Всё еще люди. Рассказы

Оба определенно знали, как это больно — одиночество, по периодам разъединения. Теперь, окончательно разъединившись перед процедурой эвтаназии, он имел возможность убедиться в этом еще раз. Последний.

Оба понимали, что тела не вечны, а он не хотел попусту растрачивать свое состояние на продление жизни одного их них.

* * *

2060

Джоан и Эмма шли по набережной кампуса.

— Когда-то здесь ничего этого не было. Изменение климата повлияло, да и вообще…

— Да, я видела старые фотографии начала века. И не узнать, все так поменялось.

Линия фронта в противостоянии моря и суши; слабые волны наступающего прибоя разбивались о серые стены. Двое стояли, опершись о перила. Джоан смотрела куда-то вдаль, прищурив глаза.

— Тебе ведь нравится быть со мной? — спросила она. — Почему?

— Странный вопрос. Вообще, я как-то не задумываюсь о подобных вещах. С чего это ты вдруг?

— Просто интересно. Ну и кроме того — вполне отдаю себе отчет, что я не самый простой человек. Бывает со мной. Минутка интроспекции, знаешь. Привычка раскладывать все по полочкам.

— У всех свои недостатки, у меня, у тебя. Мне приятно рядом с тобой. Обычно не анализирую, просто… живу. Не знаю.

— Мы вместе уже больше полугода. У меня никогда не было таких отношений. Вообще нормальных отношений, пока не начала встречаться с тобой. — Теперь Джоан смотрела на Эмму. — И, знаешь… может, ты и сама догадалась, мне вообще обычно не очень даются отношения с людьми. Я не боюсь, не стесняюсь, только как-то всё…

— Понимаю. Наверное, понимаю.

— Ты… ты не боишься, что все это однажды кончится? Наши отношения, я имею в виду.

— Я не думала об этом. Или старалась не думать. Что на тебя такое нашло? Перестань.

— Прости. Я просто думала кое о чем. Помнишь, я призналась тебе, как стимулировала себя?

— Ну… да. Помню. А при чем тут это?

— Тогда ты ответила, что я старалась для наших отношений. Может быть, это тебя оттолкнет… в любом случае покажется тебе странным, я думаю, но я хотела спросить… — Джоан собралась с силами и вновь заговорила: — Как бы ты отнеслась к тому, если бы я продолжила это делать? Не скрывая от тебя.

Вопрос действительно показался Эмме странным.

— А зачем?

— Тебе все это нравится — то, что есть между нами. И мне тоже. Черт, у меня ни с кем не получалось так серьезно до сих пор. И я боюсь это потерять. Не из-за тебя — ты можешь уйти, когда захочешь, и я не обижусь. Постараюсь не обижаться. Боюсь, что сама налажаю. Буду чувствовать себя виноватой перед тобой.

— Да брось, ты имеешь те же права, что и я. Захочешь — уйдешь, и это будет нормально. — Эмме не нравилось представлять описанную ситуацию, но она хотела подбодрить Джоан, которая, похоже, была не в лучшем настроении. — И разве нужно все это? Стимуляции, таблетки, коррекции? Почему бы не оставить все как есть и жить, а там — как получится?

— Знаешь, часто говорят: «Будь лучше». Изменись, если недовольна собой. Сейчас есть столько средств для этого. А в будущем будет еще больше. Так ли уж хуже пользоваться ими, чем действовать по старинке?

— В таком случае я чувствовала бы себя так, словно принуждаю тебя.

— Это касается и традиционных методов. Кто-то жертвует ради другого. Многие бы сказали, что это благородно. И при этом назвали бы коррекцию апогеем фальши. Где логика? Да, они могли бы возразить, что коррекция почти не требует усилий, но это не так. Если идешь на коррекцию, нужно перебороть страх «потери идентичности». Даже если знаешь, что вообще-то вся эта идентичность — самообман, потому что ее иллюзия сидит глубоко во всех нас.

