Совок-4

Развернувшись, я пошел по лестнице вниз.

Может, правда, взять вот прямо сейчас, да и рвануть в Москву? Севастьянов примет и на службу при себе определит. Он еще тогда, когда мы громили сомкнувшуюся с мясокомбинатовским жульем номенклатуру, к себе работать приглашал. Но смерть Сони и сломленные этой смертью Лишневские не позволили мне уехать. Да и не хочется мне в эту Москву. Был я уже в ней и мне там не шибко понравилось. За несколько лет пребывания в ней, стойкая ассоциация огромного столичного города с Казанским вокзалом так и не пропала.

Нет, если и решусь на переезд, то никак не теперь. Мне еще эвакуацию Лишневских провернуть надо. Да так провернуть, чтобы самому под расстрельную статью не попасть. Следовательно, прямо вот сейчас мне надо искать берлогу. Экстренно снимать жилье, это в данный момент не для меня. Все маклеры, как и сдатчики квартир, комнат и койко-мест, все они через одного, а то и каждый, шпилят на участковых и оперов. Значит, это не мой путь.

В голове остался только один вариант. Призрачный, авантюрный, но вариант. Следовательно, мне надо поторопиться, поскольку предстоит проехать полгорода, а рабочий день уже заканчивается. Прибавив шагу, я направился в сторону оживленных улиц.

Такси я ловил недолго, а вот пиковое время нервы мне помотало. Когда расплатившись, я вышел из машины, настроения у меня еще поубавилось. Почти все окна четырех этажей казенного присутствия не светились. И отработавший люд уже схлынул. Уповая на судьбу-злодейку, я начал высчитывать горящие окна второго этажа. И это у меня никак не получалось. Плюнув на арифметику, я пошел ближе к центральному входу. Уж, если мне повезет, то нужный мне человек незамеченным пройти мимо не сможет.

И не прошел. Горят окна или нет, с этого места я не видел, а вот появившуюся на ступеньках фигуру признал.

— Здравствуй, любимая! — со всей теплотой души, которая только в ней нашлась, произнес я, — Третий час стою под твоими окнами и всё никак зайти не решаюсь! Можно я тебя до дома провожу?

Глава 2

К Дергачеву и Захарченко я с докладом не пошел. Сейчас у меня были дела поважнее и я с легким сердцем нарушил данное им обещание. Надо было уйти из РОВД и сделать один звонок. Не совсем другу, но зато в столицу. А для этого мне надо стряхнуть с хвоста «семерку». Иначе, даже, если они не снимут содержание разговора, то Мелентьев уже через час будет знать, кому я звонил. В тактическом плане это даже было бы неплохо и как-то меня прикрыло бы. Но я уже настроился на серьезные отношения и строил вполне определенные планы касательно Аркадия Семеновича. По-другому никак. Надо его, если не простить, то хотя бы понять. Кто он, что он и, главное, каковы истинные мотивы его нездоровых посягательств на мою судьбу.

Я придвинул к себе телефонный аппарат и вгляделся в отпечатанную на А-4 шпаргалку с внутренними телефонами под оргстеклом на столе.

— Антонина! — обратился я к скандальной приспешнице капитальной женщины, — Скажи мне, любимая, ты по-прежнему божественно хороша?

На том конце учащенно задышали и я понял, что дожидаться ответа не имеет никакого смысла.

— Слушай меня внимательно, Антонина! Я готов тебе простить все твои облыжные оскорбления в мой адрес, но за это от тебя потребуется помощь! — для осознания Тонечкой серьезности момента, я сделал многозначительную паузу, — Ну так, что? Хочешь ли ты снять со своей души камень?

Тонечка мне тоже ответила не сразу, а только через несколько прерывистых всхлипов-вздохов.

— Д-да! — наконец-то разродилась она. И судя по звенящей гамме чувств, втиснутых в такое короткое слово, Антонина была готова, если не на всё, то на очень многое.

— Тогда ты сейчас говоришь Валентине, что хочешь писать и, что тебе нужно в туалет. Ну или еще чего-нибудь придумай. Но сама идешь не в туалет, а в мой кабинет. Ты поняла меня, самая прекрасная мечта поэта?

— Да, п-поняла! — продолжала волноваться Антонина, — Но только Сережа, Валентина Викторовна сейчас всё слышит, у нас очень громкий телефон! — даже из своего дальнего от следственного Олимпа угла я почувствовал, что Тонечка в этот момент готова разрыдаться от отчаянья по причине только что и так бездарно проваленной операции.

— Это ничего, душа моя! Это даже наоборот, очень хорошо! — я торопливо взялся возвертать впечатлительную барышню в так необходимую мне её адекватность, — Валентина Викторовна, она ведь не только чудо, как собой хороша, она же еще очень умная женщина! А, значит, она все поймет и тебе мешать не станет! — самонадеянно заверил я Тонечку, полностью положившись на прежний свой опыт в общении с лучшей половиной человечества. И на их громкий телефонный аппарат.

— Иди! — гораздо глуше тонечкиной речи, но все-равно вполне явственно раздался в мембране голос моей несбыточной мечты по имени Валентина. Да, действительно, какой-то уж очень громкий и чувствительный у них там телефон.

Положив на штатное место трубку, я начал доставать из карманов своей верхней одежды содержимое. Рассовав в пиджак изъятое, я засунул в рукав куртки шапку и шарф. Мои действия прервало деликатное постукивание в дверь.

— Заходите! — едва не заматерился я от досады.

Вот ведь, как некстати принесло кого-то! И боже упаси, если этот "кто-то" из руководства! Но бог, в которого я не верил в прошлой жизни, и в которого не сподобился поверить здесь, меня не выдал. На пороге стояла Тонечка.

— Заходи, душа моя! — настойчиво пригласил я скромно потупившуюся девушку вовнутрь, не желая, чтобы кто-то из посторонних узрел её рядом с моей обителью.

Специально я не приглядывался, однако заметил, что Антонина не только обновила помаду на губах, но и успела более выразительно подвести глаза. Это хорошо, значит, она настроена стараться! И еще это означает, что помогать она будет мне со всей своей женской дотошностью.

— В общем так, прелестное созданье! — прелестное созданье мигом зарделось еще колоритнее. — Берешь моё барахлишко и спускаешься на первый этаж. Знаешь, где старшина наш райотдельский сидит? Ну ты ведь наверняка время от времени из его каптёрки что-то получаешь? — барышня с осмысленной готовностью кивнула.

— Вот и отлично! — я с восхищением посмотрел на понятливую девушку и она этот взгляд оценила, поправив прядь волос у виска, — Значит, берёшь сейчас мою куртку и без суеты спускаешься на первый этаж. К той самой каптерке. И тихо стоишь там, меня ожидаючи. Договорились?

— Ага! — поняв свою ключевую роль в сложнейшей оперативной комбинации, Тонечка сразу ожила. А ожив, легкомысленно заулыбалась, забыв принять у меня из рук мою хламиду.

— Душа моя, ты куртку-то возьми! — я более настойчиво сунул ей в руки свою одёжку. — Хотя, подожди! — я двинулся к одному из чуланов и достал оттуда какую-то штору из числа неучтенных вещдоков.

— Давай-ка мы с тобой мою куртку сюда завернем. Это, чтобы граждане в коридоре не завидовали! — вовремя вспомнил я о семерочных топтунах, один или двое из которых сейчас наверняка под видом вызванных к следакам, пасутся в коридоре следствия.

Выпроводив за дверь с непонятным тряпочным свертком в руках Антонину, я начал прибираться в кабинете. Убрав в сейф все, что могло бы заинтересовать московский десант, я, взяв в руки картонку с типографской надписью «Уголовное дело №____» и нацепив на физиономию выражение крайней озабоченности, покинул кабинет. Из своего тупика я направился мимо страждущих не на ближайшую лестницу, а в сторону данилинского кабинета. Но заходить к шефу я не стал. Пройдя дальше и сунув картонку за ящик пожарного гидранта, резко прошмыгнул на площадку дальней лестницы. Пока из-за поворота никто не показался, я через три ступеньки сыпанул вниз.

Тонечка по своему обыкновению нетерпеливо переминалась стройными ногами в означенном месте. Забрав у нее из рук свое имущество, я благодарно приложил руку к груди.

— Спасибо тебе, душа моя! Ты настоящий друг! — засовывая в рукава руки, исходил я благодарностью, — И, если кто спросит, то я никуда из райотдела не выходил! Ага? — влюбленными глазами всмотрелся я под ресницы Антонины.

— Ага! — только и нашла чем ответить барышня, а я уже в это время выскакивал за дверь в не шибко просторный тамбур. Из которого было только два пути. Один в подвал, а другой во двор РОВД. Пройдя через него, я подошел к выездным воротам и осторожно выглянул на улицу. Не заметив ничего подозрительного, я энергично зашагал подальше от места своей службы.

К следующей автобусной остановке я шел дворами. Людей или машин, сопровождающих либо принимающих меня, я не заметил. Добравшись до Главпочтамта, я зашел в зал переговорного пункта. Наменяв пятнашек, дождался, когда освободится дальняя кабинка и зайдя в нее, продолжил изучать входивших в помещение людей. Ни один из них в мою сторону не перемещался и в дверь служебного входа к операторам не ломился. Полуобернувшись к автомату, я набрал заветный номер.

— Здравствуйте! — ответил я на бесцветное «Вас слушают!», — Это Корнеев Сергей. Мне необходимо переговорить с Григорием Трофимовичем.

Никаких уточняющих вопросов не последовало, мне лишь предложили перезвонить по этому же номеру через пять минут. Не желая покидать удобную позицию, все указанное мне время я продержал трубку у уха, имитируя разговор. Едва секундная стрелка моих наручных часов часов пересекла нужную черточку, я начал набирать номер.

— Здравствуйте, Сережа! — раздался в ухе голос, который я уже порядком подзабыл, — Рассказывай, что у вас там опять стряслось? Надеюсь, не ваш знаменитый пивной комбинат жулики разорили?

Без лишних подробностей я изложил ситуацию и свое в ней место. Методично и последовательно. Четко отделяя установленные факты от предположений и оперативной информации, которую еще надлежит проверять.

— Теперь скажи мне, Сергей, у Мелентьева есть какие-то основания полагать, что ты причастен к этой преступной группе? Прямо или косвенно? И, что ты как-то замешан в пропаже воровского общака? — спокойно и очень отчетливо прозвучал с того конца бесстрастный вопрос.

Из объективной реальности следовало, что только один человек на этой планете мог обоснованно утверждать, что золотой запас банды Воронецкого экспроприировал я. И этим человеком, по странному стечению обстоятельств, опять же был тот же самый я. Ровно поэтому я не стал колебаться ни на секунду.

— Нет, Григорий Трофимович! Ни у Мелентьева, ни у кого-либо еще, нет и быть не может оснований считать, что я причастен к пропаже ценностей! И уж, тем более, к преступной деятельности банды! — твердым голосом отчеканил я.

— Я у вас даже помощи просить не буду, мне бы только понимание иметь, чего это Аркадий Семенович так на мне сосредоточился? Я сначала думал, что причина в наследии Воронецкого, но что-то не складывается! Сколько ни думал, но выходит, что всё-таки моя голова ему нужна. Месть за прошлые дела по комбинату? Опять не складывается! А больше я тут соли никому под хвост не сыпал, чтобы вот так, из самого Главка за моим скальпом приезжали.

— Узнаю юного следопыта Сережу Корнеева! — впервые с начала разговора развеселился собеседник. — Даже не следопыта, а самого настоящего аналитика! — перестал булькать весельем мой давний знакомец. — А ты не передумал, Сережа, по своему прежнему решению? Не созрел, чтобы в Москву перебраться? — вкрадчиво донеслось из трубки.

— Нет, Григорий Трофимович, не передумал! Не люблю я вашу Москву, неуютно мне в ней, — осторожно, стараясь не показаться неблагодарным, ответил я.

— Упрямый ты, Сергей! А это плохо! — голос Севостьянова стал строже. — Ну да ладно, дело твое. Хозяин — барин, как говорится! — твердо, но без раздражения отреагировал старший товарищ.

— Григорий Трофимович, так что насчет полковника Мелентьева? Какие у него мотивы сожрать лейтенанта Корнеева? Я уже всю голову сломал. Где он и где я?!

Повисла долгая пауза. И только прокуренное дыхание на том конце провода говорило о том, что абонент по-прежнему на связи. Перебивать эту паузу я не посмел.

— Я так думаю, Сережа, что конкретная фамилия его не интересует. Корнеев это или не Корнеев. Аркадий Семенович на данном отрезке времени находится в очень сложной ситуации. Ему, Сережа, жизненно необходимо привезти министру чью-то голову из командировки. Кровь из носа, как надо! Вот он и решил разоблачить измену в провинциальных милицейских рядах. Кстати, чтобы ты был в курсе, этот Мелентьев в Москву не так давно из Мордовии попал. Трех лет не прошло, как он в столицу переехал. И переехал он майором из республиканского Управления исправительных учреждений. С должности зама по опер. Но сразу на полковничью должность и в министерство Союза! И заметь, Сергей, не в ГУ ИТУ, а в Главк уголовного розыска. По молодости лет тебе это ни о чем не говорит, а вот я знаю, что так очень редко бывает. Если только твой тесть не первый заместитель начальника Политуправления МВД СССР генерал-майор Свечников. И вот, что, Сережа, за три года Аркаша Мелентьев не только до полковника дорос, но еще он этой весной Академию МВД СССР закончит. Заочно, правда, но на карьеру перспективного офицера это обычно никак не влияет.

— А факультет какой? — вяло поинтересовался я, понимая уже, что дела мои плохи.

— Первый, Сережа, Первый! — ехидно добил меня мой московский собеседник.

Первый факультет Академии МВД СССР выпускал, выпускает и будет выпускать элиту и кадровый резерв министра. Для выпускников Первого факультета потолка в должностях не существует. Они могут быть назначены начальниками областных УВД, Главков МВД СССР и далее по восходящей, вплоть до министра.

— Дело в том, Сергей, что тестя Аркаши ударил инсульт около месяца назад. И хоть он еще числится на больничном, но уже есть мнение, что на службу он не вернется. А без его участия полковник Мелентьев тоже вряд ли усидит в своем кресле. Не любят его в Главке, Сергей. Если бы не тесть, то давно бы он назад в свою Мордовию уехал.

Вон оно, как! Аркадию Семеновичу, стало быть, громкое дело нужно. Разматывать преступления он не умеет, да и опоздал он к раскрытию злодейств Толи Воронецкого. Значит, единственный для него выход, это изобличить того, кто Воронецкого прижучил. И при этом сам оказался пособником бандитов. А что, нормальный ход для тюремщика и зятя политуправленца. Все логично. Если он всех в этом убедит и благополучно скормит меня системе, то в течении года его пальцем никто не тронет. Просто не посмеют. И с должности его не сдвинут. Даже без поддержки тестя. А к лету он еще и диплом Первого факультета управления Академии МВД СССР получит. Все очень грамотно полковник Мелентьев рассчитал.

Все эти мысли я вывалил в телефонную трубку. Севостьянов довольно захекал.

— Ко мне в столицу тебе переезжать надо, Сережа! Иначе открутят тебе там у вас твою светлую голову. Влезешь в какое-нибудь очередной бандитский блудняк и отнесут тебя сослуживцы в последний путь! А здесь совсем другие масштабы! Как раз по твоим способностям!

— Григорий Трофимович, — позволил я себе вольность и перебил мэтра. — Вы меня поправьте, если я не прав, но что-то мне подсказывает, что желания нашего министра и полковника Мелентьева, мягко говоря, не совпадают. Зачем министру неведомый лейтенант Корнеев в роли мерзавца, предателя и бандита?! Ведь это удар! Как по МВД, так и по самому министру! Или я ошибаюсь? Соседи с Лубянки такого повода не упустят! Вонища-то неизбежно пойдет гулять по партийно-административным просторам!

— Не ошибаешься, Сережа, не ошибаешься, — хмыкнул мудрый дворцовый интриган в генеральских погонах. — Но у Аркаши свои интересы и ради того, чтобы пожарить себе яичницу на завтрак, он вполне способен поджечь жилой дом. И вместе с людьми, Сережа, вместе с людьми! Так что ты даже не сомневайся, он тебя уничтожит и даже не поморщится.

И только тут мой многократно контуженный мозг шевельнул своей единственной неповрежденной извилиной.

— Григорий Трофимович, а ведь Воронецкий, которого я застрелил, он на ИК-10 в Саранске отбывал! На строгаче. И освободился тоже примерно года три, как тому!

— Так-так-так, Сережа! Молодец! Продолжай, не просто же так ты это вспомнил! — в равнодушно-размеренном говоре Севастьянова прорезались охотничьи нотки.

— А чего продолжать, надо бы аккуратно проверить, пересекались они там по зоне или нет! Я ничуть не исключаю, что Воронецкий мог состоять на связи у Мелентьева. Толик замшелым ортодоксом не был и на воровские понятия ложил свой болт со всем своим ментовским презрением! — вслух размышлял я.

— Я дам указание! Прямо сейчас распоряжусь. Но в любом случае, это вопрос двух-трех дней, а тебя они могут закопать уже сегодня или завтра!

Прав старик! Только сейчас до меня стало доходить, что для Мелентьева мертвый Корнеев предпочтительнее, чем живой. Мертвый срама неймёт и валить на него можно всё дерьмо, какое только есть. Мертвый ни возразить, ни оправдаться не сможет. И тогда вся эта шайка разбойных педерастов, включая Вирясова, Кладова и ту же Галю-Наташу, начнут с подачи псов Мелентьева меня загружать всеми своими грехами! И подтверждать мое участие в банде. Им это самим жизненно выгодно! И дело сделано! А я бы еще на месте Аркадия Семеновича далеко и глубоко спрятал тугую плоть лейтенанта Корнеева. После того, как тот умрет внезапно. А потом на него вешай всех дохлых кошек и подавай его во всесоюзный розыск. И пусть все менты Советского Союза свои ноги до колен стирают в поисках беглого лейтенанта-оборотня. Н-да!..

После того, как у полковника Мелентьева и разбойного убийцы Воронецкого вылезли единые мордовские корни, я очень сильно задумался. Теперь ограбленные в Саранске сберкассы и ювелирные магазины заиграли в ином свете и гораздо ярче. А еще в голову упорно лезла совсем уж крамольная мысль. Это какие же великие криминальные экзерсисы можно совершать, будучи в такой связке, как зам начальника УИН Мордовской АССР майор Мелентьев и отбывающий под его охраной матерый бандит со специфическими милицейскими навыками!

Бандитов после разбоев и убийств ищут на воле, а они получают высококалорийную диету и закусывают ее копченой колбасой в лагерном лазарете. Без каких-либо особых беспокойств и придирок со стороны вертухаев.

— Сергей, ты чего там? Отключился что ли? — забеспокоился мой столичный визави.

— Задумался, Григорий Трофимович! Извините! — вернулся я из своих бредовых размышлений в затертую и исписанную кабинку межгорода.

— Слушай приказ, Сережа! — совсем другим голосом, начал чеканить слова Севастьянов, — Прямо сейчас, с этой секунды ты уходишь на нелегальное положение! Ты понял меня?

— Так точно, понял! — подобрался я. Ситуацию я осознал и трезво оценил, поэтому кокетничать и демонстрировать свое презрение опасности не стал.

— Я по Мордовскому УИН справки наведу и еще прослежу, чтобы ни под каким видом группе Мелентьева командировку не продляли. А ты пока в бега ударься! Если есть такая необходимость, я свяжусь с Данковым и скажу, чтобы он отнесся с пониманием.

— Господь с вами, Григорий Трофимович! Только не это! — взмолился я, — Со своими прогулами я сам разберусь, слово даю!

— Ну как знаешь! Ладно, завтра связь по той же схеме, бывай здоров! — после этих слов Севастьянов отключился.

Да, закрутились дела! Правильно сделал, что умному человеку позвонил. Одна голова, это не две головы…

Теперь надо думать, где преклонить эту дурную голову. Лишневские, как и Нагаев отпадают сразу. С них и начнут. И не трофейная квартира. Я хоть в нее и не заселялся пока, но уже давно в ней официально прописан. Тонечка тоже не вариант. Во-первых, она живет с родителями. И, значит, потом мне придется в черном траурном макинтоше танцевать с ней под Мендельсона. Но хуже всего это то, что она слишком общительна. Это во-вторых.

И тут в моей голове появился светлый образ Верочки из ТТУ. Жертвы рыжего п#здохватальца Павлика. Уж она-то меня точно, приютит и никакому Мелентьеву со всем его МВД не сдаст! Верочкин адрес я знал и за постой на ближайшую неделю уже не беспокоился.

Теперь предстояло легализовать мое отсутствие на службе. Других мыслей, кроме, как стремительно уйти на больничный, в моей голове не случилось и я пошел звонить медсестрице Марине. Опять судьба толкает меня в объятья этой знойной девушки. Н-да…

Глава 5

Пока Эльвира собиралась на работу, я, чувствуя себя праздным супружником в декрете, приготовил омлет и нашинковал найденные в холодильнике сыр-колбасу и половинку огурца. Кофе я тоже приготовил. Намарафеченная мадам Клюйко, зайдя на кухню, довольно хмыкнула.

— Прав Мелентьев, надо тебе обвинение предъявить и во всесоюзный розыск тебя подать! — бестактно хохотнула она, довольно оглядывая натюрморт на столе, — Будешь дома сидеть и хозяйство вести!

— Окстись, Эльвира! Ты что такое говоришь! — почти всерьез обиделся я и невольно передернулся, представив озвученную ею перспективу. — Ты, кстати, ключи оставь, мне надо будет на пару часов в город выйти.

— Не шатался бы ты по улицам, Сережа! Попадешься на глаза, кому не надо и загремим мы с тобой! И, заметь, загремим оба! — она без особого страха и укора посмотрела на меня.

А ведь она больше за меня переживает, чем за себя! — с неожиданным удовлетворением подумалось мне. Нормальная она баба, не совсем она волчица. То, что ее попрут со службы за то, что она не отказалась от дела, находясь в отношениях со мной, Эльвира понимала не хуже меня. Понимала и сознательно пошла на этот риск!

— Эль, я не в кино и не по магазинам собрался! Мне выйти надо, чтобы по москвичам поработать, — не вдаваясь в подробности, пояснил я необходимость своей вылазки, — Оставь мне ключи пожалуйста!

— Да вон они, твои ключи, на вешалке висят! — махнула рукой в сторону прихожей прокурорская подполковница, — Корнеев, ты правда думаешь, что я настолько дура и не понимаю, что не усидишь ты в четырех стенах?! — насмешливо рассматривала меня Эльвира. — Я даже об осторожности просить-предупреждать тебя не буду, потому, что н..

— Потому что ты не дура! — быстро перебил я её, обнимая, — Спасибо тебе, душа моя, я тоже всё понимаю! В том числе и то, как и чем ты рискуешь!

— Ну вот и хорошо! — осторожно высвободилась из моих объятий, барышня в строгом прокурорском мундире села за стол.

Отправляя в рот маленькими кусочками еду, чтобы не смазать помаду, Эльвира Юрьевна начала с завидным аппетитом поглощать приготовленный завтрак.

Губнушку она все-таки достала, когда уже обулась и посмотрелась в зеркало у входной двери прихожей. Про анонсированную вчера беременность никто из нас так и не обмолвился.

Оставшись в квартире один, я прошел на кухню и завершил свою миссию кухонного мужика. Когда все было вымыто и убрано, скинул штаны и завалился на постель. Думать лежа получалось плохо. Я лежал на спине, на боку, потом опять на спине, но уже с заложенными за голову руками. И все равно ничего путного в голову не шло. Мыслительный процесс начал оживать только после того, когда я, прямо в трусах и, как зек-сиделец, начал мерить шагами комнату. От стены до окна и обратно. Вот он, еще один неоспоримый повод выйти из замкнутого пространства на волю.

