Жёны Кусакиро — Муська и Фроська — три дня рвали от горя шерсть на ушах и хвостах. Они расплели все свои косички из мышиных хвостиков, расцарапали себе морды острыми когтями в кровь. Выли день и ночь, призывая дух своего мужа. Они оплакивали потерю кормильца и царственного повелителя. По правилам стаи жёны вожаков, также, как и их дети, переходили по рангу следующему вожаку, если он не отказывался их принять. Он должен был их кормить и заботиться об их безопасности.
А если новый предводитель уже имел свою большую семью, то бывшие жёны раздавались самым заслуженным и сильным котам племени. Они ни в чем не должны были знать лишений. И их дети воспитывались в канонах служения по кодексу самураев как будущие военачальники.
Муська и Фроська доставались Гамлету и Феликсу. Феликс выбрал Муську, так как она была красивой, страстной и не слишком требовательной кошкой. Как раз такая ему и была нужна. Гамлету досталась нежная и тихая Фроська. Она только изредка поднимала на него взор и томно вздыхала. Детей поделили так же, как и их матерей. Каждому досталось по двое подростков.
А что же Мотря, спросите вы? А ничего. Ей даже в голову не приходило, что она может иметь какие-то права на управление стаей. Не потому, что она была глупа или труслива, а просто так было не принято у котов.
Наконец совет был собран. Феликс и Гамлет были представлены как соискатели а Мотря… Просто как их сестра, которую теперь не знали куда приткнуть.
Феликс взял слово первым. Он долго говорил о кровопролитных захватнических боях, которые принесут племени много славы и будут вписаны в анналы истории рода. Выгнув спину и прижав уши, он подскакивал на месте, демонстрируя военный Танец Смерти. Лапы с острыми мечами мелькали перед глазами завороженных зрелищем слушателей. Он шипел, плевался, рычал, как берсерк, топорщил усы и ставил шерсть таким высоким дыбом, что размер его увеличивался вдвое. Хвост вертелся пропеллером, кинжалы во рту отражали смертоносный блеск луны.
Муська была в восторге. Она уже обожала его, своего нового мужа и покровителя. По окончании песни, стая забила хвостами, одобряя выступление. В глазах многих зажегся боевой огонь. Молодняк вообще не знал, что такое война, поэтому им очень хотелось испробовать это неизвестное доселе развлечение на себе. И доказать, что они не зря ели мышей и крыс, пойманных их досточтимыми отцами.
Вторым вышел Гамлет. Он вошёл в круг со всем достоинством короля. Танец его был полон изящества и неторопливости. Он долго рассказывал историю рода, войн, мирной жизни, о славных годах и годах больших потерь. О правде войны и прелести мира. Об увеличении рождаемости и сытой спокойной жизни. Его тело изгибалось в фантастических позах, как у танцующей кобры, он мяукал тихо, мурлыкал, но все слышали каждое его слово. Так как невозможно было прервать это волшебное действо шумом и потасовкой.
Гамлет вытянул морду к Луне и призывал богов к милости, глаза его серебрились как две расплавленные лужицы свинца. Хвост исполнял танец величия и могущества разума над тупой силой и желаниями. Усы завивались колечками. Он был великолепен. Зрители, завороженные танцем, отбивали хвостами ритм, как ритуальные барабаны. Лес вокруг затих, тоже поддавшись волшебству момента.
Фроська смотрела на нового мужа во все глаза. Он казался ей существом высшим. Из другого мира.
Наконец танец закончился и стая должна была голосовать и делать выбор. Тогда Мотря, маленькая смелая Мотря, которая была всего лишь женщиной, но имела звание самурая и могла высказывать своё мнение перед всей стаей, вышла в круг. Стая с недоумением смотрела на эту молодую кошечку. Что такое, зачем она вышла? Неужели она хочет предъявить свои права на правление? Какая дерзость!
