Помоги проекту - поделись книгой:
«Что же мы наделали?» – ненавязчиво поинтересовался я. К счастью, оказалось, что эта молодая девушка была совершенно не против. Она уверила меня, что все хорошо, и члены клуба сами ее под меня подложили. А, ну тогда ладно. Может, оно и так.
Я пришел в себя и тут же помчался в туалет, где хорошенько порыгал, видимо, лишившись последних мозгов!
Ну что? Все готовы к веселью?
6
Электрические эльфы
Под вывеской Ronnie Dio and The Prophets с 1962 по 1965-й год мы выпустили десять синглов. И, хотя ни один из них не попал в хит-парад, радиоэфир, который нам предоставили местные станции Восточного побережья, позволил продолжать расширять список возможных концертных площадок для выступлений. Одним из таких мест был город Уотербери, штат Коннектикут, и поездка туда навсегда изменит мой жизненный уклад.
Уотербери – прозванный «латунным городом», поскольку является центром изготовления меди в США – был зажиточным городом с населением примерно сто тысяч человек, расположенным на юго-западном сегменте штата, в 120 км от Нью-Йорка и в 386 км от Кортленда. Когда мы там впервые выступили, нас определили в клуб под названием «Сахарный домик», и во время каждой паузы какой-то парень по имени Брюс, утверждавший, что может выбить приличный гонорар, договорившись о концертах на других местных площадках, продолжал нам докучать. Мы дали ему от ворот поворот, но он все равно вручил нам свою визитку, и когда спустя несколько недель мы снова вернулись туда с концертом, Брюс, разумеется, тоже пришел.
Брюс Пейн был прирожденным музыкальным бизнесменом. Он рубил фишку, умел добиваться своего и верил в нас. Чем больше он говорил, тем больше мы думали, что, может быть, стоит его послушать. Мы были преданы нашим первым менеджерам, Джонсу и Джону, но стало ясно, что они не смогут вывести группу на следующий уровень. К 1967 году стало очевидно, что наши мечты и самоотверженность превосходят их стремление, поэтому мы связали свою судьбу с Брюсом.
Контркультурная революция была в самом разгаре, перейдя на политику, моду, науку и, больше всего, музыку, которая всем им служила голосом – King Crimson, Pink Floyd, Deep Purple, Джими Хендрикс, Black Sabbath и, разумеется, Led Zeppelin. Стали появляться великие боги гитары. Музыканты вроде Ричи Блэкмора, Джимми Пейджа, Джеффа Бека и Эрика Клэптона привнесли в свои песни продуманную, но в то же время инстинктивную музыкальность. Все они были англичанами и одержимы американским блюзом, но также очень хорошо знакомы с классическими и фольклорными темами. Певцы тоже все друг от друга отличались – Стив Марриотт, Пол Роджерс, Ян Гиллан, Род Стюарт и Роберт Плант – вокалисты с невероятно мощным голосом и экспрессией. Я оказался в настоящем раю. Теперь и я наконец мог использовать свой голос таким образом.
То была эра, когда синглы превосходили альбомы в качестве основного источника интереса для покупателей; впервые в рок-н-ролле первостепенное значение приобрело сочинение собственных песен, умение экспериментировать и показывать свои способности, нежели гнаться за хитами. Чтобы подчеркнуть, насколько серьезно мы были настроены развивать группу, мы снова сменили название, на этот раз на Electric Elves. Даг всегда называл нас с Роком «эльфами», поэтому мы стали электрическими лепреконами.
Ники также оборудовал небольшую студию звукозаписи, планируя расширяться, когда мы наконец «добьемся своего», и мы видели, насколько он станет классным и опытным звукоинженером. Теперь требовался лишь тот, кто понимает, чего мы хотим и куда нужно двигаться.
Мы решили, что это Брюс. Помимо того, что он поддерживал наши планы стать более «альбомной» группой, он также обещал удвоить наш заработок с выступлений. Оставаясь верным своему слову, Брюс повел нас вперед, и в Коннектикуте мы действительно стали зарабатывать серьезные деньги. Один из успешных концертов состоялся в Guggie’s, клубе, который держал замечательный здоровый американец итальянского происхождения по имени Фрэнк Гульельмо. Брюс всегда договаривался сразу о неделе концертов, и нам это нравилось. Брат Фрэнка, Анджело, или Оги, как мы его называли, работал в этом клубе барменом, но одно время судил матчи Национальной лиги, а теперь слегка выгорел. Его так достали постоянные «ауты», что он от балды стал выкрикивать «Сейв!» или «Аут!». Нам с Ники очень с ним повезло, ведь мы оба преданные фанаты бейсбола, и между концертами мы зависали с Оги и часами слушали его завораживающие истории.
Последний концерт на той неделе в клубе Guggie’s мы закончили в воскресенье в восемь часов. В Коннектикуте в Христианский Шаббат алкоголь после восьми уже не продавали, поэтому мы обычно сразу же ехали домой в Кортленд. За несколько месяцев до этого мы купили новый, чересчур длинный фургон и теперь могли ездить с комфортом, а не сходить с ума во время поездок. Язва Ники по-прежнему не давала ему употреблять алкоголь, и, хоть никто из нас в тот день не напился, разумеется, крутить баранку выбрали Ники. Гэри с Роком уселись сзади, я занял место рядом с водителем, а Даг сидел на моторном отсеке, расположенном в грузовике между мной и Ником. Мы ехали на север по двухполосной трассе 8 из Уотербери, собираясь выехать на ближайшую автостраду.