Эмма попыталась подобрать слова:

— И ты правда хотела бы сделать это для меня?

— Да. Хотела бы. — Джоан постаралась произнести это как можно более твердо.

— Да это рабство какое-то!

— И пусть. Я бы хотела.

— Правда, с чего вдруг весь этот разговор? Откуда эти страхи? Что с тобой, блин?

— Я люблю тебя, вот что! Если в этом слове есть хоть грамм смысла! — Джоан почти кричала. — Знаешь, каково это — считать себя обделенной, когда у других вокруг есть друзья, семьи, а у тебя никогда ничего не получается? Чувствовать свою ущербность. И не надо жалости — от этого мне только хуже, особенно если это будешь ты. Я хочу быть с тобой. Я хочу быть… нормальной. И поэтому… — Девушка сделала глубокий вдох. Эмма растерянно смотрела на нее. — Я хочу, чтобы ты разрешила мне. Пожалуйста.

— Если мы расстанемся, ты будешь сильнее страдать.

— И хрен с ним. Прошу тебя…

— Я… я не знаю. То есть правда не стоит делать такое из-за меня.

— То есть «нет»?

— Именно. — Это было бы слишком — разрешить любовнице превратиться в свою рабыню, пусть и добровольно. Даже если такое в самом деле происходит сплошь и рядом. — Я люблю тебя такой, какая ты есть. Почему ты этого не поймешь? — Они стояли лицом друг к другу, и Эмма нежно держала Джоан за плечи. — Не нужно не только каких-то стимуляций, вообще не надо надрываться ради меня. И еще ты гораздо лучше, чем думаешь. И уж точно не ущербная. Конечно, я не могу все отследить. Может, ты тайком от меня будешь подстраивать свой мозг, но только я прошу: не стоит.

— Спасибо… Прости. — Джоан шмыгнула носом. — Я устроила на пустом месте драму.

— Успокойся. Вспомни о своей диссертации, от которой я тебя постоянно отвлекаю. — Руки Эммы опустились к талии Джоан, она легонько притянула Джоан ближе. — Вот как раз я — та еще засранка.

— Засранка, стоящая того, чтобы ради нее забить на дела, — ответила Джоан.

Где-то под ними, у кромки береговых стен, продолжали шуршать волны.

— Мы могли бы поехать в центр, — сказала Эмма. — Я знаю пару отличных местечек. Можно было бы посидеть, не сильно допоздна. Время у нас есть.

— Ты же знаешь, у меня не очень с деньгами сейчас…

— О, не думай волноваться об этом. Я заплачу. К тому же там недорого. Думаешь, я богатая?

— Мне неудобно.

— Мы встречаемся не первый и даже не второй месяц, и ты говоришь, что тебе неудобно? Пойде-о-ом! — Эмма озорно потянула Джоан за руку.

— У тебя сейчас даже работы нет, это деньги твоих родителей. Что бы они сказали, если бы узнали, что ты тратишь то, что они посылают, на девушек? — спросила Джоан, неуверенно поддаваясь напору Эммы.

— На девушку, — серьёзно поправила ее та. — Одну-единственную.

— Ну пусть так. Но тем не менее?

— Сказали бы, что ничего страшного. А мне все равно вполне хватит.

— Ох… ну ладно. — Джоан оставила попытки сопротивляться.

Они направились к автобусной остановке.

* * *

2083

— Помнишь, мы были тут раньше однажды?

— Да. — Алан задумчиво смотрел на огромную, три на четыре метра, картину Луизы Ли «Вечность». Перед ним бушевало бессчетное скопление оттенков и образов, сведенных воедино измененным мозгом художницы. Глаза словно преследовали нечто внутри пестрого прямоугольника. — Я хорошо помню именно это место здесь. В галерее. Но я видел ее совсем иначе.