Но Мотря хотела не власти. Она была очень умной. И притом очень смелой. Мы же помним, что именно она позволила отбить у рыси тело их общего отца, бросившись ей в морду и вцепившись в глаза. Именно она совершила этот безумный и отчаянный поступок, не думая о том, что сама может погибнуть. И именно за это ей была оказана невиданная доселе честь — стать самураем и иметь право голоса. Ведь мы все об этом помним, правда?
Помнила и стая. Поэтому Мотря вышла в круг и заговорила. Её танец был Танцем Самурая. Танцем выдержки, воли, силы и самоотверженности. Она говорила прямо, бесхитростно, ничего не приукрашивая и не умаляя. Она говорила о чести, о служении, о сохранении рода и о мире с другими племенами. О необходимости объединения во имя сохранения жизней. О том, что недалеко живут двуногие боги, и с ними нужно найти общий язык и закрепить контакты, потому, что именно они могут помочь стае выжить трудными суровыми зимами. Её танец был простым и незамысловатым. Она не пыталась произвести впечатление. Просто говорила правду. Лапки ритмично топтали дорожки по снегу. Глаза ярко блестели, шерсть лоснилась и хвост стоял как меч строго вверх.
И стая прислушалась к её словам. Она была права. Стае не нужны были захватнические войны. Им хватало огромного пространства. Стае не нужны были мечты о неосуществимом. Им хватало земных проблем. Мотря сказала то, что сказал бы Кусакиро. И стая это поняла.
Чем же закончился совет, спросите вы? А вот чем. Старейшины рода посоветовались и решили, что править будут все трое. Два брата по бокам и сестра посередине. Братья будут уравновешивать натуры друг друга, а мудрая и честная Мотря станет Весами Правосудия и Выбора Решения, поскольку именно в ней вопротился истинно самурайский дух всех предыдущих поколений.
Так и порешили. Никто не был урезан в правах, и все получили по заслугам. И племя осталось в выигрыше. Кусакиро на Радугу была послана ритуально загрызенная мышь с новостями о свершившихся выборах. А потом стая отпраздновала это событие общим танцем мира.
Вот так всё и произошло. А наш Кусакиро даже не в курсе, что без него там вершатся такие важные дела. Ну ничего, думаю, что волки своим воем постепенно перенесут эти новости в те края, где сейчас счастливо живёт наш великий самурай. И его большое сердце наполнится покоем.
ГЛАВА 11. НОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ
…Утро началось с громкого чавканья…
Кусакиро открыл глаза. Напротив его дворцовых покоев, прямо у входа, сидел порфирородный базилевс Василий и со смаком вылизывал себе брюхо, раскорячившись в неприличной позе "раскрывшегося лотоса".
Да, друзья, у Кусакиро появились свои личные покои, его территория, которую он ревностно охранял. Ему пришёлся по вкусу персидский ковёр на полу, удобный плетёный трон, стол, под которым можно было сидеть или лежать в засаде и много других приятных мелочей. Был даже свой зимний сад. В огромных горшках с землёй росли невиданные в его лесах маленькие деревья. В земле можно было ковыряться и даже закапывать туда что-нибудь.
Почему он выбрал себе именно эти покои? Да просто так захотел. Кусакиро знал, что при своём благородном происхождении и безупречности, он всегда получал то, что хотел. У него на это было непреложное Право Лидера. Поэтому, когда он попал на новую территорию, ему даже не пришло в голову, что он оккупант и занял обжитое другими животными уютное местечко. Он имел право жить там, где хочет и так, как ему угодно. Ну… Мы спорить не будем…
Но местным обитателям такая позиция не слишком пришлась по вкусу.
…Базилевс лизал брюхо, не решаясь переступить порога покоев Кусакиро, громко и возмущенно чавкая при этом и бурча себе под нос.
