Прошлое не продаётся

Узнав в приемном покое, куда поместили водителя машины, и выпросив у санитарки халаты, Гуров и Стас направились к лестнице, ведущей на второй этаж здания. Взявшаяся их сопровождать молодая практикантка рассказала о состоянии поступившего и о том, какая помощь ему была оказана. Обнаружив, что водителя поместили в общую палату, Гуров попросил прислать дежурного врача. Тот появился через несколько минут, несколько озадаченный и даже раздраженный просьбой оперов.

– Слушаю вас, – словно сделав им крупное одолжение, важно изрек эскулап.

– Полковник Гуров, Главное управление уголовного розыска. – Гуров не спеша развернул удостоверение, дав невысокому, плотному, широченному доктору прочесть его от буквы до буквы.

– О-о-о… – уже другим тоном произнес врач. – Чем могу быть полезен?

– Я хотел бы узнать, когда может быть выписан больной с переломом ноги, который поступил к вам с Ленинградского шоссе.

– Дня через два. – Врач пожал плечами. – Состояние у него относительно удовлетворительное, разве что есть вероятность скрытой черепно-мозговой травмы. Хотя на первый взгляд явных симптомов не выявлено.

– А нельзя ли его положить в отдельное помещение, пусть и не отличающееся комфортом?

– Ну-у… – Врач задумался. – Если только в изолятор. А чем, хотелось бы знать, продиктована такая необходимость?

– Тем, что мы не хотели бы рисковать жизнью его соседей по палате.

– Он что, буйнопомешанный? – встревожился врач.

– Нет, у него коллеги могут оказаться таковыми. Он слишком много знает и может проговориться. Поэтому они могут предпринять попытку его физического устранения. Кстати, мы хотели бы прямо сейчас с ним пообщаться. А в общей палате, сами понимаете, это не вполне уместно. – Гуров едва не рассмеялся, увидев, как после его слов о буйнопомешанных коллегах водителя его собеседник заметно переменился в лице.

– Ну хорошо, немного подождите, его сейчас переведут. – Взгляд врача выражал нешуточную тревогу. – Но раз ситуация настолько серьезна, то…

– Ситуация серьезная, но не угрожающая. – Гуров опередил развитие его мысли: – И к тому же у вас здесь будут постоянно дежурить два наших сотрудника. Вооруженных, – уточнил он.

Разговор с водителем, несмотря на его старания отмолчаться, оказался вполне результативным. Когда Гуров и Крячко зашли в изолятор, поверх одеяла на узкой больничной кровати, заложив руки за голову, лежал типичный водила с наколотой на плече автобатовской эмблемой. Его левая нога до колена была в гипсе. На голове белела повязка, закрывающая лоб. На переносице и левой щеке белели пластырные наклейки. На вид водиле было около тридцати лет. Судя по тому, что макушка и ноги парня упирались в спинки кровати, ростом его природа не обидела. Появлению оперов он был явно не рад.

– Кто такие и чего тут нужно? – вызывающе бросил он.

– Ну, ты посмотри, – не скрывая иронии, усмехнулся Гуров, – прямо кадр из фильма про Великую Отечественную. Глянет кто со стороны, подумает, что перед ним – второй Матросов, который кидался на амбразуру.

– А на деле-то… самый обыкновенный бандит, к тому же наипоганейшего пошиба – похититель детей.

Водила, видимо, ожидал, что к нему кто-то придет, и к предстоящему разговору постарался подготовиться. Но он никак не ожидал, что вместо традиционного дальнего захода с предложением закурить, с попытками разговорить и расположить к себе эти двое, непохожие на других оперативников, с ним будут вести такой совершенно непонятный разговор – едкий, колючий, ироничный.

– Чего-о? Я спрашиваю, вы кто такие? – недовольно спросил он, пытаясь приподняться, но, скривившись от боли, снова лег на подушку. – Менты, что ли? Предъявляй ксиву.

– Полковник Гуров, полковник Крячко. – Гуров показал ему удостоверение. – А нужно нам только одно – мы хотим услышать правду, и только правду. Надеюсь, это не что-то запредельное?

– Какую еще правду? – Водила решил сыграть в несознанку. – Я не знаю, что там за правда вам нужна.

– Правда о том, – вступил в разговор Стас, – куда и зачем вы с напарником везли детей, кто отдал распоряжение их похитить и как бы нам с ним познакомиться.

– Никуда и никого я не вез. – Глядя в потолок, водила говорил, тяжело двигая нижней челюстью, словно его зубы увязали в густой, липкой смоле. – Я никого и ничего не знаю.

– Конечно, конечно, мы понимаем – амнезия… – Со скорбным сочувствием Стас развел руками, присаживаясь на стул в углу. – А вы посмотрите, Лев Иванович, как ему классно наложили гипс. И ведь не посмотрели, кого спасают. Хотя, возможно, завтра он кого-то из здешних врачей будет мочить в тихом переулке. О как жизнь устроена! Одни даже заведомого негодяя спасают, а другие, у которых ничего святого, готовы за пятак погубить первого встречного.

– Вы мне тут лекций не читайте, – зло фыркнул водила, явно задетый за живое. – Разговаривать с вами я не желаю.

– А мы с тобой и не разговариваем. Много чести, – пренебрежительно поморщился Стас. – Это мы меж собой обсуждаем ситуацию. Как считаете, Лев Иванович, вот почему действительно так?

– Медикам деваться некуда – они дают клятву Гиппократа, – задумчиво глядя на гипс водилы, вздохнул Гуров. – Они даже в войну обязаны лечить вражеских солдат.

– Стоп, стоп! – Стас поднял указательный палец. – Солдат, раненных в открытом, честном бою. Но бандиты не солдаты. Кстати, о войне. Интересно бы узнать, кем в войну был, скажем, его дед? На какой стороне окопов он был? Неужели на той? Как-то не верится, что у героя войны внук мог стать бандюганом.

– Ты, ментяра, деда моего не трожь, понял?! Не твое собачье дело, кем он был, – побагровев, взорвался водила. – Он действительно герой войны, тебе не ровня! Куражишься тут, падла, над лежачим… Был бы я здоров, я бы тебе сейчас сам устроил воспитательную беседу!

– А не врешь? – подбоченился Крячко. – Тогда совсем дело худо!.. Представляю, что если бы ему в сорок первом где-нибудь под Ельней сказали: мол, ты в мерзлом окопе воюешь с теми, кто заживо сжигает в запертых избах стариков и ребятишек, а твой внук будет копией тех, с кем ты воюешь, – он бы, поди, тут же, на месте, застрелился, чтобы на его честной фамилии не было такого поганого пятна. Кстати, Лев Иванович, а как его фамилия?

– Сейчас посмотрим. – Гуров достал из кармана документы водилы, взятые им в приемном покое. – Так, это у нас Журавлев Вадим Аркадьевич, семьдесят третьего года рождения. Сотрудник охранной фирмы «Арес».

– Слушайте, вы, какого хрена ко мне привязались, как банный лист к жопе! – уже всерьез взбеленился водила, снова порываясь встать с постели. – Да в гробу я вас видел с вашим воспитанием. Поняли? А теперь катитесь отсюда к едреной фене!

– Не надо истерик. – Крячко невозмутимо сидел, закинув ногу на ногу и покачивая носком ботинка. – Нам, хочешь не хочешь, придется терпеть твое общество, поскольку тебя одного оставить никак не можем. Или сбежишь, или твои же кореши тебя пришьют. Сейчас подъедет охрана, и я с великим удовольствием уйду, потому что, говоря откровенно, на ваши морды уже аллергия появилась. Я ведь не случайно в самом начале сказал про хорошо наложенный гипс. Несколько дней тому назад медсестру из поликлиники в Кунцеве такие же, как ты, уроды насильно увезли на пустырь и там изуродовали. А у нее через три дня должна была быть свадьба. Эти гниды ни за что загубили жизнь молодой девчонки, которая, может быть, днем раньше кому-то из них помогала поправить их пошатнувшееся от пьянки и наркотиков здоровье. Усек, в чем юмор? Будь моя воля, я бы этим козлам без наркоза вырвал их гнилые прибамбасы и заставил проглотить, не разжевывая.

– Да пошел ты! – Водила дернулся, как ужаленный осой. – Я ту девку не увозил. Так что на меня не хрен наезжать.