Той ночью мы едва ли видели на дороге другие машины, как вдруг заметили, что издалека на нас движутся фары. Когда они приблизились, мы поняли, что машина, которая мчит навстречу, едет по нашей полосе, и мы закричали и запаниковали, предупреждая Ники об опасности. Он сбавил скорость примерно до 40 км/ч, но все равно казалось, что нас тянет к этим фарам, словно два гигантских магнита. Ники свернул на встречную полосу, пытаясь избежать столкновения, но и водитель другой машины сделал то же самое. Ники попробовал вильнуть вправо, но результат был тот же; другая машина тоже петляла с одной полосы на другую, а потом вдруг… темнота.
Я слышал, как до меня доносятся голоса, и почувствовал, что меня кто-то трясет. Открыл глаза и увидел – какой-то парень пытается вытащить меня из фургона. Даг был серьезно ранен и кричал, лежа рядом со мной, а Ники бездыханно лежал на руле. Я дотронулся рукой до лба, а когда убрал, чтобы проверить, по ней ручьем лилась кровь. Во время столкновения Рока выбросило вперед, и он разбил лицо об угол моторного отсека. Сломал лодыжку, а сам лежал без сознания на полу. Гэри всего трясло, но он был цел.
Я хотел помочь Дагу. Он мучился от ужасной боли, но Гэри и какой-то парень вытащили меня из фургона и посадили в машину к этому незнакомцу. В дыму и ярком искаженном свете фар я увидел, как к нам, шатаясь, идет какая-то фигура – это был водитель той машины. Он просунул голову, где я сидел, все еще пребывая в шоке, и с широкой ухмылкой спросил: «Как ты, приятель?». От него разило алкоголем. Я вышел из себя. В глубине души я понимал, что Ники мертв, и я не могу успокоить Дага, во всем виноват этот пьяный придурок, а ему наплевать. Я пошел за ним, наверное, это происходило в замедленном эффекте, потому что, не успел я вылезти, как меня обратно затолкали в машину, а потом мы куда-то помчали.
Меня, Рока и Гэри отвезли в больницу через границу, в Сандисфилд, штат Массачусетс. Когда две машины столкнулись, меня мотануло вперед, и я пробил лобовое стекло. Однако вмешалась физика и меня втащило обратно в салон. И в больнице врачи сказали, что у меня рассечен скальп и сотрясение мозга. Я сломал лодыжку, и у нас с Роком порезы вокруг глаз.
Нас срочно отвезли в отделение реанимации, где мне обрезали длинные волосы и пытались успокоить. Я лежал и ныл, чувствуя дискомфорт, и беспокоился за Ники и Дага. Полицейский штата Массачусетс пришел с еще одними носилками, на которых лежал водитель врезавшейся в нас машины, и я снова потерял над собой контроль. Меня успокоили, согласившись с моим требованием проверить этого ублюдка на содержание алкоголя в крови. Я знал, что винить во всем будут патлатых, только если не окажется какого-либо доказательства его вины, даже несмотря на то, что, услышав его невнятную речь, все в палате убедились, что парень конкретно пьян.
Врачи колдовали надо мной несколько часов, затем в кресле привезли в палату, где также лежал Рок. Когда я приехал, он крепко спал. Нога его была в гипсе и подвешена на весу, а вокруг глаз виднелись швы, лицо распухло и было в синяках. Мне дали обезболивающее, и я тут же забылся в беспокойном сне.
Утром я проснулся и инстинктивно потянулся потрогать травмированную голову. О Боже! Она была огромной. Казалось, пока я спал, она стала размером с пляжный мяч. Я позвал медсестру и увидел, как она вошла в комнату и сосредоточила взгляд на моем округлом куполе, и с лица ее пропала радостная улыбка. Она спешно выбежала и вернулась через пару секунд, приведя с собой целую команду одетых в белые халаты медицинских работников, которые окружили мою койку и начали охать и ахать. По-видимому, прямо перед тем, как мне наложили швы, одна из медсестер пролила перекись водорода мне на скальп, и в результате этого ночью ситуация усугубилась. У врачей было два варианта решения этой проблемы. Они могли снять пятьдесят три шва, державшие мой скальп, и начать зашивать заново, либо принести соляные таблетки, чтобы попробовать уменьшить распухшую голову. Я голосовал за таблетки, и врач, похоже, согласился. Принесли таблетки, и через несколько часов голова стала почти прежнего размера.
Однако мне пока еще никто так и не удосужился рассказать, что с Ники и Дагом, поэтому вечером я стал пытать медсестру. Боль, исказившая ее милое личико, стала столь нужным нам ответом, и она аккуратно рассказала, что случилось с нашими друзьями. Ники умер на месте, его раздавило рулем. Ноги Дага, болтавшиеся над моторным отсеком, оказались зажаты между двигателем и незащищенной передней частью фургона. Пришлось вызвать два тягача, чтобы достать его из-под груды обломков, и к тому времени его ноги почернели от отсутствия циркуляции крови. Медсестра сказала, что, скорее всего, ноги ампутируют, а самого Дага увезли в больницу в Хартфорде, штат Коннектикут, где есть необходимое оснащение. Мы с Роком отвернулись друг от друга и, заплакав, уснули. Может быть, мы проснемся и окажется, что весь этот кошмар – лишь дурной сон. Но нет, наступил следующий день, и мы с ужасом осознали, что произошло. На душе становилось только хуже.
Неделю за нами ухаживали и лечили, а потом выписали. Отец Рока, пробывший с нами в больнице весь период нашего восстановления, отвез нас домой. Я решил, что дорожных поездок с меня хватит. Я потерял лучшего друга, и все наши мечты в одночасье рухнули на той злосчастной дороге после аварии, превратившей нашу машину в груду металла, и мне не хотелось это вспоминать. Становилось невыносимо от одной мысли об этом.
В течение следующих нескольких дней я замкнулся в себе, выйдя на связь лишь для того, чтобы услышать замечательную новость: Даг все-таки не лишился ног. Изначально ему прогнозировали ампутацию, но, когда его привезли в больницу Хартфорда, там находился замечательный мануальный терапевт, который настаивал, что ноги надо оставить. Прошло несколько часов операции и три месяца в Хартфорде, и врач оказался прав. Еще несколько месяцев в гипсовой повязке и терапия, и Даг снова встал на ноги. В физическом плане он восстановился. Даже подумать страшно, какую он пережил психологическую травму.
Тем временем сам я выглядел как монстр Франкенштейн – лысая коренастая башка, которую украшали десятки швов, и почерневшие глаза да синяки, будто каждый раз, когда я набирался смелости взглянуть на себя в отражение, на меня таращится Майкл Майерс из фильма «Хэллоуин». Боясь, что меня увидят, я никуда не мог выйти.
К сожалению, выйти все же пришлось, и это были похороны Ники. Его брат Джим любезно организовал запоздалую церемонию прощания специально для нас с Роком, ведь на первой мы, разумеется, присутствовать не могли. Впервые с момента той ужасной аварии выжившие участники группы были вместе (Даг все еще восстанавливался). Даже покинув нас, Ники смог вновь разжечь в нас огонь и возродить мечту. В ту же минуту мы с Роком и Гэри решили, что будем продолжать, если не ради себя, то ради нашего падшего товарища.
Мы принялись репетировать втроем, но знали, что в конечном итоге понадобится еще один музыкант. Как минимум еще полгода Даг был не в состоянии к нам присоединиться, и мы не знали, захочет ли он снова во все это ввязываться, но дверь для него оставили открытой.
И снова мы стали присматривать себе кандидата среди местных музыкантов и обратили внимание на певца/пианиста, возглавлявшего собственную группу Mickey Lee and The Persians. Он напоминал «хонки-тонк-пианистов»[14], которых копировал, особенно своего кумира Джерри Ли Льюиса[15]. Мы сомневались, что пианино впишется в нашу музыку, но по крайней мере это было что-то новое и нам это нравилось. Когда мы сыграли с ним первые концерты, опасения отпали – мы знали, что снова готовы к работе.
Звали его Мики Ли Соул, и он идеально нам подходил. Они с Гэри инстинктивно тянулись друг к другу, поскольку любили тусовки и вечеринки. Наслаждались женщинами и жизнью, и не было этому наслаждению ни конца ни края. Благодаря им мы не чувствовали границ. Мики Ли выглядел как молодой Пол Ньюман[16], а перед его, казалось бы, застенчивым поведением и голубыми глазами не могла устоять ни одна женщина, с которой он знакомился. Каждый раз, когда мы где-то выступали, с завистью смотрели, как Мики Ли уходит домой с самой красивой женщиной в клубе.
Однако было несколько случаев, когда мы совершенно точно не хотели оказаться на его месте. Например, в Олимпийской деревне на Лейк-Плэсид, штат Нью-Йорк. Мы выступали «У Фредди», единственном настоящем рок-клубе в небольшом курортном городке, чье население увеличивалось, как только выпадал снег. Группы девушек приезжали на пару недель провести зимние каникулы, прокатиться по склонам гор Адирондак, а также искали себе развлечения на ночь. Для Мики Ли это была настоящая нирвана, и каждую ночь он проводил с какой-нибудь девицей.
Клуб «У Фредди» выделил нам двухэтажную лачугу, где можно было поспать, да еще и рядом с клубом – когда концерты заканчивались, место превращалось в настоящую вечеринку. К моменту нашего выхода на сцену в клубе, как правило, яблоку негде было упасть, поэтому с выбором спутницы на вечер проблем не возникало. И Мики Ли заметил за столиком несколько ничем не примечательных девушек, но одна на их фоне здорово выделялась, и как только мы отыграли свой первый сет, Мики пулей помчался к ней за столик. Она была красива, и мы никогда не видели, чтобы Мики Ли так долго пытался завоевать внимание женщины. Он всю ночь угощал ее и ее подруг выпивкой и без устали флиртовал с ней. И когда в конце вечера он объявил нам, что «вписан», мы ни капли не удивились.
После нашего финального выступления свет еще около получаса всегда оставался приглушенным, и когда свет наконец включили, наступило время забирать гонорар и уходить в дом рядом с клубом. Все девушки за столиком Мики Ли, за исключением «той самой», встали. Он терпеливо ждал, пока встанет и она, а когда она этого не сделала, он сказал: «Слушай, я тут через стенку живу. Ты со мной?». Разумеется, она сказала, что идет, и вот тогда-то мы и заметили, что все это время она стояла на ногах. Прославленный дамский угодник Мики Ли снял карлицу!
Будучи бесчувственными идиотами, мы чуть не легли со смеху, когда она быстренько потопала своими ножками, стараясь поспеть за Мики Ли, который заметно ускорил шаг, пытаясь убежать подальше от этого красивого гнома. Карлица вдруг принялась бежать, перекашиваясь на одну сторону, и все же настигла его, когда он замешкался, пытаясь открыть ключом входную дверь. Мики был обречен. По крайней мере нам так казалось. Но он обожал женщин и, безусловно, не стал отказываться. Утром они расстались, довольно улыбаясь и обещая друг другу воссоединиться следующей ночью, но к вечеру, разумеется, Мики уже заприметил другую.
Пока мы ждали, когда Даг восстановится, новый состав продолжал получать все больше денег. Нам по-прежнему было где выступить, и концерты помогли слегка притупить боль, полностью забыть которую все равно невозможно. Несмотря на упорство и гордость, пришлось расставить приоритеты, и мы с радостью исполняли чужие песни везде, где нам платили, время от времени разбавляя программу собственным материалом. Только так в те дни можно было остаться замеченным. Улучшать репертуар, проверяя на публике свои песни, и, если они не заходили – исключать их, но при этом раскручивать хиты, которые реально пользовались спросом.
В итоге Даг, хромая, вернулся в группу и снова взял в руки гитару, а Мики теперь отвечал за клавишные. Также Даг принес с собой песни, которые написал, пока был прикован к постели. Из-за травмы одна нога у него почти не сгибалась, отчего он стал выглядеть еще более чудаковатым.
В дороге мы теперь останавливались в отелях вроде Marriot, Holiday Inn и Howard Johnson’s. Заодно начали привлекать на свою сторону дорожных техников и роуди. Сначала они катались с нами, чтобы предаться ночным развлечениям и погреться в лучах славы. Многие воспринимали это как подработку. Путешествовать с группой было просто прикольно. Большинство наших техников оказались способны лишь пить пиво и свернуть косяк, поэтому приходилось постоянно искать замену.
Игорь был типичным новеньким неопытным роуди. Звали его на самом деле не Игорь; его настоящее имя мы так и не узнали. Просто все так его называли из-за неуклюжести и большого роста, сплюснутого носа и кривого рта, а голос у него был как у Ларча из «Семейки Адамс». Но парень милейший. Игорь был классным. К сожалению, классный парень – это не профессия. Гэри – кто же еще? – подружился с Игорем в ночном баре и настолько классно провел время, что предложил парню зависнуть с нами в обмен на то, что будет загружать и устанавливать нам оборудование. Дважды Игоря уговаривать не пришлось, и вдруг у нас появился еще один работник.
Игорь работал на нас (мы поняли, что дешевле ему платить, чем его кормить) около года, когда мы наконец смогли купить новый грузовик. Наши предыдущие автомобили всегда были подержанными колымагами, дорогими в содержании и ненадежными, поэтому представьте себе, как мы радовались, когда у нас появилась эта новая красавица. Игорь привозил грузовик с оборудованием за несколько часов до выступления, а позже мы приезжали на машине. Затем, в конце вечера, мы менялись местами: сначала уезжала машина с группой, а потом – грузовик с оборудованием.
И вот, в один прекрасный день (ночь и раннее утро), пребывание Игоря в группе подошло к концу.
Мы выступали в Heater в Уэллсвилле – была суббота, – но на ночь остаться не могли и сразу же после концерта пришлось ехать домой. Мы оставили Игоря, чтобы он собрал оборудование и забросил в грузовик. Пока Игорь был занят делом, он не на шутку втрескался в одну из многочисленных девушек, столпившихся возле служебного входа. Завязался разговор, бедняга влюбился, и когда девица сказала, что хочет поехать в Кортленд – увидеть Гэри, – но не на чем, Игорю пришла в голову блистательная идея. Отвезти ее на грузовике. Девчушка визжала от радости.
Рано утром, возвращаясь домой в Кортленд, Игорь и его новая девушка колесили по району в поисках Гэри. Как обычно, остальные спали, и снились нам новые контракты с компаниями звукозаписи. А Гэри, естественно, где-то тусовался, и Игорь пытался найти его, желая обрадовать новую пассию. Парочка искала Гэри несколько часов. Бесполезно.
Наконец, около шести часов утра, Игорь признал поражение и галантно предложил отвезти расстроенную девушку обратно в Уэллсвилл, причем инструменты и оборудование так и не выгрузил. Отвез ее, а потом, рядом с клубом Heater, где все и началось, утверждал, что перед ним пробежал олень, и, пытаясь избежать столкновения, Игорь свернул с дороги, заехав на бетонный бордюр. Днище пробило, и машина со скрежетом скользила по бетонным сваям, и перед тем как врезалась в столб электропередач, огромный алюминиевый кузов, где лежало наше драгоценное оборудование, разрубили деревья, и его частично оторвало от борта грузовика.
Тем солнечным воскресным утром около десяти часов у меня зазвонил телефон. Это был Игорь. Он спросил, планируем ли мы репетировать в понедельник, и когда я сказал, что да, он проинформировал меня, ворча словно маньяк, что никакой репетиции не будет, потому что, объяснил Игорь глубоким загробным голосом, он только что разбил грузовик и уничтожил все его содержимое. Еще одна дорожная авария, связанная с группой. Сколько же это будет продолжаться? Я спросил у Игоря, все ли с ним в порядке. По его голосу сложно было сказать, ведь он звучал как никогда низко и обреченно. Игорь заверил меня, что все в порядке, сам он отделался парой царапин и синяками.
Когда он сказал мне, что это случилось в Уэллсвилле, я спросил, почему он не позвонил вчера вечером. «Тебя не хотел беспокоить», – сказал Игорь. Само очарование.
Я отчаянно хотел узнать состояние нашего оборудования, но Игорь сомневался на этот счет. Я позвонил Дагу, и мы арендовали грузовик, чтобы привезти Игоря вместе с оборудованием обратно в Кортленд. Даг вызвал тягач, и мы собирались встретиться с Игорем на свалке автомобилей, чтобы посмотреть, что осталось от нашего средства к существованию. Когда мы приехали, отчасти травмированный Игорь отвел нас посмотреть на грузовик, большими руками он открыл задние двери, чтобы мы увидели масштаб бедствия. Мы посмотрели, и сердце замерло. Остались одни куски, как будто в кузове произошел взрыв. И снова мы были разбиты. Ни грузовика, ни инструментов, а теперь и работы нет.
Обратно в Кортленд мы ехали очень долго, и Игорь признался, рассказав правду. Мы с Дагом молчали, но внутри все закипало. Я отвез Дага домой, обещал ему позвонить и поехал к Игорю. Остановился возле его дома и медленно ждал, пока тот откроет дверь и выйдет из машины – никогда больше не возвращаясь. Неугодный. Изгнанный. Мы его простили. Навсегда. Выходя, он повернулся ко мне и спросил: «Означает ли это, что моя работа в опасности?». Ну разве он не милый?!