— Такое часто бывает с парейдолическими картинами, — ответила Карла. — Один раз видишь одно, другой раз — другое. А что ты видишь вот здесь? — Девушка указала на нижний правый угол.

— Город. Высотные дома.

— Хм. А я вижу лес.

— Теперь я тоже вижу…

— А я теперь увидела город.

Здесь были кресла и скамейки, и можно было разглядывать картины расслабившись.

— Я присяду, пожалуй.

— Я тоже.

Они пришли сюда, в Галерею парейдолической живописи, по предложению Карлы. Ей нравилось тут бывать время от времени. Она любила находить паттерны в причудливом живописном хаосе и давать волю ассоциациям, подталкивающим к размышлениям на зачастую весьма неожиданные темы.

— Черт, — вдруг произнес Алан.

— Что-то не так? — спросила Карла.

— Я увидел там кошку.

— Кошку?

— Да. — Алан потер рукой лоб. — Кошка, с челюсти которой стекает кровь. Я кое-что вспомнил. Был один случай, еще до того, как я стал эго-защитником. Не помню, рассказывал ли тебе.

— Расскажи.

— Однажды я увидел в городе кошку, когда гулял. Рядом с дорогой. Наверное, ее сбила машина. Сначала я подумал, что она мертва. Потом, когда подошел поближе, заметил, что она дышит. У нее была содрана шерсть и кожа на лапе и на животе. Нижняя челюсть вся в крови. Сперва даже мелькнула мысль, что челюсть раздроблена.

— Бедняжка.

— Я нашел сайт ближайшей ветеринарной клиники, оставил им сообщение с приложенными местоположением и фото с линз и просто пошел дальше. Ответа от них я так и не получил. Наверное, глупо было надеяться, что это сработает, но хотел хоть что-то попробовать. До сих пор жалею, что не сделал чего-то еще. Это странно, но я в то время много размышлял о том, как могут страдать разные существа, и представил, каково ей было. Мне показалось, она умирала. И я словно понял, как ужасно ей было лежать вот так и испытывать боль. Почему-то на меня это произвело большое впечатление. Я подумал о том, что она тоже чувствует. Я не знаю, как лучше это выразить.

— Думаю, я поняла, что ты хотел сказать. Наверное.

— Возможно, в том числе из-за этого случая с кошкой я стал внимательнее относиться к тому, что другие страдают.

Они помолчали, глядя на картину. Затем Алан произнес:

— Помнишь, мы полгода назад гуляли, и я сказал, что, наверное, больше не люблю тебя? Тогда я действительно чувствовал себя так.

— Ты сказал правду.

— Ты же знаешь, сейчас ко мне все вернулось, и я рад этому. Просто я, наверное, расстроил тебя в тот раз.

— Алан, все нормально. Не надо опять об этом. Может, пройдем дальше? Что-то мы слишком задержались у этой картины.

— Наверное. Давай.

Они встали и направились вглубь галереи.

Карла коснулась своей рукой его руки.

— Я люблю тебя, Алан.

— И я тебя. Снова.

Между правой ладонью Карлы и левой Алана таяла, быстро впитываясь в кожу, маленькая и очень тонкая полупрозрачная подушечка.

Молекулы — носители основных действующих агентов с кровотоком попадали в мозг, где преодолевали гематоэнцефалический барьер. Не только Алана, но и Карлы. Главное, чтобы сейчас оба думали друг о друге. И Карла старалась привлечь внимание Алана, одновременно сама концентрируясь на нем.

Они целовались, и в это время укреплялась взаимная привязка.

Карла использовала небольшую дозу — наибольшие она применяла во время секса.

Она лепила его — и себя заодно.

* * *

2083

Вот и пришел анализ крови Алана.

«Разумеется, это было сделано на деньги Карлы. Знал ли Алан, на что идет? Или она сделала все втайне от него?..»

Мысли Джоан прервал сигнал вызова с гарнитуры-улитки.