— Мы его на помойке нашли, понимаешь, отмыли, отчистили, а он тут фигвамы нам рисует…
Что такое «фигвамы» он не знал, но хорошо помнил пренебрежительный тон кота Матроскина из любимого мультика.
Василия возмущало, что, вдруг возникший из ниоткуда новый жилец, сразу наложил лапу на лучшую комнату их дворца. Причём ни у кого не спрашивая и ни с кем не советуясь.
— Теперь этот комок шерсти волосатит мой любимый ковер, на котором я так любил кататься. Плющит свою морду, которая и так поперёк шире на моём любимом кресле и смеет лежать под моим любимым столом! Я уже не говорю, рыться в моих горшках с пальмами! — чавканье перешло в раздраженное клокотание где-то глубоко в горле базилевса. Он был так возмущён беспардонным поведением нового жильца, что чуть не подавился собственной шерстью. — Кхе-кхе, — закашлялся он и шумно рыгнул, — и это в нашем доме! С высокой культурой быта!
Василий, к слову сказать, никогда не считал эту комнату лучшей во дворце, но сейчас было делом принципа высказать своё царственное недовольство чужаку. И поставить его на место. Как ещё можно разговаривать с дикарём? Ну не драться же с ним? Базилевс был уже немолод, да и не слишком велик. Да и домашняя сытая жизнь совсем не способствовала тренировке его тела. Скорее отращиванию пузика. И он понимал, что в битве шансов у него не будет. А новый котяра, крупный и спокойный до наглости, состоял из одних накаченных мышц.
От него пахло силой и здоровьем. В глазах светился ум и самурайская невозмутимость.
Кусакиро вообще мало суетился, чтобы кому-то пытаться понравиться. Для него, привыкшего к строгим законам суровой лесной жизни, расшаркивание перед кем бы то ни было представлялось излишним. Если он чего-то хотел, то приходил и брал. Если не хотел, то просто не обращал на это существо внимания. Зачем? Это был закон леса. Любопытные там не выживают. "В большой семье клювом не щёлкают." Это был неписанный закон.
…Василий был вне себя. Он закончил возмущенно лизать пузо и перешёл к хвосту. Лизал его с сопением и хрюканьем.
"Вот наглец, — думал Василий, — по-ходу, он меня вообще не замечает! Я тут перед ним и так, и сяк! Топчусь на входе как презренная попрошайка! И это в собственном доме! В собственном доме! А этот… самурай… даже не пригласит отлакать стаканчик молока… Или просто побеседовать за кусочком мясца… Вон Хозяйка как его кормит. Отборненькой свежатинкой, не то, что меня, наверняка…"
Базилевс шумно вздохнул, ещё раз исподлобья осмотрел потерянную теперь территорию и, гордо задрав хвост, с достоинством удалился в ближайший угол для дальнейшего наблюдения.
"Главное не получить сзади волшебного пинка, — думал он. — А то кто его знает, лесную зверюгу… Кааааааак прыгнет! Как дикая обезьяна из бразильских лесов…"
Кусакиро равнодушно смотрел, как удаляется царственный Василий и думал, думал… Он вообще любил думать. Жизнь всегда была тяжёлой и опасной, поэтому думать приходилось всё время и за всю стаю.
Финты Василия впечатления не производили. Кусакиро просто не понимал такого обхождения. Наверное при дворах Уссурийских царей оно считалось нормальным, но в лесах царило другое обращение. Зазевался — смерть тебе!
"Ладно. Пусть себе выпендривается", — подумал Кусакиро. И отвернулся к окну.
За окном то и дело мелькала любопытствующая мордочка мисс Люсинды. Она совершала променад вокруг дворца. Люсинду весьма привлёк молодой, здоровый и сильный кот. Он так замечательно пах! От него кружилась голова! Мисс Люсинда была неискушенной молодой кошечкой, поэтому сильно стеснялась своего чувства. Тем более, что не могла его объяснить. Этот новый жилец вёл себя крайне сдержанно. Он не таскался за ней с непристойными предложениями, как это делал уверенный в своей неотразимости базилевс. Он был мужественным и неразговорчивым. Он был огромным и великолепным. Люсинда ценила красоту и утончённость натуры. Но, слащавые воздыхания Василия её не трогали. А этот… Странный… Смотрит… Как сокол на мышку. Глаза горят, в них интерес и много грусти… До чего же красив, подлец.
Люсинда встала у порога покоев Кусакиро и нежно мурлыкнула: "Можно войти, о, господин?"
Кусакиро молчал. Он знал, что чем длиннее пауза, тем больше уважения и интереса он вызовет в этой малышке.
"Хоть бы её не спугнуть своей лесной неотесанностью…"
— Входите, мисс, — наконец мяукнул он, и проследовал к своему плетёному трону. — Как поживаете? Вы с просьбой пришли или просто поближе познакомиться?
Люсинда видела, что по манерам новый жилец — кот весьма непростой и ооооочень учёный. Ей льстило, что на неё обратили внимание.
"Какие у него глаза! Какие щеки! Какой мощный загривок повышенной лохматости!"
Если бы Люсинда могла покраснеть, то она зарделась бы как маков цвет от восхищения. Но так — порозовел только её носик.
В волнении она принялась лизать свою лапку, время от времени вскидывая глаза на необыкновенного кота, который всё больше интересовал её.
Кусакиро заметил замешательство девушки и решил перехватить инициативу.
— Мисс, а не хотели бы вы сегодня провести со мной вечер в приятной беседе? Я могу вам рассказать о дальних королевствах, невиданных зверях, прочитать вам кодекс Куси-до-и-куси-после наизусть…
— А может просто в кино на последний сеанс? — прошептала Люсинда, — вот тут на столе программа лежит, я читала, что по говорящему ящику будут показывать Ледниковый период! А я так люблю этот мультик! Там такая прикольная белка с орехом…
Кусакиро знал, кто такая белка. Он иногда охотился на них.
— Хорошо, — сказал он, — про белку это можно. Но потом… Я вам всё-таки расскажу о Куси-до. Попозже, когда сеанс закончится. И наша Хозяйка "сделает ночь". Приходите ко мне в опочивальню. Посидим, полюбуемся на луну, помурлычем…"
И Кусакиро так многозначительно посмотрел на Люсинду, что она нервно стала намывать мордочку, чтобы скрыть блеск смущения в глазах. А глаза у нашей мисс были великолепны. Миндалевидные, слегка раскосые, зовущие…
У Кусакиро пересохло в пасти от волнения.
— А не хотите ли отобедать со мной, красавица?
— Да, спасибо, я не прочь, — еле слышно муркнула Люсинда, — вы так галантны, так воспитанны, что я просто робею вас.
Кусакиро по праву хозяина повёл юную мисс к мисочкам с молоком и мясом. Нос к носику они поели, параллельно принюхиваясь друг к другу. Кусакиро, как истинный кавалер, подкладывал ей лучшие кусочки. Люсинда томно вздыхала и с удовольствием принимала угощение.
Василий бурчал из угла пошлости, громко фыркал и скрёб когтями о косяк двери. Но двое наших влюблённых не замечали его выпадов. Они смотрели друг на друга, пытаясь проникнуть в мысли, надеясь уловить немой призыв. Самурай весьма нравился нежной домашней кошечке. Люсинда сильно нравилась Кусакиро… Почему? Да просто потому, что нравилась!
Про "Ледниковый период" они даже не вспомнили. Им было хорошо просто сидеть рядом, прижавшись боками и переплетясь хвостиками. Они долго смотрели на Луну, а Кусакиро до утра рассказывал молодой мисс о тяжёлой, но интересной и насыщенной жизни лесного самурая. О великой чести рода. О служении. О строгих законах. О кодексе, который приняв один раз, самурай никогда не сможет предать…
Только об одном он умолчал — о своих прошлых подругах и женах. Ну так какой же дурак в первый вечер тесного общения с новой любовью будет вспоминать старые отношения? Да и в последующие дни эти давно прошедшие отношения негоже вспоминать при своей возлюбленной.
