказал Бирнс.
Карелла постучал пальцем по фотокопии.
— Прежде всего я задаюсь вопросом: зачем? Если ваш шутник замышляет убийство, он не может не знать, что за это положено по закону. Чтобы избежать кары, убивать надо тихо и незаметно — это ясно. Но нет. Он посылает нам письмо. Зачем он посылает нам письмо?
— Ему так интересней, — сказал Хейвз, который внимательно слушал Кареллу. — Перед ним встает двойная задача: расправиться с жертвой и остаться безнаказанным, несмотря на поднятую им самим тревогу.
— Это один вариант, — продолжал Карелла, а Бирнс с удовольствием наблюдал, как два детектива удачно дополняют друг друга. — Но есть и другой. Он хочет, чтобы его поймали.
— Как тот мальчишка Хейренс несколько лет назад в Чикаго? — спросил Хейвз.
— Точно. Помада на зеркале. Поймайте меня, прежде чем я снова убью. — Карелла опять постучал пальцем по письму. — Возможно, он тоже хочет, чтобы его поймали. Возможно, он боится этого убийства как огня и хочет, чтобы мы поймали его, прежде чем ему придется убить. А вы как думаете, Пит?
Бирнс пожал плечами.
— Это все домыслы. Так или иначе, мы все равно должны его поймать.
— Знаю, знаю, — сказал Карелла. — Но если он хочет быть пойманным, то это письмо приобретает особый смысл. Вы понимаете?
— Нет.
Детектив Мейер кивнул.
— Я понимаю тебя, Стив. Он не просто предупреждает пас. Он дает нам зацепку.
— Вот именно, — подтвердил Карелла. — Если он хочет, чтобы мы остановили, поймали его, письмо должно нам в этом помочь. Оно указывает нам, кого должны убить и где.
Он положил письмо на стол.
К столу подошел детектив Мейер и углубился в письмо. Он обладал редким терпением и потому рассматривал письмо долго и очень тщательно. Надо сказать, что его отец обожал всякие шутки и розыгрыши. И вот он, Мейер-старший (звали его Макс), с удивлением узнает, что его жена ждет ребенка, хотя в ее возрасте об этом давно пора забыть. Когда новорожденный появился на свет, Макс сыграл с человечеством, а заодно и со своим сыном, невинную шутку. Он нарек младенца Мейером, что в сочетании с фамилией Мейер давало полное имя Мейер Мейер. Шутка, несомненно, относилась к числу шедевров. Так считали все, за исключением, возможно, самого Мейера Мейера. Мальчик рос в религиозной еврейской семье, в районе, где почти не было его соплеменников. У детей принято выбирать козла отпущения и вымещать на нем ребячью злобу, а где еще найдешь такого, чтобы его имя позволило сложить замечательную песенку:
Справедливости ради надо сказать, что свою угрозу они в исполнение не привели. Тем не менее, в свое время бедняге перепало немало тумаков, и столкновение с такой вопиющей несправедливостью породило в нем необычайное терпение по отношению к окружающим.
Терпение — довольно обременительная добродетель. Возможно, на теле Мейера Мейера не осталось следов увечий и шрамов. Возможно. Но волос на голове у него тоже не осталось. Лысый мужчина, конечно, не редкость. Но Мейеру Мейеру было всего тридцать семь лет.
Терпеливо, внимательно он рассматривал сейчас письмо.
— Не так уж много в нем сказано, Стив, — проговорил он.
— Прочтите вслух, — попросил Бирнс.
«Сегодня в восемь вечера я убью Леди. Ваши действия?»
— По крайней мере, здесь говорится — кого, — сказал Карелла.
— Кого? — спросил Бирнс.
— Леди.
— И что же это?
— Не знаю.
— М-м-м.
— И непонятно, как и где, — сказал Мейер.
Поделиться книгой: