— А вдруг рано еще? Лучше я вечером у отца спрошу. Если можно — сразу и начнем. Договорились?
— Ладно. Эх, ты бы посмотрел, какие мои большие стали, красивые! Теперь я их только на ночь и закрываю. Иногда целый день над домом летают.
— У меня тоже целый день на воле, — сказал Толька. — Один раз позабыл я дверцу в голубятню закрыть, а наша кошка чуть моего сизого не съела. Хорошо, я вовремя подоспел. Ох, и отлупил же я ее ремнем! Век больше не захочет к голубям лазать!
Дойдя до магазина, друзья остановились.
— Толь, а чего нам ждать? Давай зайдем сейчас к твоему отцу! Мы же его не задержим ни чуточки. Спросим про голубей, и все, — предложил Митька.
— Пошли! — охотно согласился Толька.
Покупателей в магазине не было, и Василий Семенович, сидя за прилавком, что-то подсчитывал и записывал на листке бумаги. Увидев сына и Митьку, он заулыбался:
— Ну, что скажете, орлы? А ты, Митя, кстати пришел. Я тут должен твоему деду тридцать четыре рубля за беличьи шкурки, что он сдал. Так вот отнеси ему. Не потеряешь?
— Что вы, Василь Семеныч! Только вы не все деньги давайте. Дед вчера говорил, надо леденцов к чаю купить килограмм. Вы высчитайте, сколько они там стоят.
— Слушаюсь, хозяин, — шутливо отозвался Коровин. — А конфеты-то ты до дому донесешь, не съешь по дороге?
— Что я, маленький, что ли? — сердито ответил Митька.
— Ну-ну, не обижайся, укротитель, шучу, — рассмеялся Василий Семенович, насыпая в кулек леденцов.
— Папа, ты, чем смеяться, лучше скажи — можно нам уже голубей учить? — вмешался Толька.
— Постойте, постойте… — задумчиво проговорил Коровин и, прикинув что-то в уме, ответил: — Можете начинать. Пора. А знаете как?
— Знаем, знаем!.. — в один голос закричали друзья и выбежали из магазина…
Вернувшись домой, Митька передал деду полученные от Коровина деньги и конфеты. Четыре леденца немедленно получил Федька и тут же с наслаждением разгрыз их.
— Куда это ты так спешишь, сынок? — спросил лесник, заметив, что внук сегодня ест особенно торопливо.
— Который час, деда? — спросил вместо ответа Митька.
— Да еще два только. Неужто обратно в школу пойдешь?
— Да нет. Сейчас голубя отнесу километра за полтора и выпущу. Мы их учить начнем. Василь Семеныч сказал, что пора.
— Ну, раз сказал, значит так оно и есть, — развел руками лесник. — Он по этим делам мастер, знает, когда надо..
Взбежав на чердак, Митька поймал в голубятне свою любимицу Чернохвостку, осторожно сунул ее за пазуху, а остальных голубей снова запер. «Покамест се одну возьму, — решил Митька. — Если и не прилетит домой, так хоть три останутся».
Выйдя из дому, он быстро зашагал по дороге, ведущей к лесничеству. Последние дни апреля стояла солнечная, теплая погода. Весело и звонко пели птицы в лесу, снег почти везде растаял и только кое-где, в тени деревьев, еще лежал грязно-белыми пятнами.
— Федька, Федька! — закричал Митька. Но медвежонок уже бежал к нему, смешно переваливаясь с беку на бок.
Свистнув. Шанго, Митька прибавил шагу, на ходу вынул из-за пазухи голубку и, прижав ее к щеке, проговорил:
— Боишься, глупая… Не бойся — для тебя сегодня тоже школа начнется.
Остановившись на большой поляне, Митька решил наконец отпустить голубку.
«Наверно, километра полтора уже будет. — рассуждал он про себя. — А ведь Василий Семенович говорил — первый раз унести за километр, а потом уже и за три можно. . Эх, все равно, прилетит так прилетит!.» — решил Л\итька и высоко подбросил Чернохвостку.