Люсинда зачарованно слушала сагу о жизни лесных котов-самураев. Это было так далеко от её представлений, что она воображала всё это как захватывающую сказку. Она уже поняла, что необыкновенный кот был и в самом деле выдающимся во всех отношениях. В приливе восхищения и преклонения перед железной волей самурая, Люсинда, время от времени, лизала лапу Кусакиро, приемля его взгляды и соглашаясь с его жизненными устоями. Так они просидели до утра.
Утром плохо спавший от зависти базилевс, обнаружил их в объятиях друг друга. Головка Люсинды доверчиво покоилась на мощной лапе Кусакиро, другая его лапа прикрывала её бочок. А хвостом он прикрывал её нижние лапки. В глазах самурая светилась нежность. У него опять появился объект любви и существо, за которое он отдал бы свою жизнь. А разве не это главный принцип служения?
ГЛАВА 12. НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА
…Шло время, оно, как известно, всё время куда-то идёт, это время… Люсинда постепенно знакомила Кусакиро со всеми жителями большого дворца. Ибо, настоящий джентльмен не может знакомиться с посторонними, не будучи представленным им третьим лицом.
Люсинда знала правила хорошего тона. Она была «мисс», много смотрела фильмов про жизнь двуногих и очень любила те, в которых показывали королевские приёмы, балы и про любовь. Поэтому, будучи образованной во всех отношениях и отлично воспитанной кошечкой, она пыталась применять, по мере возможности, эти красивые обычаи и в своём месте обитания.
Все были представлены по очереди и в своём порядке. Василий, как очень далёкий потомок Византийских Котов-базилевсов, не нуждался в представлении. Он считал себя главнее и выше всех по происхождению, поэтому всегда представлялся сам. Его мы уже неплохо знаем.
На следующего жильца, а точнее, жиличку, Кусакиро наткнулся, когда они с Люсиндой искали укромный шкафчик для уединения и романтических мечтаний. Оттуда доносилось чьё-то тихое сопение. Заглянув в щёлочку, Кусакиро увидел ничем не примечательную серую кошку. Она крепко спала в шкафу, свернувшись клубочком на вещах Хозяйки.
Кусакиро понюхал… Пахло взрослой кошкой…
— Кто это? — спросил он?
— Это моя компаньонка, — шёпотом промурчала Люсинда. — Нам, незамужним девушкам из хороших семей полагаются компаньонки, которые за нами присматривают, чтобы мы не натворили глупостей.
Компаньонками становятся бедные родственницы, которым негде жить, или они слишком стары, чтобы сами добывать себе пропитание. Вот, тётя Мурыся — моя троюродная тётка. Она добрая, хорошая. Правда немного ворчливая, как все немолодые… Но это ничего, я её все равно очень люблю. Её, умирающую от голода и холода, наша Великая Повелительница и Хозяйка Дворца нашла у харчевни. Прямо на пороге. Беднягу гнали отовсюду, куда бы она не заходила попросить еды и погреться. И только сердце доброй Хозяйки не выдержало, и она забрала Мурысю к себе. Поскольку я — мисс, ко мне её приставили как няню и воспитательницу. Так было положено в хороших семьях старой Англии. Я видела это по говорящему ящику.
Люсинда удовлетворенно зевнула. Она заметила по круглым глазам Кусакиро, что он поражён её образованностью и умением себя преподать. Ей было так приятно, что она не разочаровала своего возлюбленного, что в порыве нежности и благодарности лизнула его в нос. Нос, покрытый боевыми шрамами былых сражений. Кусакиро вздрогнул, и хотел, было, подарить Люсинде ответный поцелуй, но тут…