Прошлое не продаётся

– Каких еще неприятностей? – снова побагровел Шушаев. – Ты опять, что ли, про белье? Да, есть у меня предметы нижнего женского белья. Ну и что? Законом это не запрещено. А откуда они появились и для чего предназначаются – это мое личное дело. Уж тут мне статью никто не пришьет!

– Все правильно… – как бы в задумчивости кивнул Гуров. – Не пришьет. Если не постарается. Должен тебе сказать, что неправедная жизнь сродни работе золотаря. Как он ни крутится, а то, с чем имеет дело, все равно его хоть как-нибудь, да замарает. И уж потом от этого никаким шампунем не отмыться. Мысль улавливаешь? Если ты живешь не по совести, это хоть каким-то боком да вылезет. Достаточно выяснить, чем ты интересуешься, что читаешь, что смотришь… Вот, кстати, посмотрим, что у тебя на видео.

Он взял со столика пульт и направил его на стоявшую напротив навороченную видеодвойку. Шушаев при этом задергался, как будто ему под пижаму бросили лягушку или ужа.

– Спокойнее, спокойнее, – не повышая голоса, произнес Гуров. – Что за нервозность? Ты, кстати, сотовый на стол выложи, а то вдруг…

Его перебил истошный вопль, раздавшийся из динамиков видеоплеера. Каменея лицом, Гуров смотрел на экран, где развертывалась омерзительнейшая сцена. Четверо негодяев, лица которых скрывала компьютерная сетка размытого изображения, зверски глумились над раздетой до нитки светловолосой девушкой лет восемнадцати. Несчастная плакала и умоляла ее не убивать, а нелюди, издевательски гогоча и держа у ее горла нож, заставляли исполнять их убогие интимные прихоти. Время от времени они безо всякого повода вдруг начинали остервенело избивать ее кусками цепей, выкручивать суставы, тушить о тело окурки…

Выключив плеер, Гуров медленно повернулся в сторону Плейбоши, нервно теребящего поясок халата.

– Это как называется? – Гуров говорил размеренно-спокойным голосом, но что-то тигриное, сверкнувшее в его глазах, заставило Шушаева покрыться мелким потом и, съежившись, вжаться в кресло. – Натурные съемки? Сам снимал, урод? Говори! – не выдержав внутреннего натиска закипающей ярости, он взорвался, издав почти тигриный рык.

– Нет, нет, не сам… Это… это я купил… – залепетал Плейбоша, изображая руками абсолютное отрицание всего сущего. – Я не знал, что там такое. Мне сказали, что это обычная легкая эротика. Я и предполагать…

– Слушай, ты! Ври, да не завирайся. – Гуров взял себя в руки, но по его лицу было видно, что это ему дается с большим трудом. – Такие вещи в ларьках не продаются. И даже у обычных торговцев пиратскими кассетами и дивиди. Видео такого рода, которое представляет собой натурную съемку реально совершенных преступлений, относящихся к категории особо тяжких, и являющееся реальным вещественным доказательством, расходятся по особым каналам распространения. И за немалые деньги. Судя по увиденному, этой девушки в живых уже нет? Что молчишь? Я же знаю, что в конце таких сюжетов жертв, как правило, убивают. Я прав? Эту – задушили, застрелили?

– Н-нет… – сдавленно проскулил Шушаев. – Но… ножом по горлу.

– Та-ак! – Взгляд Гурова был предельно многообещающим. – Влип ты, урод, по самое не хочу. Твоя версия о том, что тебе эту кассету подсунули и что ты не являешься постоянным клиентом поставщиков подобной гнуси, не катит ни в малейшей степени. Поэтому советую признаться без уверток: сколько же у тебя всего таких «киношек»?

– Ше-шесть… – неохотно признался Плейбоша, понимая, что ему сейчас лучше говорить только правду.

– Шесть кассет с насилием, пытками и убийством?! – Гуров напрягся, усилием воли преодолевая соблазн выхватить пистолет и изрешетить этого растленного «эротомана». – И вот этим ты, гнида, любуешься на досуге? Ты ловишь кайф от бессмысленных мук этих несчастных, которых и убивают-то ради удовольствия тебе подобных?