– А детей? – жестко спросил Гуров. – Ты же их вез на погибель. Ты прекрасно знал, что в живых их не оставят. Что ты из себя корчишь униженного и оскорбленного? Ишь ты, злые менты его, беззащитного, обидели. Ты ничем не отличаешься от тех мерзавцев. Да, их нашли и задержали. И осудят, и посадят. Но ведь здоровье той несчастной девчушке уже не вернуть! Законы у нас к таким, как вы, слишком уж гуманные. А я бы тоже иных – на месте, без суда и следствия… Потому что выйдет такая тварь из заключения и опять начнет творить то же самое!

– Да хватит из меня кишки выматывать! – Водила скривил рот, с ненавистью глядя на оперов. – Все равно ничего не скажу и никого не сдам. Поняли? Выметайтесь отсюда!

– Минут через пять, – взглянув на часы, коротко бросил Гуров, встав и отвернувшись.

Следом за ним встал и отвернулся Стас.

– Лев, давай выйдем, – брезгливо фыркнул он. – На его морду глядеть-то западло, не говоря уже о том, чтобы дышать одним воздухом.

– Что, вопросов больше не имеем? – вполголоса осведомился Гуров.

– Да пошел он в задницу! – плюнул Крячко. – Он нас послал? Я его тоже уделаю. Крутанем эту «Чайку», я негласно толкну байку, что нам в этом самое активное содействие оказал этот пернатый. Но тогда он будет уже не Журавлевым, а петухом общипанным.

Он небрежно толкнул дверь, выходя в коридор. Не оборачиваясь, следом за ним шагнул Гуров.

– Подождите, – неожиданно окликнул водила. – Ну ладно, потолкуем. Но только честно скажите: вы что, и в самом деле так же думаете, как вот сейчас толкали про патриотизм? Я ментов тоже видел немало, и все были на одно лицо. Вернее, на один запрос: дай и отваливай.

– Что касается твоего вопроса, то здесь, по-моему, разговора про деньги никто не заводил. Так что ответ уже понятен. А потолковать можно, но только по делу, – приостановившись, через плечо бросил Гуров.

– Лады, – обреченно вздохнул водила. – Спрашивайте.

– Вопрос я уже задал, – спокойно повернулся к нему Гуров. – Кто заказчик похищения детей?

– Распоряжение, где забрать пацанов и куда их везти, отдал Эдуард Чахлов по телефону. Это крупная шишка в «Чайке». Если по правде, то я и в самом деле толком не знал, что за перевозку нам поручили, – кривясь и хмурясь, заговорил Журавлев. – Мы с напарником, это Константин Сомов, действительно работаем в охранной фирме «Арес». Нас частенько по запросу «Чайки» направляли к ним то для охраны офиса, он в Лефортове, то для ответственных перевозок.

– И вы даже не догадывались, кого, куда и зачем везли сегодня? – Гуров с сомнением покачал головой. – Ну хорошо. И дальше?..

– Глава этой фирмы – Зобов Юрий Афанасьевич, кличка Босс. Пацанов мы должны были привезти в чей-то загородный дом, он на улице Северной, номер пятнадцать, в дачном массиве Зайцево. Это по Ленинградскому шоссе, пятидесятый километр за МКАД направо. А его этот дом или нет – не знаю.

– Кто он и чем занимается? – спросил Гуров, опершись плечом о дверную притолоку.

– Да вроде строительством. – Журавлев пожал плечами. – Лично я его не видел ни разу. Костя лишь как-то сопровождал в сторону Ярославля. Даже дальше, под Вологодчину. Там есть село Озерцы. А километрах в пяти от него, в лесу, старый, заброшенный монастырь. И вот они его вроде бы реставрируют. А там чего реставрировать? Одни фундаменты остались да кое-какие стены от построек. Набрали они там местных алкашей, бомжей из Ярославля, и что-то, я так понял, ищут. Вроде бы роют шурфы для осмотра фундаментов. Скорее всего, ищут какой-нибудь монастырский клад. Кто-то из замов Босса там со своими головорезами днюет и ночует.

– У них что, есть и своя охранная структура? – удивился Гуров.