Из ребят, работавших со мной и нашей группой и действительно чего-то добившихся как профессиональные роуди, самым лучшим был Раймонд Д’Даррио. Раймонд стал нашим звуковиком и мастером на все руки, и в конечном итоге остался со мной на долгие годы, когда я играл в последующих группах. Он серьезно относился к своей работе, а также был еще и музыкантом. Надежность Раймонда перестала вызывать вопросы, когда по дороге на концерт у него нашли немного травы, но, даже проведя несколько часов в участке, он все равно устроил выступление. Раньше за хранение травы – пусть ее было совсем чуть-чуть – могли запросто посадить. И то, что Раймонд прямо из участка приехал на концерт и все нам установил, не делая из этого большого события, многое говорило о парне, который нужен тебе на гастролях, где все, что может пойти не так, обязательно случится, и не один раз.
Раймонд был настолько крут, что мы разрешили ему при необходимости нанимать и увольнять помощников, пока он не нашел ветерана Вьетнамской войны по имени Дэвид Нидл, ставшего неотъемлемой частью нашей большой и дружной семьи. Дэвид был бывшим фронтовым врачом, и время от времени, когда перебирал с алкоголем, страдал контузией. Но после всех «барных войн», которые мы прошли как группа, Дэвид казался нам вполне нормальным и очередным хорошим парнем, который поможет в трудные времена.
Все же в нашем парадизе назревали неприятности. По-прежнему задаваясь вопросом: «Как можно не хотеть заниматься музыкой вечно?», я не заметил музыкальные разногласия, возникшие между Гэри и Роком – и Дагом. Даг по-прежнему стабильно мог сочинять свои песни и показал несколько почти готовых композиций, к которым уже придумал аранжировки.
Наш первый сингл в качестве Electric Elves прилично задрал планку; гимну подобный номер, к которому Даг написал и придумал аранжировки, назывался «Hey, Look Me Over». Написан он был под вдохновением от песни The Who «Substitute», ставшей хитом в Великобритании и нескольких других странах – но не в Штатах. Может быть, если бы она стала хитом у нас, The Who сказали бы, что «вдохновлялись» группой Electric Elves. The Who ведь в тот же самый год впервые приехали в Америку. Только хитом песня не стала. Как и следующий сингл, еще одна песня Дага под названием «She’s Not the Same». Скорее, оркестрованная попсовая баллада, скорее, Walker Brothers, нежели The Who, но опять же – не хит. Несмотря на неудачу, в качестве следующего сингла мы записали еще одну песню Дага, еще одна бодрая оркестровая попса, в этот раз напоминавшая больше The Monkees, под названием «Amber Velvet» – «Красивое имя для красивой девушки…». Опять же, не хит.
Тем временем мы сократили название группы до The Elves (Эльфы). Даг решил составлять концертную программу, где были наши песни, но акцент по-прежнему делался на композиции, полюбившиеся публике. Он расписывал и выкладывал нам сетлисты. Нам же нужно было лишь их выучить, отрепетировать, затем прогнать перед выступлением. Когда выпадало несколько выходных, нельзя было
Но я даже не предполагал, что Рок, самый недовольный из всех, уже некоторое время бренчал на гитаре и придумывал идеи для песен, но нам об этом не сказал, поэтому мы продолжали играть материал Дага и кавера, которые он выбирал для шоу. Под музыкальным попечительством Дага мы достигли довольно неплохого статуса и могли исполнять целый альбом каверов вместо того, чтобы играть избранные хиты. Могли от начала до конца исполнить альбом The Who
Но постепенно сгущались темные тучи.
Существовало правило: в первую неделю репетиций можно принести любую чужую или свою песню. И однажды Рок принес альбом группы Humble Pie с участием замечательного бывшего фронтмена Small Faces Стива Марриотта и потрясающего нового гитариста Питера Фрэмптона (недавно ставшего «Самым горячим мужчиной» в Англии). Рок включил нам трек с этого альбома и думал, что мы, возможно, захотим сыграть «Stone Cold Fever», дерзкий сочный рок-боевик от одной из наиболее фанковых рок-групп – и Даг вышел из себя. Просто негодовал. Даг предложил Року убить медведя, который тому на ухо наступил – мол, это пустая трата времени, сидеть и учить этот кусок дерьма. Даг еще несколько минут негодовал, грозно испепелил взглядом Рока, который, как и все мы, ошалев от такой реакции, замолк, затем поковылял вверх по ступенькам и вышел, выдвинув нам таким образом ультиматум. Либо будет, как хочет Даг, либо никак!
Дверь захлопнулась, и, потрясенные, мы уставились друг на друга.
Гэри первым громко озвучил то, о чем думали все остальные. «Что же мы натворили?»
Гэри, заядлый тусовщик, столь неожиданно для всех нас четко сформулировал ситуацию в этот кризисный момент.
– Ну и пошел он на хер! – сказал Гэри. И мы с ним согласились.
7
Пурпурное безумие
Если и был определяющий момент, ставший проводником в мое музыкальное будущее, то случилось это, когда Даг Талер покинул Electric Elves, а мне пришлось помочь ребятам придумать свой материал. Было нелегко. Эту роль уверенно выполнял Даг, и мы стали от него зависимы. Теперь же полагаться оставалось только на себя.
В музыкальном плане мы все упростили, и оказалось, что так нам работается лучше всего: мы стали мощным трио с пианино «хонки-тонки». На дворе стоял 1971 год, и в моде были бескомпромиссные рок-группы, умевшие завлечь, обладавшие музыкальным мастерством и – хотелось бы надеяться – писавшие хорошие песни. Мы знали, что Року такое нравится, когда он включил нам тот самый альбом группы Humble Pie. Также мы следили, в каком направлении развиваются группы вроде Led Zeppelin, Deep Purple и The Faces. Даже группы вроде The Stones и The Who, в 1960-х добившиеся успеха синглами, теперь охотно демонстрировали свою музыкальную силу, поигрывая мускулами. Музыка стала более
Первым делом, как обычно, мы решили изменить название – с Elves на простое Elf. Во всяком случае, нам казалось, что Elf звучит тяжелее, более коллективно и самоуверенно, нежели Elves. Типа: «Эй, а чего ты такое слушаешь? Elf? Класс! Да, все котируют Elf, чувак».