– Да при чем здесь я?! – возмущенно взвизгнул Шушаев, тараща блеклые, как истертые пластмассовые пуговицы, глаза. – Я, что ли, убиваю? Мне продали – я купил!

– Если бы такие, как ты, твари не покупали эту дрянь, никто бы подобную мерзость и не стряпал. Понял? Спрос рождает предложение. Ты – реальный соучастник всех этих преступлений, и тебе от этого уже никакими адвокатами не отмазаться. Запомни! Все верно – убийц и насильников у нас предостаточно. Они ежедневно творят свое поганое дело. Может, это и звучит аморально, но эти-то хотя бы своих жертв не мучают часами, растягивая ад до бесконечности. Ведь даже представить себе невозможно, через что прошли эти бедолаги, прежде чем их убили. В общем, плохи твои дела, Плейбоша. Твое единственное спасение – сотрудничество со следствием.

Гуров достал сотовый и, созвонившись с управлением, вызвал опергруппу с ордером на обыск. Когда он закончил говорить, в прихожей раздалось тирликанье дверного звонка. Шушаев нервно вздрогнул, но Гуров, предупредив его движение, внушительно потряс крепко сжатым кулаком.

– Если сотворишь глупость – ты понимаешь, о чем я говорю? – руки и ноги поменяю местами. А теперь к двери, шагом марш! – скомандовал он.

Плейбоша, как идущий на казнь, неохотно потащился в прихожую. Гуров достал пистолет и притаился за распахнутой внутренней дверью. Словно не своими руками, Плейбоша открыл запор и распахнул входную дверь.

– Привет, Юлик, – послышался молодой нагловатый тенорок. – Что это ты такой скучный? К тебе как, можно? – что-то заподозрив, поинтересовался гость.

– Можно! – ответил за Плейбошу, утратившего дар речи, Гуров. Он стремительно вышел из-за двери и, увидев перед собой долговязого, с крепкой шеей сержанта ППС, быстро схватил его за рубаху на груди и одним рывком забросил в глубь прихожей.

Тот никак не ожидал появления посторонних и в первое мгновение, увидев Гурова, какую-то долю секунды пытался сообразить, как ему лучше на это отреагировать – или пуститься наутек, или наехать на незнакомца нахрапом… Однако ни того, ни другого он сделать не успел. Рывок оказался настолько мощным, что гость брякнулся на пол, пролетев через всю прихожую. Тут же он услышал лязг двери, которая захлопнулась, превратив квартиру в ловушку, вскочил на ноги, схватился за кобуру и сразу же отдернул руку, поскольку ему прямо в лоб уперся вороненый ствол и властный голос скомандовал:

– Не двигаться, иначе уложу без предупреждения. А ну, кажи свою ксиву!

Гуров специально говорил приблатненным тоном, чтобы сбить с толку гостя Плейбоши. Не понимая смысла происходящего, сержант трясущимися руками достал из кармана красную книжечку служебного удостоверения.

– Лахин Андрей Антонович, – вслух прочитал Гуров. – Так… Полк патрульно-постовой службы. И что же тебя, раб божий Лахин, привело сюда?

– Я… – запнулся Лахин, изо всех сил стараясь понять, с кем имеет дело, но, смекнув, что незнакомец грозного вида, должно быть, крутейший авторитет криминального мира, решил раскрыться, объявив себя своим в доску: – Я по делу вот, к Юлику. Он просил информашку – я принес. Деловые отношения. Ну, вы это, в натуре, пушку-то уберите. Видите же, что работаю на вас.

– Да нет, шестерка ты воровская, – тягостно вздохнул Гуров, – работаешь ты не на нас, а на них. – Он кивнул в сторону Плейбоши, застывшего в углу наподобие восковой фигуры из Музея мадам Тюссо. – Кругом! Руки за спину.

Кляня себя за простофильство, Лахин казался злосчастным Андрием, застигнутым при совершении измены Тарасом Бульбой. Гуров достал из-за пояса сержанта наручники и защелкнул их на его запястьях. Затем забрал из его кобуры пистолет и, прохлопав карманы, без особых церемоний толкнул в залу. Шушаев с выражением покорности превратностям судьбы на позеленевшем лице поплелся следом.

– Говори сразу: гости еще ожидаются? – Гуров испытующе посмотрел на утратившего остатки гонора Плейбошу.

– Нет, вот только он один, – безразлично проблеял Шушаев, садясь на место.

– Ну что ж, давай теперь побеседуем с тобой. – Усадив сержанта в одно из кресел, Гуров сел напротив. – Так какую информашку ты принес Юлику?

– Я… это… – Кадык на шее Лахина дернулся, словно он чем-то поперхнулся. – Насчет убийства одного мужика тут, неподалеку от Шмадряевки. Юлик вчера звонил, просил узнать, было ли у него что-нибудь при себе или нет.

– И что же за весть ты ему принес? – Взгляд Гурова был преисполнен презрения и сарказма.

– Ну, мне парни, наши опера, сказали, что у того мужика при себе ничего не было. Ни вещей, ни документов.

– Понятно. – Гуров задумчиво кивнул головой. – Ну, Плейбоша, ты и теперь будешь отпираться, будто не знаешь Дмитрия Жидких?

– Лично его я не знаю и имени тоже, – затряс головой Шушаев. – Мужик мне позвонил, предложил товар. Я его ждал, но он так и не появился. Вот и все. Пристали тут ко мне с этим долбаным монахом… – Поняв, что сболтнул лишнее, Плейбоша прикусил язык, но было поздно.

– Монах? А разве мы до этого упоминали, что Жидких – послушник монастыря? – прищурился Гуров. – Темнишь, Плейбоша? Не хочешь вести честный разговор? А зря. Это против тебя же обернется неминуемо. Ты его знал, и хорошо знал. Я ни за что не поверю, что ты бы согласился встретиться с человеком, которого ни разу не видел, и без каких-либо рекомендаций кого-то из вашей блатоты. Ты его знал как облупленного. Что он обещал привезти?

– Старинную книгу, – упавшим голосом почти прошептал Шушаев. – Очень дорогую. Но я его лично и в самом деле не знал. О нем мне рассказывал дед, когда передавал клиентуру.

– Сколько ты ему пообещал и кто покупатель, скажем так, окончательный? – продолжал напирать Гуров. – Не себе же лично ты хотел ее взять!

– Три тысячи баксов он попросил, сторговались на двух, – пискляво цедил сквозь зубы Плейбоша. – Покупателя пока не было, но такую вещь можно толкнуть любому иностранцу и раз в десять дороже.

– Ладно, посидишь в КПЗ, покупателя вспомнишь. – Гуров устало поднялся с кресла. – Скверно у тебя в квартире, тягостно. Такое ощущение, что тут и воздух как в морге. Хоть бы живность какую завел, кошку, например.

– Заводил. Сдохла, – скривился Шушаев.

– И неудивительно. Ощущение, будто в замке какого-нибудь Дракулы находишься. Сколько же эти стены повидали всяких паскудств! Сейчас подъедут наши ребята, я им вас передам и поеду дальше. Но мы очень скоро опять увидимся.

– Простите, – робко окликнул его Лахин, ворочаясь в кресле со скованными за спиной руками. – А вы кто будете?

– Полковник Гуров, Главное управление.

– Товарищ полковник… – начал было говорить Лахин, но Гуров его оборвал:

– Теперь я для тебя – гражданин полковник. Понял? Твои товарищи – вот они. – Гуров указал на нахохлившегося Плейбошу. – Я понимаю, что к совести таких, как ты, взывать бесполезно, но скажи мне, Лахин, как можно, пусть даже за деньги, идти в услужение к таким вот гиенам? Ты вообще хоть представляешь себе, что это за человек? Или ты за зеленью баксов ничего не видишь и видеть не хочешь? Его интересы и пристрастия тебе знакомы? Могу продемонстрировать. Смотри!

Гуров снова включил видеоплеер. Комната вновь заполнилась воплями, криками, мольбами о помощи, заглушаемыми гоготом и похабными репликами глумливых отморозков. Лахин, переменившись в лице, закусил губу и отвернулся.

– Нет, ты смотри, смотри на то, что творят те, кому ты так усердно служишь. Ведь ты на них работаешь, им угождаешь. – Гуров повернул его лицо к экрану. – Смотри, получай эстетическое удовольствие.

– Не надо, хватит! – опустив голову, затряс ею Лахин. – Выключите! Я прошу – выключите!

– Что, не по нутру? – выключив плеер, горько усмехнулся Гуров. – Вообще если разобраться, то ты даже хуже, чем они. Они – уроды, и это определенно. А ты носишь форму, обязывающую тебя с ними бороться. Но вместо этого ты им служишь.

– Гражданин полковник, меня посадят? – Лицо сержанта стало землисто-серым, судя по всему, он только сейчас понял, что влип в историю весьма неприятную. – У меня есть шанс избежать этого? Моя мать… Если меня осудят, она не переживет.

– Все зависит от того, сколько и чего ты успел натворить, прикрываясь милицейской формой, – пожал плечами Гуров.

– Я готов помогать следствию во всем, что потребуется, – быстро, словно боясь, что его перебьют, заговорил Лахин. – Вот, знаете, могу сказать, что эту пострадавшую я уже видел. В смысле живой. Ее Владой зовут, работает она на площади трех вокзалов.

– Звали, – поправил его Гуров. – В живых ее уже нет. Вот, как он сказал, – Гуров кивнул в сторону Шушаева, – в конце этой «веселой» киношки ей перерезают горло. Так, когда и при каких обстоятельствах ты ее видел?

– Месяц назад. Мы с ребятами из нашего взвода на природу ездили, шашлыки жарить и прочее. Ну и взяли с собой трех девчонок, оттуда, с площади. Среди них эта Влада и была. Я еще пожалел, что она проститутка. Так-то и красивая, и умная, и веселая… С такой бы и по-другому можно было встречаться…

– А ты не задумывался, как вот такие красивые, умные и веселые попадают на панель? – жестко прищурился Гуров. – Она не москвичка? Приезжая? Ну вот, вполне вероятно, что такие же, как ты, и сделали из нее проститутку. Что, не знаешь, как это происходит? Встречают уроды в погонах иногороднюю, отбирают у нее все документы, бывает, даже насилуют, а потом отдают своим корешам-сутенерам. И ей, бедолаге, из этой системы уже не вырваться. Что, первый раз такое слышишь? Эх, Лахин, Лахин, ты невинным ягненочком-то не прикидывайся. На том пикнике, я так думаю, ты не являл собой образец монастырского воздержания. То-то же. И девушек сутенеры вам дали бесплатно. Ведь так? Значит, было за что. Кто с ними договаривался?

– Артур Балаянц, наш замкомвзвода. – Лахин говорил, поминутно покрываясь потом, не зная, куда прятать глаза.

– Значит, этой видеозаписи меньше месяца… Запись из самых последних, – вслух рассуждал Гуров. – Прежние Плейбоше приелись, поэтому он и смотрел только эту. Ага, – ответил он, услышав тирликанье звонка, – похоже, прибыла опергруппа. Ну все. Не скучайте.

ГЛАВА 5

Ближе к вечеру, войдя в свой кабинет, Гуров увидел Стаса, который, громко зевая, листал какое-то дело.

– Да, Лева, день у тебя, я вижу, выдался боевой, – подняв голову, оживился Крячко. – От тебя усталостью буквально веет. Что, много мотаться пришлось?

– Прилично, – усаживаясь за свой стол, кивнул Гуров. – Ну а как у тебя дела? Мне, представь себе, кое-чего накопать удалось.

В нескольких словах он рассказал о поездке в монастырь Архистратига Михаила и о задержании скупщика краденого Шушаева с продавшимся ему сотрудником ППС.

– Ого! – присвистнул Стас. – У тебя что на рыбалке, что на оперативном выезде – клюет просто до неприличия. Я подозреваю, что некая капризуля по имени Фортуна работает твоим спецагентом. Вот бы и мне так везло!

– А ты что, художника не нашел? – встревожился Гуров. – С чего такой пессимизм?

– Как же не нашел? – Крячко расплылся в улыбке. – Мы, понимаешь, тоже не лаптем щи хлебаем. Когда и галошей пользуемся. Вот, уже и портреты готовы. – Он достал из папки два листа бумаги, на которых простым карандашом были изображены лица. – Похожи?

Гуров сразу же узнал людей, которых мельком видел в вагоне электрички.

– Ага! – рассмеялся он. – Значит, наш художник оказался вовсе не абстракционистом. Где же ты его обнаружил? Ездил в Сергиев Посад?

– Нет, чуть поближе – на Павелецкий. Еле успел поймать. Ему через полчаса уже нужно было садиться на поезд. Пришлось поменять билет. Там, по-моему, часа через два следующий. Ну и прямо в зале ожидания занялись художеством. Он, кстати, моему появлению совсем не удивился. Говорит, еще в тот раз интуитивно предчувствовал, что в скором времени мы снова должны увидеться. Он же и тогда, на Ярославском, об этом говорил. А ты заладил – луна, магнетизм…

– Ты их через картотеку прогонял? – пошарив по карманам и не найдя сигарет, спросил Гуров.

– А как же! – со знанием дела ухмыльнулся Крячко. – Обижаешь, начальник! Один из этих двоих, как я понял, и в самом деле обычный дачник, к убийству отношения не имеющий. А вот второй… Этот из нашей клиентуры, некто ранее дважды судимый Гусевский Станислав, семидесятого года рождения. Семьи нет, родных и близких нет. Первая ходка – за драку с нанесением тяжких телесных. Человек, которого он избил, умер, и Гусевскому за это дали восемь лет усиленного режима. Вторая – за кражу. И как ты думаешь чего? Коллекции наград у одного военного историка.

– Занятный момент, – усмехнулся Гуров. – Так, значит, у нас в руках появилась даже не ниточка, а довольно толстая веревочка.

– Ориентировки я уже разослал, – сообщил Стас, крутя пальцами авторучку. – А это вот у меня дело о разбойном нападении некоего Смирнова на жительницу этой самой Шмадряевки Воронову. Полистал я его. Все тут вроде подогнано, подшлифовано. Но чувствую, что есть в этом деле явная фальшь. Что нам известно о Смирнове? Женат, семья проживает в Шмадряевке, по адресу: Зеленый Тупик, тринадцать, квартира семь…

– Ну и ну! – Гуров развел руками. – Сюрприз за сюрпризом, прямо как из рога изобилия. Получается, он сосед по подъезду скупщика краденого Шушаева! Но это сейчас. А до лишения свободы он соседствовал с его дедушкой. Комбинация вырисовывается как у Агаты Кристи. Все одно к одному – что ни персонаж, то или жертва, или злодей. Да, похоже, есть серьезный повод усомниться в том, что Смирнов действительно совершал нападение на Воронову. Вполне вероятно, он кому-то мешал, и его подставили, чтобы убрать. Поэтому нужно разыскать пострадавшую Воронову и того единственного свидетеля. Кем он там в деле значится?

– Сотрудник ППС, младший сержант Андрей Лахин.

– Что-о-о? – Гуров громко хлопнул ладонями по столу. – Он и тут засветился! Ты представляешь, это тот самый ухарь, которого я сегодня задержал у Шушаева! Тогда я уже просто уверен в невиновности Смирнова. Похоже, за решетку его отправил дедушка. Но тот уже преставился и нам ничего не скажет. А вот внучок, скорее всего, знает подоплеку случившегося в деталях. И с ним на эту тему есть смысл побеседовать. Завтра тебе придется съездить в Шмадряевку, встретиться с Вороновой. Заодно зайдешь в СИЗО, побеседуешь с Плейбошей, то есть с Шушаевым, и Лахиным.