Голубка поднялась над поляной, сделала небольшой круг над незнакомым местом, потом поднялась высоко над лесом и полетела по направлению к деревне Сорокине. Митька долго следил за ней взглядом.
Шанго, с лаем бегая вокруг Митьки, тоже поглядывал вверх. Только Федька, не обращая ни на кого внимания, занимался своим делом — он нашел муравейник и теперь усердно ворошил его лапой.
— Эх, Шанго, Шанго, — тяжело вздохнул Митька. — Пропала наша Чернохвостка…
К сторожке Митька нарочно не спешил — надо дать Чернохвостке время отыскать голубятню, даже если вначале она и сбилась с пути.
— А может, она уже дома? — поделился он своими сомнениями с Федькой. Медвежонок повернул к Митьке смешную лобастую голову и искоса соболезнующе посмотрел на него.
В это время Егор Николаевич вытесывал у сарая новые зубья для бороны. Изредка поглядывая на закрытую голубятню, лесник усмехался в бороду и добродушно ворчал:
— Ишь ты, чего выдумал, а… Почтовых голубей учить! И выдумщик же… Связь, видишь ли, надумал с Толькой держать. Что ж, пусть себе учат. Выйдет у них чего или нет, а все же не пустым баловством занимаются…
Вдруг что-то мелькнуло над сараем, и удивленный Егор Николаевич увидел подлетевшую к голубятне Чернохвостку.
Утром, едва встретившись с Толькой в школе, Митька нетерпеливо спросил:
— Ну как твой голубь? Прилетел?
Толька хитро сощурил глаза.
— А твой?
— Ну, моя Чернохвостка знаешь какая!.. — гордо заявил Митька. — Я ее не за километр, а даже за целых два занес! А сам боялся. Ну, думаю, а вдруг не прилетит? Прихожу домой, смотрю — она давно у голубятни сидит на кормушке, ждет меня!
— И мой сразу же прилетел! Я как его выпустил у самого мостика через Каменку, так он прямиком домой помчался. Видал, какие умные эти голуби, — серьезно добавил Толька. — Отец говорил, что они даже ночью почту носят.
— Да ну? — удивился Митька.
— Ага! — мотнул головой Толька.
— Давай, Толька, по-всякому попробуем — и днем, и ночью, а? — предложил Митька другу.
— Давай! Вот начнутся каникулы, тогда пускай голубей сколько хочешь, правда?..
Но тут прозвучал звонок, и друзья побежали в класс.
Злосчастный козел
Дедушка проводил Митьку до станции Мшинской. Там Евгения Филипповна уже встречала своих ребят, уезжавших в пионерский лагерь.
Увидев повозку лесника, учительница приветливо улыбнулась и подошла к нему.
— Здравствуйте, Егор Николаевич, — поздоровалась она и шутливо спросила у Митьки: — Ты что ж это, белобрысый, — чуть не проспал?
Егор Николаевич вступился за внука:
— Ну, это вы зря, Евгения Филипповна. Мой Митрий встал, как говорится, ни свет, ни заря. Покамест со всеми зверьми попрощался да накормил всех в последний раз… С одним Федькой, медведем, еле сладил. Привык он к внуку. Одним словом, хоть в пионеры записывай да в лагерь отправляй. Пришлось в чулан запереть. И ведь скажи, будто понимает. Когда парень в школу уходит, остается без всяких. А сегодня шум поднял, бегает следом за мальчонкой, чует, что расстается. Митрия воспитанник… вместе растут, дня не могут друг без друга прожить…
Пока дедушка разговаривал с учительницей, Митька подбежал к ребятам.
— Митька, здорово! — закричал Толька Коровин. — А зверей своих как же ты оставил?
— Да, да!.. Как же звери без тебя останутся? — закричали ребята.
— Их будет дед кормить, — ответил Митька. — Они его тоже слушаются.
К перрону, с лязгом и громыханием, подошел состав. Детвора с шумом бросилась к вагону. Уже из окна Митька еще раз крикнул деду:
— Дедушка, дедушка, Федьку из чулана выпусти, а то ой там с голоду помрет!..
— Обязательно, внучек, — ответил лесник и помахал шапкой. — Смотри, не озорничай, слушайся там.