– Есть. Но я так понимаю, нас они нанимали, если была какая-то работенка, на которой можно только замараться. А так – мы чужие, ничего на бумаге не оформлено. Случись что, во всем виноваты только мы одни.

– А с таким человеком, как Антошин, сталкиваться не доводилось?

– Немного знаю, – кивнул водила. – Как-то недели две его возил. Он у Босса вроде помощника на все случаи жизни. Но с Эдиком они как кошка с собакой. Эдик, он себе на уме, хочет быть у Босса единственным и незаменимым. Поэтому и подставляет Антошина не по делу. Ну, это так мне наши парни рассказали, кто это дело знает. Последнее время между ними вообще война началась. Эдик подстроил, чтобы долю Антошина урезали. Теперь Антошин сам ее увеличил. Босс, я слышал, этим очень недоволен. Но без Антошина ему все равно не обойтись. Он на всякую выдумку мастак и к кому хочешь подход найдет, у Эдика с этим туго. Так что зря он пыжится, Антошина ему не спихнуть.

– А вот тут ты ошибаешься. – Гуров, прищурясь, смотрел в окно. – Минувшей ночью Антошина взорвали на пороге собственной квартиры, а его детей взяли в заложники. Их-то вы и везли. Хорошо, случай помешал довезти их до места назначения. А то ведь неизвестно, что с ними было бы в дальнейшем. Кстати, как же вы влетели в ДТП? И почему сбежал твой напарник с места происшествия? Ты же уверяешь, что вы и близко не знали, для чего и куда везли мальчишек.

– Да подрезал нас один козел на «десятке», – зло поморщился водила. – И выскочил-то хрен поймешь откуда. Но и ему перепало, даже хуже, чем нам. У него, говорили, обе ноги переломаны, ребра помяты и репу подрихтовало! А сдернул Сомов, я так понимаю, только из-за того, что запаниковал. Ну, тут и в самом деле как не запаникуешь, если вот-вот менты нагрянут, а у нас в кабине двое пацанов, которые нам и не знакомые, и не родня. Как объяснить, что они там делают? Мне статью серьезную пришьют?

– Будем выявлять все обстоятельства, – пожал плечами Гуров. – Во всяком случае, свое положение ты сам можешь менять и к лучшему, и к худшему. Ага, вот и охрана. Пару дней будешь здесь, потом переведем в другую клинику, чтобы тебя твои же «арендаторы» не убили. Вот только что сюда подруливала «Тойота». Похоже, из той конторы. Так что охрана тебе лишней не покажется.

Когда приятели вышли из вестибюля клиники в тень раскидистых лип, Стас, изобразив жест ликования, с долей сарказма воскликнул:

– Да здравствуют наши московские лихачи! – И тут же, о чем-то припомнив, хлопнул себя по лбу: – Эх, черт побери! Мне же надо ехать забирать свою тарантаску. Звонил мастаку, он сказал, что уже покрасили, завтра будет полностью готова.

– Нет, почтеннейший. – Гуров отрицательно качнул головой. – Завтра ты и в самом деле поедешь. Но только в село Озерцы. Надо срочно выяснить, что и как там «реставрируют» ребята из «Чайки». А я порыскаю по Москве, попытаюсь прозондировать саму фирму. Да и в массив Зайцево нелишне наведаться. Приятелей Антошина надо бы навестить.

– Партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!» – Стас дурашливо вскинул к голове растопыренную пятерню. – Слушаюсь и повинуюсь, о мой господин!

– Да-а… – Гуров сочувственно вздохнул. – Вот уж кого действительно роняли с большой высоты. Ты бы в клоуны пошел. Тебя и учить не надо. Ну, что скукожился? Заберешь свою тачку чуть попозже, дня через три. Что за проблема? Давай я позвоню, объясню ситуацию.

– Ха! Ха! Ха! – На лице Стаса играла иронично-снисходительная ухмылка. – Представь себе, я предвидел такой вариант развития событий и предпринял превентивные шаги – заранее уведомил СТО, что машину смогу забрать не ранее чем через неделю.

– Думаю, – Гуров перешел на серьезный тон, – что тебе в Озерцах лучше всего появиться без лишней рекламы. Ну, наподобие вековечного шабашника, искателя длинного рубля.