– У-у!.. – Стас обалдело откинулся на стуле, возмущенно выпучив глаза. – Это когда же я успею-то?! Я еще собирался съездить в Тверь, повстречаться с проживающей там некоей Тамарой Гошиной. Это пострадавшая, за насилие над которой Жидких отбывал срок. Надо же как-то разобраться с версией мести. Сам же говоришь, что, скорее всего, Шушаев в убийстве послушника едва ли был заинтересован. Ты этих двоих, Плейбошу с Лахиным, уже начал раскручивать, тебе и карты в руки.

– Завтра я еду во Владимир, – пожал плечами Гуров. – Мне кровь из носу надо увидеться со Смирновым. Так что крутись, уважаемый, крутись.

Следующий день для Гурова начался очень рано. Будильник он поставил на пять, однако за час до запланированной побудки в подъезде снизу раздались чьи-то истошные крики, поднявшие на ноги почти всех жильцов. Кричала женщина, и хотя ее слов разобрать было невозможно, чувствовалось, что ей угрожает нешуточная опасность.

– Лева! Проснись! Там кого-то убивают! – Мария испуганно трясла его за плечо. – Позвони, вызови кого-нибудь.

– Ага!.. – Вскочив с постели и быстро надев спортивные брюки и майку, Гуров направился к двери. – Убийца подождет, когда прибудет наряд.

Прыгая через несколько ступенек, он спустился этажом ниже и увидел картину, достойную ужастика про какого-нибудь Фредди Крюгера. Бородатый тип с шапкой длинных черных волос, одетый в одни лишь брюки, с лицом и руками, забрызганными кровью, пытался затащить в распахнутую настежь дверь квартиры ее хозяйку, моложавую шатенку лет сорока пяти. В правой руке бородач держал большой кухонный нож, с лезвием, покрытым запекшейся кровью, а левой крепко вцепился в ворот халата своей жертвы.

– Мама! Мамочка! Помогите! Убивают! – без умолку кричала женщина, обеими руками удерживая руку бородача, чтобы не дать ему нанести удар ножом.

В приоткрытые двери выглядывали полуодетые люди. Кое-кто из мужчин порывался было прийти несчастной на помощь, но их жены моментально пресекали подобные поползновения лишь одним железным аргументом: мне нужен живой муж, а не герой посмертно! Каждой думалось, что уж с ней-то подобного не произойдет ни при каких обстоятельствах.

В долю секунды оценив обстановку, Гуров без каких-либо увещеваний одним мощным, сокрушительным ударом в челюсть опрокинул бородача на пол. Выронив нож, тот рухнул, как тряпичная кукла, оставшись лежать без движения.

– Господи, Геночка, Гена! Что с тобой?! – Женщина метнулась в квартиру, откуда доносились чьи-то возгласы и плач. – Алло! Алло! Это «Скорая»? – спустя несколько секунд послышался ее голос из прихожей.

Гуров подобрал валяющийся на полу поясок халата и крепко стянул локти бородача за спиной. Увидев, что нападающий обезврежен, сверху и снизу к месту происшествия начали сходиться люди.

– Я знала, я знала, я ей говорила, что этим все и кончится! – сердито частила бабуська Захаровна, бывшая билетерша из квартиры напротив. – Так нет же, так и таскалась к этим гребаным сектантам. Вот счастья себе нажила!

По просьбе Гурова, частя словами и глотая окончания, Захаровна сообщила, что с недавних пор большая любительница экзотики и всякого рода экстравагантных учений, сотрудница какого-то банка Клавдия Зосина – эта семья поселилась в их доме всего полгода назад, и Гуров с ними знаком не был – связалась с какой-то сектой, то ли «Свет высшей истины», то ли что-то наподобие. Пыталась затащить туда и мужа с дочерьми, но тех возможность еще при жизни стать обитателями рая не прельстила, и тогда она пригласила домой одного из «апостолов» главы секты. Она рассчитывала, что тот сумеет наставить безбожников на путь истинный.