На станции Луга приехавших встретил пионерский отряд во главе со старшей пионервожатой, приветливой и веселой девушкой, которую звали Лариса Алексеевна. Когда ребята входили в ворота лагеря, Митька успел прочитать на арке надпись «Пионерский лагерь имени В. И. Ленина». С портрета на пионеров с ласковой улыбкой смотрел Ильич…
Минут через пять зазвучал горн, созывавший на линейку. Ребята быстро стали в строй и, улыбаясь, смотрели на нерасторопных новичков. Начальник лагеря и Лариса Алексеевна коротко познакомили их с распорядком дня.
Весело и интересно проходили лагерные дни. Увлекательные игры, экскурсии, далекие походы — все нравилось Митьке.
Однажды, на лесной прогулке, Толька Коровин рассказал ребятам из соседней школы, что Митька живет со своим дедушкой-лесником в лесной сторожке и что у него целый зверинец, даже собственный живой медведь есть.
Ребята не сразу поверили Тольке. У такого маленького и вдруг настоящий медведь!..
— Ты что же самое интересное скрываешь! — упрекнул как-то Митьку Вадька Кошелев — нескладный, длинноногий мальчуган из деревни Брусенки, что неподалеку от Сорокина.
— А что тут такого? Жили бы вы в лесу и у вас, может, медведь был бы, — отмахнулся Митька, хотя в глубине души был польщен вниманием.
Но вскоре об этом узнала и Лариса Алексеевна. Вечером у пионерского костра Митьке пришлось рассказать ребятам про свой живой уголок. Сначала он пытался было отказаться от этого, хотел как-то выкрутиться, но ничего не вышло. Готовый провалиться от смущения сквозь землю, он путал слова, заикался, краснел…
Неожиданно на помощь ему пришел Толька Коровин. Правда, и он тоже сбивался, но все же сумел кое-как поведать ребятам о Митькиных зверях.
А Митька, с немалым трудом поборов смущение, в нужных местах поправлял друга, а под конец и сам стал рассказывать о Шанго и Федьке. А когда он замолчал, кто-то из ребят спросил:
— А птицы в клетках тоже у тебя есть?
— Нет, — ответил Митька. — Птицы не любят сидеть в клетках, они свободу любят. Вокруг нашего дома лес, там их всюду много, и зимой, и летом. Около ручья в роще даже два соловья живут. А вот голуби у меня есть! Так и они тоже не в клетке сидят, а живут в голубятне и улетают, когда хотят. Больше чем за километр улетают. Только едят и спят в голубятне. Голуби эти не простые, а почтовые…
— Так голуби тоже птицы, — ехидно заметил спрашивающий, судя по голосу — Борька Шапкин.
— Конечно, птицы, — спокойно отпарировал Митька. — Но только они привыкли жить у дома, с людьми, домашние они.
— Ясно, что домашние! — вмешался Толька. — Так и мой батя говорит, а он уж знает…
— Лесные птицы, те волю любят, — продолжал Митька. — Один раз дедушка поймал какую-то птичку и хотел сделать для нее клетку. Дал он мне подержать ее: такая маленькая, желтенькая, с красной головкой. Я ее осторожно взял, а у нее сердечко так и бьется — боится меня пичуга. Вот я и подумал, — может, детки малые ждут ее, а мы хотим в клетку посадить. Может, она скучать будет и помрет. Взял и отпустил ее на волю. А дедушку попросил не ловить больше птичек.
— Да, а звери небось тоже не любят жить в неволе, — выскочил с репликой вредный Борька Шапкин.
Митька сердито взглянул на Борьку и тихо ответил:
— Звери у меня живут не в неволе, а как хотят. Белка вот спит в сторожке, на шкафу, а за шишками и орехами в лес бегает. Федька ночует на сеновале, а днем ходит по двору и по лесу. Один раз забрел в лес, нашел там гнездо диких пчел, а домой заявился весь в меду. Искусали его пчелы просто страх! Мы с дедом еле-еле в речке потом его отмыли. Ежик тоже сам приходит в сторожку молока попить, а заяц Санька под амбаром живет и в дом сам заходит, никто его насильно не тащит. У меня все звери живут, как хотят! Если им у меня будет плохо, они могут и в лес уйти, я их не держу, — закончил Митька…
Несмотря на выпады Борьки Шапкина, вечер у костра все-таки получился интересным, а Митьку с тех пор ребята называли не иначе, как «Митька-укротитель».