– Ух ты! – Крячко почесал затылок. – А по какой части я шабашник? Это же надо уметь или плотничать, или кирпичи класть. Я же в этом ни бум-бум. А так кто мне поверит?

– Лопату в руках держать умеешь? Вот и хорошо. Объявишь себя шабашником-землекопом. Если что – немедленно звони.

ГЛАВА 8

Спозаранок, не заезжая в управление, Гуров отправился в клинику, где находились на излечении пострадавшие во время взрыва приятели Антошина – Якимчук и Дорохин. Зайдя в палату отделения реанимации, он увидел лежащих на специальных койках двоих мужчин, с ног до головы обмотанных бинтами, из-за чего они были похожи на египетские мумии, по недоразумению попавшие вместо музея в клинику. Подле них на стульях сидели две молодые женщины, которые о чем-то оживленно разговаривали с пострадавшими. Сопровождавший Гурова дежурный врач вошел первым, и обитатели палаты на его появление практически не отреагировали. А вот на Гурова обратили внимание все четверо, мгновенно, на полуслове оборвав разговор.

Поздоровавшись, Гуров подошел к ним поближе. Дежурный врач, изобразив торжественный жест, словно палату почтил своим присутствием сам министр здравоохранения, столь же торжественно известил:

– Старший оперуполномоченный по особо важным делам, полковник милиции Гуров Лев Иванович!

Со стороны подобное представление выглядело столь внушительно, что по всем законам логики живые мумии были просто обязаны вскочить на ноги и вытянуться по стойке «смирно». Но ничего подобного не произошло. Мумии разом отвернулись к стене, давая этим понять, что общаться с сыщиком они никак не настроены. Сиделки, хотя и без особого рвения, на ноги поднялись, но только для того, чтобы чуть ли не хором выдать раздраженное:

– А по какому вопросу?

– Лев Иванович вам все объяснит. – Добродушно улыбнувшись, дежурный врач покинул палату.

– Ну, поскольку меня уже представили, я хотел бы узнать, с кем, так сказать, имею честь общаться? – обратился он к сиделкам, присев на свободный табурет. – Вы родственницы пострадавших?

– Я жена вот его, Якимчук Елена, – указала на одну из мумий женщина с огромными серьгами в ушах. – Но общаться с вами мой муж вряд ли сможет. – Тон женщины был сух и категоричен.

– А я сестра. Меня зовут Инна Дорохина. Мой брат тоже едва может говорить, поскольку очень слаб, – столь же категорично объявила другая, рыжеватая, в синем платье.

– Да, да, конечно. – Гуров чуть заметно усмехнулся. – Они в крайне тяжелом состоянии. Можно сказать, в коме. Ну что ж, тогда давайте побеседуем с вами. Вы не возражаете?

– Да в принципе-то нет, – пожала плечами жена Якимчука. – Но что мы вам сможем сказать? Мы на месте… Ну, где взорвалось, не были. Ничего не знаем. Кстати, следователь прокуратуры здесь уже был. Он тоже задавал вопросы. Но мы и ему помочь ничем не смогли.

– А этого человека вам никогда ранее видеть не доводилось? – Гуров показал женщинам фотографию домушника Лупова.

– А кто это такой? – Надев очки, Инна Дорохина внимательно всмотрелась в фотографию.

– Бывший квартирный вор по кличке Кио, – объяснил Гуров, – прозванный так за умение виртуозно проникнуть в самые неприступные квартиры, но последнее время занявшийся делами ему несвойственными – покушениями на убийство.

– Кио?! – дернулась ближняя к Гурову мумия, то есть Якимчук. – С-сука-а…

– О-о! – рассмеялся Гуров. – Свершилось чудо. Настоящий Кио – поистине волшебник. Одно лишь упоминание о жулике, взявшем его псевдоним, вернуло к жизни безнадежно контуженного.

– Господин милиционер! – язвительно изрекла Елена Якимчук. – Ерничать и зубоскалить по поводу состояния пострадавших, мне думается, не признак хорошего тона. Это ведь, кстати, говорит о низком качестве вашей работы! Где это видано, чтобы нормальных людей средь бела дня взрывали где-нибудь в подъезде, на пороге квартиры?