У нас было все необходимое для того, чтобы протоптать новую дерзкую музыкальную тропу. Все – кроме песен. Рок сказал, что у него есть несколько наметок, над которыми он работает, но прежде не решался показать их нам, боясь, что саркастичный Даг его раскритикует. «Не неси чушь», – говорили мы ему. – «Давай послушаем!». Когда он сыграл нам свою первую наработку, мы молча поблагодарили судьбу за то, что Даг этого не слышал. Одного названия было бы достаточно, чтобы у Дага случился эмоциональный срыв. Называлась она «Sit Down Honey (Everything Will Be Alright)» – «Присядь-ка, дорогуша! (Все будет в шоколаде»). Но для нас это не имело значения. Именно простота мелодии, аккордовых прогрессий и исполнения дала нам возможность свободно выразить как себя, так и группу, чего ни один из нас прежде не испытывал. Случись бы такое пятью годами ранее, нам бы не хватило мастерства столь внезапно сменить музыкальное направление, которое предлагала песня Рока.
Мы, наверное, часами сидели над этим первым треком, придавая ему форму, доводя до ума и кайфуя от результата. Это как Rod and The Faces вперемешку с Humble Pie, с каждым исполнением улыбка становилась все шире. У Рока была еще одна замечательная композиция, «Dixie Lee Junction», опять же, очень похожая на ранний Faces и Humble Pie – блюз, но с множеством элементов хард-рока. Рок придумал ей название, наугад ткнув пальцем на карту США и оказавшись в маленьком городке Теннеси с тем же названием. Опять же, мы играли ее снова и снова, получая от процесса огромное удовольствие, после чего решили, что на сегодня хватит. Остаток вечера провели за эмоциональным обсуждением и строя планы насчет следующей музыкальной атаки в местном баре. Решили, что отныне будем играть только свои песни. Таким образом мы не смогли играть долгий сет, не повторяясь, зато всем показали дерзость и напор в музыке.
Теперь, когда заходила речь о сочинении материала, я как соавтор чувствовал себя гораздо комфортнее. У Рока была своя фишка, поэтому мы с Мики Ли стали сочинять вдвоем. Мы написали немалое количество композиций, используя электрическое пианино фирмы Wurlitzer. Было это в глухом захолустье в номере мотеля, где жил Мики Ли. Из-за теплого, более мягкого звучания инструмента становилось сложнее сочинять композиции, основанные на гитарных блок-аккордах[17], но зато я здорово научился представлять в голове, как будут звучать инструменты, особенно гитара. Этот навык пригодится мне в дальнейшем, когда я буду работать с одними из лучших гитаристов в мире.
Нам нравилось то, что получалось у Мики Ли, но электрическое пианино звучало неуместно и терялось на фоне гитары Рока, моего баса и барабанов Гэри. Нам рассказали, что звук акустического фортепьяно можно усилить с помощью звукоснимателей, и, чтобы не бежать впереди паровоза, мы купили кабинетный рояль на передвижных ножках, и, перевернув набок, его легко можно было положить в грузовик (если, конечно, у вас задний борт с гидроприводом). Мы нашли звукосниматель, купили его и – чудо чудное – он заработал! Теперь звук пианино шел через усилители на сцене.
Приблизительно в это же время изменился и мой голос, стал чуть грубее, и я запел в своем стиле. Такой вокал подходил нашей музыке, и чем больше я двигался в этом направлении, тем естественнее и правильнее звучал. Как будто я пел так, как и должен был,
К этому времени у нас было уже достаточно материала, чтобы продержаться на сцене еще как минимум шестьдесят минут, но нужно было проверить свои силы, впервые исполнив новый материал живьем. Решили снять оружие с предохранителя: никаких чужих песен.
Мы приняли предложение от клуба за пределами Бингемтона под названием The Inferno. За пару лет до этого мы там уже играли и знали, что в этом месте по-прежнему любят танцевать. Также мы вспомнили, что владелец клуба обладал очень тонким слухом. Подготовив три четверти сета и предвкушая возможную враждебную реакцию со стороны публики, мы вышли на сцену, не зная, чего ожидать. С первых секунд все было превосходно. Столы отодвинули, и публика, скрестив ноги, сидела на полу. Они пришли слушать. Серьезные лица. Помню, подумал: «
Мы врубили усилители, проверили, включены ли у Мики Ли и Гэри инструменты, и незамедлительно перешли в наступление. Реакция не заставила себя ждать – волшебно, невероятно, но больше всего –
Но мы только начали. Одной из любимых групп Рока были Blue Cheer, чья напоминавшая Хендрикса композиция «Summertime Blues» стала теперь настоящим рок-гимном. Живьем они звучали настолько мощно и громко, что, когда выступали в Нью-Йорке, их было слышно даже в Лондоне. К сожалению, дальше дела не пошли, но зато вы понимаете, на какой невыносимой громкости любил играть Рок.
Я был не прочь играть на максимальной громкости, но хотел, чтобы звук был сбалансированным и нас по-прежнему было отчетливо слышно. Поэтому мы не пожалели денег на восемь усилителей Marshall мощностью 200 Вт и четыре басовых комбика Marshall мощностью 200 Вт, а к ним купили двадцать кабинетов 4×12. А когда и этого оказалось недостаточно, отправились на консультацию к мастеру, Джону Стиллуэллу.