Толька Коровин, будучи другом столь знаменитого человека, совсем загордился. Он расхаживал по лагерю, засунув руки в карманы, и жалел только об одном — что ребята не могут своими глазами увидеть Митькиных зверей.
— Знаешь, Мить, — как-то раз серьезно сказал он приятелю, — это ничего, что мы с тобой деревенские. Мы еще городских за пояс заткнем. Вот вернемся домой, да начнем твоих зверей дрессировать! Федька уже ученый — все понимает, Шанго тоже. Надо будет и остальных выучить.
— Чему? — недоверчиво покосился на него Митька. — Стрелку — печку растапливать или зайца Саньку — картошку чистить, что ли?
— А чего ты смеешься! Придумаем. А тогда эх и здорово будет! На будущий год поедем опять в лагерь и всех зверей с собой возьмем. Вот тогда все рты пораскрывают!
— Ну да! — усомнился Митька. — Как же мы их по железной дороге повезем?
— Эх ты, чудила! Так ведь цирковых-то зверей возят по железной дороге! Что же они, по-твоему, пешком из города в город ходят, что ли? Наши тогда тоже будут ученые, дрессированные, вот и повезем. Будет в лагере собственный зверинец! Про это еще и в газетах напишут. Здорово, верно?.«
Митька, правда, глубоко сомневался, понравится ли подобный проект старшей вожатой, но все же задумался. Попробовать стоило.
Наступило воскресенье. С утра к ребятам начали приезжать родители. Митька заскучал. Он бросил взгляд на сверх меры веселую Катю Леночкину и подумал: «Эх, хорошо бы и ко мне сегодня дед приехал!», хотя отлично знал, что Егору Николаевичу не так-то просто оставить лес — обходить участок нужно каждый день. Отцы и мамаши приезжали с пакетами и чемоданчиками, брали детей и шли с ними на прогулку. Некоторые устраивались тут же, неподалеку, усаживались на траву, раскладывали привезенное угощение. Время шло, а дедушки не было.
Посмотрев с завистью на счастливцев и потеряв всякую надежду на приезд деда, Митька побежал искать друга.
Толька с гордым видом прохаживался у ворот, ожидая родителей.
— Пошли в городки играть! — еще издали закричал Митька.
— Не могу, жду своих. С минуты на минуту должны приехать. После поиграем, — важно ответил Толька.
— Ну, жди. Мой-то дедушка, наверно, сегодня не приедет…
И Митька помчался на спортплощадку, надеясь сыграть с кем-нибудь в городки. Но почти все ребята ушли с родителями, и играть было не с кем. Митька минуты две постоял в раздумье. Сквозь редкие деревья ему было видно, как расхаживает у ворот Толька.
«Ждет», — подумал Митька и пошел в лагерную библиотеку. Взяв книгу «Звери в цирке», он забрался в самый конец садовой аллейки, сел на скамью и принялся листать книгу. Медведи, слоны, тигры, львы, леопарды, собачки… Некоторые из них были забавно одеты и, видно, проделывали очень интересные штучки. «А может, Толька прав, может, таким фокусам и моих зверей можно научить? Они ведь и сейчас уже много понимают…»
Увлекшись книгой, он не заметил, как кто-то уселся рядом с ним. Услышав тяжелый вздох, Митька поднял голову: рядом с ним сидел Толька и чересчур пристально разглядывал ветки нависшей над скамейкой сирени, а глаза его как-то подозрительно часто моргали.
— Ты чего? — спросил друга Митька.
— Так, ничего… В глаз что-то попало, — дрогнувшим голосом ответил Толька, отворачиваясь и протирая глаз уголком пионерского галстука, чрезвычайно тщательно отглаженного утром.
— Не приехали? — сочувственно спросил Митька.