– Я бы с вами всецело согласился, если бы не одно обстоятельство. – Лицо Гурова было серьезно, но в глазах светилась нескрываемая ирония. – Милиция – не коллегия ясновидящих и чудотворцев. Без помощи населения, которое по закону обязано оказывать нам содействие, и в первую очередь информационное, наша работа может превратиться в бег на месте. И вот прямое тому подтверждение. Пострадавшие знают того, кто предположительно совершил на них покушение. Но говорить ничего не желают. Почему?

– Они хотят дожить до старости, – столь же язвительно в разговор вступила Инна. – Вы же сами прекрасно знаете, что у вас, в Москве, как в каком-нибудь Палермо, властвует «омерта» – закон молчания. Как там у них? Кто не молчит – тот должен умереть? Вы можете обеспечить их полную безопасность? Сомневаюсь. Наша милиция умеет только бодро рапортовать, что рост преступности неуклонно снижается. А мы видим совсем иное.

– К вашему сведению, кое-что вижу и я. И прежде всего желание скрыть свою связь с криминальным дельцом Антошиным. Вот, по данным «неотложки», пострадавших от взрыва на лестничной площадке было шесть человек. Трое мужчин, из которых один погиб на месте, и три женщины, значащиеся в милицейской карточке как неоднократно привлекавшиеся за занятие проституцией. Я не собираюсь выяснять какие-то корпоративные тайны, если таковые имеют место быть, я просто хочу спросить: куда и к кому в столь поздний час приехали граждане Дорохин и Якимчук?

– Гоша, это о каких женщинах он говорит? – Елена медленно повернулась к нервно заворочавшемуся мужу. – Я жду ответа!

– Да вдвоем мы были с Валяном… С Валентином то есть, – с ненавистью глядя на Гурова, хрипло заговорил Якимчук. – Мы с ним оба безработные, а проживающий в том доме коммерсант, с ним Валентин чисто случайно в тот же день и познакомился, пообещал взять нас в дело. Ну а почему он такое время назначил – это у него надо спросить. Пока ехали в лифте, познакомились с Мишкой. Он сказал: ребята, с тем мужиком не связывайтесь – кинет. Пригласил к себе выпить за знакомство. Вышли из лифта, он пошел открывать дверь, а я тормознулся, чтобы достать сигареты. Валентин тоже остановился, чтобы у меня стрельнуть. Тут шаги: с верхнего этажа по лестнице спускаются три какие-то девки. Валян еще прикололся: что ж без песен – или кавалеры плохо угостили? И тут – как долбануло! Все. Очнулся я уже здесь, в реанимации. Я вообще не понимаю, для чего тут нужно наводить тень на плетень, делать какие-то намеки. Запомните, я от жены не гуляю. И в нашу семью колы вбивать не надо.

– Хорошо, хорошо, клин я не вбиваю, – согласился Гуров. – Но вот как объяснить тот факт, что кличка киллера Кио вам знакома?

– Да не знаком он мне. – Якимчук старался придать своему голосу предельную убедительность, но получилось как раз наоборот. – Я вообще такую кликуху слышу впервые. Просто взял себе на заметку, что, доведись этого урода встретить, башку ему оторву. Вот и все.

– Ну, хорошо, – Гуров встал, собираясь уходить, – сделаю вид, будто вам поверил. Что еще остается? Однако я не уверен, что эта встреча у нас последняя.

Через полчаса, шагая по коридору управления, Гуров встретил следователя Гойду. Тот как бы нехотя сообщил, слегка замедлив шаг:

– Лев Иванович, просили передать: Смирнов уже освобожден. Вчера вечером уехал к семье.

– Вот и замечательно, – чуть пожал плечами Гуров. – Справедливость восторжествовала – что может быть лучше?

Зайдя в кабинет, он набрал номер телефона Смирновых.

– Я слушаю. Вам кого? – услышал он женский голос.

– Здравствуйте, Светлана. Это Лев Иванович Гуров, я недавно к вам заезжал. Алексей, надеюсь, уже прибыл?

– Да… – В голосе женщины зазвучала тревога. – А что случилось?