– Вот он и наставил, – завершила свое краткое повествование Захаровна. – Уж не знаю, что у них там случилось, только хорошего мало.

Гуров прошел в квартиру и увидел в зале лежащего без движения окровавленного мужчину, которого до этого, случалось, уже видел. Охая и причитая, жена склонилась над телом мужа, неумело бинтуя ножевые раны на руках и груди. Вскоре почти одновременно прибыли «Скорая» и наряд милиции. Быстро сделав несколько уколов и воткнув в руку мужчины капельницу, раненого унесли. Врач «Скорой», строгий и громкогласный, уверил, что раны хоть и тяжелые, но не смертельные.

В ходе допроса хозяйки квартиры и пришедшего в себя бородача выяснилось, что «апостол» в Москву прибыл совсем недавно и по причине отсутствия жилья по нескольку дней обретался то у одного, то у другого приверженца секты. На эту ночь он обосновался в квартире Зосиных, с подачи хозяйки там до поздней ночи шел богословский диспут. Убедить в необходимости примкнуть к секте «апостолу» не удалось ни главу семьи, ни его дочерей-старшеклассниц. Трудно сказать, это ли повлияло или что-то другое, но среди ночи «апостол» вскочил со своей постели и заметался по квартире, вопя о каких-то демонах, похищающих души. Хозяин попытался успокоить своего экзальтированного гостя, но тот схватил на кухне нож и нанес не ожидавшему этого мужчине несколько ударов. Чтобы спасти дочерей, враз прозревшая неофитка выбежала на лестничную площадку и стала звать на помощь. Вслед за ней выбежал и сокрушитель демонов.

Допрос «апостола» оказался делом безнадежным. Вращая пустыми, бессмысленными глазами, он лишь что-то хрипел о демонах и тому подобном. Домой Гуров вернулся в половине пятого. Мария ждала его, стоя на площадке между этажами. Узнав о том, что же случилось у соседей по подъезду, она припомнила, как недели две назад Клавдия Зосина пыталась и ее вовлечь в свою секту. Теперь уже ложиться спать было делом бессмысленным, и, убедив Марию лечь, Гуров пошел в кухню разогревать завтрак.

Ранний подъем для Гурова был не в диковину. Но после вчерашних долгих, изматывающих разъездов и незапланированного подъема он чувствовал себя несколько разбитым. В течение всего почти трехчасового пути до Владимира он мирно дремал, прислонясь к дверце. Лишь иногда, ненадолго возвращаясь к реальности, Гуров смотрел на пролетающие мимо села и поселки, на разгорающийся далеко впереди рассвет и снова уходил в дремоту. На трассе, несмотря на довольно раннее время, машин было много. Но тем не менее «Волга» почти весь свой маршрут пробежала очень резво, лишь кое-где снижая скорость до 90—100.

Когда на часах было уже начало десятого, машина притормозила у железных ворот ИТК строгого режима. Заглушив двигатель, сержант Женька громко объявил:

– Лев Иванович, мы во Владимире Владимировиче.

– В каком еще Владимире Владимировиче? – протирая глаза, недоуменно переспросил Гуров.

– Ну, это некоторые дальнобойщики хохмы ради стали так именовать Владимир. Вроде бы это в честь нынешнего президента, как это раньше была мода называть города именами политиков. Калинин там или Свердловск… – широко улыбаясь, объявил Женька.

– Ну да, а Ржев – в честь поручика Ржевского, – усмехнулся Гуров, выходя из машины.

В маленькую комнату с сероватыми стенами и обстановкой, состоящей из привинченных к полу стола и двух стульев, охранники ввели по-тюремному коротко остриженного молодого мужчину лет тридцати двух. Одет он был в серую зэковскую робу, но опрятную и чистую. Начищены были и грубые толстоносые тюремные ботинки. Да и вообще сиделец не смотрелся убитым обстоятельствами, что Гурова внутренне несколько обрадовало – раз следит за собой, значит, на что-то хорошее еще надеется. А с таким, что называется, кашу сваришь.