После душа быстро побрившись найденным в ванной эльвириным подмышечным станком, я умылся и почистил пальцем зубы. Пошарился в шкафчике в поисках какого-нибудь лосьона и с досадой обнаружил две не распакованных зубных щетки. Перечищать зубы не стал, но и лосьона не нашел. Мазать лицо чем-то из флакончиков с откровенно женскими запахами и иностранными буквами я не рискнул. Выйдя на улицу и оглядевшись, направился к остановке. По своим нехитрым расчетам я еще вроде бы успевал. Мне очень хотелось увидеть Нагаева, но звонить ему я не решился. Осознанно не решился. Вова моя устойчивая связь и поэтому он по всем канонам должен быть на прослушке. Рассудив, что в Советском РОВД меня вряд ли кто-то ждет вживую, я направился именно туда.

Выйдя из автобуса сорок первого маршрута, я не пошел наискось через двор, а направился на угол. Спустившись в цоколь канцелярского магазинчика, я соблазнился там студенческим тубусом и дермантиновой папкой. Расплатившись на кассе, вышел на Запорожскую и пошел к райотделу, до которого оставалось не более двухсот метров. Потраченных на никчемные мне аксессуары денег, было не жаль. Зато теперь я был больше похож на студента старшекурсника, чем на следователя.

Пройдя через центральный вход, я сразу направился в службу участковых. И наткнулся на закрытую дверь. Отлично, значит, развод еще не закончился. Подпирать в коридоре стену я не стал и отправился ближе к лестнице, по которой от Тарасова скоро потянутся мои бывшие сослуживцы. Засветиться я здесь не боялся, так как этот визит был одноразовым и с Вовой мы пока встречаться будем очень редко и очень осторожно.

Нагаев находился в задумчивости и спускался одним из последних. Поэтому со всеми коллегами ручкаться мне не пришлось. Шалые глаза моего друга светились счастьем, вчера он впервые побывал в гостях у матери, которая после бракосочетания и прописки демонстративно для соседей и ЖЭКа проживала в хоромах профессора Лишневского. Вова до сих пор еще не отошел от придавивших его впечатлений. Впрочем, это как раз неудивительно, обычному среднестатистическому советскому человеку было от чего впечатлиться при посещении обкомовских пенатов.

— Серега, уж на что я участковый и во всяких квартирах побывать довелось, но такое я впервые увидел! Там, знаешь какие потолки! А двери… Вспомнив о дверях ректора Лишневского, Вова снова отрешился от суетной действительности и завис по ту сторону сознания. Я понимал своего друга и был за него рад, но меня поджимало время.

— Вова! Нагаев! — толкнул я его в плечо, — У тебя еще будет время помедитировать, мне твоя помощь срочно нужна! — для надежности я посильнее ткнул друга и на этот раз под ребра.

— Говори! — проснулся боевой товарищ, — Я для тебя теперь все сделаю! Я и раньше бы всё сделал, а теперь вообще, всё! — и тут же опять съехал с глузду, — Серега, мы там со Светкой были. Так она второй день плачет. Не верит она, что мы там жить будем! Лучше бы я ее с собой туда не брал! — Вова договорил и опять ушел в себя, глядя сквозь меня пустыми стеклянными глазами.

— Нагаев, твою татарского бога мать!! — я начинал уже злиться на своего друга, — Меня не сегодня-завтра на шконку присодют или еще чего хуже, а ты тут стоишь и пальцем в жопе ковыряешься! Проснись! Вова, бл#дь!! — и я уже почти из всех сил сунул ему по ребрам.

Друг болезненно скривился, но взял, таки себя в руки и мы отступили под лестничный марш.

— Ты же своего «Мастера» в «Динамо» получал? — я побольнее сжал предплечье друга.

— В «Динамо», — подтвердил Нагаев, — Я с шестого класса, как пришел в «Динамо», так и всегда только в нём был! Даже, когда в технаре, в КИПТах учился, то не за «Буревестник», а за «Динамо» всегда боролся! — Вова явно гордился своим патриотизмом и верностью родному обществу.