Доук, как он просил себя называть, был гуру инструментов и прекрасно разбирался в настройках усилителей. Он и сам любил безумную громкость. Любой, кто приходил к нему советоваться по поводу оборудования, сначала подвергался обязательным испытаниям. Если ты играл громко и хотел звучать еще громче, то, вероятно, его это устраивало, но если ты – мягкий и скромный музыкант – берегись! Он ругал тебя, называя «банальным» (одно из самых оскорбительных слов Доука, если у тебя очень слабый уровень звука и кроткое поведение) и бесцеремонно отправлял домой. Можно только представить, как он нас обожал.
Доук немедленно взял на себя обязательство разогнать все наши усилители с 200 Вт до 375 Вт. Они так сильно нагревались, что каждый усилитель требовал два специально установленных вентилятора, чтобы аппарат не вырубился. Доук смастерил нам систему громкой связи, которая выдерживала невероятный звук, лавиной обрушивавшийся со сцены, и настроил бустер мощности, назвав его «Боров». Все для того, чтобы помочь Року достигнуть цели – рубить музыку на адской громкости.
Где бы Elf ни выступали (за исключением сцены ограниченного размера), мы всегда ставили двадцать четыре кабинета. В более мелких клубах звук, исходивший от двадцати четырех вентиляторов, сам по себе был громким, но шепотом по сравнению с тем, каким получался звук. Лилипуты звучали как гиганты.
Наряду с изменениями в музыкальном направлении – и названии – сменился и наш внешний вид. Мы довольно далеко ушли от опрятного образа первой половины 60-х, как и все остальные в Америке, кому не было тридцати. Все же, выглядели мы довольно убого. Мы с Гэри и Роком носили бороды, сочетавшиеся с чрезвычайно длинными волосами, а одевались в уличное (рваные джинсы и футболки). В Великобритании преобладал глэм-рок и помпезность, но до нашего уголка мира эта мода еще не дошла – и слава богу! Нам потребовалось немало времени, чтобы отрастить такую шевелюру. Мы совершенно не спешили ее отрезать и начинать наносить подводку для глаз, красить губы и румянить щеки.
Мы продолжили играть на вечеринках в колледжах, но вскоре стали в тех же самых университетах устраивать концерты. В колледже Коннектикута договорились выступить на разогреве у быстро набирающего популярность Элтона Джона и его группы, и это было незабываемо. Гитарист Дэйви Джонстоун, басист Ди Мюррей, барабанщик Найджел Олссон и Элтон были на пике формы и потрясли каждого своими великолепными гармониями, замечательным восприятием музыки и потрясающими песнями. Я пришел к выводу, что, если это своего рода стажировка, то сама работа должна быть еще интереснее и увлекательнее.
Наш менеджер Брюс устроился в Нью-Йорке сотрудником влиятельного рок-агентства ATI (American Talent International), что позволило ему без труда договариваться насчет выступлений Elf, но мы считали, что следующим шагом должны записать свои замечательные песни на пластинку, поэтому Брюс принялся выбивать нам контракт. Устроил прослушивание в офисе тогдашнего президента Columbia Records Клайва Дэвиса.
Клайв являлся самым популярным руководителем лейбла в музыкальном бизнесе. С тех пор, как летом 1967-го он посетил поп-фестиваль в Монтерее, штат Калифорния, Клайв лично подписал Дженис Джоплин, Лору Ниро, Electric Flag, Карлоса Сантану и приблизительно в то же время, когда вел переговоры с Брюсом по поводу Elf, Клайв собирался подписать никому не известную новую группу из Бостона под названием Aerosmith, и еще менее известного неряшливого певца-композитора из Нью-Джерси по имени Брюс Спрингстин. И хотя справедливо будет сказать, что умение Клайва все превращать в золото в случае с Elf не сработало, встреча повлекла за собой цепочку совершенно неожиданных событий, которые вскоре приведут меня к следующей фазе моего музыкального путешествия.
Начало определенно было оптимистичным. В октябре 1971-го Deep Purple собирались в тур по США, как вдруг вокалист Ян Гиллан заболел гепатитом, вынудив отменить гастроли на три месяца. Басист Роджер Гловер и барабанщик Ян Пейс, прежде чем вернуться домой в Англию, решили на несколько дней остаться в Нью-Йорке. Брюс занимался в ATI организацией концертов Purple, поэтому тесно дружил с парнями и спросил, не хотят ли они прийти и прослушать одну из его групп, после чего заключить контракт с недавно появившимся лейблом Deep Purple, Purple Records. Разумеется, если Роджеру и Яну понравится то, что они увидят и услышат. В конце концов, из-за переноса гастролей заняты они были несильно.
За несколько минут до нашего появления Брюс сказал, что нас приедут заценить два наших музыкальных кумира, а также сам импозантный Клайв Дэвис. Да ерунда! Мы как ненормальные, на нервяке, прогнали свои лучшие песни. Не успели опомниться, как уже рьяно пожимали друг другу руки, улыбаясь во весь рот. Роджер щедро нахваливал наши песни и исполнение, с уверенностью говоря о том, что в Великобритании надо подписать группу Elf на лейбл Purple, а Клайв спонтанно подписал нас на свой дочерний лейбл Columbia, Epic Records, который выпустит альбом Elf в Америке. После чего мы забронировали студию звукозаписи.
После того, как я годами вкалывал, пытаясь поймать удачу за хвост, и меня не остановили ни автомобильные аварии, ни раздутые эго, ни сама смерть, с небес свалился контракт на запись альбома, и все произошло настолько быстро, что я стал сомневаться в том, что желания и мечты осуществились в полной мере. Еще пять лет назад я бы посчитал, что наконец-то своего добился, но теперь мне было почти тридцать, и вместо того, чтобы, смакуя, наслаждаться воспоминаниями о том, как я к этому пришел, сразу же стал мыслить наперед и интересоваться, что еще нужно для успеха. Когда ты мотивирован – сложно усидеть на месте. Я знал, что крупный лейбл – лишь начало, и впереди долгий путь.
Но, разумеется, всю дорогу домой я вместе с группой праздновал это знаменательное событие. Более 400 км по снегу в метель, в машине без обогревателя, да и тормоза плохие, но мы представили, что едем на «Роллс-Ройсе» и «Питербилте». Следующим утром мы договорились встретиться в местном клубе The Midway, чтобы как следует отпраздновать и похвастаться перед остальными ребятами в местных коллективах, которым повезло не так, как нам. Гэри попросил бармена подсчитать, сколько понадобится бутылок шампанского, чтобы угостить всех клиентов, и выставил в ряд на баре. Затем выпивал и разбивал, расхаживая по клубу и напевая странную мантру: «Сладкая жизнь, сладкая жизнь!». Все неприятности оказались в прошлом, и на нашей улице настал праздник.
Первый альбом мы решили записывать в Антанте, штат Джорджия, в Studio One, которая на самом деле находилась в Доравилле, пригородной деревушке к северо-востоку от Атланты. Большинство из нас ни разу не летали, но с предвкушением ждали предстоящих событий, поэтому совершенно не парились. Вот и дурачки! Откуда мы могли знать, что свой первый полет не забудем никогда?
Самолет взлетел с аэродрома Хэнкока в Сиракьюс и не спеша взял курс на аэропорт им. Джона Ф. Кеннеди, а мы тем временем заправлялись бесплатными напитками, которые в старые добрые времена подавали на дешевых внутренних рейсах. Мы пересели на самолет до Нью-Йорка, поменяв кукурузник на прекрасный мощный самолет. Спустя четыре часа мы пристегнули ремни безопасности и затушили сигареты, и самолет приготовился идти на посадку в Атланте. Мы выглянули в иллюминатор, и внизу виднелся аэропорт, но, казалось, самолет кружил над ним целую вечность. Наконец, заговорил пилот и объяснил, почему мы до сих пор не сели. Шасси заклинило, а без них сесть мы не сможем.
Мы заселились в мотель, взяли тачку в аренду и поехали прямо в студию. Все было именно так, как я и ожидал: гигантская комната для записи с передвижным отсеком для барабанов, а комната с микшерным пультом настолько огромная, что там уместился бы космический корабль. Продюсер/автор по имени Бадди Буи держал Studio One, быстро ставшую «звучанием Атланты», создателями которого стали группы вроде The Classics IV и, позже в том же году, The Atlanta Rhythm Section. Музыканты этих групп всегда зависали в студии, привнося очень позитивную энергию, и все вокруг будто оживало.
Роджер с Яном провели в студии почти весь первый день, пытаясь настроить звук инструментов, а уже вечером мы смогли поиграть и записать песню от начала до конца. Мы поместили ее на пленку и считали, что трек довольно классный. Мы записали всю группу, как будто это живое выступление, и именно так мы записали почти весь остальной альбом.
По выходным ездили в Атланту вкусить ночной жизни, знакомой Роджеру и Яну по недавним гастролям Deep Purple в этом районе. Мы выбрали клуб Finocchio’s, где живая музыка и множество живых женщин, которые, как обычно, хотели провести вечер только с Мики Ли.
На запись альбома ушло чуть больше месяца. Тридцать с лишним дней нирваны, во время которых родились восемь самых блюзовых, качовых и рок-н-рольных треков, какие знал мир. Ну, по крайней мере нам так казалось. Были там, разумеется, «Sit Down Honey (Everything Will Be Alright)» и «Dixie Lee Junction». Наряду с пятью другими треками, подходившими в плане энергии, «сырости» и грязноватого рока а-ля Free, Faces, Humble Pie и других. А также один трек, «Never More», который демонстрировал неслабый потенциал группы. Построенный на фортепиано, обнажающий душу эпик авторства Рока и Мики. Это наша попытка добавить серьезности и глубины в репертуар, доказать, что под шутовским прикидом Elf были настоящими и могли похвастаться сменой ритма, крещендо и «глубокомысленными» текстами, написанными мной: «Огонь и ад в небесах горят / теперь я вижу, что такое вечность…».
Ладно! Это, конечно, не «Stairway to Heaven»[18], но, как нам казалось, песня показала, что мы на верном пути. Вооружившись шедеврами, мы, нервничая, улетели обратно в Нью-Йорк и ждали, что же будет дальше. Дальнейших планов не строили. Однако, к счастью для нас, их строил Брюс. В Британии и Европе наш первый альбом, изобретательно названный
Далее предстояло определиться с обложкой для конверта пластинки. Как никогда убежденные в своей цели, мы с Роком решили, что справимся лучше остальных. Решили, что нужно изображение – внимание! – эльфа. Разумеется, не просто эльфа. Не такого, который в остроносых башмаках, шляпе и ишачит за обувной скамейкой или помогает Санте с подарками. Не зря мы так назвали группу. Мне этот персонаж представлялся в виде таинственного создания, сторонившегося людей. Эльф, представляющий опасность. Не обязательно злой, но при встрече с которым дважды подумаешь, а стоит ли с ним связываться.
Когда ребята предложили нарядить меня в эльфа, я согласился. Фронтмен как-никак! Кто если не я? Мы с Роком отправились в магазин в Нью-Йорке купить сценический макияж и превратить меня в Эльфа. Купили тонну грима и пудры для лица, носа и ушей, и я приготовился к перевоплощению. Смастерили длинный острый нос, и такие же уши, чтобы прикрепить к моим. И все это делалось на полном серьезе. Когда работа была завершена, и я посмотрел в зеркало, жуткий страшный образ, таращившийся на меня в отражении, получился именно таким, как мы задумывали – злобный и устрашающий с виду эльф.
Поделиться книгой: